Белым снегом упаду в ладонь твою, И узнаешь ты, как я тебя люблю. И под небом января оживут лишь для тебя Все цветы земли, все слова любви, Что знаю я.
Казалось, что еще чуть-чуть и сердце выпрыгнет. Как бы Эмма ни хотела, чтобы поцелуй длился вечность, но ей пришлось остановиться и перевести дыхание: в груди нарастал удушающий ком, который почти физически не давал ей сделать вдох. Она оторвалась от таких желанных губ и сделала глубокий вдох, надеясь унять сумасшедшее биение сердца, что тяжело бухало в грудной клетке, будто кто-то изнутри ощутимо толкал девушку. Блондинка буквально чувствовала его тяжесть: свою кровь, что наполняла его, не находя выхода, делая каждый удар болезненным. Крепче обхватив талию брюнетки, Эмма вплотную приблизила ее к себе, и уперлась лбом в лоб, закрыв глаза и переводя дыхание. Но стоило рукам Реджины чуть напрячься, будто в попытке оттолкнуть от себя, как Свон тут же распахнула глаза, чтобы утонуть в темных, бездонных глазах напротив. Готовая найти любые слова, лишь бы удержать брюнетку около себя, она так и не смогла ничего произнести, только вглядывалась, не отрываясь, в черноту, которая затопила радужку, и смешивая свое тяжелое дыхание с дыханием Миллс. Если шериф и хотела разглядеть там что-то, то она этого явно не обнаружила. Только отблеск насмешки, что всегда яркими искорками тлел во взгляде этой невыносимой женщины, и вспыхнувший в тот миг, когда Эмма в панике распахнула свои глаза. Блондинка чувствовала себя вывернутой наизнанку после поцелуя, тогда как выражение лица Миллс не изменилось ни на йоту. Почему-то от этого стало невыносимо больно, будто кто-то тисками сжал переполненное сердце. Эмма словно сжалась в комок, ослабляя объятье и пряча взгляд, в котором сквозила отчаянная потребность напополам с беспомощностью. Реджина осторожно коснулась шеи Спасителя, позволила руке немного пройтись вверх, и очертить контур губ. Очевидная слабость блондинки заставила что-то дрогнуть внутри, что-то далеко не нежное. Хищное. Алчущее. Взгляд пойманной жертвы свел низ живота сладкой судорогой. Такая беззащитная сейчас в ее руках, трепетно-обнаженная в своих эмоциях. Королева давно забыла, каково это — выставлять свои эмоции на показ, не прятать и ждать, что и от тебя ничего не скрывают. Казалось, что что-то темное, недоброе, сворачивается внутри нее кольцами, пробуждая странные чувства: хотелось вцепиться в Свон, вжаться в нее, окружить собой и ощериться на весь мир, клацнуть зубами, разорвать любого, кто посмеет к ней прикоснуться. Даниэль никогда не вызывал в ней таких эмоций. Никто не вызывал. Прежняя ненависть казалась лишь бледной тенью по сравнению с этой яростью, с этим желанием обладать. Это сбивало с толку. Казалось, что эти эмоции принадлежат не ей, но рвутся из нее, пытаются подавить ее волю и выбраться наружу. Свон не знала, каким диким усилием Реджина удерживала маску привычной невозмутимости на лице, застыв неподвижно и боясь пошевелиться, чтобы ее контроль не разлетелся, подобно стае вспугнутых птиц. Она лишь, не отдавая себе отчета, властно притянула девушку к себе рукой, которой обнимала ее за талию, не позволяя отстраниться. Удивленная тем, что ее удержали, Эмма вскинула взгляд на бесстрастное лицо Миллс, только вот глаза… Больше в них не светилась насмешка, они завороженно смотрели на ее рот, в то время как палец нежно прошелся по нижней губе. Эта темнота, затопившая карюю радужку, которая казалась пожирает сама себя, делая зрачки напротив все чернее, заставила ее потянуться к застывшей изваянием королеве. Всполохи Тьмы манили ее, как огонь манит мотылька в свой губительный свет, отбирая волю, не давая нерешительности и неуверенности вновь подать голос. Реджина, в своей задумчивости и внутренней борьбе, слишком поздно заметила, что Свон опять стоит слишком близко. Пухлые губы распахнулись, собираясь остановить, но мягкое прикосновение чужих губ не позволило словам сорваться. Нежность поцелуя вдребезги разбила хрупкий барьер на сотни осколков, что усилием воли удерживала брюнетка. Трепет, с каким Эмма целовала ее, заставил сердце королевы затрепетать в хищной радости. Низ живота пронзило неконтролируемое желание, посылая по телу волны жара. Темнота, что сдерживал ее разум, единым всплеском затопила сознание. Женщина рывком притянула к себе тело Свон ближе, делая объятье из удерживающего жестким. То выражение лица, с каким Миллс посмотрела на блондинку, заставило последнюю отшатнуться, разрывая поцелуй. — Эмма, — сказано это было тихо и четко, но в интонациях сквозило нетерпение раздраженного хищника, которого поманили подранком и выхватили в тот момент, когда челюсти уже были готовы сомкнуться на беззащитной шее, — не дразни меня. Немой вопрос отразился во взгляде Свон, она не понимала, что происходит с Миллс. Казалось еще чуть-чуть, и ее верхняя губа приподымется, а из уст сорвется глухое рычание. Она видела брюнетку в роли мэра Миллс, иногда та позволяла разглядеть в себе пресловутую Злую Королеву, но такой, какой Реджина была сейчас, она не видела ее никогда. — Реджина, что… происходит? — робко спросила девушка, осознавая, что брюнетка ведет себя странно. — Объясни. — Объяснить? — произнесла Миллс глухим, низким голосом, прижимаясь щекой к щеке Свон, и потеревшись о нее, как большая кошка. Приблизив губы к уху шерифа, она прошептала хрипло, — С чего ты решила, что у меня есть ответы, дорогая? Или я должна что-то объяснять? Эмма вздрогнула, когда влажный язык лизнул ушную раковину, а затем губы захватили мочку ее уха, прикусывая. Хотелось закрыть глаза и отдаться этой ласке, которая была больше похожа на угрозу. Но она понимала, что-то, что происходит сейчас — неправильно. Какое-то чувство металось внутри нее, заставляя сердце ускоренно биться, разгоняя кровь по венам и очищая сознание. — Реджина, не надо, — прошептала Свон, — это не должно быть так. Это не ты! Шепот воспринимается брюнеткой как писк назойливого насекомого, он врезается в разум на грани слышимости, мешая и отвлекая. Раздраженно хмыкнув, она схватила подбородок шерифа пальцами в жестком захвате, не позволяя отвести взгляд, и заставляя посмотреть в свои глаза, желая подавить, подчинить, затопить своей темнотой чужое сознание. Но вместо дымки желания, она увидела в серо-голубых глазах лишь обескураживающую нежность, беспокойство… беспокойство за нее. Эти глаза полны светом. Они полны… любовью? За долгие годы ненависти, гнева и боли, это первый раз, когда на нее смотрят так. Смотрел ли на нее также Дэниел? Она уже и не помнит. Сила этого взгляда позволяет почувствовать себя любимой, разгоняя мрак. Кольцо рук вокруг талии дарит тепло. Рядом с ее грудью вздымается грудь Эммы, сердце девушки стучит так часто и громко, что она чувствует его биение, как своё. «Моё», — понимает вдруг Миллс. Это сердце итак принадлежит ей, она видит это в глазах Свон. Нет никакой надобности подавлять и подчинять то, что добровольно тебе отдают. Осознание этого загоняет то темное, что есть в ней, обратно. Брюнетке кажется, что она может буквально чувствовать, как нечто, только что владевшее ей, сворачивается мерзкими змеиными кольцами обратно, втягивается, и, как гад, затаивается в ее груди, сверкая оттуда налившимися злобой багровыми глазами. — Тебе и в Пророчестве суждено быть Спасителем, — усмехается брюнетка, убирая пальцы с подбородка и нежно касаясь губами в том месте, где они сдавили его, причиняя боль. — Спасибо, мой Светлый Рыцарь. В голосе Миллс опять насмешка, а когда она поднимает лицо, то эта же насмешка находит отражение в карих глазах. Но теперь это не ранит, теперь Эмма готова вечность смотреть в глаза, в которых ирония светится янтарным блеском. Потому что сейчас, когда Тьма показалась в своем истинном обличии, не скрывая своей голодной потребности завладеть, она поняла, что любит Реджину, любит ее всю, и не хочет терять. Любит ее язвительность, ее высокомерное безразличие, ее ярость, ее нетерпимость. Это то, что делает эту женщину родной: Злой Королевой, наславшей Проклятье; мэром Миллс, борющимся за своего сына. Несломленной, несмотря ни на что. Несмотря на то, что Тьма решила взять с нее цену за то, что позволяла использовать частицу себя — Темную магию. Судьба любит играть этой женщиной, в очередной раз решив, что она должна заплатить за всех разом. Но будь она проклята, пообещала себе Эмма, если позволит какому-то Пророчеству перечеркнуть все это, отобрать и уничтожить. На душе стало легко от сделанного открытия. Захотелось взять лицо Миллс в ладони и покрыть его легкими, невесомыми поцелуями.***
После первого поцелуя, и последующими за ним событиями, обе женщины произнесли лишь несколько слов. Им бы следовало сейчас обсудить произошедшее, попытаться разобраться с тем, что им делать дальше, какова во всем этом роль Темного мага. Но это не то, что они обе хотели в данный момент. Руки Реджины поднялись к вороту блузки, и пальцы медленно расстегнули первую пуговицу, затем вторую. Все это она проделывала, внимательно следя за реакцией Эммы, и когда ее пальцы дошли до третьей пуговицы, открывая взору ложбинку между грудей, на виске блондинки стала заметка пульсирующая венка. Миллс не смогла побороть в себе желание прикоснуться к ней губами. Она не хотела набрасываться на Свон, как некоторое время назад. Сейчас ей хотелось просто ласково провести губами по коже. Хотелось прижаться к Эмме, чтобы почувствовать тепло ее тела. Хотелось быть с блондинкой здесь и сейчас, а внутренний голос шептал, что этого бы хотелось навсегда. Легко целуя, губы спустились по щеке, проследили линию подбородка, и стали покрывать поцелуями шею, извлекая тихие стоны, которые вырывались из горла блондинки вместе с дыханием. — Тише, тише, — на мгновение отрываясь от шеи шерифа, произнесла Миллс, перехватывая руки Свон, которые попытались продолжить оставленное — расстегнуть блузку до конца. Она знала, что Эмма долго не продержится, но ей хотелось как можно дольше растянуть этот чувственный момент, насладиться неспешной нежностью. Губы Королевы вновь начали изучать шею Спасителя и дошли до ключицы. — Так беззащитна, — прошептала Реджина, проводя пальцами по линии выпирающей косточки, а затем прижалась губами к впадинке у горла. Эта медлительность, нежность в голосе Реджины, сводила Эмму с ума. Она перехватила инициативу и немного отстранилась, легкими движениями подталкивая королеву к дивану, что стоял неподалеку. Брюнетка не противилась, медленно оседая на диван, но, почти сразу же, ей пришлось лечь под весом тела, склонившегося над ней. Светлые локоны скрыли окружающее золотой завесой, и все что она сейчас видела — это голубые глаза, смотрящие на нее с любовью, и губы, приоткрывшиеся в ожидании поцелуя. Реджина приподнялась на локтях и их губы встретились, но теперь страсть не была прикрыта нежностью. Одна рука потянулась вверх, и изящные тонкие пальцы вплелись в золото волос, притягивая светловолосую голову еще ближе, делая поцелуй требовательным. — Реджина, — чувственно выдохнула блондинка в губы королевы. Брюнетка ногтями легко провела по задней стороне шеи Эммы, чувствуя удовлетворение от волны дрожи тела Спасителя, следующего за этим. Она откинула голову назад, выгибаясь навстречу, когда губы Эммы поцеловали ее шею. Теперь очередь Свон, и она жадно ловила тихие стоны, срывающиеся с алых уст. Вся злоба и ненависть куда-то испарились, оставив лишь жгучее желание близости. Рука, что была запутанна в волосах Эммы, несильно сжала их и потянула вверх, требуя большего. Языки переплелись в танце, кожа пылала от прикосновений. С каждым мгновением женщины все ближе подходили к тонкой грани. Первой не выдержала Эмма, она перенесла вес на одну руку, а второй провела от шеи вниз по телу Реджины. Спаситель почувствовала под пальцами тонкую ткань блузки, которая так плотно облегала тело королевы, что место на фантазию почти не хватало. Плавное движение руки вниз продолжилось по холодному белому шелку рубашки, Свон растворялась в этих ощущениях. — Одно твое слово, и я сделаю все, что захочешь, — оторвавшись от губ, прошептала Эмма. Эти слова фейерверком взорвались в сознании Реджины, и вот она уже нависает над блондинкой сверху, поменяв их ролями. Немое ожидание действий застыло в серо-голубых глазах. Прошла мучительная секунда прежде, чем Эмма глухо застонала от того, что делала с ней Миллс. На самом деле Реджина даже не прикоснулась к Свон. Оседлав ее бедра, она продолжила медленно расстегивать блузку. Блондинка закусила нижнюю губу и откинула голову назад: полоска обнажившийся кожи плоского живота оказалась слишком завораживающим зрелищем, но по насмешливому выражению лица Миллс она поняла, что та не позволит ей перехватить инициативу. Брюнетка наклонилась к Свон и коротко поцеловала в губы, настолько быстро и неуловимо, что Эмма не успела ее удержать и углубить поцелуй. Эмме хотелось большего, но Королева умело пресекала любую попытку блондинки перехватить инициативу в свои руки… Сегодня Злая Королева не хочет торопится, ее не сжигает огонь ярости. Сейчас она не возражала против нежности, растягивая драгоценные минуты. — Прошу тебя, — тихая просьба, более похожая на мольбу, сорвалась из уст шерифа. — Все будет, моя дорогая Эмма, — промурлыкала в ответ Миллс, движением плеч окончательно избавляясь от блузки и склоняясь за очередным поцелуем, — и даже больше… «Но не сразу», — продолжила про себя брюнетка, заводя руки блондинки за голову, тем самым лишая ее возможности торопить события.