Carry On

К вечеру пятницы и встрече с Касом лучше Дину не становится. Он поговорил с Габриэлем, но во всё это был втянут ещё один человек, и раздеться в этот вечер сложно. Пальцы запинаются так неуклюже, будто они втрое больше обычного. Когда дело доходит до ошейника… забудьте. Застёжка срывается дважды, и Дин, раздражённый и не настроенный на сложности, швыряет его на пол. - Дин? – тихо и обеспокоенно спрашивает стоящий в проходе на кухню Кас; так, будто убеждается, в порядке ли Дин. - Я, - Дин жмурится, - прости, мне жаль. Я не хотел его бросать. Вот только он хотел. Он зол и не должен извиняться. Кас заставляет его хотеть просить прощения, быть лучше – какого хрена? - Вообще-то нет, - говорит Дин. – Мне не жаль. Он чувствует потребность прикрыться; давно он не чувствовал себя обнажённым в этой квартире. Кас в ужасе замирает, а потом на его лице отражается понимание. - Ты смотрел репортаж. - Ага. В другой раз Дин, может, осознал и оценил бы, что Габриэль не предупредил Каса, и подумал бы, что Габриэль наверняка говорил правду насчёт обсуждений с клиентами. Но не прямо сейчас. Прямо сейчас Дину больно, и он не хочет чувствовать благодарности или сочувствия. Он хочет сломать что-нибудь. Может, потому, что причины Габриэля он понимает. Габриэль пытается держаться на дне, скрываться – и не то чтобы они с Дином друзья. У него не было причины доверять Дину своё происхождение. Но Кас? Кас должен был. Потому что вся эта штука разве не в доверии? Не в искренности друг с другом? И Дин не знает, что делать. Будь это неделю назад и касайся чего-нибудь другого, он позвонил бы Габриэлю. Но сейчас он не может. Может, в этом и дело. Дин понятия не имел, что делает, начиная всё это. Это Габриэль спас его от печальной участи, помог встать на ноги, подарил ему ощущение безопасности. Это Габриэль отвечал на все его робкие вопросы и помогал успокоиться после сеансов. Габриэль – единственная связь Дина с этим миром помимо клиентов, он единственный, с кем Дин может поговорить, а теперь он не может и не знает, что ему делать. До него вдруг доходит, что он стоит посреди прихожей, таращась на свои перевёрнутые ладони. Он не знает, куда их деть. Ошейник лежит на полу, но он не хочет нагибаться и поднимать его. Ему вроде как хочется впиться ногтями в кожу, чтобы почувствовать что-то кроме гнева, обиды и предательства. Ещё ему хочется сжать руки в кулаки и врезать Касу в челюсть. Он стоит, не в силах пошевелиться, потому что возможностей много, но ни одна из них не правильна, и он не знает, что делать. Наконец, с дрожью выдохнув, он скрещивает запястья за спиной и опускается на колени. - Дин, - выдыхает Кас, будто боясь спугнуть его. - Пожалуйста, - говорит Дин со слезами на глазах, ненавидя их и жалея, что не может от них избавиться. Жалея, что не может быть сильнее. Много о чём жалея. – Помоги мне. Кас тут же оказывается рядом, смахивая его слёзы большими пальцами. - Прости, - говорит Кас, обхватывая его лицо ладонями и прижимаясь к его лбу своим. – Прости. Ты должен был знать. Я должен был сказать. Ты не должен был узнавать вот так, - он цепляется за Дина почти отчаянно, будто он может отвернуться или вовсе уйти. Дин не уверен, сколько они вот так стоят на коленях на жёстком полу, лбом ко лбу. Достаточно долго, чтобы колени заболели. Достаточно долго, чтобы его слёзы высохли. Достаточно долго, чтобы их сменили новые, потому что Дин, пусть и растерян и расстроен, всё равно чувствует какую-то правильность. Он вывернут наизнанку и не знает, что делать, но Кас удерживает его, и, может быть, всё будет хорошо. *** Дину нужен кто-то новый, с кем можно поговорить. В голове у него каша, почти вся связанная с Касом, но с Касом он об этом говорить не хочет, а Габриэль больше не вариант, так что он понятия не имеет, где найти кого-то, с кем он мог бы обсудить такое. Бобби – нет, папа – нет, Сэм – нет. Семья – нет. Никаких обсуждений своей сексуальной жизни с семьёй. Он задумывается о Бенни, но всё и так как-то неопределённо, и он на стороне папы, а не Дина. Виктор? Он и так разгребает его учебные кучи. Не надо ему ещё и сексуальных. И тут список людей, с которыми он часто разговаривает, заканчивается. Это довольно печально, если подумать, так что он старается не думать. Во вторник после смены в мастерской Чарли шлёпает его полотенцем, попав по внутренней стороне бедра – хорошо ещё, что джинсы не тонкие. - Тебе заняться нечем? – спрашивает он, но улыбается при этом так же широко, как и Чарли, потому что здорово прийти на работу и переждать дожидающуюся его за дверью бурю. Можно забыться с машинами и пустых перебранках с Чарли или Эшем. - Ты ещё жалуешься? Тебе же понравилось. Это глупая и безобидная подначка, и явно не стоило замирать так, как он замер, потому что это сверхочевидно. Он понимает, что сделал ошибку, по лёгкому «О» Чарли. Она приподнимает брови и задумчиво осматривает его с головы до ног – вернее, с резко раскрасневшегося лица до задницы. - Тебе понравилось? – сейчас звучит уже вопросительнее – и тише, чтобы их не услышали остальные. Дин должен отрицать это. Он должен солгать. Должен уйти. Он не должен улыбаться и отвечать: - У тебя слабовато вышло. Брови Чарли приподнимаются ещё выше. - Это приглашение? И да – это явно не верная территория. Чарли – коллега, знакомая, и не его тип. У него уже есть кто-то, кто ему нравится, и Дин, спотыкаясь, торопится убраться, но Чарли ловит его за руку, помогая восстановить равновесие, пока он не шмякнулся на зад. Она быстро убирает руку, и теперь в её глазах нет издёвки. - Думаю, сегодня свалю пораньше, а ты купишь мне мороженого. - Ладно, - говорит Дин на автомате и вдруг осознаёт, что она могла неправильно его понять. – Подожди. Я, - он отводит взгляд, - у меня есть кое-кто. Чарли усмехается и берёт его под руку. - Тогда точно перехватим по мороженке. Ты полон сюрпризов. - Да? – Дин всё боится, что её улыбка станет хищной и она начнёт смеяться, вырвет руку, закричит «псих!» и расскажет всем, какой он ненормальный. Будто прочитав его мысли, Чарли притягивает его ближе. - Да расслабься. Всё нормально. Поёрничаем, ты расскажешь о своей тайной жизни, а я тебе – о своей. Потому что ты… выглядишь как кто-то, кому нужно выговориться. Ты весь напряжённый. Тут не поспоришь, да Дин и не хочет спорить. Они отбивают пропуска, споласкиваются в раковине и идут вниз по улице к «Молочной Королеве». *** Тем вечером у Каса Дину куда легче. Он готовит ужин, отдаваясь рутине, и руки уже без колебаний снимают одежду, складывают брюки и кладут их на место. Кас сразу же замечает в нём перемену и улыбается, войдя на кухню. Перед тем, как сесть за стол, он мягко сжимает плечо Дина. - Хороший день? Дин кивает, расслабляясь навстречу этому прикосновению. - Нашёл собеседника. - Хорошо, - говорит Кас так, будто это он искренне. Дин улыбается, естественно и не вынужденно, потому что это хорошо. Он и не думал, что Чарли из тех, кому нравится связывать других девушек, но, как ответила на это Чарли, Дин и сам не смахивает на того, кому нравится стоять на коленях голым посреди чьей-то кухни. И всё же. - Ей нравится бондаж. И всякое насыщенное. У неё целый справочник по узлам с пошаговыми инструкциями. Обещала как-нибудь его показать. - Тебя такое интересует? Дин пожимает плечами. Ему уже связывали запястья и раз или два руки за спиной – запястья к локтям, ну и миллион раз руки и ноги привязывали к углам кровати, но Чарли говорила о другом. Некоторые вещи звучали пугающе – вроде почти полного кокона; некоторые жутко напрягали – вроде подвешивания, хотя с Касом он бы мог попробовать; но некоторые, что касались «обрамления» тела, ему понравились. И ему понравилось, как описывала это Чарли: верёвки были такими тугими, что у её девушки было ощущение, будто Чарли всё ещё касается её в том месте, хотя она уже переместилась. - Может. - Если увидишь что-нибудь, что тебе понравится, сделай ксерокопию и принеси мне, и мы обсудим. - Ладно. Кас протягивает ему кусочек огурца, обмакнутого в салатную заправку, и Дин раскрывает рот, хотя уже и поел. Вообще хот-дог и посудина арахисового масла вряд ли считаются полноценным ужином. Кас кормит его своим салатом – огурчики, морковь, перчики, иногда помидорчик – и рассказывает, как прошёл день. Как и всегда, он избегает подробностей, но Дин снова чувствует, что на работе Кас всё более несчастен. - Когда ты уже уволишься? – спрашивает он после довольно унылой истории о сражении с ксероксом. - Если диссертацию одобрят, напишу заявление за две недели и всё. Если нет – продолжу страдать. - Её одобрят. - Мой первый куратор уже ушёл на пенсию, - Кас передаёт ему половинку помидорчика «черри», - но интерес есть. Это медленный процесс, потому что я пытаюсь быть скрытным, чтобы Майкл не узнал раньше времени, - Кас вытирает рот салфеткой. – Но хватит о грустном. Как твои занятия? Они переходят на более безопасную территорию и скоро оказываются в гостиной. Кас включает что-то там о рыбалке и, как и вчера, предлагает Дину устроиться на выбор на полу или с ним на диване. На этот раз Дин забирается к нему на руки, сжав коленями его бёдра. - Как ты собираешься смотреть телевизор спиной? Дин смеётся и изгибается поцеловать его в шею. - Кто сказал, что я буду смотреть? - Дин, - Кас мягко отталкивает его за плечи, и Дин послушно отстраняется, оказываясь на некотором расстоянии. - Я хочу это сделать, - заверяет он. – Ты принял мои чувства и извинился. Ты разрешил мне посердиться и дал мне пространство. Теперь я хочу тебя поцеловать. Кас улыбается, явно довольный, но не даёт ему снова наклониться. - Мои правила, - говорит он, не упустив из виду того, как вздрагивает Дин, облизнув губы в предвкушении заготовленного на сегодня. – Реклама твоя, - Кас проводит ладонями по его предплечьям и плечам, - передача моя, и ты сидишь у меня на коленях лицом к телевизору. Понял? Дин кивает и оборачивается через плечо. Какой-то пожилой мужчина таращится на Хонду Аккорд, будто она знает секрет того, как исправить его брак, и Дин с улыбкой снова поворачивается к Касу. Он приподнимает его голову, чтобы поцеловать в шею, подняться к подбородку и снова спуститься с другой стороны. Ему нравится, как Кас сидит смирно, и ещё больше нравится, как дёргается при сглатывании его кадык. Дин целует и его, чувствуя, как он движется под его губами. Он спускается к ключице, скорее не целуя её, а просто прижимаясь губами на какое-то время, вдыхая. Потому что это Кас, его Кас, которого он мог потерять; он рад, что этого не случилось. Он ещё не вполне перестал злиться, и всё не сразу станет как прежде, и Дин не уверен, вернётся ли это «как прежде» в его отношения с Габриэлем, но, по крайней мере, у него есть это. Его тревожит то, как бы он скучал по Касу, если бы всё закончилось, и от этой мысли его пальцы на теле Каса сжимаются, притягивая его ближе, будто кто-то пытается их разлучить. - Эй, - Кас успокаивающе кладёт на его ладони свои. – Ты теряешь время. Дин хотел бы сказать, что это не трата времени, потому что он касается Каса, потому что Кас касается его, но это будет слишком значительно. Так он улыбается и прикусывает ухо Каса: - Тогда лучше начать. Он сосредотачивается на лице Каса, а его руки, скользнув по ушам Каса, перебирают его волосы и гладят лоб. Дин целует его брови, кончик носа, уголки губ. Он хочет запомнить каждый штришок его лица, сохранить его в памяти, сберечь – так сильно, что это его пугает. Он трётся щекой о короткую щетину; завтра будет утро бритья, потому что Касу нравится гладкая кожа. Сам Дин нравится себе и с определённой щетиной, но иногда Кас усаживает его на шкафчик, становится между его ног и сбривает все намёки на растительность на его лице. Дин поворачивается (наконец) коснуться губ Каса своими, но тот ловит его лицо ладонями: - Моя очередь. Дин послушно отворачивается к телевизору. Ему нравится рыбалка. Нравится сидеть на краю пирса рано утром с чашкой кофе и удочкой. Ему нравится тишина, нравится смотреть на восход. Но просмотр рыбалки по телевизору его не цепляет. Он не чувствует запаха утреннего тумана, подымающегося над землёй и не слышит просыпающийся лес. Рыбалка – это как гольф. Если смотришь, как это делают другие, она превращается в ужасную бесполезную унылоту. Но тут руки Каса пробираются к внутренним сторонам его бёдер, и Дин забывает обо всякой рыбалке. Большие пальцы Каса едва задевают чувствительную кожу ближе к паху и почти сразу сползают к коленям; от этого разочарования, как и от самого прикосновения, под кожей что-то начинает медленно разгораться. У них вся ночь впереди, напоминает себе Дин, и ему уютно вот так прижиматься спиной к груди Каса и быть в его объятиях. Всё же было бы лучше, если бы Кас не просто дразнился. Когда он повторяет эту издевательскую ласку в третий раз, Дин, извиваясь, приглашающе разводит ноги и получает за это лёгкий шлепок по правому бедру. - Тихо, - шикает Кас, и Дин застонал бы от такой несправедливости, особенно когда прежний путь Кас повторяет уже ногтями, едва касающимися кожи, но вызывающими вспышки молний. Дин возбуждён и страдает, и ему нужно куда-то деть руки. Он хочет извиваться у Каса на коленях, хочет так завести Каса, чтобы тот и сам решил трахнуть Дина вместо того, чтобы издеваться. Но ему ничего этого нельзя, и он снова роняет голову Касу на плечо и приоткрывает рот, пытаясь дышать медленно и держать себя в руках. Ему почти удаётся, но Кас вдруг щиплет его, и это неожиданно и больно. Дыхание сбивается, и Дин дёргается. Кас разочарованно шикает ему в ухо: - Разве я не говорил тебе сидеть тихо? - Ты жульничаешь, - раздражённо говорит Дин и тут же жалеет о сказанном. Но вернуть эти слова нельзя, и он полностью замирает, надеясь, что этого будет достаточно, но зная, что это не так. К счастью, Каса это скорее веселит, чем сердит, и он тихо и пошло хихикает Дину в ухо. - Такие слова тебя до добра не доведут. Может, стоит помочь тебе быть потише. Дин открывает рот, что наверняка вызвало бы ещё больше проблем, но Кас пропихивает ему в рот два пальца, надавив на язык, и у него выходит только глупое сдавленное мычание. Он слишком поражён, чтобы как-то отреагировать, и Кас легонько его подталкивает: - Закрой ротик, Дин. Тебя не учили хорошему поведению? В его голосе всё ещё звучит издёвка, и Дин вспыхивает одновременно от смущения и возбуждения и закрывает рот, плотно сжимая губы вокруг пальцев Каса. Они тяжело лежат на языке, даря смутный вкус пота и салатной заправки, и Дин обсасывает их без подсказки. Поначалу – чтобы показать, что он может быть хорошим, потом, когда Кас обхватывает его яйца, Дин сосёт уже старательнее, потому что ему нужно действовать, реагировать, но вскинуть бёдра нельзя, и нельзя податься навстречу. Кас сжимает его яйца, игриво подразнивая, и Дин уже не может сдержаться. Он обеими руками хватается за предплечье Каса, удерживая его пальцы у себя во рту, и запрокидывает голову, вжимаясь в Каса так, будто он единственное, что не даёт ему распасться на части. Он пытается дразнить в ответ, работая языком, обвивая им кончики пальцев, но, когда рука Каса поднимается выше, лениво обхватывая его стояк – слишком слабо, чтобы подарить хоть какое-то облегчение, - он в состоянии только бешено сосать в отчаянной попытке не двигаться. - Мм, - говорит Кас и отнимает пальцы, проводя ими по губам Дина и увлажняя их его слюной, а потом снова пихая их внутрь. Дин охотно принимает их обратно. Он на краю и не уверен, сможет ли сейчас активно действовать, но раскрыть рот он в состоянии. Кас проталкивает их внутрь и снова вынимает и одобрительно мурлычет. - Хочешь, чтобы я так тебя и трахнул? – спрашивает он, лениво поглаживая член Дина. – Чтобы мои пальцы были у тебя и во рту, и в заднице? Уверен, тебе бы понравилась такая заполненность с обеих сторон и невозможность пошевелиться. Ты бы только принимал то, что я даю. Ты же хорош в этом, да? Дин хнычет, не зная, хочет ли он больших прикосновений или большего одобрения, и обмякает в объятиях Каса, доверяя ему решать за себя. - Да, - говорит Кас, почти благоговейно, легко касаясь губами его вспотевшего лба. – Ты очень хорош.