Полароиды

- ...Я психолог-консультант, - выдохнул мужчина, сложив руки в замок на своем животе: такой жест еще со времен папиного ареста ассоциировался у нее с блюстителями закона и их отстраненными улыбками. - Мое имя Гордон Мадисон. У нас с Вами запланир... - Вас позвала Синди? - вяло спросила Альвинг, втупившись пустым взглядом в угол около двери. Раньше Барбара всегда забывала там свои домашние тапочки, и в последний раз, когда они уезжали в больницу, она тоже оставила их в этом углу. Черные, с твердой подошвой, пушистым верхом и открытыми пальцами, чтобы не было слишком жарко. Они стояли там до сих пор. - Мисс Синтия очень обеспокоена Вашим душевным здоровьем, Сиена. Она... - Душевное здоровье, - тупо повторила Сиена, слегка поджав губы. Она почувствовала, как начал дергаться ее правый глаз. - Неужели кто-то еще использует этот термин. - Да, - безмятежно кивнул Мадисон. На его чуть вытянутом лице появилась легкая улыбка и, наверное, снисходительность. Сиена медленно перевела взгляд на психолога, такого спокойного и невозмутимого, улыбающегося и расслабленного, у которого в жизни все хорошо, и обручальное кольцо на его пальце сияет и переливается, и руки у него не дрожат. Все у него замечательно. Такой милый и отзывчивый психолог-консультант, который пришел сюда, чтобы протянуть несчастной слабачке свою золотую руку помощи. Чтобы решить проблему. Выслушать. Понять. Вытереть беспочвенные слезки. А еще смиренно принять свою участь и начать радоваться жизни. Это же так просто, ах! Посмотрите, Сиена, вокруг столько поводов для радости! Вот Вам свидетельство о смерти, посмотрите, какое оно красивое! Ах, а вот там гроб, какой выберете: черный или деревянный, может, пейетками украсим? Сиена, улыбнитесь же, она в лучшем хреновом мире! Давайте, не сидите на месте! Напишите статью! Сценарий! Живите, давайте, на полную долбаную катушку!!! - Закрывай свои гребаные блокнотики и уматывай к чертовой матери из этого дома, психолог-консультант, - со злостью прошипела Сиена, сжимая зубы; в ее глазах стояла мутная пелена из слез, а в груди отчаянно билось одно только имя. Ее имя. Оно было выжжено на обратной стороне век, в сердце и солнечном сплетении, на языке и крыле каждой бабочки внутри Сиены Альвинг, давно не Иден. А теперь бабочки мертвы. Сгнили. Но ее имя осталось. И сейчас, убитая горем и все еще пытающаяся принять рухнувшую надежду, Сиена не хотела слышать никаких других. Ни слышать. Ни ощущать. Ни видеть безмятежные и издевательские улыбки. Ничего. Из. Этого. Барбара. - Сиена, - чуть напрягся от ее слов Мадисон, - все хорошо. Я просто хочу помочь. - Ты не слышал. Что. Я. Сказала? - она прикрыла глаза и крепко сжала пальцами подлокотники темного кресла. - Я что-то сделал не так? - Да. Не так. Не так, нахрен, не так, все не так! - она сорвалась на ноги и, тяжело дыша, смотрела на внимательно наблюдавшего за ней Гордона. - Давай, улыбнись еще, улыбайся, где же твоя улыбка, а, где?! Ты пришел учить меня, как мне жить, да?! Понять?! Разобраться?! С чем?! С ее смертью?! - она кричала так громко, что с трудом слышала собственные слова. Сиену трясло от злости и горя, и она готова была придушить этого хренового идиота прямо сейчас, сомкнуть руки на его шее и смотреть, как он прекращает улыбаться. В ее глазах полыхал огонь, такой сильный и высокий, и он граничил где-то рядом с безумием и непроглядно-серой пустотой. Болью, что сковывала ее грудную клетку. Ненавистью ко всем, кто мог испытывать счастье в мире, в котором больше нет ее Барбары. - Да ты понятия не имеешь, что я чувствую, ты просто сидишь и улыбаешься, да, посмотрите на меня, какой я мистер Невозмутимость, и учитесь, Сиена, учитесь! Вали отсюда! Вон! Катись к черту! Слезы застыли на ее ресницах, а голос дрожал так чертовски сильно, что готов был вот-вот перейти от громких слов к тем самым безутешным рыданиям. К тем самым, что уже восьмой день сжимали ее голову, и тогда Сиена теряла счет времени. Реальность расплывалась. Как и сейчас. Сиена упала на колени и спрятала лицо в ладонях. Она слышала какой-то белый шум в ушах и никак не могла прийти в себя, даже когда в гостиную залетела перепуганная Синди и сказала этому уроду уходить, когда она потащила ее к кровати и стала совать в руки стакан воды - Сиена не соображала. Она плакала, плакала и плакала, потому что на нее вдруг бурей налетело осознание того, что успокаивает ее сейчас не Барбара. Что это не ее руки, объятия и слова. Барбара. Барбара. Барбара. - Сиена, пожалуйста, все хорошо, он ушел, все хорошо, - как мантру повторяла Синди, прижимая рыдающую Альвинг к себе. Она не знала, что еще можно сделать, не знала, как успокоить ее, как повлиять. Синди... Думала, что все будет куда проще. Она думала так, потому что сама через это прошла. Когда близкий человек умирает медленно, месяцами, когда она обречен долгое-долгое время, и ты проводишь это время с ней, тогда... Осознание того, что потеряешь ее, приходит медленно и оттого не так болезненно. Это своеобразная подготовка. Ты предупреждена. Ты знаешь, что ждет тебя и ее. Вы не говорите об этом и проводите вместе все дни и минуты, будто вас клеем друг к другу прилепили, потому что когда теряешь - начинаешь ценить. Ценить по-настоящему. Смотришь на нее, когда она спит, а ты - нет, потому что ночь тоже время, и оно уходит безвозвратно. Смотришь на нее, стараясь моргать не так часто, и хотя пелена из слез, которые изо всех сил сдерживаешь днем, ужасно мешает, все равно ты смотришь. Осторожно, чтобы не разбудить, касаешься ее щеки и кончиками пальцев проводишь по ладоням, запястьям и плечам. Вдыхаешь такой чертовски родной запах и целуешь в макушку, перебирая сухие волосы. Запоминаешь. Каждый изгиб, маленькую морщинку и ямочки. То, как она сжимает твою руку, или улыбается, глядя прямо тебе в глаза. Смех. Привычки. Родинки. Ты смотришь на нее и отказываешься признавать, что скоро это волшебное чудо уйдет от тебя. Далеко, в другой мир. И вы больше никогда не встретитесь. Ты отказываешься, но подсознательно знаешь, что от этого нельзя спрятаться. И это причиняет такую боль. Последние минуты. Они всегда причиняют боль. Синди помнила свою. Тупая, кристально-белая и заставляющая забыть обо всем остальном. Но все-таки... Было бы гораздо хуже, если бы все произошло резко. Тогда было бы, возможно, еще сожаление о последних днях, или, возможно, вина. Это как обухом по голове, без предупреждения и с особой жестокостью. Надежда затухает постепенно, и лучше бы ее не оживлять.