Привокзальный мальчик

«Внимание, на время проведения ярмарки крупных Вахми на территории острова Рогервик просим туристов не мусорить. Штрафа нет, но побьют больно. Подпись: Страж первого ранга Кристофер МакАллен.» (Газета «Хроники АБО», раздел объявлений, 18 июля 5008 года.)

В полудреме Лида опустила ноги на деревянный пол. Одеяло медленно сползло и упало. Да и ладно. В комнате было жарко и душно. Лида по привычке сладко зевнула и хотела позвать Андрея, но вспомнила, что не дома. Впервые за пятнадцать лет она проснулась в чужом доме! Она застыла в луче света. Мимо проплывали пылинки, а в окне виднелся чужой, но такой прекрасный и сказочный город. Лиде вдруг показалось, что она на самом деле не просыпалась. «Нет, нет… – в панике она глянула на наручные часы. Они стояли. – Не–е–ет, проснись, проснись!» Лида хлопнула себя ладошками по щекам и слегка ущипнула за руку. Ничего не изменилось. Девочка стала мерить шагами маленькую комнату, куда ее поселили. Кроме кровати здесь поместилось трюмо, табурет на резных ножках и низенький комод. Она провела рукой по старинной мебели, распахнула окно и прижала руку к сердцу – зрелище так зачаровало ее, что на миг остановилось дыхание. Из её высокой башни хорошо был виден тот самый пляж, которым она любовалась на чудесной картине в Третьяковской галерее. Морская гладь пенилась и бурлила белыми барашками. – В последний раз, когда я здесь бывал, погода стояла совсем другая. Доброе утро, – сказал бесплотным голосом Чайка. Лида задумчиво кивнула и с любопытством потрогала железный колпак, стоявший на трюмо. – Не трогай, – шепнул Чайка, потом помолчал и добавил. – Три судна уже снялись с якоря, поэтому мне пора. Но Лида слушала его в пол уха. Она решила, что под колпаком может быть завтрак и приподняла его. В глаза сразу ударил яркий белый свет. Зажмурившись, она отпрянула. Это был точно не завтрак! Под колпаком прятался белый кристалл, сияющий как полночная звезда. «Вместо лампы, наверное», – предположила Лида, поглядев на потолок. Люстры там не было, да и выключателей на стенах тоже. – Чайка, ты где? – Клобук ничего не ответил. – Скажи хотя бы, который час? Лида постучала пальцем по корпусу часов. Они, кажется, сломались, экран потух. Чувствовала она себя хорошо, как бывало у нее по утрам, но незнание ответа на вопрос, когда принимать таблетки, очень ее встревожил. «И как долго я здесь пробуду? – спросила она себя. – И где это самое «здесь»?» Лида убедилась, что вреда в незнакомой стране ей не причинят, но вот время… Время может ее убить. Таблетки скоро закончатся, а без них она долго не протянет. «Надо было узнать у Чайки про лекарство, что он обещал. Он, верно, думает, я очень глупая, потому что не задала главные вопросы сразу. Было бы здорово, если бы он перестал считать меня тупицей!» – рассуждала Лида, заглядывая в комод. Там она нашла сандалии, перчатки–сеточки и, к своему немалому удивлению, в украшенной кружевами коробке Лида нашла черное платье, расшитое жемчугом. К платью прилагалась нижняя зеленая сорочка, корсет и даже чулки. Не раздумывая, Лида скинула ночную рубашку, и, решив не мучиться с корсетом (она собственно и понятия не имела, как его завязать), просто надела приятные на ощупь и буквально невесомые платья. Судя по теплому ветру за окном, денек обещал быть жарким. Лида не очень понимала, как можно ходить в жару сразу в двух платьях, но решила не обижать гостеприимных хозяев замка. Тем более, одежды словно на нее и шили! А вот сандалии оказались немного великоваты. Лида затянула ремешки потуже, пригладила расческой курчавые волосы и взяла со стола бумажку с красивым рисунком: большой трехрукавной спиралью с каллиграфическими завитками и точечками. Она решила, что это пропуск и положила записку в карман–сумочку, кокетливо пристроченную к поясу платья. Вот, вроде бы, и всё. Можно идти навстречу приключениям! Спохватившись уже на пороге комнаты, Лида вернулась и заправила кровать. Ей не хотелось прослыть неряхой. Затем она высунула голову в коридор. К ее комнате пристроили охранника, человека в черном сюртуке с красными галунами. Что конвойный стоит в коридоре по ее душу, Лида не сразу сообразила. Но когда охранник красноречиво преградил ей путь, многое прояснилось. – Простите, а могу я увидеться с Ростихом Никишовым. Он сказал, что я могу обращаться к нему в случае чего. Голос ее затихал по мере того, как Лида убеждалась, что конвойный ее не понимает. Тем не менее, имя Ростиха было охраннику знакомо. Он пригласил Лиду следовать за собой. Вместе они прошли два перекрёстка из анфилад и лестниц, где туда–сюда беспрерывно сновали люди, одетые в одинаковые костюмы, но разного цвета: зеленые, синие, бежевые… Лица некоторых были спрятаны под узорчатыми масками. Снующие перемешивались в цветной поток, которому не было конца. Конвойный с кислой миной постучал в комнату под номером «3.69» в самом конце западного крыла. Покачал головой, глядя на Лиду снизу–вверх, и побрел назад. Вся его фигура говорила о том, что застать Ростиха на месте он и не рассчитывал. Снизу, где–то в недрах замка, послышался звон колокола. Дождавшись, когда он стихнет, Лида трижды настойчиво постучала. Затем по привычке дернула ручку, и дверь поддалась! Лида оказалась в маленькой светлой комнатушке с видом на город. Здесь стояло знакомое трюмо с колпаком, комод, табурет, а на заправленной кровати спал под зеленым сюртуком мальчик. По светлой гриве длинных взлохмаченных волос Лида узнала Ростиха и почувствовала себя неловко. Она постучала по стенке комода чуть громче – для приличия. Ростих зашевелился. – Кхем, кхем! Тут мальчик неловко перевернулся, и, увидев Лиду, сразу вскочил с кровати. – Давно ты здесь? – хрипло спросил он, нервно застегивая жилет. – Я стучала, честно. Три раза. – Не извиняйся, меня здесь даже не должно быть. Ростих заплел волосы в косу, завязал лентой и выглянул в окно. – Ого, чуть все на свете не проспал! – воскликнул он. – Спасибо, что разбудила. – А который час? – пискнула Лида. – Ммм… около девяти утра, – Ростих смерил ее взглядом. – Что не так? – Лида пригладила юбки. – Это платье было в комоде. Нельзя было его надевать? Но джинсы и кроссовки пропали. – Да нет, пропусти меня, ты стоишь прямо на входе. Мне нужно убраться отсюда, пока не пришел Лурье. – Это тот, который вчера был в черном галстуке и со шрамом на губе? – Лида побежала за торопливо шагающим Ростихом. – Да, это он. – А почему он тебя ищет? У тебя проблемы после вчерашнего…кхм… чаепития? – На самом деле причина не в этом, – говорил Ростих, широко шагая. Лида едва–едва поспевала за ним. – Я не ночевал дома, – пристыжено объяснил он. – Еще и проспал! Нужно было вернуться около шести утра, чтобы не вызывать подозрений. Ростих и Лида быстро прошли жилое крыло и оказались на лестнице, где им пришлось сбавить ход. Служащих здесь в разы прибавилось. Они куда–то спешили, весело переговариваясь и смеясь. Но Ростих продолжал упрямо протискиваться вниз по лестнице, несмотря на то, что там было еще теснее и, кажется, совсем не продохнуть. Двери в кабинеты были распахнуты, там стоял хохот. Лиде пришлось с силой проталкиваться, чтобы поспеть за Ростихом. – Лурье твой родственник? – перекричала она хохот. – Ни в коем случае, то есть ни в коем поколении… Господин хороший, позвольте пройти, – Ростих отодвинул с дороги охранника Лиды, который не пропускал девочку дальше. – Ростих, подожди! А я могу пойти с тобой? Ты же домой? Ростих обернулся и уставился на нее. – Что ты на меня все утро таращишься? – Ой, извини. Но ты не можешь пойти со мной. – Почему? Я не знаю, что делать. Скажи к кому обратиться? Этот господин, – Лида с опаской посмотрела на строгого конвойного. – Меня преследует. Кстати вот, что было у меня в комнате, я ничего не понимаю. Это пропуск? Ростих глянул на рисунок. – Пропуск?! – он хотел рассмеяться, но сдержался. – Мы в Гардарики так пишем, спиралями. В записке сказано, что за тобой в восемь зайдет Олаф Григер, и так же сказано, что он твой переводчик. Но, кажется, он опаздывает. Я слышал, за ним водится такой грешок. – А я еще и сама ушла! Надо срочно вернуться, может быть, мы с Олафом успеем встретиться. Ой, Ростих, у меня как будто земля из–под ног уходит! – Давай договоримся, – сочувственно вздохнул Ростих. – Если господин Григер сегодня не объяснит тебе всё, мне говорили он немного… немного эксцентричный, то я на днях выкрою время, и мы сходим пообедать в булочную через дорогу. Тогда я все объясню. Идет? – Да, – пискнула Лида. Ростих хотел было уйти, но вспомнил о том, что он мальчик хорошо воспитанный и уважающий девочек. – Спасибо, что разбудила. Это очень важно для меня, – поклонился он Лиде. Потом снял с сюртука золотую брошь «РК» и протянул девочке. На прощание он бросил через плечо: – И не ешь в ресторане Патестатума! Держись там. Она заколола брошью жабо под горлом и попросила конвойного вернуть ее назад в комнату. Эту не хитрую просьбу он понял интуитивно. Олаф уже ждал ее, сидя на подоконнике. Жилет его блестел серебряными пуговицами, а белая рубашка светилась. Выглядел переводчик нарядно. На щеках у него играл румянец, и это было гораздо лучше вчерашней серой бледности. При первой встрече Олаф показался Лиде перепуганным до невозможности. Сейчас он был очень даже мил и приветлив. Толстые очки делали его голубые и без того круглые глаза, еще больше, от чего Олаф походил на доброго и пучеглазого лемура. – Привет, – махнул он, во все глаза глядя на Лиду. – Шелка тебе очень к лицу, дорогая. – Вот, ваша записка, Олаф. Я же могу вас так называть? –Да. Это будет уместно, потому что меня так и зовут, – улыбнулся он и глянул на записку, которую Лида держала в руке. – Черти… Прости, это моя вина, я написал записку на языке Гардарики. Вчера все смешалось в голове, и я забыл о том, что ты не знаешь язык. Лида прошла к столу и облокотилась на него. Беготня по ступенькам ее утомила. Лифтов в Гардарики, видно, еще не придумали, а поселили бедняжку аж на восьмом этаже. – Не пойму где нахожусь. Это параллельное измерение или что? Олаф только слегка улыбнулся и заметил: – Корсет ты не надевала… – Представьте себе! Я не смогла бы его затянуть. – Ничего страшного. Кстати, наряд тебе подарил РК. – Кто? – Родовой Круг. – Они у вас главные? Типа президента? – Они главные, но совсем иначе. Типа президента тут у нас Скипетр, и мы с тобой сидим типа в министерстве внутренних дел, в Патестатуме. А Родовой Круг у нас вроде официальной мафии. Смотрела фильмы про итальянских мафиози? Я как вижу эти булавки с золотыми буквами «РК», так сразу вспоминаю про дона Карлионе. Криминальные разборки, хорошие манеры, ужасающие принципы… Только я этого не говорил! – Олаф нервно хихикнул. – Тогда понятно, почему Ростих так спешил домой. Он сказал, что его будут ругать. – Ну да, ругают в Круге – будь здоров. Хотя я про семью Ростиха знаю мало. Он же Никишов? Да, точно, Никишов. Это одна из правящих семей. Всего их в РК двадцать пять, хотя я смотрю тебе не очень интересно. Ты завтракала? – Нет конечно. Я даже не умывалась. – Вот значит как. Ну, тогда пошли скорее разберемся с этим и прогуляемся по городу. В Гардарики сегодня праздник, ты, наверное, заметила, какие все разряженные? – А как вы попали ко мне в комнату? Тот человек запер дверь. – Запер? – расхохотался Олаф. – О, дорогая, дверной засов вряд ли удержит меня. Вот смотри, я научу тебя, – переводчик медленно нарисовал пальцем на двери четыре руны и обвел их в круг. – Это универсальный ключ – не злоупотребляй им и не благодари. Олаф подождал, пока принесут воду, и Лида умоется. Она даже зубы сумела почистить необычной круглой щеткой. А вот с прической ей сделать ничего так и не удалось. Кудрявые волосы торчали во все стороны. «Конечно, к такому туловищу в таком–то платье нужна совсем другая голова! – придирчиво осмотрела Лида свои короткие волосы, впалые щеки и синие венки на висках. – Сюда бы подошла красивая голова!» Между тем Олаф поторопил ее. – Я все уладил с конвоем. Можем выйти в город, – весело сказал он и повел Лиду вниз по лестнице, которая еще час назад была для нее недосягаема. – Я сам в тринадцать лет поселился в Гардарики. Сколько уже прошло? Сейчас мне двадцать два, во внешнем мире идут двухтысячные года, значит отнять десять, прибавить пять и обвести…так–так… Как долго я уже тут! Сам я из Финляндии, иногда приходится выбираться на малую родину. Хотя я там уже четыре года не был. – Скажите, а здесь какой год? – Сейчас 5008 год, если я ничего не путаю. Но вот месяца я все время пут… – Скажите, – перебила его Лида. – Почему вчера все так испугались меня? – Почему они тебя испугались, так… ха, ха, хороший вопрос! Дело не в тебе, а в Клобуке, который к тебе привязался. – Но Чайка не привязался! Мы вроде как товарищи, я бы сказала – друзья. – Друзья? – Олаф побледнел и пропустил Лиду вперед в атриум, круглое помещение, украшенное колоннами. – Сейчас я хочу показать тебе ярмарку. – Я не против, – Лида поняла, что Олаф о Чайке говорить не хочет. Может это здесь не принято. А сам Чайка молчал. – Расскажите мне о Гардарики? Почему вы прячетесь? – спросила она, когда, покинув Патестатум, Олаф повел ее прогуляться по бульвару. Обернувшись, Лида засмотрелась на Патестатум. Такой огромный и красивый внутри, снаружи он поразил Лиду еще больше. В центре площади высился самый настоящий замок, напоминающий средневековую церковь. Весь стеклянный и украшенный витражами, Патестатум искрился в сияющем ореоле, как звезда в самом центре города. – Мы не прячемся! – удивлённо воскликнул Олаф. – С незапамятных времен повелось, что жители Гардарики живут в изоляции, это вышло не специально. – Объясните всё толком. А то я вообще не пойму, где оказалась. – В наших краях не работают электроприборы, никакие. Зато есть другая сила, наверное, магия… – начал Олаф сбивчиво. Лида старалась запомнить каждое слово. – По сути, мы находимся в изоляции от внешнего мира. Еще в прошлом столетии людям извне попасть в Гардарики было физически невозможно. По неспокойному морю, эти шторма – ужас, совсем не добраться. Потом технологии развивались, развивались и кто–то всё–таки доплывал. Да и теперь в газетах любят печатать смешные истории про незадачливых рыбаков, или других «везунчиков», попадающих к нам по ошибке, – Олаф ойкнул так, точно вспомнил кое–что очень забавное, и выпалил на одном дыхании. – Представляешь, в Гардарики даже нет искр от статического электричества… в детстве это очень меня забавляло! Ты спрашивай, а то я слишком долго здесь живу, мне все родное. Приелось, понимаешь? Я даже не знаю, что рассказать. «Теперь ясно, почему часы встали», – отметила про себя Лида и спросила: – Для начала, где мы конкретно находимся? – Мы в Склавнии – это столица нашего государства, огромный остров. – Это далеко от Владивостока? Олаф присвистнул: – О–о–ох, не доехать, не доплыть. – А на самолете? – Невозможно. Радары сходят сума. Сразу крушение. Все из–за природной аномалии. В общем, не узнать и не понять где находится Гардарики. Возьми глобус и укажи в любую точку планеты наугад… Наверняка ты попадешь или не попадешь в Гардарики. Пусть на карте даже будет значиться Испания! Я слышал, что наши есть везде, где граница розового неба соприкасается с голубым небом. – Очень занимательные вещи, но непонятные. Мне Ростих сказал, что вы знаменитый путаник. – Знаменитый? Так и сказал? – удивился Олаф и улыбнулся смущенно. Лида пожала плечами: – Он имел в виду скорее что–то, вроде скандального. В этот момент они уже покинули площадь перед замком и свернули на пеший бульвар. – Скандальный? В это я еще могу поверить, – Олаф усмехнулся. – Ну а на счет границы я ни капельки не выдумал. У жителей Гардарики есть одна конкретная цель. Говорят, местный народ только ради этой цели и объединился. Они стерегут границу между двух небосводов: неба голубого, под которым живут обычные люди, и, розового неба, где обитают страшные твари под предводительством опасных монстров: Мора, Холеры и Лихорадки. В этот список я бы еще занес Кло… Олаф задержался взглядом на подворотне, как будто стоявшие там деревянные ящики ужасно ему понравились, а когда отвлекся на Лиду, кажется, забыл, о чем говорил. – Вы о чем? – Мысль потерял. А посохи, видишь, у сторожил за спинами? Это оружие, чтобы защищать границу от чудовищ. Городские улицы, нет, скорее улочки, показались Лиде очень странными: всё–таки отсутствие электричества умилительно и одновременно неудобно. Они были очень узкими и слишком украшенными. Казалось, у местных жителей была страсть к украшениям. Там и сям стояли корзины с цветами, бумажные фонарики, гирлянды, лавочки. Кареты, тротуары, пристани фасады домов, решительно всё, либо расписано, либо снабжено лепниной. Редкий конёк крыши пустовал без флигеля в виде рыбы или, что Лиду удивило, в виде куницы с ножом. Такого ей встречать прежде не приходилось. Олаф предложил задержаться на площади. Вокруг теснились дома из синего кирпича, а горожане, сидя в летнем кафе за низкими столиками обедали из расписных тарелок расписными ложками. – Я что–то не поняла, – начала Лида. – А чего это все такое цветное? Олаф пожал плечами. Похоже, пожимать плечами было у него в привычке: – Конечно, не трущобы Владивостока… – Я живу не в трущобах! – Да, не в трущобах, но видели тебя на складе у Вещевоза, а это то же самое, что трущобы. – Я и не знаю, как я туда попала. – Не важно, но яркость есть в жизни Гардарики далеко не везде. Лучше наблюдай и наслаждайся, пока есть возможность. К тому же сегодня главный летний праздник – Руен. Мы кстати все праздники празднуем неделями. Вот в эту неделю все реки в Гардарики разом побелеют, как молоко, представляешь? – Как побелеют реки не слишком представляю, но каково это – отмечать праздник целую неделю – мне понятно, – Лида вспомнила длинные русские новогодние каникулы, которые длились от восьми до десяти дней кряду. – Я хотел бы показать тебе реки, но мне запрещено выпускать тебя за черту города, а в городе рек нет. Придется поверить мне на слово. На площади они стояли уже довольно долго, а кроме разворачивающейся ярмарки в конце улицы, ничего интересного пока не происходило. Гуляющие по бульвару горожане хвастались цветастыми нарядами и беспрестанно друг другу кланялись. Пышные платья дам хоть и казались громоздкими, в сравнении с привычными для Лиды сарафанами и футболками, но выглядели чудесно. Элегантными были и мужчины. Кавалеры вертели в руках резные посохи и трости самых разных цветов. В посохах сверкали драгоценные камни. Лида успела насмотреться на десятки вышитых жилетов, расписных чепцов, юбок, фартуков лент, вышивок… Спустя пол часа, Лида начала скучать, к тому же солнце поднялось уже высоко, и становилось все жарче. – Чего мы ждем? – Вздохнула Лида. – Когда начнется парад. Ты почему такая недовольная? – Вам показалось, – буркнула она, глядя, как в кафетерии кому–то подали большущую порцию жареной картошки с грибами в сливочном масле, в то время как Лида умирала с голоду, но не знала, что с этим сделать. Попросить еды, так принесут ерунду – будет обязательно то, что Лиде категорически нельзя. «Здесь, наверное, и больниц нет хороших, – печально подумала Лида. – Нет электричества, значит, и больниц нет. Я ведь и объяснить не смогу, что со мной. А может здесь, как в Корее, все больницы платные? Откачают ли меня в случае чего? Денег то у меня нет». – Как тебе местная мода? – Вам честно сказать? – Ну, я рассчитываю, что ты не станешь меня обманывать, пусть у тебя в голове и живет Клобук. – Юбки, многоэтажные шляпы и сапоги до колен выглядят нелепо. Олаф поклонился и кокетливо улыбнулся проходившим мимо девушкам. Три прихорошенькие особы, теребя маленькие букетики фиалок, хихикнули и пробежали мимо. Они торопились занять место у самого бульвара. Вслед наряженным красавицам пролетел ворох лент, сорванный с одной из крыш мощным порывом южного ветра. Лида заметила, что многие девушки поглядывают на Олафа. Видно он им нравился. – Это только на праздник принято так наряжаться, хотя встречаются и дамы крайне принципиальные, особенно, кто из РК. Женщины и у нас носят штаны, если тебе интересно. – Да я не то чтобы придирчива к этому, – пробурчала Лида. Настроения смотреть парад уже не было. Ей хотелось есть, да к тому же, на представление пришло столько народу, что Лиде пришлось жаться к самым домам, только бы местные жители не оттоптали девочке ноги. – Я, когда приехал, долго не мог привыкнуть, к местной моде. Представляешь, появиться на людях без перчаток – дурной тон. – Олаф поправил очки. – А где тогда ваши перчатки? – Забыл, – торчащие уши Олафа покраснели. – Может я не настолько прикипел к местным нормам приличия, как мне бы того хотелось. А Лида напротив, привыкала быстро. Ей нравилось ощущение праздника и все эти исторические нелепости она воспринимала как должное. Ну а как еще может быть в сказочной стране? Театральность общения, завораживающие поклоны или улыбки очень бы нравились Лиде, если бы все эти чудесные господа не оттеснили на самую галерку, откуда Лида могла видеть только высокие шляпы и чепчики с перьями, и никакого представления. – Вечером будет маскарад, – Олаф кажется простил Лиде ее угрюмость. – Но увидеть его ты сможешь только из окна, извини. – Ничего. – Мы маскарады обожаем. – Верю. Олаф фыркнул. Лиде вдруг стало стыдно, и она подумала, что пора бы прекратить говорить с ним так ядовито. В конце концов, Олаф не виноват в том, что она голодна. Ведь Ростих предупреждал ее не есть в Патестатуме. «Попросить бы у Олафа денег и взять что-нибудь в магазине самой, но как-то неудобно». В этот момент, совсем рядом раздался возглас восхищения. Толпа зашумела и взорвалась аплодисментами. Шествие открыли каменные слоны, размером с жилой двухэтажный дом. Они вплыли на улицу как павы. Лида от удивления открыла рот. Уши у слонов и животы были стеклянные, прозрачные и украшенные витражами. Они походили на живые прозрачные клетки с огоньками внутри и притом трубили длинными хоботами веселенькую мелодию. В самых больших слонах, таких Лида насчитала пять штук, между ушей летали птицы! – Что это такое? – выдохнула Лида, потянув Олафа за рукав. – Роботы? Тот перестал хлопать и сказал: – Какие еще роботы? Это вахми – каменные звери! У нас редкий хозяин держит животных: лошадей, скот всякий... редкий хозяин отважится завести пса. «Что значит отважится?» – хотела спросить Лида, но мысли вылетели из головы, как только за слонами пошли стройной колонной то ли лошади, то ли кошки. Животных обрядили в ленты и бусы. Золотое теснение сияло на белоснежных отполированных каменных мышцах. – Они живые, – пояснил Олаф. – Удивительно, правда? Ну РК, ну мастера, браво! – Браво! – закричала вместе с толпой Лида. И тут Олаф вдруг пошел вперед по бульвару. – Подождите, – очнулась девочка. – Мы что, уже уходим? Давайте останемся! – Посуди сама, парад длится до шести вечера. Сейчас три часа дня. Неужели ты хочешь проторчать здесь так долго, учитывая, что в четыре я уже должен доставить тебя назад… О, хочу купить у той бабульки свистульки. Удивительно, как быстро Олаф переключался с темны на тему. Лида никак не могла сообразить, о чем переводчик думает. Пока Лида решала остаться смотреть парад или идти за Олафом, он уже заглянул в ближайшую сувенирную лавочку, где у женщины в чепце с кисточками выбрал три свистульки в виде сов. Глиняные совы могли утробно ухать, махать крыльями и цепляться за палец крошечными лапками, точь-в-точь как живые. Сначала Лиде показалось, будто их глиняные бока хрупкие, но совы оказались на удивление крепкими. – Бери две, вторую отдашь Ростиху. Думаю, он таких в своем РК не купит. Ему понравится. Бери, бери. Отдашь при встрече. – Спасибо большое, но у меня нет денег. – У меня тоже! – рассмеялся Олаф. – Здесь ни у кого нет денег, только жемчуг. А свистульки можешь считать подарком от Десятого отдела. Нам с тобой выписали премию, которую можно смело потрать… Э–э–э, прежде чем тебя отпустят. – Почему вы сделали такую длинную паузу? Меня что отпустят нескоро? – Не слышу в голосе разочарования! Отпустят, конечно. Дело то не в этом… Короче, вахми, – Олаф говорил на глиняную сову. – Они умненькие, просто скажи ей умолкнуть. – И сова застынет как неживая? – Нет, – удивился Олаф, спрятав свою фигурку поглубже во внутренний карман жилета. – Просто станет вести себя потише. – Забавно. Лида приказала птичкам умолкнуть и тоже спрятала их в карман, чтобы не потерять. Вахми в складках ткани недолго копошились, а потом затихли. Вместе они прошли Цветной бульвар и повернули к морю. Прохожие и отдыхающие встречались реже. Олаф все говорил и говорил про вахми, пока Лида разглядывала грушевые сады, где прятались влюбленные парочки. – Я в этом саду тоже впервые целовался, – признался Олаф. – И поэтому вы вдруг так раскраснелись? – рассмеялась Лида. – Не поэтому, – смутился он. – Я ведь решился на самое настоящее злодеяние, вернувшись в этот квартал. – Как это, вернувшись? – Да–а–э–это трудности перевода. Просто хочу сказать, заявляясь сюда, мы поступаем очень дерзко. Пришли на пяточек к Якушу в Руен, сума сойти! Кому скажу, не поверят. – Давайте уйдем. – Ага, бегу, пятки сверкают! Кто еще решится пойти со мной, а один я ни ногой! Вот и он, наш квартал, Скупка. После этих слов Олафа, Лида вдруг поняла, что в стране простодушного и безудержного веселья имеются очень непритязательные домики, даже целые улицы. Маленькие деревянные домишки, косые заборы, густо поросшие виноградом, уже не так радовали. Значит и здесь есть бедняки. На земляной улице стояла всего одна каменная усадьба. Олаф остановился у ее ворот и стал вглядываться в окно с зелеными занавесками: – Здесь живет Якуш. Мы пришли к барону Скупки. Олаф что–то еще бормотал, заглядывая в окно. Казалось такое странное и не слишком пристойное поведение, его ни капли не смущало. Но внимание Лиды сразу захватил двор усадьбы. За длинным столом расселись красивые господа в длинных расписных одеждах, как бы сошедшие со старинной гравюры. Лида даже не сразу поверила, что они в четырехмерном измерении, люди казались плоскими. Вокруг стола толпится менее знатный народ. Мужчины и женщины толкались и старались пробраться к праздничному столу, прямо как дети к лоткам с сахарными петушками. По праздничному столу бегал паренек лет тринадцати. Даже среди разодетый толпы он выделялся красными сапогами и белоснежной шляпой. Олаф наконец оторвался от окна и тоже взглянул на сборище. – Здесь любят поговорить о морали, о политике, о жемчуге, то есть о деньгах. Жемчуг – главная святыня господ на Скупке. Вон видишь, того мужика с рыжей бородой, у него более пяти тысяч последователей, ему принадлежат семь главных ломбардов на Ятребе. Считай, это покруче, чем владеть биржей. Видишь, с ним никто не садится – боятся. А ребята, что дежурят вон там в переулке – его армия. Говорят, этот тип вечно чего–то боится. Да и суеверный до ужаса, весь в амулетах. Впрочем, ему все это дозволительно, он тут главный. Прозвище у него Якуш, а настоящие имя никто не знает. Рядом сынок его – Сафл, он контрабандист. – А у тебя тоже есть амулет? – спросила Лида, разглядывая Сафла, громадного детину, ладони которого напоминали лопаты. – Да, гляди. Олаф оттянул рукав рубашки и показал серебренную толстую цепь на запястье. – Я верю, что он защищает меня от Лихорадки. Хотя вот мой товарищ, – Олаф скривился. – За это надо мной смеется. – Зачем Якуш заставил парня танцевать на столе? Олаф в ответ только затрясся в приступе смеха. Он явно не хотел привлекать к себе внимание. Тем временем паренек и в правду стал пританцовывать, и щелкать каблуками. Люди за столом приветствовали его стуком кружек и звоном ложек. – Пританцовывает он сам, от задора. Хорош чертёнок! Когда Олаф назвал его «чертенком», Лида так и цокнула, отличное описание. Именно чертенок! С красивыми и будто порочными глазами с красными ресницами… Вдруг Лида увидела в нем Чайку. Всего на секунду, но как это было ярко! Вот он в красных сапогах, чеканит шаг по столу, притопывая и прищелкивая каблуками и, задорно размахивая своим беретом, залихватски выкрикивая слова, веселит гостей. Лида отвернулась и затем наваждение прошло: Чайка пропал, а в руках у паренька снова была его шляпа вместо берета. – Ты что? Напугалась? – Заволновался Олаф. – Они нас не тронут пока мы за оградой стоим, не переживай. Тем временем во дворе поднялись, захлопали в ладоши и хором запели. Атмосфера веселья рекой перетекала за ограду и разлилась по улочке. Все места за столом были заняты. – Вы всех знаете в лицо? – отреагировала Лида, когда Олаф внимательно назвал каждого за столом по имени. – Они же бандиты. Олаф заколебался. На лице его отразилось почти страдание. – Вам дурно? Это наверно от жары – голову напекло. Спросим у этих людей воды? Может они нас даже чем-нибудь угостят, – сказала с надеждой Лида. – Нет! – отрезал Олаф. – Пошли-ка отсюда. Зря я пришел на Скупку. Зря! Но иногда бывают дни, иду сюда и не могу ничего поделать!.. В любом случае, после постной каши там наливают Томление и подают жаренного поросёнка. Скоро скупщики совсем разбуянятся. Олаф пошел прочь, опустив плечи, совсем как побитая ни за что собака. Лида же обернулась на прощанье. Мальчишка подмигнул Лиде, совсем как Чайка, точно Якуш пригласил на пир самого Клобука. На улице пахло виноградом. Пахло приторно и сладко. Не то, что в больнице лекарствами. Лида вдруг вспомнила про режим. Остановилась. Проглотила таблетку и догнала Олафа. – Надо было смотреть парад! И не приходить…– расстроено бормотал Олаф, и очки у него съехали на кончик носа. – Узнай начальство, что я тебя и себя водил на Скупку – уволят! Олаф дал Лиде табличку и велел разломить. – Знаешь, Лида, жизнь меня ничему не учит. Отправляйся домой. – Во Владивосток? Вот так просто? – Какая простая душа! В Патестатум. Лида просияла, чего Олаф не ожидал. – Чего ты так улыбаешься, разве ты не хочешь вернуться к родным? Впервые за весь день Лида поняла, что совсем не хочет домой. – Ну как я могу вернуться, если Ростих попросил у Чайки помощи, – оправдалась она. – Но мне придется вернуться, когда таблетки кончатся. Осталось всего два пузырька. Я болею. – Да брось, Ростих мало тебя беспокоит, – сказал Олаф с прохладцей. – Зачем вы так? – У тебя ведь есть Клобук, вряд ли тебя заботят другие. Не бери в голову. Я вот хотел спросить, что болит при твоей болезни? – Я не совсем поняла вопрос. – Ну что болит? Голова? Живот? Руки? Ноги? – Болит кровь, наверное. Это забеливание крови. Олаф задумался. Кажется, он не знал, что кровь может болеть. – Я заметил, ты по времени пьешь таблетки? – Да. – Тогда я достану для тебя хорошие часы и расспрошу знакомого доктора на счет лекарств. – Ну, расспросите, – согласилась Лида с неохотой, не возлагая на Олафа особых надежд. Олаф напоследок повел Лиду прогуляться по столичной набережной в лучах заката и по дороге травил баки. – Открываем сумку, а там выводок ичетиков, – заразительно рассмеялся он. – Вокруг песчаная буря! До города никак не добраться, посохов нет… – Ичетики – это кто? – Такие чудища, как змееподобные мыши. С тремя ногами. Жу–у–утко противные и жу–у–утко ядовитые. – И что вы сделали? – Да мы их просто съели! Оттяпали головы и зажарили. – Так посохов у вас не было? – Я, дорогуша, могу огонь добыть и без посоха, надеюсь, ты этого не увидишь. – И как ичетик на вкус? – Да как, как…как подметки моих сапог. – Ну–у–у не говорите, будто жевали подметки! – Только на спор, чтоб мне провалиться, – хохотал Олаф. – Потом мы с Табулой ходили еще в один поход, а дальше расстались. – И что с ним случилось? – Как ты любишь задавать вопросы! Потом мы больше не встречались. Кажется, уже года два о нем ни слуху, ни духу. Но он жив, я в этом совершенно уверен. – Потому, что он лихой пират и скупщик? – Не–е–ет, потому что у него есть Клобук по имени Табула. Все, остальное потом! Разламывай табличку и возвращайся домой. Я к тебе зайду послезавтра…кхем, на допрос. Расстались они на веселой ноте.