Что-то придется менять

Эти правила не нами установлены на свете, И дома набиты теми, кто здесь вроде ни при чем.

— Ну хорошо, а как вы соотносите тяжесть проступка с наказанием? — Мисс снова говорит непонятно, простите, мисс! – домовик печально глядел на нее, и Гермионе казалось, что еще немного, и она не только услышит мучительный скрип шестеренок в его голове, но и увидит эти самые застопорившиеся шестеренки. Через глаза. Что же, это был прогресс: поначалу, если домовики не понимали вопрос, они сразу начинали биться обо что-нибудь головами (неудивительно, что они мало что понимали, если к ним обращались не с привычным приказом, а с чем-то другим: тяжело, должно быть, жить с перманентным сотрясением мозга!). Но после того, как она в третий раз сказала им перестать и велела вместо битья головой говорить, что именно им непонятно, они стали просто лепетать «непонятно, мисс» и печально на нее смотреть. Она сильно подозревала, что, стоит ей уйти, они дружно отправятся все-таки биться головами, оптом за все вопросы, на которые не смогли ей ответить. — Ну смотри. Если вы сделали что-то не так, вы будете себя наказывать, правильно? — Да, мисс, конечно, мисс! — Вам это приказывает хозяин? — Нет, мисс, хозяин не должен об этом думать, эльфы сами! Хозяин может наказать, если хозяин хочет, но хороший эльф все равно накажет себя сам, мисс! Тоби – хороший эльф! Тоби всегда себя наказывает! Какие у них оригинальные представления о хорошем. — А откуда ты знаешь, Тоби, когда ты уже наказал себя достаточно? — Ниоткуда, мисс! Тоби наказывает себя, пока ему хватает сил! А вот теперь стало совсем страшненько. — За любую ошибку одинаково? — Нет, мисс, не одинаково! Тоби может прищемить себе уши, а может пальцы обжечь! Тоби наказывает себя по-разному! Или так, как прикажет хозяин. Кстати о хозяине. Кто, интересно, хозяин хогвартских эльфов? — А кто твой хозяин, Тоби? — Тоби – эльф Хогвартса! Хозяин Хогвартса – хозяин Тоби! — Хозяин Хогвартса – это директор? — Да, мисс. Директор Дамблдор – хозяин Тоби! — И он приказывает тебе наказывать себя? — Нет, мисс! Никогда! У хозяина Хогвартса много дел, он занят! Тоби всегда наказывает себя сам. Тоби хороший эльф! Это Гермиона уже поняла. Другие эльфы начинали рыдать примерно на третьем вопросе, особенно если вопросы подразумевали необходимость не только сообщать факты, но и немножечко думать. А Тоби – хороший эльф, зависал над такими вопросами всего по полминутки, да еще и кастрюлю чистить при этом не забывал. — А все ли эльфы Хогвартса такие же хорошие эльфы, как ты, Тоби? Глаза у Тоби моментально наполнились слезами. Ну что опять не так?! — Тоби не знает! Простите, мисс! Тоби проследит и доложит мисс! — Нет-нет, Тоби, не надо, мне не нужен точный ответ. Я просто хочу знать твое мнение. Даже если ты не знаешь наверняка, я хочу знать, что ты об этом думаешь? — Что думает Тоби? – домовик снова впал в ступор и даже поставил на минуту кастрюлю. Интересно: они что, не могут совмещать работу и мыслительный процесс? Это с непривычки или врожденное свойство? – Тоби не знает, — шепотом признался домовик. – Тоби обязательно накажет себя за это! Господи, да что ж за наказание, как с ними общаться-то, чтобы без телесных повреждений? — Нет, Тоби, тебе не за что себя наказывать! «Не знаю» — это тоже мнение, вполне подойдет. Эльф посмотрел на нее с сомнением, но вернулся к чистке посуды. Биться головой ни обо что не стал. Ай да Грейнджер, укротительница домовых эльфов! — А скажи мне, Тоби, тебе нравится наказывать себя? Если бы тебе можно было обойтись без этого, ты был бы счастливее? — Мисс говорит непонятно! – отчаянно заголосил Тоби. – Как можно не наказывать себя?! — Ну, например, если бы ты не совершал ошибок… — Тоби был бы счастлив! Тоби был бы лучший эльф на свете! — …Или если бы хозяин решил, что за ошибки нужно не причинять себе боль, а делать что-нибудь другое. Например, еще какую-нибудь работу. И это было бы твоим наказанием. — Мисс говорит непонятно! Так не бывает, простите, мисс! Работа – это не больно! Значит, работа – это не наказание! А ей, помнится, кто-то из слизеринцев говорил, что домовики – безмозглые создания, которые не умеют ни думать, ни проявлять инициативу, а только выполняют приказы. Ну какие же они безмозглые, если умеют почти логически рассуждать? Логика, конечно, весьма своеобразная, но все-таки… — А вот волшебников и людей часто наказывают таким образом. Их ругают или дают дополнительную работу, или что-то отбирают, а боль не причиняют. — Но мисс, у эльфов нет ничего, что можно отдать! А если забрать у эльфа руки или ноги, он не сможет работать. И эльфы не волшебники! И не маглы! Простите, мисс. Мисс не права! Раздался громкий гул – это домовик все-таки не совладал с собой и приложился к очередной сковородке. Его, словно эхо, подхватили то тут, то там раздающиеся удары: уши у домовиков длинные, и пусть остальные в разговоре и не участвовали, но подслушивали наверняка. И очевидно, были с ней не согласны и считали, что за такое следует себя наказать. Но были и те, кто не стал биться головой. Либо счел свою работу важнее наказания за крамольные мысли, либо они были с ней согласны (это, конечно, тоже крамола та еще, но, наверно, они этого еще не успели понять). Этих Гермиона постаралась запомнить, хотя лица у них для непривычного взгляда так похожи – поди различи. — Тоби, а за что ты себя сейчас наказал? – с интересом осведомилась Гермиона, которой уже изрядно надоело его останавливать. — Тоби спорил с мисс! Тоби не соглашался! Эльф не должен спорить с волшебником! — А кто тебе это сказал? Разве кто-нибудь запрещал тебе спорить с волшебниками? — Тоби домовой эльф, Тоби должен слушаться! — Но ты ведь меня слушаешься. И если твоя цель в том, чтобы выполнять мой приказ, то мое мнение о том, выполняешь ты его или нет, должно быть важнее твоего. А я считаю, что все в порядке: ты до сих пор со мной разговариваешь, хотя я отвлекаю тебя от работы. Это и был мой приказ, вернее, моя просьба: поговорить со мной. А во всем со мной соглашаться я не просила. Удар по сковородке раздался еще раз. — Тоби плохой эльф! Тоби неправильно понял мисс! Тоби не угодил мисс! О Мерлин. — Тоби, а что будет, если я попрошу тебя не наказывать себя, когда тебе кажется, что ты допустил ошибку в разговоре? — Тоби придется наказать себя за то, что он не может выполнить приказ мисс! – с готовностью ответил эльф. — А если тебя об этом попросит хозяин? — Тогда Тоби придется послушаться. Но что тогда Тоби делать, если Тоби ошибется? — Просто учесть ошибку и в следующий раз поступить иначе? – с надеждой предложила Гермиона. Эльф скроил крайне недовольную морду, но спорить с ней не стал, видимо, чтобы не биться об сковородку вновь, «за споры с мисс». Гермиона же решила пожалеть эльфов и оставить их на сегодня в покое. Вернее сказать, двигала ею не столько жалость, сколько опасение, что если она будет слишком на них наседать, они начнут разбегаться от нее, и никого она больше для приватной беседы не поймает. Теоретически, можно было бы попросить кого-нибудь из однокурсников позвать одного из своих домовых эльфов, но на самом деле нельзя. Не поймут они ее интереса, а она не сможет им внятно объяснить, чем ее зацепили домовые эльфы. Ее очень интересовало, каким чудом и какими методами убеждения, а главное, у какого злого гения получилось воспитать целую расу так, чтобы единственным их интересом было служение волшебникам, и не возникало даже мысли проявлять самостоятельность или инициативу. При том, что и инициатива, и собственное мнение у них явно были, это было очевидно даже по одному-единственному разговору. Волшебники привыкли к эльфам, они считают такое положение дел естественным: домовики служат, потому что так положено, наказывают себя, потому что так положено, не стоят внимания, потому что безмозглые и тупые. Им не нужны причины происходящего, как не нужны причины того, что земля внизу, а небо синее. Гермиона же в байки про «так положено» верить отказывалась, даже если в них верили сами эльфы. Их отношение к свободе (резко негативное, но не как к большому несчастью, подобному смерти или болезни, а как к чему-то позорному, вроде преступления) казалось ей неестественным и неправдоподобным. Если свобода – такая беда, то почему они не жалеют свободных эльфов, а презирают их? В принципе, это мог бы быть и защитный механизм, — рассуждала она сама с собой, — если отдалиться от тех, с кем случилась большая беда, и объяснить, чем они ее заслужили, то с тобой ничего подобного не случится, в это и люди порой верят. Но ей хотелось лично убедиться в этом, исследовать изгибы эльфийской логики и понять, как дать им хоть какие-то права, хоть какие-то возможности. У них же и правда ничего нет, Мерлин! Вообще ничего. Никакой собственности. Никакой защиты. Ни права на собственное мнение. Ни своих желаний. Ни времени на отдых. Вообще ничего. Вот разве что время на наказание всегда находилось. Это было настолько чудовищно, что просто в голове не укладывалось. Но волшебников все устраивало, поэтому до поры до времени она не собиралась излагать им свои мысли о положении домовых эльфов. Только иногда, на правах глупой маглорожденной, задавать вопросы. И слушать ответы. Выйдя из кухни, Гермиона ушла не сразу. Некоторое время она постояла под дверью, вслушиваясь в глухие удары об посуду и мебель: очевидно, домовиков весьма впечатлила их беседа. Потом она тяжело вздохнула и пошла было к кабинету директора, единственного, кто мог бы помочь ей сделать так, чтобы эльфы перестали сотрясать свои многострадальные мозги при каждой беседе с ней. Но на полпути все же передумала. Встречаться с Альбусом Дамблдором ей не очень хотелось: она все еще помнила, в какую историю директор втравил Гарри Поттера на первом курсе (да и про второй были у нее некоторые догадки), и не хотела ничего подобного для себя. Она, конечно, не думала, что он немедленно вплетет ее в какую-нибудь свою интригу, стоит ей попасться ему на глаза. Она не бог весть какая важная фигура, в конце концов. Но все же привлекать его внимание совершенно не хотелось. Так что придется домовым эльфам пострадать еще какое-то время. Но может быть, они со временем к ней привыкнут?