Carry On

Дин теряет счёт дней, слишком занятый поездками с работы на работу, так что, как-то вечером приехав к Касу и обнаружив его ждущим у двери, он удивляется. Раньше такого никогда не было, но, наверное, Кас хочет посмотреть, как он раздевается, и Дин совершенно не против, просто это неожиданно, и он уже берётся за край футболки, когда Кас качает головой. Его губы изгибаются в улыбке, и он на мгновение позволяет Дину оставаться в растерянности, прежде чем спросить: - Ты ведь не знаешь, какой сегодня день, да? - Э, - Дин напрягает мозг, потому что это наверняка какая-то проверка или типа того, и он не хочет провалиться, но в голове пусто. Сегодня будний день и, наверное, конец января. И явно не третье февраля, иначе он помнил бы, что нужно посмотреть Суперкубок. - Сегодня первое число, - говорит Кас и вынимает из кармана чек. – Это за твои услуги в течение испытательного срока. Отложи его в сторону и проходи на кухню, - дав указания, Кас разворачивается и уходит, а Дин, взяв себя в руки, следует за ним. Но сначала он таращится на чек, потому что сегодняшний день подкрался незаметно, а потом он видит сумму, и ему приходится сделать глубокий успокаивающий вдох. Есть разница между тем, чтобы знать, что получишь десять тысяч за месяц, и между тем, чтобы увидеть их своими глазами. Он держит в руке десять тысяч долларов, и голова почти кружится от осознания того, что Сэм на шаг ближе к Стэнфорду. Но впереди ещё много шагов, так что Дин кладёт чек в сумку и идёт на кухню. Он разувается ещё у двери – даже если он не должен раздеться, входить в чей-то дом в обуви неприлично. Он садится на предложенный Касом стул и не знает, что непривычнее: сидеть за этим столом или быть одетым. - Испытательный срок подошёл к концу, - говорит Кас, положив руки на стол. – Я хотел бы продолжить срок действия нашего соглашения и не вижу причин пересматривать условия, - он выжидательно смотрит на Дина. - Нет, я тоже. По мне так всё хорошо, - кивает Дин с улыбкой, удивляясь тому, что говорит искренне. Потому что так и есть. Хорошо. Он думал, что будет несчастен, будет скрепя сердце переносить тяготы ради того, чтобы обеспечить Сэма, но он получает удовольствие. Он ждёт встреч с Касом, и иногда в животе что-то напряжённо сжимается в предвкушении, но это приятное напряжение. Честно говоря, он уже перестал думать об этом как о работе, что опасно, но Кас отдал ему в руки чек, и это подобающее напоминание о реальности. Это работа – пусть приятная, но всё же работа. С мгновение Кас изучает его лицо, будто пытаясь определить полноту его честности, впитать в себя все его скрытые мысли по этому поводу, и Дин изо всех сил пытается сохранить бесстрастное выражение лица. - В таком случае, у меня для тебя кое-что есть. Дин оживляется при мысли о подарке, но, честно говоря, он не уверен, что Кас может ему дать. Ему нравится эта работа, и он не нуждается в подарках. Но тут Кас ставит на стол простую деревянную коробочку и придвигает её к Дину. Дин переводит взгляд с неё на Каса, и тот кивает: открой. Дин осторожно приподнимает крышку, сам не зная, чего ожидает – но явно не кожаного ошейника. В коробке же лежит именно он, простой и скромный, и у Дина перехватывает дыхание, потому что они говорили об этом, но до него не доходило… это… он снова поднимает взгляд, захваченный врасплох навалившимися ощущениями, и Кас улыбается. - Ты же не передумал, правда? – спрашивает Кас, прекрасно зная, что Дин никогда бы не передумал. Пальцы Дина обводят коробку по краю, словно он боится, что, если коснётся кожи, она утечёт сквозь пальцы. Он хотел этого – материального напоминания о том, что он принадлежит Касу, но сейчас он просто растерян. Теперь, когда в его голове поселилось весомое ощущение от чека в руке, он потерял уверенность. Когда Кас обнимал его в душе, небрежно, властно положив руку ему на бедро, Дин хотел. Но сейчас он не в том режиме. Он не может выбросить из головы мысль о том, что ему за это платят, что это работа. Ошейник теряет всю свою значимость. - Иди разденься, - говорит Кас, снова придвигая к себе коробочку. – Я надену его, когда ты вернёшься. Это самое время сказать «нет». Дин понимает, что стоит ошейнику застегнуться, как сделка будет заключена. И он не может отвести взгляда от коробки – ему видно и краешек ошейника. Дыхание снова перехватывает, и он хочет, но не уверен, что это хорошая мысль. Это обещание чего-то, чего у них нет, и Дин боится, что, сказав «да», он окончательно потеряет способность различать. Эта работа и так уже донельзя личная, совсем не такая, и, пусть ему и раньше доводилось носить ошейники, он никогда не чувствовал подобного при взгляде на них. Он практически ощущает потребность почувствовать его, почувствовать успокаивающее давление кожи, его физический вес. - Дин? – в голосе Каса слышна обеспокоенность. Дин встряхивается. - Прости. Уже иду, - он отрывает взгляд от коробки и торопится обратно в прихожую, пока Кас не решил наказать его за медлительность. Дин не хочет ни ослушаться, ни разозлить Каса, но он слишком много думает. Привычный процесс раздевания помогает – он складывает одежду и оставляет все заблудшие мысли между футболкой и джинсами. Он здесь для того, чтобы делать то, чего хочет Кас. Ни думать, ни анализировать, ни беспокоиться ему не нужно. Только слушать и подчиняться. К возвращению на кухню он успевает взять себя в руки и без слов опускается на колени; Кас одобрительно гладит его по щеке. Дин тянется навстречу прикосновению, но рука исчезает слишком быстро, возвращаясь, правда, через мгновение – с ошейником. Желудок Дина ухает, и он инстинктивно облизывает внезапно пересохшие губы. Он не сводит глаз с ошейника, пока тот не оказывается слишком близко и взгляд не скашивается. Тогда он смотрит на Каса – его взгляд прикован к лицу Дина, а руки действуют сами по себе. Кас застёгивает ошейник и проверяет, не слишком ли туго, просунув под него два пальца. Дина всё устраивает – захват достаточный, чтобы ошейник не болтался и чтобы чувствовался мягкий нажим, но и вполне свободный, так что он не будет опасаться удушья при каждом вдохе. Ему хочется пробежаться пальцами по коже, ощутить её гладкость, но ему не давали разрешения, так что он просто наклоняет голову приглашающим жестом. Это пальцы Каса пробегаются по коже, словно запоминая ощущения и её ширину. - Я хочу, чтобы ты надевал его сразу после того, как разденешься, - ногти Каса чуть царапают кожу под ошейником, и по рукам и спине Дина пробегает дрожь. – Я хочу, чтобы ты носил его всё время, что ты здесь. Рука Каса снова отстраняется, и Дину хочется потянуться за ней, за её теплом, но он должен быть сдержаннее, так что остаётся расслабленно сидеть на пятках и ждать дальнейших указаний. Их не следует. Вместо этого рука Каса возвращается – он приподнимает голову Дина за подбородок и проводит пальцами по щеке. - Ты прекрасен, - говорит Кас. Дина уже называли прекрасным, но никогда – так. Обычно это звучало с издёвкой, так, что это слово казалось оскорблением, полным отвращения, глумлением по поводу его длинных ресниц или слишком розовых губ, но похоже, что Кас говорит искренне, и Дин не знает, как реагировать на такую похвалу. Так что он делает то, что умеет. Он поворачивает голову и ловит губами большой палец Каса, втягивая его кончик в рот. И не может не заметить, как темнеют глаза Каса и как чуть резче он вдыхает, когда Дин ласково царапает мягкую подушечку пальца зубами. Одно мгновение – и Кас уже резким движением отодвигает стул дальше от стола, расстёгивает брюки и пихает их вниз, и Дин не в силах сдержать охватывающее его при этом предвкушение. Кухонные стулья – не самая удобная мебель, это вам не диван и даже не кресло, и Дину нравится мысль о том, что Кас не может подождать несколько секунд и дойти до гостиной, что ему не терпится почувствовать на себе губы Дина. Словно Дин нужен ему, прямо сейчас, и Дин более чем счастлив подчиниться. - Нет, - говорит Кас, когда Дин тянется устроить руки на его бёдрах. – Руки за спину. Дин послушно убирает руки, обхватывая правое запястье левой, и это слегка сбивает его с равновесия, но Кас одной рукой хватается за его волосы, а вторую кладёт ему на плечо, и это всё, что ему нужно. Кас направляет голову Дина так, как ему хочется, и именно это нравится Дину больше всего. Такое ненавязчивое управление даже лучше связывания. Ему нравится, когда его удерживают за запястья, вжимают в стены, тянут за волосы, потому что это настоящая возможность подчиниться. Его не удерживают никакие наручники, ничего непреодолимого - кроме того, что ему это нравится. И поэтому Дин охотно раскрывает рот, позволяет руке в своих волосах направить его голову вниз и наконец пробует Каса на вкус. Он крепко зажмуривает глаза, что позволяет сосредоточиться на почти болезненно вцепившихся в волосы пальцах, на тяжело давящей на плечо ладони, на лёгком прикосновении большого пальца к ошейнику, и Дин содрогается, принимая член Каса в рот, потому что он наконец-то в ошейнике. И он надет не напоказ, не ради лишней пары баксов – нет, он носит его потому, что сам хочет. Потому что это кажется правильным. Рука Каса подталкивает его дальше, чтобы он взял глубже, и головка его члена натыкается на стенку горла Дина; на мгновение у него вспыхивает паника, подпитываемая ощущением неправильности, но он отгоняет её и уже в следующее мгновение расслабляет горло, принимая вторжение. - Молодец, - говорит Кас и толкается глубже, пока глаза Дина не слезятся, а горло не начинает судорожно пытаться сглотнуть; тогда Кас отводит голову Дина назад, позволив ему вдохнуть, и снова притягивает её ближе. Дин не уверен, как долго это будет продолжаться. Он отдал контроль в руки Каса и даже удивлён тому, как легко это у него получилось, и тому, что в нём нет ни тени страха. – Так раскрываешься ради меня, - говорит Кас, шире разводя ноги и подтягивая его ближе. – Наверное, ты так привык. Всегда даёшь мне больше, чем я от тебя жду. Постоянно меня удивляешь, - его рука на плече Дина скользит к той, что запуталась в его волосах, и он окончательно отстраняет Дина, который не в силах сдержать при этом разочарованного выдоха. Пальцы Каса крепче сжимаются, когда он слышит это, и Кас притягивает Дина к себе на колени и целует его. Губы Дина слишком безвольны, чтобы ответить на поцелуй как следует, но Кас, кажется, ничего не имеет против. Его язык проникает глубоко в рот Дина, помечая его, словно Дин и без того ему не принадлежал. Дину трудно удержаться на ногах Каса – он всё ещё держит руки за спиной, - так что он соскальзывает коленями по обе стороны от Каса и сжимает его ногами; Кас вскидывает бёдра, и их члены трутся друг о друга. Дин резко выдыхает, и Кас крадёт этот выдох с его губ, как и следующий, сорвавшийся, когда рука Каса потянулась вниз, чтобы обхватить оба члена. Дин выгибается под его прикосновениями, потеряв при этом его губы и едва успев пожалеть об этом до того, как они находят его шею, целуя частично обнажённую кожу, частично ошейник. У Дина уже были клиенты, которым нравилось видеть его в ошейнике, нравилось скрытое в нём значение, но ни одному из них не нравился сам ошейник так, как Касу. Его язык омывает его, проникает под низ, касаясь скрытой под ним кожи, и Дин стонет, только на этот раз никто не ловит этот стон своими губами, так что он гулко отдаётся в пустой комнате. Рука Каса ускоряется, и он сжимает на ошейнике зубы, кусая – Дин не может почувствовать самого укуса, но ощущает его силу. Как будто Кас хочет укусить его, пометить, но не может, потому что это могут заметить в мастерской, а, значит, шея под запретом, так что вместо этого Кас помечает ошейник, кусая его так сильно, что, будь это всё-таки шея Дина, он прокусил бы её до крови. Мысль об этом не должна возбуждать, но бёдра Дина запинаются, сбиваясь с заданного Касом ритма. Его вознаграждают мягкими покусываниями в шею, чувствительную кожу подбородка, и Дин вскидывает бёдра, ища большего трения, потому что он уже совсем близок. Кас знает, что Дин повёрнут на метках, и этот укус в ошейник – это издевательство, а его детские прикосновения зубов – издевательство ещё большее. Дин знает, что ошейник – это знак окончательный и бесповоротный, знак того, что он принадлежит Касу и хочет этого, но он жаден и хочет большего. Он хочет красных полос по всей груди и засосов, расцветающих по всей коже, чтобы завтра можно было полюбоваться на них в зеркало. Дину хочется бешено тереться о бёдра Каса, но он всё ещё может держать себя в руках, пусть и едва-едва, так что он сдерживается. Вместо этого он умоляет. - Пожалуйста, - слышит он собственные слова; он уже балансирует на грани, его трясёт, и всё, что ему нужно, - один последний толчок, и он получит всё, чего хочет. – Пожалуйста, Кас. Так близко. Просто… просто нужно… ах! – зубы Каса впиваются в его плечо, и удовольствие вспыхивает сквозь боль, направляя горячую волну вниз, к члену; это всё, что ему нужно. Дин кончает, дрожа, прижимаясь лбом к плечу Каса, потому что его руки всё ещё находятся за спиной. Кас ещё несколько раз двигает рукой, и это почти слишком для чувствительного члена Дина, но Кас кончает вслед за ним и прижимается к голове Дина своей, пока они оба пытаются выровнять дыхание. Только минуту или две спустя Кас поднимает голову, опускает взгляд и видит, что он всё ещё в своей рабочей рубашке, которая теперь щедро заляпана спермой. - Вот чёрт, - говорит он, звуча, впрочем, скорее позабавленно, чем расстроенно. Дин не сдерживает короткого смешка, хотя пытается, особенно после того, как Кас приподнимает бровь, но он просто не может. Это эндорфины, или послеоргазменная эйфория, или ещё что, но он начинает смеяться и не может остановиться, сотрясаясь всем телом, и Касу приходится потянуться и ухватить его за бёдра, чтобы он не навернулся на пол. - Тебя веселит устроенный тобой беспорядок? – спрашивает Кас, но ему не удаётся звучать ни рассерженно, ни хотя бы разочарованно. Ему слишком нравится смех Дина. Дин кивает, не уверенный, что смог бы заговорить, но всё же пытается сдержать слишком уж бурное веселье. – Хм, - говорит Кас. – Так почему бы тебе не прибрать за собой? Смех застывает в горле Дина, и он с мгновение изучает лицо Каса, пытаясь понять, шутит он или нет, но не может этого понять. Так что он соскальзывает с его коленей, до ужаса неуклюже, потому что до сих пор не использует руки, а Кас слишком занят, таращась на него, чтобы помочь. Теперь Дин ещё меньше уверен в том, что Кас говорил серьёзно, но приказ есть приказ, а он хорошо умеет делать то, что требуется. Он поднимается на колени, встречая взгляд Каса, и наклоняется, чтобы втянуть в рот влажное пятно на его рубашке. Оно солёное и холодное, с привкусом ткани и жидкости для утюга, но Дина это не волнует. Он высасывает его так старательно, как только может, и сдвигается правее. Наверняка он устраивает ещё больший бардак, но Кас ничего не говорит; он пробормотал только «твою ж налево», и это определённо было не «нет» и не «прекрати», так что Дин продолжает. Его рот слегка раздражён от предыдущего минета, но он заставляет нижнюю челюсть продолжать трудиться, постепенно спускаясь по рубашке, а потом уделяет всё своё внимание члену Каса, который нужно вылизать дочиста. *** В субботу вечером Дин с Касом бок о бок лежат на диване со спецвыпуском Морского дьявола с приглушённым звуком на заднем плане. Дину нравятся ленивые субботы. Когда он только согласился работать на Каса, то боялся, что превратится в зомби от постоянной нагрузки, но он ошибался. С пятницы на субботу у него круглосуточная смена, но Кас его вовсе не загоняет. Сегодня, например, они поздно проснулись, Кас заказал завтрак, вернулся в постель и целовал Дина, пока в дверь не позвонили. Дин пытался удержать его, но Кас только засмеялся, надел халат и ушёл. За завтраком в постель последовал душ, а когда они снова надели на Дина ошейник, то перешли к очередным развратным обжиманиям на шкафчике в ванной. Дело не только в сексе и даже не только в приказах Каса, и Дин не вполне уверен, в чём именно. Субботние дни долгие, и они наполнены медленными поцелуями и обнимашками на диване за просмотром телевизора или чтением, и это просто пропитано домоседством и отношениями, и Дину одновременно хочется и сбежать так далеко, как это только возможно, и вцепиться в Каса ещё крепче. И сейчас один из таких моментов. Их ноги сплелись вместе, а одна из рук Каса гладит его волосы – спокойно, размеренно, и Дин балансирует на грани дрёмы и ленивого ничегонеделания. Он влажным поцелуем прижимается к груди Каса, устраиваясь, чтобы получить больше доступа; он не собирается ничего начинать, просто хочет касаться как можно большей части Каса. Ему хочется исследовать всю его гладкую кожу языком и руками, и это не хорошо. Он должен касаться его с определённой целью, всё, что он делает, должно вести к сексу, потому что дело должно быть в нём. Но это не так. Если бы Кас хотел только секса, всё было бы проще, и он не просил бы Дина спать с ним в одной кровати и не спорил бы с ним о том, какая книга Брэдбери лучше (Кас думает, что это «451 градус по Фаренгейту», но Дин-то знает, что это “Всё лето в один день”). Дин вылизывает горячую кожу Каса, будто может впитать её в своё тело и хранить как напоминание – о Касе, обо всём этом, и радоваться при мыслях о нём. Это смешно, потому что Кас ведь подчёркивал, что хочет чего-то продолжительного, и самому Дину нужны два года или даже три для пущей уверенности, что он сможет оплатить все счета Сэма, но в груди всё равно что-то тревожно сжимается от мысли о том, что этому придёт конец. - Эй, - весело говорит Кас, проводя рукой по тыльной стороне его шеи. – Я никуда не ухожу, - он приподнимает его голову за подбородок, так, что они смотрят друг другу в глаза. – Но мне нужно кое о чём с тобой поговорить. Дин замирает, мгновенно начиная прокручивать в голове самые пугающие сценарии. Вчера они согласились, что их всё устраивает и они оба хотят продолжать, но, может, Кас уже передумал. Да Дин и вовсе не ожидал, что пройдёт испытательный срок. Никто его не хочет. Не так. На ночь, на пару часов, для быстрого перепиха за баром – да, но ведь не без причины ни один из них не остаётся надолго. - Прекрати думать, - говорит Кас. – Я не собираюсь сказать ничего плохого. Честно. Расслабься, - он успокаивающе оглаживает его бока ладонями. – Это насчёт завтрашней ночи. Как ты наверняка знаешь, завтра СуперКубок. Дин кивает. ФортиНайнерс против Воронов. Сэм был очень расстроен, поняв, что в эту ночь Дин будет работать, да и Дин тоже был подавлен, потому что СуперКубок – это дело важное, даже если он и не отслеживал игры каждой команды. Вороны играют грубо, и он бы, пожалуй, болел за 49-х, если бы не ненавидел всё калифорнийское. Но он понимает, что такое работа и обязательства, так что он может пропустить СуперКубок в этом году. Спорт не был коньком Каса; он предпочитал смотреть документалки про животных и создание вещей (как-то они смотрели спецвыпуск о конфетной фабрике), но никогда не включал ничего, связанного со спортом. - Мои братья приезжают посмотреть его, - говорит Кас, звуча раздражённо. – Они первоначально собирались в Новый Орлеан, чтобы посмотреть его вживую, но, когда я отказался к ним присоединиться, решили вместо этого устроить вечеринку здесь. Так что завтра ты выходной. Мои братья, - Кас замолкает, пытаясь подобрать подходящее слово, - никому лучше с ними не знакомиться, если можно этого избежать. Завтра он выходной? Он сможет посмотреть Кубок с Сэмом? - Спасибо, - говорит Дин, стараясь казаться не слишком радостным, потому что не хочет задеть чувства Каса или заставить его думать, что он не хочет быть здесь, но у него и так было ощущение, что последний месяц он был лишь тенью в жизни Сэма; Сэм не жаловался, но совместный просмотр СуперКубка – это большой шаг вперёд. - Твои мысли блуждают, - говорит Кас. – Ты наверняка уже планируешь праздник, - он тянется расстегнуть ошейник, и Дин сразу же чувствует себя без него голым. – Иди домой и передай брату хорошие новости. Увидимся в понедельник в семь. В понедельник в семь – это вдруг так нескоро, и Дин тянется за последним поцелуем перед уходом, но Кас качает головой и в качестве объяснения показывает ему ошейник. - Сейчас ты не мой саб, - он мягко подталкивает его в плечо, и Дин слезает с него и идёт к полкам за одеждой, чувствуя себя неустойчивым. *** Ему уже лучше к тому времени, как он добирается до дома, потому что всю дорогу в метро он думал о том, что устроит: восхитительная сальса, и сметана, и сырный соус, острый сырный соус, мюсли в глазури, сухофрукты, карамельный попкорн. У него есть целая подшивка рецептов, и особый раздел в ней посвящён СуперКубку, и, может, он испытывает чересчур восторженную радость, но тут уж ничего не попишешь. - Никогда не угадаете, что случилось, - говорит он, входя в гостиную. Бобби, папа и Сэм сидят за телевизором и смотрят предматчевый сюжет – ого, как рано он начался. Неужели им есть что показывать аж 24 часа? - Ты встретил сестёр Олсен? – спрашивает Бобби с выражением полнейшего равнодушия на лице. Дин закатывает глаза. - Нет. Завтра у меня выходной. - Что? – спрашивает Сэм. – Завтра СуперКубок! А ты работаешь в баре! Как ты умудрился вообще? – он не кажется настолько радостным, насколько ожидал Дин, и он слегка этим уязвлён. Ему, конечно, просто повезло, и сам он ничего для этого не сделал, но он ведь будет дома на СуперКубок! Сэм мог бы выказать хоть немного энтузиазма. - Я любимчик босса, - говорит Дин, плюхаясь на диван, и тянется за пивом Бобби. Тот шлёпает его по руке. - Не мой любимчик, - ворчит он. Дин не позволит им испортить себе настроение. Он поворачивается к Сэму – и, ну, может, всё-таки позволит, потому что Сэм выглядит чертовски расстроенным – да что с ним сегодня не так? - У меня были планы, - торопливо признаётся Сэм, потому что хуже секреты не хранит никто. – Я думал, ты будешь работать, но раз нет, я всё отменю, - он расстроенно и неуверенно закусывает губу. Всё понятно. Желудок Дина, конечно, ухает вниз, но он понимает. Сэм думал, что Дина не будет, и не хотел застрять с папой, и уж конечно, у него могут быть друзья. И он может посмотреть какой-то глупый матч с ними, а не с братом. - Да етить колотить, - говорит Бобби, переводя взгляд с одного на другого. – Если вы оба прекратите выглядеть как раненые щеночки, Сэм может привести своих друзей сюда. Если только они не разнесут мне дом. Вы такие жалкие сейчас с этими своими рожами. Сэм подпрыгивает на месте, вдруг наполнившись энергией, и бежит в другую комнату к телефону. Дин снова оборачивается к Бобби, усмехаясь: - Уверен, что я не твой любимчик? - Заткнись, пока я не передумал.