Переплетая жизни

Моргус задумчиво вертел в руках флакончик скумы, рассуждая, зачем же их троица понадобилась Триаве. Должно быть, причина очень важная, раз хранительница не позволяет никому из них умереть — ну, по крайней мере, Моргусу. Какую игру она ведёт и в чем заключается конечная цель? Насколько же она сильна, если может поддерживать жизнь пропащего зависимого человека на протяжении достаточно долгого времени? Моргус по себе знал, что для того, чтобы уменьшить воздействие скумы на жизненно важные органы, требуется невероятное количество усилий. Он прекрасно помнил лица магов, которых нанимал отец Кастора, чтобы хоть как-то притупить зависимость сына, — они были мрачными и измотанными. «Ничего не может излечить эту болезнь». Кроме, конечно же, зелья, сделанного из неизвестного ингредиента. И вообще, с чего он, Моргус, решил, что создал настоящее лекарство? Стоило бы попробовать, но одна мыслишка не давала покоя — всё это часть какого-то грандиозного плана Триавы, и лучшее, что можно сделать в сложившейся ситуации — это стараться меньше потакать ей. Хотя если копнуть глубже, то не исключено, что хранительница продумала абсолютно все возможные отклонения от изначального плана. С неё станется. Интересно, насколько её задумка катастрофична для жителей Тамриэля, хуже ли она желания подчинить весь остров? А что, если именно это и является целью? Но какую роль в этом играют они, обычные люди? Честно говоря, Моргусу было уже наплевать, станет Триава королевой или нет. Его волновал только сам план, в котором, даже при высоком уме его создателя, должна найтись лазейка, способная разрушить структуру задуманного, оставить хранительницу с носом. И делал это маг не из героических побуждений, нет. Он хочет расквитаться. Он потерял всё: хладнокровие, былой облик, даже почти рассудок. Но больше всего задевает мысль о том, что им играли, что он кукла. Он просидел девять лет чёрт знает где в полном одиночестве, иногда ставя на себе опыты, ради того, чтобы у кого-то что-то получилось? Триава растоптала его гордость, заставила чувствовать себя слишком слабым, чтобы справиться с трудностями. В частности, из-за неё он убил эльфа. Хранительница просто использует его. Его, талантливого мага! Пора ей доказать, что она совершила непозволительную ошибку. Вот только, чёрт возьми, как? Немного поразмыслив, Моргус пришел к двум вариантам; оба весьма скупы на оригинальность и хитрость. Так как о намерениях Триавы он не знает абсолютно ничего, то единственное, что остаётся, это до поры до времени плясать под её дудку, выискивая ту самую лазейку, и, найдя ей в определённый момент, сразу же воспользоваться. Это первый вариант. Минусов слишком много, но в основном они касаются гордости, так что с ними можно как-нибудь смириться. Однако где гарантия, что когда слабое место откроется, не будет уже слишком поздно? И если не будет, то как правильно поступить, куда надавить, чтобы план точно рухнул? Безусловно, Моргус умеет думать быстро, но в данном случае риск слишком велик. К тому же, что если он уже упустил лазейку? Второй вариант выглядит на таком фоне более-менее действенным. Он просто убьёт себя, тем самым смешав хранительнице все карты. Терять всё равно уже нечего. Конечно, хочется жить и всё такое, да и вечность в подчинении Триавы не привлекает, но вероятность того, что её план исчерпает себя, достаточно велика. Это, правда, всё равно нельзя будет назвать триумфом, ведь он, Моргус, умрёт, однако он покажет хранительнице, что не надо было связываться с ним. Да, наверное, это оптимальное решение. Вот только какой способ выбрать? Скума сразу отпадает, так как Триава определенно контролирует её воздействие на организм. Хотя, кто сказал, что она не сможет предотвратить любую другую смерть мага? Взгляд Моргуса упал на кинжал, оставленный каким-то стражником, желавшим зачаровать своё оружие. Острое лезвие приветливо сверкнуло в свете свечей, будто приглашая прикоснуться к нему. По телу прошёл лёгкий разряд тока, а пальцы закололи тысячи маленьких иголочек. Страх неприятно скользнул по спине холодной каплей, и из рук мага вывалился флакончик, со звоном разбрызгав красноватую жидкость по полу. Моргус отрешенно посмотрел на красную лужицу и вздрогнул. Перед глазами возникла картина, на которой отчётливо видно распростёртое тело мага в алой луже, в луже собственной крови. Бретонец рвано втянул воздух и резко выдохнул, пытаясь взять себя в руки. Спустя несколько минут страх сменился твёрдой решимостью. «Никто не имеет право играть мной». Моргус встал, опираясь на посох, и проковылял к столу. Оперевшись на деревянную поверхность, он отложил палку, взял в руку нож, внимательно разглядел его, после чего приставил к своему горлу. Остриё казалось ледяным, и по телу прошло стадо мурашек. Дверь распахнулась так внезапно, что маг едва не выронил оружие из рук. Лучше бы выронил. На пороге появился Хемпфил. Маг чуть дёрнул рукой в попытке спрятать кинжал, но судя по суженным зрачкам норда, было уже слишком поздно, поэтому лишь сильнее надавил. На бледной коже выступили первые капли крови. «Давай, делай всё быстрее. Что тут такого? Просто резко проведи», — про себя судорожно орал маг, но рука словно онемела. «И засади поглубже, чтоб уж точно не удалось спасти. Ну? Давай!». Моргус сглотнул. «БЫСТРЕЕ, НЕ МЕШКАЙ, СЛАБАК». Слово пришлось как нельзя кстати, придав своего рода решимость, и маг резко дернул кинжал в сторону. Лезвие затронуло совсем чуть-чуть, оставив тоненькую полоску, лениво набухающую кровью. Кинжал с оглушающим грохотом упал на пол. Моргус приоткрыл, зажмуренные секундой ранее глаза, и увидел перед собой ошарашенное лицо норда, до боли сжимающего его руку. — Ты что творишь, а?! — придя в себя, заорал Хемпфил и хорошенько тряхнул мага за плечи. — Совсем крыша съехала?! Воспоминания неприятно обожгли. «Крыша съехала», — то же самое говорила ему Ингара, когда он зарезал Кастора. Когда поддался слабости. «Ничего не изменилось». Моргус устало прикрыл глаза и обмяк в сильных руках норда, постепенно осознавая значение происходящего — Триава не допустит его смерти. Хемпфил аккуратно, старясь не потревожить ноющую ногу товарища, посадил мага на кровать и сел рядом. Моргус прислонился к стенке и равнодушно посмотрел на норда, даже не представляющего, насколько серьёзно положение у всех них. В ответ он получил виноватый взгляд и до боли сжал зубы. Опять этот взгляд, как тогда, у королевских ворот. Моргус прекрасно осознавал, что это значит, — ещё бы, он такие каждый день по сотню раз видит! — и был немного удивлен своей реакцией — ему было обидно и… немного страшно? Отчего? Ведь он уже давно привык к тому, что противен людям. Но увидев этот взгляд у Хемпфила, хотелось заорать тому прямо в лицо: «НЕ СМОТРИ ТАК НА МЕНЯ, Я ЖЕ ТЕБЕ НРАВЛЮСЬ!». Было обидно, что единственный человек, не замечавший его увечий, вдруг «прозрел» и поменял своё отношение, пусть это пока никак не отражается внешне, но про себя норд уже всё решил, в этом маг был уверен. Уверен, что его будут избегать. Избегать тот, кому нравился, кто был опорой в трудное время, кто спас. И от этого было страшно. Моргус упал на подушку и отвернулся к стенке, пытаясь заснуть и чувствуя на себе тяжёлый взгляд. *** Проснулся маг через несколько часов, резко сев на кровати и хватая ртом воздух. Его трясло. Что-то нехорошее и ужасное он видел во сне, но не запомнил. Страх сковывал лёгкие, рана на горле саднила. Но вот кто-то любезно подал кружку с водой, и, узнав норда, Моргус быстро осушил её. Тело сотрясла дрожь, а внутри всё обожгло кислотой; боль ударила с такой силой, что Моргус, отпихнув норда, слетел с кровати и забился в агонии на полу. Желудок сжимался и разжимался, горло скрутили рвотные спазмы. Через несколько секунд маг зашёлся кашлем, брызгаясь кровавой слюной. Болело абсолютно всё, начиная с глаз и заканчивая искалеченной ногой, внутренности же просто горели. Когда получилось вернуть контроль над телом, Моргус, не осознавая зачем, отчаянно пытался встать на четвереньки. Но сделав это, его скрутило опять – вырвалась кровавая рвота. Это продолжалось снова и снова, однако, когда маг уже был уверен, что сейчас его вывернет наизнанку, мучения кончились. Тяжело дыша, бретонец упал в отверженную желудком смесь. В комнате витал запах крови, пота и страха. — Моргус, — раздался тихий голос, и скрипнули половицы — рядом кто-то присел. Чья-то рука аккуратно и опасливо тронуло его плечо, и это прикосновение доставило сильную боль, будто бы все нервные окончания расположились в данном месте. — Моргус, — прозвучало чуть радостнее и теплее, и маг проклял про себя этого человека, три раза на всякий случай. «Почему просто нельзя оставить меня в покое?» — Твоё лицо! — рука неизвестного легла на потный и горячий лоб. Маг уже разинул рот, чтобы высказать всё, что думает по поводу этих бессмысленных слов, но не смог выдавить ни звука. Он попытался открыть глаза, но непривычно яркий свет ударил по ним, вызывая новую волну острой боли, после которой Моргус потерял сознание. *** Ингара сидела около костра, любуясь языками пламени и иногда прихлёбывая из плошки суп. Лагерь готовился ко сну, но перед тем, как пойти отдыхать, солдаты решили немного поболтать, чтобы хоть немного снизить напряжение, плотно повисшее между участниками делегации. Всем было тяжело воевать против вчерашнего брата. — Всё-таки, ребят, как хорошо, что над нашими головами не летают драконы! — отозвался один солдат, смотря в черное небо. — Это да, чёрт его дери, — донеслось в ответ. — Давайте споём, что ли, — сказал третий. — Крыльев размах, что полнеба накрыл. Бойся и прячься — идет Алдуин… Они завели старый сказ о языках, способный даже в самую отчаянную минуту вернуть воинам боевой дух, а женщинам — надежду на светлое будущее их детей. Но Ингаре было всё равно: она не нуждалась в дополнительной решимости и бессмысленной надежде. Более того, она просто не верила в Довакина, считая его выдумкой, сказкой, чтобы отвлечь детей от тяжёлого труда и подбить их на жизнь скитальца. — …Погиб Алдуин, хвала Языкам! — Хватит уже, — резко перебила песнь наёмница и добавила, поймав удивлённые взгляды: — Довакина никогда не было! Драконов победили самые простые люди общими усилиями, на время отодвинув политику на второй план. Повисла тишина. Ингара прочитала на лицах своих товарищей, что она «сумасшедшая» или «не уважает героев», но лишь усмехнулась в ответ на это. Ей было всё равно, что они все думают. Неожиданно на её плечо легла чья-то рука. — Ты ошибаешься, — женский резковатый голос заставил вздрогнуть. — Генерал Рикке? — Ингара посмотрела на женщину с удивлением, совсем не ожидая, что такая великая воительница, участница первой войны с мятежниками, самое доверенное лицо покойного генерала Туллия, верит в сказочки про драконорождённых. — Довакин существует, солдат, — генерал присела рядом. — Я воевала с ним бок о бок 25 лет назад. Я никому не рассказывала это, но сейчас, думаю, пришло время, — она вздохнула. — Люди стали забывать о великом герое Скайрима.