Переплетая жизни

Хемпфил вальяжно сидел на троне, подперев голову рукой и отрешённо скользя взглядом то по роже старого советника, то по лицу женщины, пришедшей из самых дальних уголков Истмарка просить помощи у ярла. Она говорила уже около пяти минут, без конца причитала на суровый климат, на мужа-пьяницу и на стражников, что иногда ни с того ни с сего вваливаются в её покосившуюся хибару и просят мёда, а то могут и налоги взыскать. По мере возрастания жалоб лицо управителя становилось всё более угрюмым, иногда он поглядывал на норда, и в глазах ясно читалось: «Ты ведь поможешь этой несчастной? И вообще, когда ты прекратишь, наконец, беспорядки в своей провинции? Ты ярл, ты должен. ДОЛЖЕН». Хемпфил втянул носом воздух, пытаясь справиться с накатившим раздражением. ОН никому ничего не должен, ОН не просился на этот пост, ЕГО выбрали ОНИ. Все они, включая этого мерзкого старикашку, думали, что у Хемпфила всё получится. Ведь он благородный, настоящий норд, воин, к тому же, сын достопочтенного человека и брат Юкарии, той самой, любимицы всего Скайрима и не только. Но почему-то они все обходят стороной тот факт, что он также брат Зурилия, который чуть не погубил весь Истмарк. Юкарии было дано небесами умение править, находить со своими подчинёнными компромиссы и помогать каждому жителю провинции. Она была очаровательной, доброй, но твердой на руку. Зурилий же всегда отличался жестокостью, хладнокровием; его не раз заставали за избиением собак, за потрошением злокрыса. Они были такими разными, но всё же одной крови. А что из себя представляет он, Хемпфил? Он никогда не любил этот замок, замок, где он вырос. Здесь всегда царила особая атмосфера, роскошные апартаменты, кулинарные изыски, толпы знати, отдающие всем членам семьи ярла должное уважение. Уважение, которое заслуживала вся его, Хемпфила, родня, но которое не надлежало ему. Он чувствовал себя чужим в стенах дворца. Будучи ещё маленьким ребёнком, у него создавалось ощущение, что замок насильно держал его внутри себя. Однако дальше дела пошли только хуже. Бесконечные пиршества, военные собрания, на которых он был обязан присутствовать как старший сын ярла, будущий наследник, — всё это выматывало и не приносило никакого удовольствия, как, например, отцу. Хемпфилу говорили, что он обязан стараться стать хорошим правителем. И он старался, а потом не выдержал и сбежал. Потому что хотел нормальной жизни, без всякого ДОЛЖЕН или ОБЯЗАН. Единственным человеком, кому он был что-то должен, была мама, но она к тому времени уже ушла от них в лучший мир. Хемпфил просил отца не искать его, и тот не искал. Отец просто забыл, отрёкся от сына, но, к счастью, не публично. Началась совсем другая жизнь, и Хемпфил был так рад ей. Безусловно, иногда он поддавался одиночеству, так как старался ни с кем не сближаться, видя в каждом встречном шпиона своего папаши. Тогда это, конечно, казалось тяжким грузом, но сейчас он осознал, насколько его проблемы были мелочными. Он жил своей жизнью, никто не говорил, что делать, и этого было достаточно. Теперь всё по-другому. Его буквально заставили сесть на трон. Ещё и дёргали постоянно, будто ожидая какого-то решения, решения, способного раз и навсегда изменить жизни провинции, но какого? Увы, Хемпфил получил ответ на этот вопрос только несколько месяцев назад. Вся знать Виндхельма хотел сделать город столицей Скайрима, а значит опять развязать долгую и кровопролитную войну с легионом и эльфами. Наверное, если бы такая мысль посетила его голову чуть пораньше, то разгорающуюся междоусобицу можно было бы предотвратить. Впрочем, норд не был в этом так уверен. Все мысли были только об одном. Со стороны крыла, в котором находились покои придворного мага, открылась дверь, и в зал вышел человек в синем одеянии. Он неуклюже ковыляя направился к выходу. Хемпфил резко встал, прерывая речь женщины, обошёл её и поспешил остановить мага. — Моргус, стой, — он схватил его за запястье и повернул к себе. — Куда направляешься? Маг исподтишка посмотрел на норда своим единственным глазом. Он делал так, потому что ему было неприятно, когда собеседник разглядывает его лицо. И Хемпфил знал это, прекрасно знал; злость разгоралась алым огнём. — По делам. — Я пойду с тобой, — Хемпфил сильнее сжал тонкое запястье и неожиданно почувствовал быстрый пульс под пальцами. — Господин! Вернитесь на место и давайте решать проблему этой особы, — раздался противный голос управляющего за спиной. — Пора, наконец, заняться своими прямыми обязанностями. «Плевать я хотел на её проблемы и на тебя тоже, и на весь этот проклятый город» — слова так и рвались из уст, но вслух воин сказал другое: — Вот и займись ими, старик, — на затылке чувствовался злобный взгляд советника. — У ярла появились неотложные дела, так что разберись тут сам. Не дожидаясь ответа, Хемпфил вывел их с магом за ворота. Вслед ему бросилось грубое «безответственный мальчишка!», но он не обратил на это никакого внимания. Его не волнует судьба Истмарка, судьба этого города, судьба той женщины. Он никому ничего не должен, он не хотел быть тем, кем является, его ЗАСТАВИЛИ. Моргус по-прежнему исподтишка смотрел на норда, даже не пытаясь высвободить руку из чужой хватки. Его взгляд ничего не выражал, никаких эмоций. От этого неприятно кольнуло внутри. Наверное, если бы он только смог найти нужного человека, способного вернуть Моргусу былой облик, то серые глаза наверняка потеплели бы. Но такого человека, видимо, не существует. «А ради чего ты хочешь это сделать? Для него? Или для себя?» — эта мысль постоянно крутилась в голове. Действительно, разве ему, Хемпфилу, не всё ли равно, что у мага есть определенные дефекты во внешности? Моргус же понравился ему не только из-за неё. Ведь да? «Конечно», — убеждал себя норд. У Моргуса такой притягательный характер, его манера держаться также не оставляет равнодушным. У него бледная кожа, тонкие пальцы. Он совсем не похож на зависимого, но всё же является таковым. И от этого Хемпфил тоже злился. Нет, он не позволит скуме загубить Моргуса, такого гордого и… красивого? Опять всё уперлось во внешность. Безусловно, увечья бретонца не вызывают у воина отвращения, однако что-то тут было не то. До нервного тика хотелось поцеловать мага, прикоснуться к тонким сухим губам. Губам, которые исказила непонятная усмешка, застывшая вечной маской на лице Моргуса. Что-то отталкивало, отталкивало уродство. Слово огромным колуном упало на череп, проломив его и вонзаясь в серое месиво острым концом. Оно пугало, истекало ядовитой красноватой жидкостью, которая проникала в горло, в лёгкие, обжигала. За ним тянулось отвращение. Где-то зазвенел колокольчик, и маг обратился чудовищем, грузным и ужасным. Его щупальца стали обвивать сперва руку норда, затем переключились на шею, обещая отнять весь кислород. Страх птицей забился в груди, но шевельнуться не получалось. Казалось, сейчас чудище поглотит его, убьёт. Снова звон колокольчиков, и перед ним стоит Моргус, обычный, как несколько минут назад. На языке противным привкусом осело слово. Уродство. Хемпфил тряхнул головой. Нет, он не может так думать о Моргусе. Дело не во внешности, совсем нет. «Надо просто взять и поцеловать его». Только норд собрался с духом, как маг ловко высвободил руку и заковылял прочь от дворца. Дело не в Моргусе. Ведь он до одури нравится Хемпфилу, в этом норд уверен. Он чувствует благоверный трепет, находясь рядом с магом; он хочет обнимать, целовать его, но не может, потому что… Уродство. Норд ещё сильнее тряхнул головой, пытаясь отогнать проклятое слово, однако то намертво вцепилось. Дело действительно не в маге. Дело в нём, в Хемпфиле. Именно он придумал грузное и ужасное чудовище, он создал невидимую стену, отделившую его от самого желанного. Внутри загорелась злость. «С этим надо что-то делать», — твёрдо решил норд и пошел следом за магом. А в голове всё крутилось и крутилось слово.