Carry On

Ошейник лежит на верхней полке, на той же, на которую Кас кладёт свои записки, и Дин чувствует что-то вроде восторга при мысли о том, что кто угодно может прийти к Касу и заметить тонкую кожаную полоску. Он никогда не видел, чтобы здесь был кто-нибудь, кроме Каса, но знает, что два раза в неделю приходит уборщица. Интересно, прячет ли Кас ошейник, когда к нему заглядывают друзья. Хотя вообще Кас не кажется фанатом своей работы и уходит оттуда домой сразу же, как только может, а когда рассказывает что-нибудь, то о делах, а не о людях, с которыми работает. Может, у него и нет друзей, которые могли бы «заглянуть». У Дина и у самого не переизбыток людей в его жизни, но, по крайней мере, у него есть Сэм, Бобби и папа. У Каса, кажется, нет никого. Ну, кроме Дина. Иногда, проснувшись ранним утром на груди Каса и чувствуя его крепкие объятия, Дин задумывается, почему бы Касу не найти себе кого-нибудь. Он, конечно, мало что знает о нём из выходящего за рамки их соглашения, но Кас – один из лучших доминантов, которые у него были, и, наверное, это значит, что если не хороший, то хотя бы и не плохой человек. И разве богачи не должны проводить ночи в кутеже, напиваясь и устраивая сцены? Он не понимает, почему Кас выбрал его для своего времяпрепровождения, не понимает, почему Кас вообще платит за то, чтобы кто-то был с ним. Он уверен, что, пожелай Кас этого, он легко смог бы завести друзей и найти кого-то, с кем у него были бы настоящие отношения. Не то чтобы самому Дину этого хотелось. Это, конечно, эгоистично с его стороны. И не только деньги тому причиной. Дину нравится проводить время здесь, эта квартира стала ему вторым домом с учётом многих часов, которые он пробыл здесь, он на короткой ноге с этим местом, и даже беспокоится, что будет скучать по нему, когда соглашение подойдёт к концу. И поэтому ему нужно сосредоточиться на том, чтобы не облажаться, а не на размышлениях о личной жизни клиента. Дин стряхивает одежду и уже опытным движением надевает и застёгивает ошейник, но всё же бросает взгляд в зеркало, наслаждаясь ощущением кожи на шее. Он проводит по ней пальцами, представляя, как Кас продевает пальцы под ошейник и водит Дина за него. При этой мысли его член дёргается, и он не без труда подавляет стон. К тому времени, как он входит в гостиную, Кас уже сидит на диване; он приподнимает бровь, что не означает для Дина ничего хорошего. - Сегодня ты не торопился? – спрашивает он. – Когда ты так копаешься, я начинаю сомневаться, а хочешь ли ты вообще быть здесь. - Хочу, - отвечает Дин, запаниковав. Он задумался, засмотрелся на ошейник. Это была ошибка, и она больше не повторится, но он не хочет, чтобы Кас думал, что он не хочет быть здесь, не хочет этого. Потому что он хочет. Хочет настолько, что, уже сев в метро, продолжает думать о предыдущей ночи и о последующей. Хочет настолько, что, даже пытаясь сосредоточиться на починке машин и их сборке и разборке, он иногда зависает, думая о том, как собирает и разбирает его на части Кас – словно он учился этому. – Хочу. Прости, - он начинает опускаться на колени у ног Каса, но его пальцы ловят подбородок Дина, и он остаётся стоять в полуприсяде, напряжённый, не знающий, чего ждать. - На подлокотник, - говорит Кас, убирая пальцы, и Дин остро чувствует потерю при исчезновении этого прикосновения. – Задом кверху. Дин торопится подчиниться, потому что из-за медлительности у него и возникли проблемы, и он перегибается через подлокотник, опираясь ногами о пол и разведя их в стороны. Он чувствует себя раскрытым и уязвимым и прекрасно представляет, что его ждёт. Голову он опускает между рук, закрывая глаза и сосредотачиваясь на других ощущениях. Например, он слышит ровное спокойное дыхание Каса, подошедшего откуда-то сзади слева. Он чувствует покалывание на коже, чувствует, как волоски на тыльной стороне шеи становятся дыбом, вытягиваясь к Касу, к тому, что сейчас произойдёт. Кас опускает руку ему на бедро, и Дин напрягается, потому что если Кас осторожничает, значит, удар будет сильным. Но Кас удивляет его, отвесив ему совсем мягкий шлепок, который перестаёт чувствоваться уже через секунду, и заходит с другой стороны. Дин ожидает такого же слабого удара по правой ягодице, но вместо этого получает ещё один по левой – боль пронизывает его, и он давится воздухом. За этим шлепком быстро следует другой, а третий – ещё быстрее, и Дин сжимает руки в кулаки и ждёт дальнейшего, но напрасно. Он чувствует покалывание в ягодице, слышит собственные частые выдохи, но совершенно не ощущает Каса. Он поворачивает голову, пытаясь уловить какой-нибудь звук, понять, откуда ждать следующего удара. Он ошибся со всеми предыдущими и ошибается снова, получив удар по бедру, такой сильный, что на глаза наворачиваются слёзы. - Прекрати предчувствовать, - говорит Кас, растирая ушибленное место. – Доверься мне и расслабься. Все чувства Дина требуют обратного, и ему трудно убрать подальше настороженность, потому что кто-то стоит за его спиной, и этот кто-то ударит его – отшлёпает, а годы папиных тренировок учили его предвосхищать, рассчитывать, обороняться. И тут пальцы Каса проскальзывают под ошейник, натягивая его и заставляя голову Дина мотнуться назад. Это напоминание о том, что Дин сам сделал выбор, что он хочет этого, и он медленно выдыхает, заставляя инстинкты уснуть. Предвосхищать, рассчитывать, обороняться превращается в расслабиться, поверить, довериться. Он разжимает кулаки, выпрямляя ладони на кожаном диване и не держась за него, а просто расслабив руки. Его тело безвольно лежит на подлокотнике, и он слышит одобрительное хмыканье Каса, прежде чем тот снова начинает его шлёпать. Удары не становятся слабее, и первый застаёт его врасплох, всё тело содрогается, но он выравнивает дыхание, заставляя себя замереть, и снова расслабляется уже к следующему удару. Кожа горит и трепещет от ударов, огонь растекается по всему телу, проникает в кровь, заставляя загореться все нервные окончания. Стоящий член неприятно прижат к дивану, но от острого желания потереться о мебель спасают удары Каса, промежуток между которыми становится всё короче, так, что Дин едва успевает выровнять дыхание. Он начинает уплывать, зная, что каждый удар должен отрезвлять, возвращая его к реальности, но этого не происходит, и это опасная фаза. В ней он парит, не в состоянии осознать, причиняют ли ему вред, он не знает, когда остановиться, когда сказать «хватит», и обычно в начале этой фазы он начинает паниковать, но не сегодня. Сегодня он не пытается всеми силами взять себя в руки, а позволяет мыслям завихриться спиралями под пеленой эндорфинов, потому что ему нечего бояться. Доверься мне и расслабься. Кас не сделает ему больно – не больнее, чем он в состоянии вынести. Он кончает, когда Кас оглаживает его ягодицы ладонями, растирая горячую кожу, и Дину хочется одновременно и выгнуться навстречу его прикосновениям, и отстраниться, но поза всё равно не оставляет ему никакого выбора. И он благодарен за это, потому что не уверен, что знает, что выбрал бы. Прикосновения Каса ласковы, и одна из его ладоней проскальзывает под него, приподнимая и прижимая спиной к груди Каса. Кас зарывается лицом между его лопаток, вылизывает вспотевшую кожу, влажно целует, а Дин просто податливо стоит в его руках. Он виснет на руке Каса, и та подрагивает, потому что весит он порядочно и почти не стоит на ногах, как бы ни пытался взять себя в руки. Вообще-то часть про податливость была скорее шуткой… вот только она правдива. - Ты был таким хорошим для меня, - говорит Кас, тёплым влажным дыханием согревая его спину. Его вторая рука скользит вниз по бедру Дина и снова вверх, а большой палец поглаживает бедренную складку. – Теперь я позабочусь о тебе. Диван или кровать? Дин смотрит на дверь спальни, и она кажется просто непостижимо далёкой - её порог всё отдаляется и отдаляется от него, тем больше, чем дольше он смотрит. Значит, диван. - Диван. Он выскальзывает из рук Каса, и тот тихо смеётся, снова притягивая его к себе и ведя к дивану. Кас ложится первым, вернее, скорее падает на диван, утянув и его за собой. Дин падает сверху и, если Кас и против того, что он шмякнулся на него всем весом, он ничего такого не говорит. Он просто запускает руки в волосы Дина и бормочет что-то вроде «такой хороший» снова и снова. Дин тает в его тёплых руках, касаясь макушкой подбородка Каса, и всё может стать ещё лучше, разве что если Кас тоже разденется – тогда он сможет чувствовать его кожу своей, но и так тоже хорошо. Лучше, чем хорошо. Он начинает клевать носом и пытается найти в себе достаточно энергии, чтобы заговорить. - Телек, - неразборчиво бормочет он Касу в шею. – Щас засну. Хочешь? - Обойдусь, - говорит Кас и тянется за одеялом, чтобы накрыть их обоих. Дин понятия не имеет, как Кас понял его набор слов, но скрытый смысл его ответа согревает лучше, чем одеяло. Кас хочет всё своё внимание подарить ему; обнимать его, заботиться о нём. Дин никогда не был ни у кого на первом месте. Это глупо, что он так раскис только из-за того, что Кас решил не включать телевизор, и он пытается отогнать эти мысли, но у него нет на это сил. Ему тепло, он в безопасности и, как ни странно, всем доволен. Думать – слишком сложно. Он прижимается ближе к Касу, чувствуя, как пальцы в его волосах сжимаются, а лба касаются мягкие губы. Это последнее, что он помнит до того, как провалиться в сон. *** Если Дин в чём и хорош, так это во сне. И он радуется этому, проснувшись на следующее утро. Кас, наверное, перенёс его на кровать и укутал, уложив на живот, и за всю ночь Дин так и не сдвинулся. Это хорошо потому, что, когда он встаёт, ягодицы словно загораются, – перевернись он во сне, точно проснулся бы от боли. Он не успевает сдержать удивлённый вскрик, и Кас бросает на него взгляд со своей стороны кровати. - Ты сегодня хрупкий? – Кас так ухмыляется, что Дину хочется ответить ему чем-нибудь резким, но он сдерживается. Никому не нравятся грубые болтливые сабы, и Дин сам виноват, что ему больно. О да, сегодня добираться до мастерской будет весело. Хоть бы Чарли сегодня не была в настроении лупить его полотенцем. Завтрак проходит тихо. Дин стоит на коленях с идеально прямой осанкой, ни в коем случае не опускаясь на пятки. Колени начинают ныть довольно скоро, а отвлечься ему не на что. Кас читает газету – не вслух, как иногда, и Дину остаются только собственные мысли. Обычно он не против, но сегодня не лучшее утро в его жизни. Потому что в такой позе он не должен чувствовать себя в безопасности, не должен ощущать тепло в груди всякий раз, как Кас кормит его с руки. Он не должен быть счастлив и удовлетворён, потому что зад горит, напоминая о том, что вчера его отшлёпали – и не ласково. Вчера было больно, и от боли он почти отрубился, но не это главное – как он мог чувствовать себя защищённым, когда с ним поступали так? Как он мог это позволить? Костяшки пальцев Каса задевают край ошейника, и Дин чуть успокаивается, вспоминая причину произошедшего. Кас другой. Он причиняет ему боль не ради боли, и в этом, казалось бы, нет смысла – но он есть. Он доверяет Касу, верит, что тот не перейдёт черту, но боится, что может ошибиться. Он никогда раньше так не доверял клиентам. Он доверял Габриэлю, охране, но клиентам… Опыт научил его осторожности, научил его быть всегда начеку, но с Касом всё не так, и всё бы ладно, но Дин боится. - Дин? – зовёт Кас, и Дин моргает и замечает протянутую ему виноградину; интересно, как долго он её не видел? В ответ он тянется за ягодой, ловит её языком и при этом облизывает пальцы Каса, но тот не покупается на такую явную попытку себя отвлечь. – Ты в порядке? Вчера произошло кое-что для нас новое. Пальцы Каса пробегают по его волосам и скользят вниз, к ошейнику – и Дину впервые не хочется снимать его перед уходом. Он не хочет, чтобы его видели в нём, и он не готов рассказать своей семье, что он гей, а уж объяснять им, как он зарабатывает деньги, и вовсе немыслимо, но он хочет успокоения для себя. В ошейнике он помнит, что всё, что они делают – нормально и не противоестественно. Все его сомнения, вся неуверенность сейчас стоят над душой, дожидаясь, когда он снимает ошейник, и готовясь напасть, отравляя его мысли. - Я сейчас в порядке, - говорит Дин, потому что это правда, и, может, если он знает, что приближается саб-перепад или что-то вроде того, в этот раз он сможет справиться. - Сейчас? – спрашивает Кас, сразу замечая пробел в его ответе. – Это значит, что ты был не в порядке, или что считаешь, что не будешь? – Дин колеблется, потому что потребность в помощи – признак слабости; его учили справляться с проблемами самому или не обращать на них внимания, а не нагружать ими других. – Дин, - настойчиво говорит Кас. – Мне нужно, чтобы ты поговорил со мной. Я никогда не осужу тебя или не стану думать о тебе хуже, но, если мы не будем ничего обсуждать, мы не сможем помочь друг другу. Дин не знает, откуда взялось это «друг другу». Это только ему нужен Кас, но он помнит, как в последний раз, когда у него был жёсткий перепад, вёл себя на работе, и ему не хочется быть полным козлом по отношению ко всем, если этого можно избежать. - Мне кажется, что у меня может опять случиться перепад, - он не знает, как произнесение этого вслух ему поможет, потому что в прошлый раз Кас долго обнимал его, но сейчас это невозможно – им обоим нужно на работу. Кас вынимает телефон, и Дин ожидал чего угодно, но не этого. - Какой у тебя номер? – спрашивает Кас. – Я могу писать тебе весь день. Я знаю, что это не то же самое, что быть вместе, и, если тебе понадобится именно это, позвони, и я уйду с работы. Или звони, если тебе нужно будет услышать мой голос. Что бы тебе ни понадобилось, попроси, и я сделаю всё, что смогу. Дин безвольными руками берёт его телефон, чтобы внести туда свой номер. Кас говорит, что хотеть помощи – нормально. Кас сам говорит ему попросить о ней, и это ему просто непонятно. Это какой-то фокус? Он предлагает это только на словах? Дин так не думает – Кас кажется искренним, и все эти его прежние слова о честности и доверии… но не может же он всерьёз позволить Дину отвлекать его от работы. Кас важный человек, он работает в верхушке компании, а Дин просто механик, который помогает ему убивать время. Он вбивает свой номер, потому что ему так сказали, и он будет благодарен за СМС, но не позвонит. Вряд ли ему станет настолько туго, а если и станет, это всё равно будет неправильно, даже если Кас сам предлагает. - Спасибо, - говорит Кас, забирая телефон обратно. – Ещё хочешь есть? *** Дин носит телефон с собой вместо того, чтобы положить в шкафчик с кошельком и курткой, и переводит его в режим вибрации, хотя знает, что не должен. Это непрофессионально – держать телефон при себе на работе, а ещё хуже оставлять его включённым, потому что всё время он только и делает, что ждёт сообщения. Когда телефон жужжит в первый раз, он по локоть погружён в двигатель, и весь в жиру, и занят, поэтому для начала успокаивается благодаря одному лишь сигналу. На долю мгновения он предполагает, что ему мог написать кто-то другой, и почти смеётся при этой мысли. Папа и Бобби здесь, на работе, а Сэм в школе, и он слишком послушный мальчик, чтобы писать во время урока. Это может быть только Кас. Он ощущает тяжесть непрочитанного сообщения всё то время, что работает над Короллой. Он не знает, что в нём написано, но оно пришло, Кас исполнил своё обещание, и Дин не уверен, почему так этому рад. Погружённый в работу, он мурлычет вступление Highway to Hell себе под нос, копаясь в двигателе. Заканчивает с Короллой он уже полностью вспотевшим, и лицо наверняка всё грязное, но он не отвлекается на него, когда добирается до ванны. Он только споласкивает руки, достаёт телефон и читает. Стою в очереди за кофе перед работой. Старбакс явно переоценивают, но ближе ничего нет. Трудно сдержать улыбку, и Дин не сдерживает. Он и сам не может представить себе Каса в Старбаксе, и это странно, потому что ему кажется, что вообще-то он бы туда вписался. Он успешный бизнесмен, который заказал бы странный кофе с совершенно не английским названием и медленно потягивал бы его, разглядывая проходящих мимо… но Кас не соответствует. Ему, кажется, не нравится его работа – хотя он ничего такого не говорил, он вообще редко заводит о ней речь. Почему он не займётся чем-нибудь другим? У него денег явно больше, чем он может потратить. Почему не переехать или не заняться чем-нибудь другим? - Дин! – зовёт его Бобби. – Тут Приус с проблемными тормозами. Есть время? - Конечно. *** Во время работы с тормозами он и начинает загоняться по поводу вчерашнего. Сначала он этого не замечает: вот он копается во внутренностях машины, а вот уже его накрывает паническая волна какого чёрта. Потому что вчера он позволил Касу причинить себе боль. Он мог бы сказать стоп-слово; он никогда не делал этого раньше, но уверен, что Кас бы остановился, а если бы и нет, Дин и сам смог бы его остановить. Но он не сделал ни того, ни другого. Да и не в боли проблема. Он уже давно начал подрабатывать сабом и давно привык к боли. Но вчера ему понравилось, каким-то извращённым образом, и эта мысль его пугает. Всё не так, как с Аластаром, когда Дин только делал вид, что ему нравится, умоляя о большем лишь потому, что так хотел Аластар. Дин получил удовольствие от того, что кончил без прикосновений к члену, от возможности расслабиться и довериться Касу. А потом они свернулись на диване, обнявшись так, будто Кас только что не отлупил его задницу докрасна. Да что же с ним не так? Есть большая разница между тем, чтобы делать что-то потому, что это работа, и между тем, чтобы получать от этого удовольствие. И Дин мог бы сказать себе, что да, это часть работы, это произошло потому, что он облажался и его нужно было наказать, но он не может солгать достаточно убедительно. Не себе. Части его это понравилось, и он чувствует отвращение по отношению к этой части. К обеду он совсем урабатывается догрязна, умывается, берёт сэндвичи и выходит на улицу, потому что понимает, что сейчас ему лучше ни с кем не сталкиваться. Он садится, и задница жутко болит, напоминая о вчерашнем, а телефон в кармане вжимается в бедро, и до него доходит, что он вообще о нём забыл. Он вынимает его и с удивлением обнаруживает пропущенный вызов и голосовое сообщение. Развернув сэндвич, он нажимает «прослушать» и как раз надкусывает его, когда слышит голос Каса. - Здравствуй, Дин, - говорит голос на записи, и всё тело Дина расслабляется при этом звуке. – Я сегодня выбрался на обед пораньше, потому что мне стало скучно и некому мне это запретить. Наверное, в этом плюс того, что ты всем заправляешь. Я в небольшом кафе, - это объясняет шум на заднем плане. – Я хотел взять сырный сэндвич гриль и томатный суп, но женщины, стоящие за мной в очереди, обсуждали местный яичный салат и сказали, что он лучший в округе. Не уверен, хорошо ли сочетаются между собой яичный салат и томатный суп. Я сообщу тебе, - Кас замолкает, и Дин слышит, как он сдвигает стул, кто-то где-то кричит и, кажется, как Кас жуёт. Спустя минуту Кас снова заговаривает: - Очень хороший яичный салат. Может, стоит почаще приходить сюда обедать. Томатный суп также хорош, но к нему нет гренок. Может, я буду носить их с собой. Г… один из моих братьев любит класть в томатный суп виноградины, но это отвратительно. Дин со смешком снова надкусывает сэндвич. Странно, что из этого голосового сообщения он узнает о Касе больше личного, чем за всё время, что он практически живёт с ним, но он рад тому, что это наконец происходит. Иногда у него возникает ощущение, что вся его жизнь выставлена перед Касом напоказ – смотри и изучай, а сам он ничего не получает взамен. Но теперь он знает, какой любимый сэндвич Каса и какой суп ему нравится. - Наверное, ты слушаешь это в свой обеденный перерыв. Ты кажешься слишком хорошим работником, чтобы поступить иначе. Это значит, что я уже вернулся на работу, и, хотя мой кабинет просторнее обычных отсеков, он не менее удушающий, - Дин слышит тихий вздох, почти слишком тихий, но всё же он улавливает его и скрытое в нём недовольство. – Некоторые с завистью бросают взгляды на мой столик. Мне не стоит разговаривать за едой. С нетерпением жду вечера, когда смогу тебя увидеть. Сообщение заканчивается, но Дин ещё долго смотрит на телефон, потому что он не должен чувствовать себя таким счастливым и приятно взбудораженным от одного телефонного звонка. Он не должен чувствовать себя беззаботно, словно ничто не может ему навредить, но чувствует. Он отбрасывает в сторону свою неуверенность и сомнения, потому что Кас позвонил ему. Позвонил Дину в свой обеденный перерыв, хотя мог бы болтать с кучей других людей или просто мирно наслаждаться своим сэндвичем. Вместо этого он позвонил Дину и оставил ему сообщение, не рассчитывая на ответные действия. И он сделал это просто потому, что знал, что Дину станет легче. Кас сделал это ради Дина, и это настоящая причина его внезапно улучшившегося настроения. Кас заботится о нём, и Дин не хочет забывать об этом. Остаток своего перерыва он доедает сэндвич и водит по экрану телефона большим пальцем.