***
Клауд еще не привык к Сефироту и Заку. Его очень тяготило, что рядом с ним не Рено и Руд, а эти незнакомцы. Он с самого детства плохо сходился с новыми людьми, вот и теперь третий день боролся с желанием куда-то сбежать, чтобы посидеть в тишине и одиночестве. Сефирот чем-то настораживал его, хотя Руфус утверждал, что лучшего телохранителя им на всей планете не найти, и вообще, чудо, что Сефирот согласился на контракт. Сам Клауд на полевое испытание новых телохранителей не смог поехать — его как раз снимали для очередного журнала — а вот Руфус и Руд были потрясены результатами Сефирота и Зака. И результатами Сефирота особенно. Рено еще целых две недели оставалось лежать в больнице, и даже после выписки и курса реабилитации, он, как намекнул ему Руфус, вряд ли вернется к обязанностям телохранителя Клауда, тем более, раз уж у них есть Сефирот и его команда. А Руда и Рено Руфус решил забрать себе, точнее, вернуть. Так что придется Клауду привыкать. Он вздохнул и повозился под одеялом, поуютнее устраиваясь в постели. Напарник Сефирота Клауду нравился намного больше его самого — высокий, темноволосый улыбчивый парень вызывал мгновенную симпатию, хотя Клауд и подозревал, что Зак слегка насмехается над ним, но как-то не обидно и в чем-то добродушно, как, например, старший брат, которого у Клауда никогда не было. Сефирот же пугал. Другого слова Клауд не мог подобрать. Он давил одним своим присутствием. И Сефирот был не только пугающим, но еще и странным — один цвет его волос чего стоил! И длина! До позавчерашнего дня Клауд был уверен, что длинные волосы — признак непрофессионализма телохранителя. Хотя Рено его мотающийся по плечам ярко-алый хвост никогда не мешал ужом вертеться в любых драках — что тренировочных, что настоящих. Пока незнакомец, пробравшийся в квартиру Клауда пять дней назад, не схватил Рено за этот самый хвост и не приложил лбом о дверной косяк. Телохранитель… Клауд медленно проговорил про себя это слово и снова вздохнул. Сефирот на него смотрел. Клауд чувствовал его взгляд постоянно, и не знал, сколько еще выдержит. И Сефирот все время держался рядом. Старался глаз с него не спускать. Если Зак проверял безопасность территории и даже бегал по мелким поручениям, то Сефирот не отходил от него ни на шаг. Единственным местом, где Клауд мог побыть в одиночестве — стала его спальня. И только ночью. Ведь Сефирот настоял даже на своих ночевках в квартире Клауда, и оккупировал гостевую спальню. С Заком Клауд сам не заметил, как начал себя чувствовать, будто с добрым старым знакомым, и надеялся, что не один он испытывает желание подружиться, а Сефирот… Клауд еще раз вздохнул. Вся эта история началась почти полтора месяца назад. Именно тогда в его квартиру впервые проник кто-то посторонний. И продолжил проникать раз в два-три дня. Об этом говорили оставленные в спальне подарки: цветы, конфеты, алкоголь, открытки с напечатанными непристойностями, и — Клауд скривился — игрушки для секса. Он помнил, с каким отвращением сдирал с постели застеленное кем-то чужим шелковое великолепие, и как, дважды перетряхнув корзину для грязного белья, убедился, что в ней нет комплекта, на котором почти неделю спал до этого сам. Ту ночь Клауд провел в комнате для гостей в компании Руда и Рено. И за все это время сигнализация не сработала ни разу, а все камеры неизменно были найдены и аккуратными маленькими горками деталей разложены на кофейном столике в гостиной. Рено происки невидимки бесили, Руд мрачнел, а сам Клауд все сильнее нервничал и все менее безопасно чувствовал себя в собственном доме. Руфус уже начал подбирать ему новое жилье, когда Руд и Рено уговорили Клауда поехать в студию звукозаписи без них, а сами устроили в квартире засаду. И были избиты проникшим в нее человеком. Это единственное, что тогда удалось выяснить — Клауду досаждала не группа людей, как можно было решить по тому, с какой легкостью обходились охранные системы, а один человек. Рено говорил, что это был высокий, очень хорошо тренированный мужчина. Эта новость привела Клауда в ужас, и он два дня провел в отеле под сильным успокоительным. Руда неизвестный вырубил сразу — ударив ребром ладони в основание черепа, а Рено продержался с минуту, прежде чем получил точно такой же удар. И к тому моменту он уже истекал кровью. Открытый перелом руки, фиолетовая шишка с большой ссадиной на лбу и трещины в ребрах Рено — были на совести Клауда. Перелом к тому же оказался сложным, и Клауд уже неделю корил себя за то, что позволил своим друзьям эту авантюру с засадой. В тот день единственный раз сработала сигнализация. Неизвестный, уходя, сам ее включил, и появившаяся через пару минут в квартире охрана жилого комплекса нашли в ней только бессознательных Руда и Рено. Что удивительно, на покалеченную руку лежащего на диване Рено неизвестный умело наложил жгут. Этот жгут до сих пор не давал Клауду покоя. Злоумышленники жгуты не накладывают. И помощь не вызывают… Услышав шорох, Клауд приподнял голову с подушки. Дверь с тихим щелчком открылась и в проем проскользнула высокая фигура Сефирота. Через секунду послышался еще один щелчок дверного замка. Клауд обеспокоенно привстал на постели. Оперевшись на локоть правой руки, он потянулся левой под подушку — к пистолету. Сердце испуганной птицей забилось в груди, и сквозь его стук Клауд пытался вслушаться в звуки ночи. — Что-то случилось? — одними губами спросил он, и уже коснулся пальцами холодного металла, когда крепкая ладонь обхватила его запястье и выдернула руку из-под подушки. Еще один рывок — опрокинувший Клауда на спину — и вторая рука оказалась поднята над головой и вжата в постель сильными горячими пальцами Сефирота. — Что?.. — только и успел ошарашенно спросить Клауд, когда из его легких выбило весь воздух. Сефирот рухнул на него сверху, и Клауд забрыкался, пытаясь сбросить с себя тяжелое тело. — Се… — прохрипел он, не понимая, что тот делает и зачем это нужно. Прикрывает его от кого-то? Жесткие губы требовательно прижались к его полуоткрытым, и Клауд, сглотнув волну отвращения, крепко сжал свои и замотал головой, стараясь увернуться от чужих настойчивых прикосновений и горячего языка, пытающегося пробраться к нему в рот. Осознание ударило под дых — ни от кого Сефирот его не прикрывал, Клауд оказался сам на сам в квартире со свихнувшимся телохранителем, какого-то черта решившим, что он будет рад его такому вниманию. И даже звать на помощь в звукоизолированной квартире бессмысленно. Выкручиваться придется самому. Дышать ему приходилось через раз, нормально вдохнуть не позволяла тяжесть огромного, аномально горячего тела, вдавившего его в постель. Сердце в груди Клауда сходило с ума от страха и с удвоенной скоростью гоняло по телу кровь, но даже слыша нарастающий звон в ушах и чувствуя ватную дурноту подступающего обморока, Клауд сопротивлялся на пределе своих возможностей, ничтожно малых, по сравнению с возможностями Сефирота. Тот удерживал его играючи легко, даже не напрягаясь, и понимание разницы в их силах наполняло Клауда каким-то животным ужасом, как будто он уже проиграл и этот пугающий человек по праву победителя может делать с его телом все, что захочет. Клауд боролся не только с Сефиротом, одновременно он пытался не сойти с ума и не провалиться в беспамятство. В конце концов, Сефироту эта возня надоела, и он прихватил нижнюю губу Клауда зубами, замер на пару секунд, давая ему время передумать и сдаться без потерь, а потом с силой прикусил ее. Закричал от резкой, острой боли Клауд в уже насилующий его рот. Сефирот, казалось, намеренно старался причинить ему как можно больше боли: кусался до крови, проталкивал свой язык в горло Клауда, сминал губы жестким, злым напором, втягивал его язык в свой рот, засасывал, вторгался, прогибал под себя и заставлял бороться за саму жизнь, отстаивая право на каждый вдох. Клауд, несмотря на дрожащие от перенапряжения мышцы, не столько отбивался, сколько бестолково барахтался, но в какой-то момент ему повезло, колено врезалось в чужое тело и Сефирот, прикрыв глаза, глухо застонал. Клауд даже успел обрадоваться своей победе, но только на миг — за пару четких быстрых движений Сефирот оседлал его ноги, прижав их к постели и полностью обездвижив Клауда. Накусавшись и нацеловавшись вволю, Сефирот оторвался от его губ и, продолжая удерживать оба запястья задыхающегося от ужаса Клауда одной рукой, поерзал, покрепче вжимая своей задницей его колени в матрас. Улыбнувшись — белая полоса зубов хищно сверкнула под светом заглядывающего в комнату высокого фонаря — Сефирот задрал на Клауде футболку. С минуту просто разглядывал его голый живот, а потом опустил на него горячую растопыренную ладонь. Клауд панически задышал, мышцы от страха и прикосновения дернулись, и Сефирот, смотрящий на него как завороженный, повел ладонью по коже — выше и выше, поднимаясь к груди. Его пальцы нащупали сосок Клауда и, сперва ласково погладив, крепко сдавили. Клауда выгнуло на постели — от прошившего тело удовольствия его тряхнуло, он сквозь зубы застонал и задышал ртом от обрушившегося на него нежеланного возбуждения. Воздух моментально разогрелся и стал вязким. Сефирот смотрел Клауду в лицо и улыбался. Он наклонился, потерся кончиком носа о покрывшуюся испариной шею Клауда и шумно втянул в себя воздух. — Какой ты! — голос Сефирота дрожал от восхищения и предвкушения. Клауд замер, совершенно беспомощный перед этим страшным человеком. Намного более сильным и уверенным в себе, точно знающим, чего хочет. Клауда едва не выворачивало из-за отвращения к себе — за возбуждение, и к Сефироту — за каждое прикосновение, за то, что он дал себе право на них. У него темнело в глазах и скручивало внутренности в тугой узел от горького понимания своей слабости, от знания, что если Сефирот решит пойти дальше, то он никак не сможет ему в этом помешать. Переступив через свою гордость, Клауд открыл искусанный болящий рот: — Не надо, — его голос дрожал, он и сам не верил, что это поможет, а не станет еще одним унижением. Клауд сглотнул свою кровь и привкус слюны другого человека, и нашел глазами полубезумный взгляд лежащего на нем Сефирота. — Пожалуйста. Неожиданно тяжесть с ног пропала, как и горячее кольцо ладони на вывихнутых из-за борьбы, припухших запястьях. Клауд не успел перевести дыхание, как опять дважды щелкнул замок двери. Отдышавшись, Клауд неловко выпал из постели. Стоя на коленях, он выдернул из тумбочки ящичек и на ощупь нашарил среди вывалившихся на пол мелочей ключ. Заперев дверь спальни, Клауд с трудом придвинул к ней тяжелый комод. В ванной Клауд долго выполаскивал рот — не рискнув воспользоваться щеткой. Изодранные зубами Сефирота губы и язык продолжали болеть и кровить. Клауд извел половину флакона жидкости для полоскания рта, хотя все ранки, оставленные Сефиротом в его рту, нещадно пекло от ментола. В последний раз сплюнув в раковину розоватую от крови жидкость, он полез в ванну, а не душ. Постоянно косясь на оставленную открытой дверь ванной комнаты, Клауд драл кожу мочалкой и никак не мог избавиться от ощущения прикосновений Сефирота. Они будто проникли под нее, заползли внутрь Клауда, и от этого ощущения он задыхался — весь, снаружи и внутри, облепленный этими нежеланными ласками. В конце концов он швырнул в раковину пустой флакон из-под геля для душа и прижался дрожащей спиной к холодному кафелю. Лежащий на стеклянной полочке пистолет все чаще притягивал к себе взгляд Клауда.***
В гостиной, в полной темноте, если не считать свет все того же фонаря, которому пришлось стать немым свидетелем разыгравшейся сегодняшней ночью трагедии, сидел на диване Сефирот. Хотя он не столько сидел, сколько расслабленно растекся по дивану: широко раздвинув ноги, закинув руки на мягкую спинку и уложив затылок на нее же, Сефирот немигающе смотрел в потолок, на танец света, ветра и тени от листвы растущего за окном дерева. Услышав шаги Клауда, он поднял голову и сел немного ровнее. Бледный, с огромными глазами в пол лица, Клауд остановился напротив, не дойдя всего пару шагов, и поднял руку с пистолетом, направляя чуть дрожащее дуло в лоб Сефирота. Сдвинувшийся рукав купального халата оголил запястье с уже проступающими темными пятнами синяков. Сефирот улыбнулся, спокойно глядя в глаза Клауду. — Хочешь меня застрелить? — мягко, приглашающе поинтересовался он. Клауд снял пистолет с предохранителя. Сефирот улыбнулся шире. И даже как-то ласково. — Давай! Вздрогнув от прозвучавшего в шепоте поощрения и приказа, Клауд переступил с ноги на ногу — решаясь. Он вспоминал, как Сефирот прижимал его к постели, и не целовал — жрал его рот, и его передернуло от омерзения. Дуло плясало, и Клауду пришлось поднять вторую руку, чтобы и ею обхватить рукоять. Они с Сефиротом смотрели друг на друга и Клауд все никак не мог решиться. Должен был, но не мог. — Ну что же ты?! — ласково и с укором произнес Сефирот. — Давай я тебе помогу. Он выпрямился на диване и дрожащее дуло пистолета оказалось напротив его рта. Сефирот открыл его, обхватил дуло губами и заскользил ими по стволу — вперед, назад… и снова вперед… не сводя немигающий взгляд с начинающего удушливо краснеть и задыхаться Клауда, держа его своими глазами, в которых клубилось темное обещание удовольствия и откровенных ласк. Клауда стало потряхивать от возбуждения, непроизвольного, вспыхивающего разрядами тепла по телу. Он облизал пересохшие губы, и обхватывающий ствол рот улыбнулся — торжествующе и обещающе. Сефирот сжал зубами металл и потянул пистолет из рук Клауда. Пальцы соскальзывали один за другим, безвольные от прожигающего его взгляда Сефирота и растущей дрожи страха и возбуждения. Когда его пальцы перестали касаться нагретой теплом рук, мокрой от пота рукояти, Клауд обреченно и испуганно вдохнул-всхлипнул, понимая, что это все… Он только что отдал себя этому едва знакомому, до ступора пугающему человеку, и потерял право на слово «нет». Пистолет мягко упал на ковер, а самого Клауда Сефирот обхватил за предплечья и осторожно, но настойчиво потянул к себе, усаживая на колени. Лицом к лицу. Под банный халат Клауд ничего не надел, ведь он шел убивать, и он взвился с места, когда его разошедшиеся бедра и член коснулись грубой джинсовой ткани штанов Сефирота. Тот не отпустил, надавил на плечи, усаживая плотнее, и потянулся к поясу халата. Он развязал узел, ни на миг не прекращая наблюдать за игрой эмоций на лице Клауда. Скинув ткань с его плеч, Сефирот огладил их теплыми успокаивающими движениями и снова потянулся ко рту Клауда. Тот зажмурился, в ужасе ожидая еще одной атаки, и удивленно распахнул глаза, ощутив нежный поцелуй. На этот раз Сефирот едва касался его губ. Целовал и целовал. Взяв в ладони его лицо, он осыпал легкими поцелуями губы, веки, щеки, нос. Отпустив его, Сефирот довольно улыбнулся и медленно, чувственно облизнулся. Уложив ладони Клауда себе на плечи, он принялся гладить его тело. Клауд ерзал от этих странных прикосновений. Так его еще никогда не касались, и он думал, что никогда и не коснутся. Жадно, по-хозяйски, но одновременно до сбившегося дыхания нежно. Сефирот метил, утверждал свое право на его тело, и, как понял Клауд, заглянув ему в глаза, и на его душу. Он всхлипнул и задрожал. Его жизнь перевернулась с ног на голову, Клауд каким-то образом знал, что Сефирот с ним — это навсегда. Его пугало безумие в глазах Сефирота, его жадные прикосновения, жажда, то и дело искажающая точеные черты красивого лица, агрессия и хозяйские замашки… Руки Сефирота были везде, они гладили и давили, пощипывали, царапали короткими ногтями, оглаживали медленными движениями… Клауд никогда не представлял, что у него такие чувствительные соски, но от прикосновений к ним он сходил с ума от удовольствия и все еще не нужного ему желания. Он всхлипывал и мотал головой, когда Сефирот нежно покусывал их и мягко ласкал пальцами, взвивался и сорвано кричал, теряясь в ощущения, когда его зубы или пальцы сжимали их, жалобно скулил и подставлялся, когда язык танцевал вокруг сжавшихся комочков плоти и теребил их. Сефирота было слишком много. Все тело горело, саднило от его ласк. Хотелось еще. Больше. Хотелось, чтобы это прекратилось и больше никогда не повторялось. Упав грудью на Сефирота, потираясь своим телом о него и ловя кайф от контраста прикосновений грубой ткани джинсов, царапающих кожу пуговиц рубашки и оглаживающих спину и ягодицы ласковых жадных рук, Клауд потянулся к своему настойчиво требующему внимания члену. Но Сефирот перехватил его руку и неодобрительно поцокал языком, не обращая внимания на попытки вывернуться и протестующее мычание Клауда. Заведя ему руки за спину, Сефирот мягко зажал оба запястья в своей ладони. Клауд стоял на коленях над ногами Сефирота, его бедра безостановочно дрожали, с члена на джинсы срывались тяжелые тягучие капли. Уткнувшись лбом в твердое плечо Сефирота, Клауд, с трудом отдавая себе отчет, что делает, мантрой шептал: — Пожалуйстапожалуйстапожалуйста… Послышался плевок, и горячая влажная ладонь накрыла член Клауда. Он завыл и выгнулся, до хруста прогибаясь в пояснице. Ему хватило всего пары движений, и все тело, от кончиков пальцев ног до головы, прошил такой сокрушительный спазм удовольствия, что он отключился. Придя в себя, Клауд почувствовал сразу несколько вещей: он был опустошен — до ощущения звона в саднящем и болящем теле; а еще он лежал, и лежал на Сефироте, потому что это его сердце отбивало бешеный ритм у него под ухом, и это его теплые сильные руки поглаживали спину и плечи Клауда, а в пупок ему упирался… Напрягшись, насколько это было возможно после пережитого оргазма, Клауд испуганно дернулся и неловко попытался отползти подальше от Сефирота. Но тот прижал его к себе одной рукой за плечи, а второй спустился по спине вниз. Твердые уверенные пальцы скользнули в ложбинку между ягодицами Клауда, прошлись по ней пару раз, покружили вокруг входа в его тело и замерли, прижавшись к нему. Клауд, приподнявшись на руках, в обреченном ужасе смотрел на Сефирота. Тот блаженно улыбался. — Я буду первым? Клауд пытался сжаться, избавиться от стыдного и неправильного прикосновения, но когда Сефирот, недовольный молчанием, надавил на вход, замер от еще большего ужаса и кивнул: — Да. И по расцветшей на губах Сефирота сумасшедшей улыбке Клауд понял, что и последним. Просто единственным. Внутри что-то звонко тренькнуло, обрываясь, и Клауда накрыла истерика. Он бился в руках Сефирота, отталкивал его от себя… целых секунд десять, а потом его скрутили и подняли, орущего и сыплющего угрозами и проклятьями, на руки. Под спиной спружинил матрас, а сверху удушливым комом опустилось одеяло. Клауд на пару секунд запутался в нем, но все-таки скинул с себя и рванулся из постели, но его перехватили и притянули к широкой груди. Уже голой. Пока Клауд воевал с одеялом, Сефирот успел раздеться. Сердце Клауда зашлось в панике, но зато истерика моментально прошла — будто и не было ее. Где-то неподалеку странно щелкнуло, а потом его запястья коснулось что-то холодное, обхватило, и раздался еще один щелчок. Клауд, не веря в происходящее, поднял руку и ошарашенно уставился на браслет наручника. От него тянулась короткая, сантиметров в пятнадцать, цепочка, заканчивающаяся вторым браслетом, в котором болталась рука Сефирота. Клауд повернул голову, заглядывая себе за спину, на довольно улыбающегося за ней человека. — Ты псих! — Знаю. Спи.