Carry On

Они сбиваются с обычного распорядка, в чём, наверное, виноват Дин, потому что ему припёрло распустить руки в душе, но Кас не стал возражать и отымел его у стены вместо обычной дрочки наскоро, так что Дин отказывается брать на себя всю вину. Как бы то ни было, когда Кас случайно макает галстук в кофе, Дин предлагает сбегать за новым, пока Кас доест, чтобы он успел на работу. Странно видеть Каса таким не-спокойным и пытающимся сдержаться, и Дин исчезает в направлении гардеробной с указанием принести аспидно-серый галстук. Он заходит довольно далеко в поисках галстуков и, снимая нужный, замечает сваленный на полу за пустыми обувными коробками плащ. Ему хочется подойти поближе и посмотреть, потому что плащ пыльный, грязный и поношенный, и невозможно представить себе Каса в чём-то подобном. Кас – это деловые костюмы и ещё более деловые галстуки. Дин отказывается от этой возможности сейчас, но обещает себе разузнать всё вечером, за готовкой, и возвращается к Касу с галстуком. *** Дин чувствует себя слегка виноватым из-за того, что шныряет в комнате Каса, когда его нет, но Кас никогда не запрещал ему входить куда-нибудь. Конечно, ему вряд ли приходило в голову, что Дин станет что-то вынюхивать, но у Дина приступ любопытcтва, и ему особо нечем заняться, пока готовится ужин. Плащ не свалян комом, как ему сразу показалось. Он осторожно обёрнут вокруг чего-то тяжёлого и оказавшегося стопкой книг и папок. Все книги по искусству, и Дин листает страницы – ну, картинки, пожалуй, ничего. Некоторые из них странные, и ни одну он не опознаёт. На одном изображении он застревает: странно, что именно оно так выделяется, потому что оно мрачнее предыдущих – там пожар, люди, мёртвые или истекающие кровью; Дин явно не повесил бы такую у себя дома. Картинка подписана как «Триумф Смерти» Брейгеля. Присмотревшись, Дин обнаруживает, что все картины в книге принадлежат Брейгелю. На одной из них людей заносит снегом, на другой – тонущий в океане парень, с самого краешка картинки. Дин откладывает книги и открывает одну из папок. Там полно обрывков бумаги и клейких заметок, подчёркнутых написанных большими буквами слов типа «Влияющие факторы», «Ранние работы» и «Демонологические труды», и до Дина только спустя пару минут доходит, что он смотрит на научную работу. Научную работу Каса. И она огромная. Это один из тех внушающих ужас трудов, которые пишут ради степеней, и пальцы Дина замирают над страницами, потому что до него доходит: наверное, это то, чем Кас хотел заниматься до истории с Анной. Его подозрения подтверждаются, когда в самом конце папки он находит проперфобиндеренную стопку страниц. На первой просто напечатано «Питер Брейгель Старший: Комплексное исследование», за ней следует оглавление и вроде бы примерный набросок классификации. Он разрисован красным, зелёным и даже фиолетовым, и всё одним почерком, уже знакомым Дину по запискам Каса. Он погружается в чтение о Босхе и его влиянии на стиль Брейгеля, приведшему к демонологическому периоду, когда на кухне срабатывает таймер. Дин идёт туда, продолжая читать о Саде Земных Радостей. Он переворачивает картошку, усаживается на шкафчик и продолжает читать. Он пропускает неинтересное про типы мазков, школы и непонятные места, но жадно глотает всё про символизм, описания и факторы влияния и так углубляется, что чуть из кожи не выпрыгивает, когда открывается входная дверь. Дин слезает со шкафчика, но рукопись и каким-то образом оказавшийся тут же плащ никуда не деть. Он висит на спинке одного из стульев, и Кас первым делом замечает его, и в его взгляде вспыхивает скорее не неудовольствие, а боль, прежде чем он берёт себя в руки. - Стало скучно? – спрашивает он – его голос ровен и спокоен, но Дин уловил вспышку во взгляде и знает, что Кас не так равнодушен, как пытается показаться. И, может, ему следует отступить, но он этого не делает. Вместо этого он кладёт черновик на стол. - Это очень здорово. - Это незаконченная работа. - Так почему её не закончить? Кас поджимает губы и сжимает пальцы на ручке чемодана. - Это в прошлом. Пожалуйста, убери всё. - Разве так и должно быть? Кас вскидывает на него взгляд, теперь определённо рассерженный – и не только настойчивостью Дина. - Мы уже говорили об этом, Дин. Это то, чего я хотел до того, как отдать свою жизнь Майклу. - Так верни её назад. Кас резко собирает бумаги со стола и заворачивает их в плащ, но от Дина не ускользает то, как бережно он это делает, несмотря на злость. - Какое тебе вообще дело? - Ты давил на меня с самого начала, заставляя сделать что-то со своей жизнью, - говорит Дин, - и теперь я давлю в ответ. Ты годами сидел на этом, значит, это что-то для тебя значит. Ты достаточно уже жил на Майкла. Почему не сделать что-то для себя? – Дин вынимает картошку и мясо из духовки и ставит остывать. - Я думал, поэтому я тебя и нанял. Эти слова – как удар в живот, и Дин рад, что успел поставить картошку на шкафчик, иначе она уже катилась бы по полу. - Дин, - начинает Кас, но Дин отмахивается от него. - Я всё уберу, - он забирает завёрнутые в плащ бумаги у Каса, не догадавшегося придержать их. – А потом разденусь и всё такое. Ужин готов, если ты хочешь есть. Дин горд тем, как спокойно прозвучали его слова и как ровно он дошёл до гардеробной. Давно он уже не думал об этом как о работе и ещё дольше - о себе как о вещи. Он кладёт плащ на прежнее место и с мгновение пытается взять себя в руки, а потом возвращается в прихожую. Не то чтобы Кас сказал неправду. То, что Дин себя обманывает, не повод для переживаний. Кас платит ему за то, что он здесь и делает то, чего он хочет. Дин здесь не за тем, чтобы узнавать что-то о Касе или уговаривать его заняться тем, что ему интересно. Он здесь, чтобы стоять на коленях или лежать на спине и делать свою работу. Дин рывком стягивает брюки, но аккуратно складывает их перед тем, как положить на полку. Он колеблется перед тем, как надеть ошейник. Он означает, что он принадлежит Касу – он вещь, имущество, что-то, что можно использовать, а потом помыть и убрать. Пальцы дрожат, и он застёгивает его только с третьего раза. Ошейник давит на шею, чего он раньше никогда не замечал. Дин пытается поправить его, но легче не становится. Он возвращается на кухню. Кас уже ест и предлагающе протягивает ему дольку картошки, но Дин качает головой и опускается на пятки. Работа, напоминает он себе. Ничего больше. *** На следующий день в мастерской Дин просто развалина. Он чудом держится до конца смены – в основном благодаря тому, что держит всё при себе и обещает себе напиться как следует сразу же после смены. Это плохая затея. Это чертовски глупая затея, но она вроде как помогает Дину функционировать в гараже и не завалиться на кровать и не заснуть сразу же по возвращении домой. Вместо этого он находит Джека Дэниэлса и идёт за дом – туда, где его вряд ли застукают. Эта привычка осталась со времён молодости, когда он ныкал выпивку из заначки отца, и сейчас она весьма кстати. Он не хочет ни с кем говорить и не хочет объяснять, почему у него без четверти пять виски в руках. К чёрту Каса, думает он, отвинчивая крышечку. И к чёрту самого Дина, думавшего, что он может что-то для кого-то изменить. И пересёк границу, к которой нельзя было приближаться. И был самым большим идиотом на планете. Когда он продавался на ночь, он привык чувствовать себя лишь попавшимся под руку телом, потому что так и было. Он сдавал себя на пару часов и иногда просыпался, ненавидя себя, а иногда нет, но он не ждал такого от Каса. А стоило бы. Дин всё ещё продаёт себя, пусть и на больший срок. Кас платит ему и имеет право обходиться с ним, как захочет. И если он хочет, чтобы Дин помнил об этом, - тоже его право. - Это совсем не подозрительно, - Бенни плюхается на пенёк, и Дин чуть из кожи не выпрыгивает. Для такого здорового парня Бенни подозрительно бесшумен. - Просто пытаюсь проявить уважение, - говорит Дин, ближе прижимая бутылку. Бенни смотрит на него. - Не пытайся меня надурить. Напиваться втихомолку – всегда плохой знак. Поверь, я знаю. Так что случилось? Дин недоверчиво смотрит на него и коротко, истерично смеётся. - Конечно. Я собираюсь с тобой поговорить. Без обид, чувак, но ты папин спонсор, не мой. Я не обязан делиться с тобой своими проблемами. Бенни почему-то выглядит ободрённым – явно не то, на что рассчитывал Дин. - Так ты признаёшь, что у тебя есть проблема? И ты решаешь её алкоголем? Дину не нужно ничьё осуждение. Он хочет напиться и мирно утопиться в самосожалении. - Я давно не пил. - Это не поможет, - Бенни устраивается поудобнее и облокачивается на сарай. – И за обедом ты говорил, что не пьёшь из-за работы. Я так понял, она тебя больше не волнует? Желудок Дина сворачивается в узел, и к горлу подступает тошнота. Он отставляет бутылку, пока его не вырвало от её вида. Это он больше не волнует свою работу, но Бенни незнакомец, и он должен переживать за папу, а не тратить своё время на Дина. - С работой всё нормально. Бенни кивает. - Ясно. Это так ново, да? Оплачивать учёбу Сэма? - Не особо. Я начал в январе. Было трудновато, но всё изменится к лучшему. - Ты упорный ребёнок, - говорит Бенни. – Но это не значит, что ты должен делать всё сам. - Я не ребёнок. - Нет, - соглашается Бенни с какой-то грустью в голосе. Они молчат какое-то время, и это не самое уютное молчание в жизни Дина, но оно и не неуютно. Оно просто есть, и Дин обдумывает возможность заговорить, потому что ему нужно поговорить с кем-то, пока слова не выжглись на его коже, и он обдумывает возможность сделать глоток виски и из сволочизма предложить и Бенни и даже возможность достать телефон и написать Касу, что сегодня не придёт. Он не делает ничего из этого. В итоге он встаёт, потягивается и идёт к дому. - Пойду приготовлю ужин. Ты здесь останешься? - Пойду с тобой. Может, помогу. Плечи Дина напрягаются. Ему не нужна помощь Бенни в приготовлении ужина. Дин готовил для всей семьи с тех пор, как мог дотянуться до микроволновки. - Ты не обязан, ты гость, - говорит он, имея в виду «Я сам могу позаботиться о своей семье». - Немножко больше, чем гость, - Бенни чуть улыбается. – Я довольно часто буду рядом. Твой отец здорово справляется. Дин изображает неискреннюю улыбку и идёт прямо к холодильнику за сосисками и перцем, оставшимися со вчерашнего. Он громыхает по пути, а когда он ставит стеклянное блюдо в духовку, Бенни говорит: - Я тебе не особо нравлюсь. В его голосе ни осуждения, ни гнева – лишь констатация факта. Наверное, не стоит отвечать честно, достаточно вспомнить лишь, к чему это привело его вчера, но Дин устал от скрытности и осторожничанья, так что это облегчение – повернуться к Бенни и сказать: - Точно. В основном потому, что я тебя не знаю. - И я не семья, - Бенни усмехается в ответ на его поражённое выражение лица. – Я не идиот. Я ничего о вас, парни, не знаю, но я учусь. Семья – это важно, и все остальные – чужаки. Я понимаю, но я не хочу причинить вам вред. И твоему отцу. Ты не должен мне доверять, но пойми, что я никуда не денусь в ближайшее время. Дин смеётся в ответ на последние слова. - Все уходят. И всегда раньше, чем обещали. *** Всё неловко. Дин не может войти в режим так легко, как прежде, и Кас напряжён, и от неуверенности Дину неуютно, он слишком насторожен, чтобы расслабиться, и это какой-то порочный круг, из которого не вырваться. Дин и не осознавал, как им было легко друг с другом, пока всё не изменилось. Он обдумывает возможность позвонить Габриэлю, но не знает, как объяснить происшедшее и втайне боится, что Габриэль скажет ему уйти. Дин говорит себе, что если так и дальше пойдёт, он попросит его найти себе другого дома, но надеется, что не придётся. Работа не бывает идеальной, а это работа. Кас очень ясно всё обозначил. Им просто нужно время, чтобы войти в рутинную колею и заново приспособиться друг к другу. И, несмотря на неловкость, не то чтобы всё было плохо. Кас по-прежнему не делает ничего, что могло бы напугать или напрячь Дина, и ему трудно, но задача не невозможная. В любом случае, Дин дёргается и боится спросить Каса о том, что раньше бы совсем не напрягло, но сейчас желудок тревожно сжимается, а ладони потеют. - Эм, Кас? – его ладони на бёдрах дрожат, и он усилием воли заставляет их не двигаться, когда Кас отводит взгляд от тарелки и опускает его на стоящего на коленях Дина. – Выпуск Сэма будет во второе воскресенье июня, и придут разные люди, и мы собирались пойти пообедать. Можно мне прийти немного позже? Я сильно не задержусь, просто… - Можно, - говорит Кас, - конечно, можно, - он отвечает слишком быстро, и они оба это понимают, судя по тому, как морщится Кас. Кас делает глубокий вдох – его плечи поднимаются и опускаются, и он становится более спокойным и похожим на себя. Дин обнаруживает, что расслабляется в ответ. – Твой брат заканчивает школу. Это большое событие. Возьми выходной на всю ночь. Раньше, думает Дин, он бы возразил, потому что ему нравилось ночевать у Каса и ещё больше просыпаться с ним, чувствуя руку на своей талии и прижимаясь макушкой к его подбородку, нравилось слаженно двигаться по комнате и никогда не натыкаться друг на друга благодаря тому, как они друг друга знают. Но сейчас у них какая-то атмосфера неправильности, и, может, выходной ему не повредит. Кроме того, Дин давно не видел Элен и Джо, и было бы здорово наверстать упущенное. Кас вздыхает – едва уловимо, но Дин замечает и ждёт, что он что-то скажет, но напрасно. Вместо этого Кас, доев, отставляет тарелки и идёт к дивану. После того случая они всё время смотрят телевизор, и Дин на автомате опускается на колени. Кас хлопает его по плечу. - Наверх, - говорит он, когда Дин оборачивается, и хлопает себя по коленям. Дин забирается на диван и готовится сесть, но Кас ловит его за запястье и разворачивает к себе лицом. – Вот так, - он притягивает Дина за бёдра, пока Дин не осёдлывает его и они не оказываются совсем близко, и Дину некуда смотреть, кроме лица Каса, если только не отвернуться, но он подозревает, что Кас ему не позволит. Кас мягко кладёт ладони ему на бёдра – одна из мелочей, которые изменились. Он, ясное дело, до сих пор касается Дина, но всегда с какой-то осторожностью, будто не уверен, можно ли ему, и Дин предпочёл бы яростные красные следы после его прикосновения такому осторожничанью. - Прости, - говорит Кас, и голова Дина вскидывается, потому что он ожидал многого, но никак не этого. – Прости, что выместил на тебе свои эмоции, когда ты этого не заслуживал, и прости, что мне потребовалось столько времени, чтобы перестать быть идиотом и извиниться. Ты застал меня врасплох, но это меня не оправдывает. - Я сам виноват. Мне не стоило рыться в твоих вещах. - Это я тебя туда отправил, помнишь? - Кас проводит рукой по его волосам, и Дин не в силах не податься навстречу этому прикосновению. – Ты проявил любопытство, а я никогда не просил тебя об обратном. И не стану. Это была мечта, спрятанная годы назад, и я не думал увидеть её снова. Но я рад, что ты заставил меня. Я всегда хотел быть преподавателем в колледже. Может, поэтому я так несчастен в Сети. Я знаю, что не хотел там оказаться, и, может, пора сделать что-то с этим. - Преподавателем? – пожалуй, Дин может это себе представить. - Лучше в колледже, - объясняет Кас, водя ладонями по спине Дина, находя позвонки и надавливая на лопатки, прижимая Дина ближе. – Я хочу, чтобы ученики хотели быть там. Хочу учить, но только тех, кто хочет слушать. И история искусств хороша, потому что такой курс не возьмёшь просто так. Люди, которые выбирают его, хотят этого. Я хочу получить свою степень. Закончить свою работу, и, может, тогда начну искать вакансии. Майкл будет недоволен, но ты прав. Пора мне вернуть свою жизнь. Пальцы Каса касаются ошейника, и Дин замирает, что не проходит незамеченным для Каса. Он опускает взгляд вниз, к мягкой коже, и снова поднимает; Дин надеется, что на его лице не отражается ничего. - Хочешь снять его? – спрашивает Кас, просовывая под ошейник палец, и Дин вполне уверен, что вопрос не с подвохом, но он не уверен в ответе и молчит, задумавшись. – Тебе больше не нравится, когда я его касаюсь. Из-за того, что я сказал, - пальцы Каса сползают к местечку, где бьётся пульс, и он ускоряется под лёгким нажатием, словно устремляется Касу навстречу. - Нет, - шепчет Дин, опуская взгляд на подушку, на которой частично сидит Кас. Она тёмно-зелёного цвета с блестящей нитью. Дину стоит согласиться, и часть его хочет избавиться от ошейника, но бОльшая его часть хочет его оставить, вот только чтобы он значил что-нибудь иное. Он хочет обладания, но не такого, как на этой неделе. Он больше не хочет быть наградой Касу за очередной вытерпленный рабочий день, не хочет чувствовать, что на его месте мог бы быть любой, любое тело, и ничего бы не изменилось. Он хочет снова чувствовать себя особенным, ощущать заботу, но не знает, как попросить об этом. Не то чтобы это можно было просто устроить. Пожалуй, проблема частично в том, что если стараться слишком сильно, в итоге всё станет ещё хуже, и будет очевидно, что это не то, чем было когда-то. - Прости, - снова говорит Кас, прижимаясь лицом к шее Дина и цепляясь за него. – Я обещал, что не причиню тебе боли, которая тебе не понравится, но сделал это. Я… Дин обрывает его поцелуем, потому что больше не может слышать этого. Перед ним не извиняются. Жизнь не так устроена. Это он всё портит, и ему нужно просить прощения, а из уст Каса эти слова кажутся ещё более неправильными. Нужно прекратить это, пока его мир не перевернулся ещё больше. - Дин, - произносит Кас ему в губы, поворачиваясь и целуя его в уголок рта. – Я… - Пожалуйста, не надо, - Дин рад уже тому, что они хотя бы не смотрят друг другу в глаза. Хватит и того, что его руки дрожат, а в животе снова какие-то пляски. – Ты не должен ни за что извиняться, - это моя вина. Не твоя. Никогда не твоя. Особенно не твоя, - Кас – это контроль, совершенство и осторожные, продуманные действия. Это Дином нужно управлять и напоминать ему, где его место, его нужно подталкивать. – Ты не сказал ни слова неправды, - это Дин слишком остро отреагировал и сделал из мухи слона. Всё было бы хорошо, если бы не его задетые чувства. И если бы не то, что у него есть чувства, которые можно задеть. Прежде чем Дин успевает осознать, какого хрена происходит, Кас валит его на спину и нависает сверху, сверкая яростным взглядом. Наверное, есть смысл свернуться или смыться, потому что, когда Кас злился в последний раз, всё закончилось не лучшим для него образом, но руки Каса, прижимающие его к дивану, не надавливают на кожу и не дрожат от напряжения. Кас злится, но держит себя в руках, так что Дин остаётся на месте и ждёт. - Не говори так. Не думай так. Не, - Кас обрывает сам себя и целует Дина со всей силой чувства. Дину уже нечем дышать, но Кас продолжает целовать его, пока у Дина не начинает кружиться голова и он не начинает отчаянно пытаться притянуть Каса ближе, чтобы он лёг на него вместо того, чтобы нависать, и не издаёт жалобные гортанные стоны, из-за которых он смутится позже, но не сейчас. Не сейчас, когда ему нужно и когда он наконец получит то, что хочет. Руки Каса касаются его, колени Каса сжимают его бёдра, губы Каса на его губах. Кас отстраняется и прижимает палец к губам Дина, когда тот пытается последовать за ним, потому что Дин больше не хочет разговаривать. Он не против, если всю ночь они будут только целоваться. Он хочет вернуть эти губы. Он хочет Каса. - Я беспокоюсь о тебе, - говорит Кас и кладёт руку ему на грудь, наблюдая, как она опадает и поднимается, пока Дин пытается выровнять дыхание. – Больше, чем ты думаешь. Гораздо больше, - что-то похожее на боль отражается на лице Каса при этих словах. – Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь в этом сомневался. Если ты хочешь, чтобы я перестал извиняться, я перестану. Но только если ты честно скажешь, что веришь, что я не имел в виду того, что сказал тогда. Ты важен для меня. Ты, Дин Винчестер. Я… В его глазах вспыхивает целая буря чувств, и Дину кажется, что он знает, что прозвучит дальше, и он не может. Не сейчас, никогда. Мир и так перевернут с ног на голову. Большего Дин не выдержит. Так что он вырывается и сцеловывает признание с губ Каса, и Кас позволяет ему. Какое-то мгновение он колеблется, и его губы не движутся, а ладони крепко сжимают бёдра Дина, но он отвечает на поцелуй, и момент уходит.