Полароиды

- Стоп, - ладонь Андреа легла Бруклин на живот. Феррера тотчас остановилась и посмотрела на нее так, будто увидела... Да что она ещё, впрочем, не видела? Разве что радужного оленя с рождественскими колокольчиками вместо яиц. Даже он бы не удивил ее так, как внезапный жест Андреа: неужто так волновалась за Рихтер? Смешно! - Ты к ней не подойдёшь. Бруклин вопросительно наклонила голову в сторону. - Почему же? - Киара никогда не согла... - Пф-ф, - издала смешок Бруклин и опустила ладонь Андреа. Она уже сделала шаг вперёд, как Кьюсик снова ее задержала, вцепившись в руку. Ну что за надоедливая, нудная, жужжащая праведностью муха! - Она не заслуживает, чтобы ее изнасиловало какое-то озабоченное животное с больной фантазией. Не смей к ней прикасаться, ты слышишь меня, твою гребаную мать, - гневно прошипела Андреа, стараясь сказать это как можно тише. Вокруг сновали эридановцы в белых халатах, и ей меньше всего хотелось привлечь к себе внимание - и так хватало по горло. - Да, она заслуживает кончать, как сука, когда я засуну ей в вагину пару моих любимых штучек, спроектированных той самой больной фантазией, от которой ты течёшь также, как и я. Мы в одной лодке, Кьюсик, так что не мешай мне, потому что последствия бывают разные и непредсказуемые, - ее губы растянулись в абсолютно безумном оскале. Звериные черты были в ее лице особенно заметны, когда она улыбалась. Крупные клыки, острые скулы и разорванное горло, усыпанное шрамами от и до - вот что было ее визитной карточкой. Она была похожа на мистическую химеру. - Не. Трогай. Чёртову. Рихтер, - Андреа заскрипела зубами. Их секс был для неё самым больным местом из всех её больных мест. Она была зависима от него, как от самой Бруклин, потому что только там она могла дать волю собственным эмоциям и спустить с поводка всех своих демонов. Она делала больно и получала столько же боли в ответ. Она не контроливала, сколько тягучих потоков ненависти из нее выплескивалось, не закрывала огромную зияющую пустоту внутри и не пыталась казаться той, кем не являлась. В ней плескался целый океан из плотной, густой, пугающей темноты - и он требовал выхода. - Она нужна "Эридану". Никто не давал ей столько свободы, сколько давала Бруклин. Феррера задумчиво сдвинула брови. - Что в ней такого особенного? - Она умна, лабильна, образованна и верна нам до смерти. - А ещё у нее есть семья и родители. Как скучно! - Бруклин в мгновение она оказалась за столом Андреа. Она снова сидела в хэнсовском кресле, как впервые, и поглядывала на экран ноутбука. Там светилось досье на Рихтер. Кьюсик напряжённо выдохнула. - Думаешь, это интересно? Веришь в искренность? Андреа промолчала. Она села в кресло напротив и медленно выдохнула. Обсуждать возможные сценарии развития человеческих жизней ей не хотелось. Для Кьюсик это была закрытая территория. - Ты что, серьёзно? - насмешливо протянула Бруклин. Она закинула ноги на стол, смяв несколько документов, которые сама же и решила зачем-то напечатать. - Обычно люди не хотят говорить о том, что им неприятно, а всё, что им неприятно... - Феррера улыбнулась. - Их скрытые желания. Ах ну да, конечно. Просто Кьюсик всё ещё не привыкла, что её голова теперь принадлежит не ей одной. Когда-то Андреа до параноидального сильно боялась встретить человека, способного на то же, что и она, и встретила способную на гораздо большее, чем она, да и к тому всему ещё и бесцеремонную, бестактную, грубую и извращённую от и до. Сейчас Андреа уже не боялась ничего. Её мерзкая привычка влезать в чужую голову превратилась для Кьюсик в белый шум, и она сама удивилась, как легко ей стало это принимать. - Фу, придумай что-нибудь новенькое. И хватит уже оправдывать собственную пассивность к жизни адекватностью. Ты делаешь то, что не хочешь, и это не прибавляет тебе баллов за человечность там, - по-разгильдяйски громко сказала Бруклин, - и не делает тебя милашкой. Делай чё хочешь - и умрёшь. Не делай - и умрёшь точно также. - Откуда у тебя шрамы на горле? - вопрос явно выбивался из общей темы, но Андреа хотелось его задать ещё с тех пор, как она впервые увидела их, а философские беседы с Бруклин не входили в число интересов Кьюсик. Она и так была в курсе, какими догмами руководствовалось это животное. - И какими же догмами я руководствуюсь, пупсик? - Ответь на вопрос. - Русалка, - коротко бросила Бруклин. Андреа удивлённо вздёрнула густые брови и подалась немного вперёд. Любопытство защекотало где-то под ложечкой, и она выразительно посмотрела на Ферреру в ожидании увлекательной истории. Последняя оскалилась. - Есть разумные русалки, которых я обожаю, а есть неразвитые хищные млекопитающие. С ними интересно играть, когда доминируешь ты, но когда они утаскивают тебя на дно, ты просто умираешь. Мне попалась одна, случайно. Она трахнула меня своим милым хвостиком, а потом разорвала мне глотку. Вот что я называю "презирать прелюдию", - Бруклин зевнула. Конечно, это же такая скучная история! Андреа брезгливо поморщилась. - И как ты выжила? - Меня выбросило на берег, я очнулась с заштопанным горлом и дикой болью во влагалище. Там меня тоже зашили. Без шрамов не обошлось, но они мне не мешают. А тебе? Иногда Андреа приходила в ужас от осознания того, насколько не-человеческое существо присутствовало в её жизни. Она говорила о таких невероятных, пугающих вещах, как будто это жалкая обыденность, но, Боже, Кьюсик выросла на сказках, альтруизме и в абсолютно статичном мире, привычном для обыкновенных людей. Обыкновенные люди ходили с ней по одним улицам, стояли в очереди в супермаркет, чтобы купить такую же обыкновенную еду или одежду, или лекарства, которые помогали при обыкновенном вирусе, астме или хроническом тонзиллите. Они обслуживали её в кафе, на заправках и в торговых центрах, они работали в "Эридане" - те, что считали себя работниками ЭМЦ, и, в конце концов, самые обыкновенные люди были её семьёй. Том рассказывал, что её бабушка и мама обладают определенными способностями, но Андреа никогда этого не видела и не хотела видеть. Когда она возвращалась домой... Она словно оказывалась в другом мире. В нормальном. Там её любили, верили в хорошее и предлагали провести пятничный вечер за фильмом и с шоколадным мороженным, а не в лаборатории, где кричали люди, чьи головы разрывало от посторонних импульсов. Там были ее родители, которые любили друг друга уже больше сорока лет, и никто из них никогда не подвергал сомнению существование чего-то светлого в этом мире... Там были ее братья. Двое смешных динозавров под метр восемьдесят, которые также, как и все, ходили на работу, проводили время с семьёй и друзьями, которые однажды привели своих парня и девушку знакомиться с родителями, и их приняли, как и должно было быть. Они были счастливыми, беззаботными, искренними и они абсолютно точно любили. Андреа смотрела на них и больше всего желала, чтобы это продолжалось до их самой глубокой старости. Чтобы они оставались такими же, какими и были - родными и светлыми. Они держали её на плаву, будучи живым напоминанием о том, что мир по-прежнему многогранен, и темнота - всего лишь временное состояние, а не вся жизнь. - Мешают. - Привыкнешь, - небрежно бросила Бруклин. Сначала она рассматривала свой вечно красный маникюр, а потом открыла маленькое зеркальце и поправила бледную помаду, внимательно разглядела свои зубы и поправила волосы. Они у нее были такими черными, что когда Андреа слишком долго задерживала на них взгляд, они превращались в опасный лес из детских сказок с совершенно не детскими монстрами. Бруклин была озабочена собственной внешностью больше, чем чем-либо ещё, но Андреа думала, что вряд ли ей это стоило огромных усилий. Ее красота была довольно обычной по меркам бушующей индустрии, пока она не открывала исполосованное горло, рот с выделяющимися клыками и не начинала экспериментировать с цветом собственных глаз - тогда она превращалась в самую настоящую ведьму из книг про давнишнюю инквизицию. У Бруклин была тяжёлая энергетика, хотя на Андреа это особенно не влияло: она сама излучала отнюдь не мир и любовь. Андреа откинула голову на спинку белоснежного кресла. Спина ныла и кровоточила в местах, где мутировал позвоночник. Её регулярно накачивали реагентами и не позволяли принимать обезболивающие. Раньше она глушила рост этих крылоподобных отростков, прижигая их гремучей смесью таблицы Менделеева, и всё было более чем успешно. Деструктивное воздействие химических веществ помогало не сойти с ума от мысли, что она, мать его, становится гребаной феей, и созерцания собственной изуродованной спины в зеркале. - Томас вчера вспоминал тебя, когда вырубился после двухдневного разглядывания образцов твоих крылышек, - Бруклин импульсивно выкинула зеркало за кресло. Судя по звуку, оно разбилось. - Ох уж эта любовь, сейчас расплачусь и умру от умиления, разрывающего мне сердце! - драматично провозгласила она, вытянув длинные ноги на столе и коснувшись ладонью лба. Андреа раздражённо прикрыла глаза. Она молилась, чтобы работу с Экспериментом 244 закончили как можно скорее, и Бруклин со своими актерским способностями испарилась из её кабинета к чертям собачьим куда-нибудь в ближайший водоём. Возможно, там её любовно ожидает неразумная русалка, проспавшая эволюцию. - Давай. Я станцую на твоей могиле канкан. - Ну скажи честно, - Бруклин внезапно полулегла грудью на стол и с горящими глазами уставилась на Андреа. - Ты правда думала, что вы с Томасом зайдёте дальше, чем просто секс? - Я бы хотела сказать, что считала этот секс чем-то, происходящим в рамках отношений, но теперь не уверена, что хочу говорить это тебе. Для тебя вряд ли существует понятие "отношения". Да и вообще... Чего-либо. - А зачем оно? - Феррера, кажется, искренне недоумевала. - Только не объясняй. Это риторический вопрос. - Что насчёт скрытых желаний? - Смешно, - она расслабилась. - Тупо сидеть и мечтать о ком-то, если ты можешь просто прийти и взять его. Или хранить абстрактную верность - что это такое? Ее нельзя взять в руки. Ее не существует. А любовью называют бесхребетность, - Бруклин откинулась назад, закинула ногу как ногу и начала загибать пальцы - само олицетворение циничности и гедонизма, - безволие, перекладывание ответственности, трусость и глупость. В чём прикол просидеть всю жизнь со своим ручным зверьком и не ощутить самой жизни, всех ее граней? В чём, пупсик? Великое и светлое "люблю" - это просто огромное вонючее собачье дерьмо, которым вы обмазываетесь с ног до головы. Эти страдания, сожаление, "я скучаю" - буэ-э-э, - брезгливо простонала она, высунув язык. Бруклин прокрутилась в кресле несколько раз - эта женщина не могла просто тихо посидеть на месте. - Если ты хочешь трахнуть её, так пойди и сделай это, а не потей во сне, как старый мерзкий пень. Меня раздражает вся эта мораль! Она утомляет меня, - ее ладонь снова по-сценически оказалась на лбу. Андреа не впечатлилась этой профессорской речью ни на грамм, и несказанно радовалась тому, что Том не был таким же, как она - не "пошел и сделал", иначе бы Кьюсик просто двинулась мозгами. Она не хотела видеть Тома и слышать о нём - вот всё, что ей диктовали её сраные остатки чувств. - Люди не животные. Нам нужны правила и мораль для того, чтобы комфортно сосуществовать друг с другом. Я рада, что тебе не приходится делить твои места обитания с кем-то, кроме русалок, природного сброда и собственной фантазии, но большой мир устроен немного иначе, чем ты здесь рассказала. Если бы каждый "приходил и брал", люди дохли бы, как мухи, и ни о какой безопасности не шло бы и речи, - спокойно объяснила Кьюсик. Она, в отличие от вертящейся во все стороны Бруклин, не двинулась с места. Феррера неотрывно смотрела на нее пару секунд, а потом совсем дурашливо и по-детски потянула вниз прядь волос Андреа. Прядь выпрямилась и натянулась, как гитарная струна, но стоило Бруклин ее отпустить, она снова свернулась в светлую пружинку. Когда-то в детстве Андреа так часто делал Зак; он до сих пор иногда мог так подурачиться. То, что такими идиотскими забавами занимается Бруклин, её слегка обескуражило. - Выживает сильнейший, - уголки ее матовых губ поползли вверх - её усмешка - уж она-то была более чем отталкивающей. - Так, кажется, у животных? - Да. Так. Кому, как не животному, это знать.