Полароиды

Андреа ломало всё тело - от кончиков пальцев и до шеи, которая просто занемела. Толстые верёвки впивались в кожу так сильно, что ей стало навязчиво казаться, будто она вся кровоточит и скоро вырубится от потери крови - по крайней мере, до завтра. Чувствовать копчиком собственные пятки и касаться пальцами локтей, вывернутых за спину - выглядело, должно быть, совсем крипово. Она лежала на каких-то чёртовых матах... Стены вокруг были кирпичными и просторными, как в целых заброшенных замках, а потолок таким высоким, что она с трудом могла предположить, какая лестница нужна для того, чтобы до него добраться. Андреа видела смазанные пятна силуэтов в длинных окнах под потолком. Она считала, когда мозг прояснялся достаточно для того, чтобы вспомнить, на какой цифре Кьюсик остановилась. Три тысячи сорок пять. Последняя была такой. Сосредоточиться окончательно ей не позволял туман, сковывающий голову точно также, как верёвки - тело, обнажённое и измученное собственным положением. Она чувствовала лёгкий сквозняк и мёрзла, когда за окнами исчезали силуэты. Делала несколько попыток понять, как можно выпутаться из всего этого дерьма, но голова, чёртова голова, она совершенно не помогала ей. Андреа ощущала тупую боль внутри, когда пыталась подумать о чем-то большем, чем порядок цифр. Где-то между лопаток было что-то... Что-то лишнее. Оно мешало ей перевернуться на бок. Андреа находилась вне этого мира. Желания очнуться в него обратно, окунуться в собственное положение, перспективы, вопроса жизни и смерти, кажется, было недостаточно для того, чтобы всё-таки это сделать. Её глаза закатывались, как на пульте управления, язык не слушался, а сознание падало с огромной высоты и разбивалось о пустоту снова и снова. Слёзы неконтролируемо текли по вискам и мочили кудрявые волосы. Холодный пот то выступал на лице, то исчезал, когда в очередной раз становилось холодно. Кьюсик казалось, что она провела здесь целую вечность... Но Бруклин развенчала эту мысль. Бруклин. - Ты здесь всего лишь двенадцать часов, а уже так расклеилась! Но не волнуйся, мы справимся с этим вместе, - внезапный шепот знакомого голоса частично выдернул её из небытия. Она пришла внезапно и оказалась чересчур близко. Сука. Гребаная сука! Андреа знала, что оказалась тут из-за нее, но не помнила, как именно... Что, что она сделала?! Бруклин прикоснулась к ее виску губами. Голова Андреа едва не разорвалась. В нее словно впихнули нечто огромное, похожее на большой гибкий шар, и сжали в форму, которую Кьюсик способна была принять. Она сделала глубокий вдох, пытаясь адаптироваться... Привыкнуть. Она должна была... Привыкнуть? Но в следующий момент её едва не захлестнуло от шока и страха. Он накатил на неё, как волна на чёртов "Титаник", и окатил льдом, кипятком... И льдом. Андреа почувствовала, как в неё скользнуло сразу несколько пальцев. Кажется, три. Они были холодными, мокрыми и слишком резкими. Она выгнулась, как могла, напрягая ноги; мышцу ягодиц схватила судорога. - Какого чёрта... Ты делаешь, - сквозь зубы прошипела Андреа. - Помогаю тебе справиться со стрессом, зайчик, - на выдохе прошептала Бруклин. - Я кое-что покажу... И искусственная смазка нам больше не понадобится. Андреа раскрыла глаза и замерла. Потолок поплыл, словно его засунули в воду, а потом исчез, будто его никогда не было. Перед глазами возникли силуэты - они шли один за другим, смазанные и нечёткие, медлительные... Они выиграли премию за медлительность? Такая премия существует? И тут бесформенная капля разрослась, её руки-ветви начали двоиться, они заняли все пространство, а после снова свернулись, сделавшись гигантскими чёрными щупальцами на белом фоне, а потом... Потом... О Господи! Внизу живота будто взорвался фейерверк, и она с силой сжала верёвки, до которых смогла дотянуться. Второй силуэт мгновенно принял образ женщины, рыжей женщины с разведёнными ногами, она кричала, дергалась, извивалась, а это нечто насаживало её на свои щупальца, оно заползало ей во влагалище, в рот, в... Второй фейерверк заставил Андреа содрогнуться всем телом, так, что она едва не подскочила на месте. Бруклин заботливо положила вторую ладонь на её живот, не позволяя дёрнуться слишком сильно. Эта чушь, это извращение, это... Оно опять превратилось в размытые силуэты, и перед её глазами мелькнул знакомый потолок. - Сейчас я покажу тебе ещё... Она показала. По лицу Андреа градом стекал пот, всё тело разрывало на части от давления и рези, и только приятные импульсы внизу живота напоминали ей, что она жива и все ещё способна на жизнь. В голове одна за другой мелькали порнографические картинки. Бруклин тяжело дышала рядом, почти Кьюсик на ухо. - Хочу чтобы ты кричала, - её озабоченный тон сопровождался внезапно возникшей женщиной в голове - не той же. Она задержалась дольше других и висела за руки под низким потолком. Её ноги были разведены, а между ними агрессивно двигался искусственный чёрный фаллос, какой-то извращённый механизм, заставляющий ее кричать, кричать и кричать... Она кончала раз за разом, так бурно, словно из неё хотела вылиться вся жидкость, которая только только была внутри, поддерживая жизнедеятельность. Её как будто желали иссушить, как рыбу, и это выглядело ужасно, и... И... Андреа ощущала нарастающее возбуждение, словно это она сейчас должна была кончить, и едва сдерживала стон, желающий разорвать ей горло. Вместо этого у нее получалось гортанное, глубокое рычание. - Да пошла... Ты... Чертова... Сука! - Кьюсик кончила, казалось, также бурно, как та женщина в голове. Пространство эхом вернуло её крик обратно, а рядом мгновенно раздался самодовольный смех. Моментами её сознание вырывалось из этого мерзкого заточения, прорываясь сквозь десятки изощрённых бруклиновских картинок, и требовало бороться. Только вот Андреа не понимала, с чем именно ей следовало бороться: с болью, диктующей правила, или третирующими, головокружительными оргазмами, или с Бруклин, или с пальцами, настойчиво растягивающими её влагалище. Сколько их было? Три? Все пять? Иногда она возвращалась к клитору, поглаживая его, и только от одного этого чёртового действия Андреа взрывалась и рассыпалась на несколько тысяч частей, а потом опять... На её спине, у лопаток, подрагивали костлявые отростки, упираясь в маты и проделывая в них дыры, царапая плиточный пол. Эти скребки действовали на нервы, напоминая маленькие крысиные лапки, где-то далеко, очень, очень далеко... - Знаешь... У тебя не самое выигрышное положение, - Бруклин провела языком по ее груди, легонько щекоча соски. Она кружила по ареоле вверх и вниз, оттягивала кожу, едва зацепив ее; глаза Андреа закатывались от отрывков, мелькающих один за другим. В женщину заползали каких-то два скользких механических отростка, похожих на червей, и имели ее до истошных криков; они проникали в рот, играли с внутренней стороной щек, имитируя половой акт, а потом обвивались вокруг ребер, сжимая их до хруста костей внутри. Андреа ощущала их в своем рту и инстинктивно то открывала, то закрывала его, а бедра интенсивно двигались в такт пальцев внутри. Бруклин ощущала, как Кьюсик сжимала их, как пульсировал ее клитор, как смазка текла по её пальцам, и как сильно у нее самой было влажно в... Ах да, на ней не было нижнего белья. Какая неловкость! - Ее звали Ма-ри, - протяжно, на полувыдохе сказала Феррера. - Она выдержала дольше всех. Мы лечили её нимфоманию вместе. А теперь, Анд-ре-а. Неприступные, холодные, закрытые... Они самые сильные. Скоро у тебя вылезут крылышки, и нам будет ещё интереснее. Андреа сдержала очередной стон. Потрясающе! Её сознание сопротивлялось там, где десятки других женщин, с которыми Бруклин проделывала подобное, слетали с катушек только так, а одна и вовсе умерла в процессе. Смерть от секса - великолепная смерть! Лучшей кончины и не придумаешь! - Мне... Неинтересны... Больные... Идиотки! М-м-м! - её словно шарахнуло огромной электрической волной. В голове всё на секунду перемешалось в чудовищные кадры из хоррор-фильмов, и Андреа закричала от ужаса, а потом - от очередного оргазма, накрывшего её после вида обнаженной женщины с разведёнными ногами, которую трахал огромный... Орк? Она обмякла. Пальцы Бруклин легко выскользнули из нее. Все её тело расслабилось, будто отказываясь функционировать от дикой, отчаянной усталости... Сознание вернулось в реальность, самостоятельное и метущееся. Андреа снова увидела пафосный викторианский потолок. - Моя фантазия безгранична, Анд-ре-а, - Бруклин оказалась полулежащей на Кьюсик, и ее отростки на спине напряглись от нового веса. Лодыжки жгло. - Я ещё не пробовала поиграть с тобой во что-нибудь из того, что ты видела. Как насчёт щупалец спрута, - Бруклин взяла ее лицо в ладони и медленно облизала щеку. - Или хвоста ехидны. А если я сочиню орка с лицом Томаса, - она засмеялась. Этот смех эхом забарабанил по вискам. Андреа то проваливалась в пропасть, то снова оказывалась в сознании, и тогда снова ощущала это бесячее нарастающее возбуждение. Она шумно дышала и делала бесконечное количество попыток вывернуться, очнуться... Отмотать время назад. Туда, где она ещё не знала сумасшедшую Бруклин с нечеловеческими ментальными способностями, которые выбрали жертвой этого дерьма именно её. Она смутно услышала хруст на отростках, выползающих из её спины новыми костями, и безболезненность сменилась адской, невыносимой болью. Андреа закричала так громко, что вокруг неё, казалось, содрогнулось всё здание. Боль стихла также резко - на смену ей пришло приятное тепло, внезапно разлившееся по телу, как горячее, вязкое молоко. У Кьюсик мелькнула картинка, как это молоко стекает по ней, а потом Бруклин слизывает его, едва не захлёбываясь, но со своей дикой, первобытной усмешкой, и она точно знала, что за жажда скрывалась за этой усмешкой. Её сознание постепенно затягивалось знакомой дымкой. В горле окончательно пересохло. - Надеюсь, ты не влюблена в Томаса. Он бесполезен. У него слишком короткий, сухой, старческий язык. Андреа широко распахнула глаза, когда Бруклин внезапно подняла её за бедра вверх, и в ее нечётком поле зрения мелькнул длинный раздвоенный язык и жёлто-зелёные глаза, залитые сплошным едким цветом. Она почувствовала, как этот язык осторожно коснулся ее половых губ, а потом игриво юркнул между скользких от смазки складок. Он медленно исследовал ее, от края до края, и как только она готова была рассыпаться от экстаза, останавливался. Бруклин лукаво улыбалась ей, а Андреа мечтала вернуть темноту, или картинки, или... Но она смотрела на Бруклин, в ее змеиные глаза, на язык, ласкающий собственный клитор, и не могла отвести взгляд. Она ощущала, как у неё горит лицо от стыда, злости, от того, что ни на чём другом, кроме этого чёртового языка, Андреа сосредоточиться не могла. Бруклин откровенно издевалась над ней. Тело можно было изнасиловать хоть тысячу раз, и это не причиняло бы такой чертовой боли, если бы Андреа могла взять под контроль хотя бы голову. Но она не могла. Мозг упрямо транслировал то, что делала Бруклин с её... Твою же мать! Она зарычала вместо стона, когда одна часть языка искусно проникла внутрь, а вторая кружила вокруг налившегося клитора, как самая настоящая змея. Андреа сжала занемевшие кулаки. Она ненавидела её. Она хотела, чтобы Бруклин сдохла в агонии. Она, эта мерзкая, отвратительная, слетевшая... Кьюсик содрогнулась и закричала. У нее больше не было сил сдерживаться, не было сил сжимать зубы - у неё болело, нахрен, всё. Но она кончила ещё раз и ещё, когда Бруклин вернула себе свой язык; она отлизывала ей с такой пылкостью, что складывалось впечатление, будто это - ее самое страстное хобби. Она не уставала держать бедра Андреа, не уставала едва ли не танцевать на месте своими и изучать то самое нежное место на её теле, сочившееся солёной жидкостью, буквально, направо и налево. Она никогда не кончала та-ак. Бруклин фанатично слизывала её с каждого уголка. Андреа упустила момент, когда её бедра наконец оставили в покое. Кьюсик шумно выдохнула, и её взгляд снова начал растерянно блуждать вокруг. Сосредоточенность покинула её вместе с диким возбуждением, тихо скрутившимся в незаметный клубок где-то внизу. У Андреа успела проскочить мысль: вдруг она уже ушла. Но Бруклин опять развеяла её. Напоследок? Или как "мы вас с нетерпением ждём на чай завтра и послезавтра, и всегда"? Андреа её не ждала. Андреа бы без сожаления убила ее. Бруклин потянулась к её губам и бесцеремонно влезла своим чёртовым вездесущим языком в её рот. Кьюсик почувствовала привкус собственной смазки. - Ты такая приторная, - сбивчиво дыша, уведомила ее Бруклин. Андреа захотелось её послать. Она промолчала. - До скорого, - ее гадская усмешка вызвала у Андреа рвотный рефлекс. Она не видела ее, но догадалась - по интонации. Что, догадалась? Андреа медленно, осторожно выдохнула. В голове было непривычно пусто. Виски́ расслабились. Она больше не ощущала чёртового давления, не ощущала себя воздушным шаром, который вот-вот взорвется. Облегчение. Оно мягко прошлось по ее спинному мозгу, словно успокаивая ее лёгким пушистым пёрышком. Позже Андреа почувствовала, что верёвки, сковывающие ее, тоже исчезли. Они тоже были иллюзией? Но нет же, нет. Этого не может быть. Зрение все ещё расплывалось, но она могла заметить лиловые полосы на запястьях и ногах. Кьюсик осторожно выпрямила лодыжки. Она легла на бок; непрекращающиеся слезы лились из закрывающихся самих по себе глаз, но они перестали беспокоить Андреа очень быстро. Она мгновенно провалилась во тьму.