Переплетая жизни

— Ну, — Ингара была весьма озадачена рассказом своего генерала. Он вышел каким-то простым, будто бы говорили не о спасителе людей, а об обычном крестьянине, который за всю жизнь держал в руках только мотыгу или лопату, но всё равно решил вдруг ни с того ни с сего стать воином, искателем приключений. Генерал рассказывала, что в какой-то мере так оно и было — Довакин действительно до совершеннолетия трудился на ферме родителей, однако после того, как оная была разорена мятежниками, выбрал путь легионера. Рикке смеялась, сравнивая старого товарища с танцующим троллем, а именно так выглядел будущий народный герой с большим двуручным мечом. Она говорила, что учила юношу драться, сражаться, преподавала уроки стратегии. На вопрос «с чего это вдруг легат взяла под своё начала не пойми кого?» отвечала, что никогда не встречала человека с таким взглядом. Пронзительным, решительным и загадочным. Ингара, заметив лёгкий румянец на щеках своего командира, про себя сделала вывод, что женщина попросту влюбилась в юношу. С лёгкой печалью она рассказывала про внезапные и частые исчезновения Довакина, после которых он возвращался каким-то другим, более сильным и мудрым. А потом прошёл слух о появлении спасителя, и генерал всё реже и реже видела своего ученика. С восторгом она говорила, что во время очередной стычки была серьёзно ранена, а враг всё наступал. Она непременно бы умерла, не появись её ученик вовремя и не раскидав он своим голосом отряд мятежников по полю боя. Рассказ получился долгим, но интересным. Лишь наёмницу он не особо впечатлил. — Хорошо, — сказала она. — Тогда где он сейчас? Почему о нём уже достаточно долго ничего не слышно? — Никто не следил и не следит за жизнью Довакина, он может быть где угодно. Остаётся лишь прислушиваться, вдруг однажды различишь в общем гомоне его разрушительный Туум. — Но вы же были близкими друзьями? Стало быть, общались, делились планами. Он должен был Вам хотя бы весточку прислать, — стояла на своём Ингара. — Я не знаю, — женщина заправила за ухо выпавшую прядь поседевших волос. — У него и жена, и дети, и поместье своё, но он уже давно не появляется дома. Никто понятия не имеет, где может находиться Довакин. — И что же, Вы были его единственным другом? — наёмница видела, насколько эта тема болезненна для генерала, но ей было плевать. Она не верит в Довакина. Где он был, когда один из последних драконов напал на Каэден и сжег её дом, её семью? Почему он не пришёл и не спас их от разрушительного огня? Она не видела Довакина, зато прекрасно помнила, как самые обычные люди неимоверными потерями свалили чудовище на землю и отрубили ему голову. Где был «герой», когда люди умирали от страха, от горя, от боли, от огня, не находя в себе силы уничтожить громадину? Наверное, очень далеко, купался в лучах славы и признания. — Конечно, нет. Мы опрашивали тех, кто близко знал его и о ком нам было известно, но без толку. Правда, одного человека мы не нашли, и именно с ним Довакин водился за несколько месяцев до исчезновения. Какой-то шут гороховый с явными психологическими отклонениями, но Драконорождённый стоял за него насмерть. Может быть, они вдвоем покинули Скайрим, ища новые приключения? Но более пятнадцати лет не навещать свою семью… нет, он не такой. Ингара поджала губы. Хорошо, допустим, человек с кровью дракона действительно существует в нынешнюю эпоху, но тогда он попросту не заслужил право называться героем. Да, он безусловно внёс свою лепту, но Алдуина победили славные воины Совнгарда, это известный факт. Довакин сыграл тут незначительную роль. К тому же, он не выполнил свою миссию – защищать земли от крылатых тварей. И смерть её семьи является прямым доказательством. Генерал Рикке отдала приказ идти отдыхать, и все разошлись по своим лежанкам. Уже засыпая, Ингара подумала, что было бы неплохо после убийства Хемпфила найти этого Довакина и заживо сжечь на большом костре. *** Моргус часто заморгал, стараясь привыкнуть к слишком яркому освещению в комнате. Когда это удалось, он сел на кровати, ощущая странную лёгкость во всем теле. Потихоньку картины произошедшего стали всплывать в памяти, тело зашлось нервной дрожью. Моргус быстро попытался переключиться на что-то другое: казалось, будто ещё одно одна мысль о случившемся — и боль снова выбьет почву из-под ног. Перспектива захлебнуться в собственной блевотине совсем не прельщала. Неожиданно возня в углу комнаты привлекла внимание. Через несколько секунд Хемпфил уже шёл к магу, потирая заспанные глаза и поправляя смятую мантию. Норд сел рядом с Моргусом и сдержанно, как бы дружественно, прижал к себе. — Хвала Девятерым, — прошептал воин. — Ты очнулся. Если честно, увидев, как ты корчишься от боли, буквально загибаешься у меня на глазах, я подумал, что потерял тебя. Опять. Он снова посмотрел на мага чистым, влюбленным взглядом, после чего осторожно прикоснулся горячими губами ко лбу Моргуса. По телу бретонца прошел лёгкий разряд тока, кое как приведя его чувства. Память любезно подкинула лицо того, кто дал кружку с якобы водой. — Твоё лицо, — Хемпфил хотел поцеловать его ещё раз, но маг грубо отпихнул норда. — Что прои… — попытался сказать Моргус, но запнулся. Вышел какой-то гортанный хрип, однако до уха донеслись до боли в висках знакомые звуки. Маг ошарашенно уставился на счастливого норда своим единственным глазом. — Голос скоро придет в норму, твой настоящий голос, — Хемпфил расплылся в улыбке. Моргус резко вскочил с кровати и, не ощутив прежней боли в ноге, серьёзно спросил: — Что произошло? — Ночью я дал тебе зелье в синей бутылке. Ты, когда в горячке лежал, часто говорил о нём. Оно вроде от зависимости, но кто же знал, что произведет ТАКОЙ эффект! Оно вернуло твоему лицу первоначальные черты, а голосу — мелодичность. Жаль, что ты весь не стал прежним. Почему-то зелье не подействовало на глаз и цвет волос. Сердце ухнуло куда-то вниз, в бездну. Перед глазами всё поплыло. Моргус схватился за голову и осел на пол. Он выпил зелье, зелье, предназначенное Кастору. Он вылечился от зависимости, а эльф не успел. Теперь у него будет другая жизнь, а данмер будет по-прежнему лежать в промёрзлой земле «королевского» кладбища. Он никогда не поймёт, какие муки испытал Кастор, умирая в первый раз по его вине. Он снова дал слабину. — Что ты наделал, кретин, — просипел Моргус и поднял на норда изумлённый взгляд, поражаясь скорее не сделанному, а себе. — Я думал, ты другой. Он говорил это не Хемпфилу, нет. Он говорил это себе. Он думал, что сильный, что девять лет в ловушке закалили его, научили многому, чтобы перестать ошибаться. Он думал, что уж после всего, что пережил, его будет сложно сломать, растоптать, согнуть. Вся уверенность испарилась, будто была выбита точным ударом, как пыль из подушки. Моргус не винил норда в произошедшем, конечно же нет. То, что случилось, это его вина, его, Моргуса. Он вновь оказался слабым, подпустив кого-то к себе настолько близко. Он допустил, чтобы кто-то решал за него его же судьбу. Губы резко пересохли, а лоб покрылся испариной, желудок привычно заныл. Моргус медленно поднялся с пола. Он должен всё исправить, он должен всё исправить. «Я должен». — Надо выпить, — это прозвучало очень тихо, но привыкший к такому явлению норд тут же встрепенулся и схватил мага за запястье. — Нет, ты излечился, — он говорил уверенно. — Это просто привычка, она пройдет в скором времени. Нужно потерпеть. — Отпусти, — голос уже восстановился и звучал холодно, колко. — Нет. Я не позволю тебе всё испортить. Ты не умрёшь от этой дряни! — Хемпфил резко изменился, стал жёстче. Моргус одарил его презрительным взглядом и, ловко высвободив руку из крепкой хватки, ею же взмахнул. Хемпфила подбросило и прижало к стенке, с полок посыпались различные книги по магии и камни душ. Моргус вытянул руку и стал постепенно сжимать, имитируя удушье. Норд схватился за горло, жадно хватая ртом воздух. — Не смей решать за меня, — отчеканив каждое слово, маг чуть ослабил хватку и, не опуская руки, двинулся к шкафчику с запасами скумы. — Моргус, — донеслось сдавленное. — Не надо, прошу.