Carry On

Дин – единственный, кто беспокоится по поводу папиного исчезновения. Он часто сваливает на пару дней, так что Сэм просто пожимает плечами и продолжает жить своей жизнью, а Бобби с самого начала ждал, пока он оступится, так что тоже не удивляется. Но Дин знает, что это не обычный срыв. Дин слишком надавил на него, и всё происходящее – его вина. Сверхурочные смены в мастерской помогают отвлечься, как и нахождение у Каса. Он не знает, пытается ли отвлечься от произошедшего между ними в воскресенье сам Кас, или, может, он просто чувствует, что Дину нужно забыться, но всю неделю он не грузит его ничем сверх физического. Это освежает, это выматывает, и это именно то, что нужно Дину. Так что в пятницу вечером, увидев ожидающую его записку, он почти чувствует вину за приступ воодушевления – Кас его просто балует. Он раздевается с жадным предвкушением и осторожно разворачивает бумажку, боясь порвать или хотя бы помять. Иди в спальню. Терпеливо жди меня на кровати. Он снова складывает бумажку – хочется бегом понестись в спальню, но это так себе проявление терпения, так что он вынуждает себя медленно прошествовать по гостиной, пока его видно из кухни, а последние несколько шагов проделывает бегом. На пороге же он замирает, потому что видит наручники. Обычно Кас предпочитает удивлять Дина тем, что он приготовил на ночь, но, видимо, сегодня не тот случай, и Дин осторожно подходит к кровати, понятия не имея, как в таких условиях быть терпеливым. Впервые Кас использовал связывание спустя неделю после неловкого пьяного признания Дина о том, что ему нравится, как Кас уделяет ему внимание; тогда Кас привязал его к кровати за запястья и лодыжки, и целый час Дин был центром его внимания: он заставлял Дина распадаться на части, восхищаясь его телом и говоря такие слова, которые явно не могли быть правдой, но всё равно попадали точно в цель. Пальцы Дина пробегают по кожаной подкладке, и он отдёргивает руку и виновато оглядывается. Кас не стоит в дверях с осуждающим видом, но Дин не рискует повторить прикосновение. Он забирается в середину кровати и опускается на колени, позволяя себе утонуть в размышлениях о том, что может произойти сегодня. Может, сегодня Кас принесёт ленту и завяжет ему глаза. Они уже пробовали её использовать, как пробовали и наручники, но они ещё никогда их не сочетали, да и Дина обычно на такое не тянет. Ему не нравится быть и слепым, и связанным, это будит в нём инстинкт сражайся-или-убегай, и он не может достаточно успокоиться, чтобы войти в нужный режим, но Кас наверняка сможет ему помочь. Иногда его пугает то, каким простым и естественным всё это кажется; он не из тех, кто верит в Единственную Истинную Любовь, и уж явно он не поверит, что удача может оказаться на его стороне, но он верит, что все его последующие отношения развалятся, и это жалко, потому что сейчас-то у него никакие не отношения. Но то, что он чувствует и чего не чувствовал никогда раньше – может, искра-другая здесь да вспышка там, – это нечто новое и желанное, и невозможно поверить, что ему повезёт найти нечто подобное снова. Он разглаживает простыни рукой и заставляет себя подумать о чём-нибудь менее печальном. Кас приходит раньше, чем он ожидает, особенно с учётом записки, но он определённо за это благодарен. Терпение никогда не было его добродетелью, особенно когда его ждёт нечто настолько волнительное, и он очень хочет оказаться связанным для Каса. Ладонь Каса приподнимает его за подбородок, и Дин тянется навстречу его прикосновению. - Ты всегда выглядишь таким счастливым, когда видишь меня, - говорит Кас, и в его голосе проскальзывает что-то вроде удивления. Его ладонь неохотно оставляет лицо Дина и подталкивает его в грудь. Дин послушно опускается на спину и вытягивается, позволяя Касу закрепить его конечности, как он пожелает, удовлётворённый одной возможностью просто наблюдать, не предлагая никакой помощи кроме полного расслабления, чтобы Кас мог делать с ним, что захочет. Закрепив всё, Кас проводит по щеке Дина тыльной стороной ладони, и Дину хочется податься ей навстречу, но он знает, что так Кас только быстрее отстранится, а Дин этого не хочет. Он хочет, чтобы это прикосновение длилось и длилось – и иногда его пугает то, насколько он хочет этих его простых касаний. Ладонь переворачивается, и подушечка большого пальца пробегает по нижней губе Дина, от чего по всему его телу разлетаются лёгкие импульсы желания. - Не сегодня, - говорит Кас, и Дин не сразу понимает, о чём он, но его губы разомкнулись сами собой, приглашая палец Каса внутрь или даже подняться выше и изучить его лицо, и Дин стонет от потери того, чего, оказывается, хотел и что осознал, только потеряв это. - Завтра утром, - обещает Кас. – В душе, - его палец обводит контур губ Дина, надавливая на мягкую кожу, пока она не краснеет. Завтра утром – это совсем не скоро, и Дин подозревает, что от душевых минетов его волосы опять попадут под шампунь-кондиционер. Ему нравится ныть по этому поводу, но на самом деле ему приятно провести ладонью по шелковистым волосам или посмотреть в зеркало и вспомнить при этом о Касе. Если резко дёрнуть головой вбок, можно уловить урывок аромата кондиционера, а случайный взгляд в окно машины отразит его чуть больше, чем обычно, блестящую шевелюру, и всё это – небольшие напоминания о Касе, о том, что произошло утром, о том, чего Дин дожидается, едва успев закончить смену в мастерской. Он привык к тому, что разделение работы и дома, как и рабочего состояния от нерабочего, даётся ему легко, но эта лёгкость исчезла. Уходя от Каса, он не чувствует необходимости сбрасывать шкурку и становиться собой. - Ты слишком много думаешь, - дыхание Каса щекочет шею Дина – видимо, он неслабо задумался, раз пропустил перемещение Каса. Так и есть. Кас уже оседлал его талию, перегнувшись, и мягко царапает зубами напряжённую ключицу. - О тебе, - говорит Дин. - Мм, - мурлычет Кас ему в кожу, отчего возбуждение, всегда близкое к поверхности, когда Кас рядом, прорывается наружу. – Но я же здесь. Не думай и не фантазируй. Просто чувствуй, - он опирается ладонями о кровать по обе стороны от груди Дина и приподнимается на четвереньки – так, что соприкасается с Дином только губами, впившимися в его кожу. Несправедливо вот так приказать ему чувствовать и тут же перестать его касаться, но его губы спускаются всё ниже, и Дин отчётливо понимает, к чему он ведёт. Одна точка соприкосновения – это возможность сосредоточиться на чём-то одном. Ни на прижатой к боку ладони, ни на исходящем от его бедра между ног Дина тепле. Есть только язык Каса на соске Дина, дразнящий, ловкий и быстрый, заставляющий его затвердеть. Всё внимание Каса и всё внимание Дина приковано к этому месту. Кас лижет и ласкает правый сосок, а затем смещается к левому, и Дина начинает колотить от потребности пошевелиться. Его ноги хотят обхватить талию Каса и притянуть его ближе, его руки - вцепиться в плечи Каса или запрокинуть его голову, потому что Дин хочет поцелуя. Он хочет внимания Каса – в другом месте, в любом другом, потому что его язык трудится неустанно, но не дарит облегчения, а лишь дразнит, и это подводит Дина к краю, но не позволяет его перешагнуть, и Дину нужно больше. Ему нужно сильнее, резче, что-то, что угодно. Дин опускает взгляд на тело Каса, сожалея, что тот не ходит раздетым всё время. Дину открывается прекрасный вид на его спину, и ему хотелось бы увидеть едва уловимое перекатывание мышц при каждом его движении, но вместо этого он таращится на безукоризненную рубашку с бледно-розовыми полосами. А его задница скрыта от голодного взгляда Дина чёрными брюками – узкими и в целом передающими очень симпатичную картину, но Дин хочет кожи. Он хотел бы испить Каса, как тот пьёт его. Он слишком много таращится на задницу Каса и поэтому замечает крохотные движения его бёдер, словно он представляет, как трахает Дина, и Дин пытается сжать ноги при этой мысли, но крепления ему не позволяют, и он стонет: его член уже совсем твёрдый, но он не может его коснуться, и Кас тоже не касается, и нельзя изображать трах так, чтобы Дин не начал воображать всякое. - Пожалуйста? – просит Дин, хотя это дохлый номер. Иногда Кас, вот так связав его, доводит его до безумия, потому что хочет услышать его мольбы, хочет, чтобы Дин стал безвольным, доступным и отчаянным к тому времени, как он войдёт в него. А иногда Кас хочет всего этого, но всё равно не откликается. А иногда он ещё и завязывает ему рот, чтобы Дин шумел, сколько влезет, но знал, что толку не будет. - Пожалуйста что? – спрашивает Кас с ленивым интересом, словно не создаёт этим вопросом миллион грязных образов в голове Дина. Дин вскидывает бёдра – едва уловимо, слабо. - Хочу тебя в себе. Кас, подняв голову, изгибает бровь, и желудок Дина ухает вниз, потому что это не выражение согласия. На его лице отражается некоторое недовольство и явное злорадство, что не сулит Дину ничего хорошего. - Мне казалось, я сказал тебе не думать, - жёстко выдыхает Кас и улыбается во все тридцать два. – Наверное, мне нужно лучше постараться, чтобы удержать твоё внимание. Да, определённо не сулит. - И так хорошо, - говорит Дин. – Честно, хорошо. Чес… о! – его возражения перетекают в стон, когда зубы Каса находят затвердевший сосок – он кусает не сильно, но по всему телу Дина расплывается удовольствие. Оно заполняет его с головой и заставляет хотеть большего, и Кас, подняв на него взгляд, ухмыляется и сжимает зубы чуть сильнее. У Дина поджимаются пальцы что рук, что ног, и он выгибается в спине, как только может, потому что ему нужно больше. Укусы Каса не становятся мягче, продолжая терзать его, и Дину нестерпимо хочется высвободить ноги, потому что ему нужно метаться, извиваться и просто двигаться. Его член изнывает, он уже на самом краю, но не в состоянии шагнуть за него, и он задыхается и, кажется, умоляет, пусть и не словами, а совершенно невнятными звуками. Кас отстраняется с нескрываемо злорадной улыбкой и ухмыляется, когда Дин в отчаянии набирает полную грудь воздуха. - Теперь ты сосредоточен? Дин кивает, потому что всё его внимание определённо приковано к Касу. Тогда Кас опускает голову, и его губы находят только что искусанное место, донельзя чувствительное после прикосновений его зубов – он словно водит по коже пером: Дину хочется заизвиваться и уйти от касаний, потому что, какими бы невесомыми они ни были, они накрывают его с головой, и его руки дёргаются в оковах, пальцы обхватывают цепи, и он сжимает их и тянет, но Кас не отступает, и Дин сейчас просто сойдёт с ума. - Сосредоточен, - хрипит Дин, изнывая от напряжения всем телом. – Пожалуйста. Я сосредоточен. Клянусь. Можешь остановиться. Можешь… уй! – зубы Каса возвращаются к прежнему занятию, и у Дина из глаз льются слёзы, потому что никак иначе не выразить всего того, что он сейчас ощущает. - Остановиться? – спрашивает Кас, сверкая глазами и щекоча его кожу дыханием, не давая ей ни мгновения покоя. – О, Дин, - его голос полон поддельного сочувствия, а взгляд скользит ко второму соску. – Я и до середины не добрался. И сегодня ты будешь кричать. *** В субботу Дин просыпается с охрипшим горлом и бросает на спящего Каса полусердитый взгляд, зная, что голос будет возвращаться и исчезать весь день. Можно в отместку разбудить Каса, но тогда он будет хмурым, как и всегда, когда просыпается не по своей воле, и Дин боится того, какое наказание может последовать за этим. Кроме того, не так уж он и сердится. Ему определённо понравилось трепыхаться между наслаждением и слетанием с катушек – Кас чертовски близко подошёл к этой черте, но он никогда её не пересекал, и сейчас всё тело Дина приятно раздражено. Натяжение от наручников и общее напряжение сделало всё тело скованным, и он потягивается на своей половине кровати, чуть не застонав от неприятных ощущений в мышцах, вынужденных действовать. Он определённо проголосовал бы за долгий горячий душ. Может, даже удастся уговорить Каса на ванну. Дин улыбается мысли о возможности забраться в тёплую ванну и вытягивает руки за голову, прислушиваясь к щёлканью суставов. Он выгибается, как кот, и тут одеяло задевает до сих пор чувствительные соски, и он давится воздухом и падает на кровать. Это боль на грани наслаждения, со свистом пролетевшая по всему телу, заставляющая дышать рвано и резко – спасибо Касу хотя бы за то, что устроил всё это в пятницу. Если бы ему пришлось надеть футболку и пойти на работу… не хочется даже представлять этот ад. И неуместное возбуждение. - Какой чудесный способ проснуться, - сонно бормочет Кас. Дин оборачивается: Кас лежит на боку, наблюдая за ним, и в его глазах уже горит желание. Дин понятия не имеет, как давно он проснулся, но явно успел заметить его реакцию, и его взгляд прикован к его несчастным потемневшим соскам. Он задумчиво закусывает нижнюю губу, покатав её между зубами, и Дин качает головой: - Чёрта с два. Кас разочарованно вздыхает и кивает. - Знаю, слишком рано. Кроме того, я обещал тебе разрешить отсосать мне в душе. Включи воду и выбери температуру, которая тебе нравится. Я пока закажу завтрак. Вода обжигающе горячая, и скоро всю ванную заполняет пар. Дин охотно дышит им, потому что он приятно смягчает горло, и ступает под струю, позволяя воде бить себя по спине. Мышцы мгновенно избавляются от остававшегося напряжения, и Дин стонет, повращав плечами и тем попытавшись сбросить последнее. Кас присоединяется к нему, и они застревают в душе, пока Дин не становится сонным и безвольным. Может, это будет одним из тех дней, когда они прошаркают на кухню, позавтракают и снова заберутся в кровать, чтобы вздремнуть. Но эта надежда испаряется быстро. Когда они выходят из душа, Кас вытирает его – мягче, чем Дин рассчитывал, и он расслабляется под его касаниями, доверяется ему – и поэтому Кас застаёт его врасплох, мягко подтолкнув к спальне. - Сегодня прохладно, не находишь? Дин вообще не думает, что настройки термостата менялись хоть раз с тех пор, как он здесь появился, и он уже собирается недоумённо посмотреть на Каса, когда замечает невинно лежащую на кровати футболку. О нет, думает Дин, но Кас снова его подталкивает, что означает «да». Чёрт. Он волочёт ноги и поднимает футболку за нижний край. Она совсем лёгкая, одна из специально сделанных для бегунов, и ткань скользит между пальцев. Дин внезапно осознаёт, что его ждёт долгий день. Он продевает руки в рукава и натягивает футболку через голову, крепко жмурясь при первом прикосновении ткани к сверхчувствительной коже, не в силах сдержать обиды, когда Кас легко облачается в спортивные брюки и футболку – уж ему-то нет причин дёргаться или сгибать плечи вперёд, чтобы ткань не задела грудь. - Завтрак? – спрашивает Кас. – Я заказал твоё любимое, - он улыбается, будто точно знает, в каком направлении следуют его мысли. Дин идёт за ним, а футболка шевелится при каждом его шаге, задевая грудь, и он закусывает губу, чтобы перенести это молча. Он опускается на колени, горбясь, и на мгновение передыхает от сказочного облегчения отсутствия прикосновений, но Кас шикает на него: - Так тебя учили стоять на коленях? Дин опускает взгляд, чтобы Кас не заметил на мгновение вспыхнувшей в глазах непокорности, и садится ровнее, заведя плечи назад. Футболка прижимается к груди, и он резко выдыхает. Его завтрак начинается со стакана апельсинового сока. Он не знает, для того ли это, чтобы восстановиться после вчерашнего, или для того, чтобы подготовиться к тому, что Кас придумал на сегодня, а когда член заинтересованно дёргается, на шкале между болью и удовольствием это скорее «боль». Весь завтрак он сидит прямо, и футболка не перестаёт касаться сосков. Дин чувствует, как бьётся его собственный пульс, и в том же ритме разгоняется его желание. Трудновато сосредоточиться на завтраке. Пока они добираются до картошки, он уже едва дышит, и после каждого укуса Кас задерживает ладонь на его подбородке. - Ты справляешься? – спрашивает Кас, смахивая слезу с его щеки, и до Дина резко доходит, что мир словно подёрнут пеленой, но он кивает, потому что верит, что Кас не попросит его ни о чём, что он не в состоянии перенести. Он доживёт до конца завтрака. Кас не заставлял бы его делать ничего, с чем бы он не справился. Ещё несколько порций, и Дин уже даже вкуса картошки не чувствует – только жуёт и глотает. Нужно же поесть. Потом Кас убирает со стола и ведёт его к дивану. Может, он будет читать. Тогда Дин вытянется на диване, положив голову на спинку дивана, и сможет наблюдать за Касом, хотя он, конечно, не сможет ни на чём сосредоточиться, пока на нём эта тупая футболка. Каждый раз, когда он слишком глубоко вдыхает или неловко шевелится, всё тело словно пронизывает током, и боль и удовольствие смешиваются в нём так, что он уже не понимает, что чувствует. - Нет, вытягивайся, - говорит Кас, когда Дин сдвигается при его приближении, уступая ему место. Дин неуверенно возвращает ноги на прежнее место, и Кас, улыбнувшись, забирается между ними, одну столкнув на пол, а другую задрав себе на плечо. - Э, - глубокомысленно говорит Дин. - Я не был уверен, согласишься ли ты надеть эту футболку, - говорит Кас. – И не стал бы тебя винить, если бы ты отказался, - его пальцы скользят вниз по бёдрам Дина. Дин опасается, что он снова начнёт его раздразнивать, но Кас обхватывает его член и несильно водит рукой вверх-вниз. – Ты делаешь всё, о чём я прошу, а потом хочешь дать мне ещё больше, - Кас качает головой, словно не может в это поверить, хотя доказательство находится прямо у него перед глазами. – Ты невероятен, и я мог бы говорить тебе это каждый день, и каждый раз – искренне. Дин чувствует, как на его лице расползается дурацкая улыбка, и он мог бы кончить от одной этой похвалы и руки Каса, но Кас ловит его взгляд и опускает голову, не переставая смотреть ему в глаза, даже когда обхватывает головку его члена губами. Дин стонет и хочет закрыть глаза, но удерживает их открытыми, потому что не хочет пропустить нечто подобное. Кас насаживается дальше – медленнее, чем хотелось бы Дину, и, судя по улыбчивым морщинкам в уголках его глаз, он прекрасно об этом знает. Отстраняясь, он как бы в награду проводит языком по головке, а затем снова опускается, находя постоянный темп, и Дину почти не требуется времени на то, чтобы задрожать. Он крепко сжимает правое запястье левой рукой, чтобы не вцепиться Касу в волосы или плечи, и он изо всех сил пытается двигаться как можно меньше, потому что каждое ёрзанье заставляет футболку задеть соски. Кас тесно сжимает губы на его члене и начинает сосать, и Дин больше не в состоянии сдерживаться: он выгибается и вскрикивает, и грудь уже больше не причиняет ему боли и не несёт радости, это просто ощущение, уносящее его всё выше и выше, накрывающее с головой. Оргазм проносится сквозь, и он не успевает предупредить Каса; тот сглатывает, и Дин обмякает на диване. Дин стонет, и Кас поднимает голову, довольно улыбаясь. Его руки тянутся выше, он задирает футболку Дина, и Дин благодарно приподнимает плечи, чтобы Кас мог стянуть её через его голову. Кас швыряет её на пол, и Дин провожает её свирепым взглядом, но скоро о ней забывает, потому что Кас наклоняется поцеловать его. Утро вышло не таким, как он себе представлял, но определённо приятным.