«СТРАХ И НЕНАВИСТЬ В КОНОХАГАКУРЕ»
То ли слепая ярость, то ли порядком захмелевший рассудок не дали шиноби заметить очевидного изменения в состоянии его подопечной. Тобирама изрядно перебарщивал с силой, так что Химе начинала было терять сознание от нехватки кислорода. Ее ногти, что еще секунду назад столь отчаянно впивались в кожу его рук, перестали причинять мужчине дискомфорт. Хватка ее стремительно ослабевала, а сама девушка обмякала в его неоднозначных «объятьях». Осознание происходящего, подобно ушату с холодной водой, мигом отрезвило мужчину лишь когда Юи отключилась окончательно, опустив руки. Благо, то было лишь временное помутнение и девушка относительно быстро пришла в себя, однако ее братец, очевидно, воспринял произошедшее как ее хитрую уловку вырваться из плена его рук. Подобной мысли бы и не возникло, будь перед ней сейчас знакомый всем Сенджу Тобирама, как никто другой отличавшийся своими рассудительностью и хладнокровием, но не стоит забывать про обстоятельства, несколько переменившие в те минуты его обычно спокойный темперамент. Слепая ярость, лишний раз подпитываемая доброй долей алкоголя, не давала и шанса ничтожным проблескам разума, даже когда на кону была жизнь его возлюбленной. Напротив, эта ярость разразилась сильнее, находя свое воплощение в всплеске неконтролируемой агрессии, окончательно затуманившей остатки разумного в этом человеке. Словно пелена накрыла его зарницы и Тобирама влепил сестре звонкую пощечину, да так, что та ничком упала на пол: — Ты еще смеешь так нагло блефовать?! — Проревел он. Ненависть, злоба клокотали в его мятежной душе, никак за все эти долгие годы не сумевшей отыскать покоя. Терзаемая то ревностью, то гневом она сгорала в этом адовом пламени разрывающих ее противоречий, с каждым днем все больше делая похожим своего носителя на бомбу замедленного действия. Не имеющие выхода эмоции были вынуждены все это время накапливаться в, увы, не без размерной чаше ни человеческого терпения мужчины, чьей выдержке позавидовали бы самые стойкие из нас. Пять долгих лет Тобирама был словно в аду. Родная кровь, сестра, стала для него желанней всего на свете, стала его несбыточной мечтой. Быть всегда рядом, видеть ее каждый день и не мочь проявить и сотой доли тех чувств, что он испытывал к ней. Каждый день гореть и сгорать в агонии неумолимой страсти, используя в качестве разрядки продажных женщин, ни одна из которых не могла утолить той несравнимой жажды, что чуть ли не ежечасно испытывал несчастный. Сейчас же он был в лютом гневе. От ее неповиновения, от этого треклятого Кейджи, от Мадары с его сальными комментариями в его адрес, от собственного бессилия и безысходности. Да, именно что от бессилия. Тобирама ненавидел это чувство, терпеть не мог его испытывать и преимущественно из-за него злился больше всего, вымещая все на несчастной Юи. Больно ударившись при падении о косяк тумбы, девушка лишь в последний момент успела подстраховать себя, перед встречей с полом выставляя вперед руки. Сковавший ее минутами ранее страх, ушел на второй план, давая место здоровой злости. Химе чувствовала себя униженной этой пощечиной. Ей было плевать на боль, на разбитую в кровь ударом губу, на бровь, что ознаменовалась доброй ссадиной после столкновения с предметом мебели, — гордость девушки была задета, и не слабо, надо отметить. Не сказать, что страх, обуявший ее, сгинул окончательно, нет, но то, что сейчас в Химе более преобладало негодование — факт. Она еще не до конца отошла от удушья, не говоря уже о неслабом ударе, посему подняться, не то чтобы стоять, могла с трудом. Опираясь о ту самую тумбу, что секундами ранее наградила ее знатным «боевым шрамом», девушка медленно и неуверенно, но поднялась на ноги. Почувствовав, что может более менее твердо стоять на ногах, Химе наградила мужчину рассвирепевшим взглядом — такой он ее никогда еще не видел. Мертвенно-бледное лицо не выражало ни единой эмоции, лишь в казавшихся синими глазах горело пламя праведной злобы, едва уловимое взглядом движение мышц ее лица свидетельствовало о плотно сжатых зубах. Всем своим видом девушка грозилась вспыхнуть праведным негодованием и, если бы речь шла не о Тобираме, в мгновение ока стереть предмет своего гнева в порошок. Но шиноби ни чуть не пугала ее метаморфоза. Он, казалось бы, и не заметил каких-либо изменений в поведении сестры, прибывая на все той же, своей волне безумства. Пауза затянулась. Он только бы вознамерился сделать резкий выпад в ее сторону, как Юи тут же отскочила от него, как от чумного, невольно выставляя вперед свои руки, дабы держать безумца на каком-никаком расстоянии: — Не смей приближаться ко мне! — Не свойственным ей низким тембром воскликнула она со всей злобой, на какую только была способна. Но кого интересовали ее протесты? Не успела Химе и договорить фразу, как ее за запястья схватил Тобирама, грубой силой заставляя девушку подчиниться его воле. Сенджу отчаянно вырывалась, стараясь ударить, не сдерживаясь при этом ни на йоту, даже пыталась укусить, лишь бы вырваться на свободу, в своем отчаянном сопротивлении похожая на дикую кошку. Последняя из махинаций дала ей слабый шанс выскользнуть из цепких рук брата, никак не ожидавшего подобной прыти. Девушка вырвалась, после чего тут же поймала разгневанный взгляд Тобирамы, что внушал ей неподдельный ужас и, не мешкая более ни секунды, ловко выскочила в окно.***
Мадара был в шоке от своего кузена, не в силах подобрать какие-либо эпитеты, которые в полной мере смогли бы описать все его гнев и возмущение. Наглый мальчишка! Да как смел он подумать об интрижке с девицей Сенджу? Да еще какой девицей, самой Сенджу Юихиме. Конечно, мужчина прекрасно знал, что парень без тормозов, прекрасно знал темперамент мальчишки и даже вроде как принял эту вспыльчивость натуры, присущую по большей части всем Учиха, привык было к его непомерной наглости, что была, как бы не хотел этого признавать сам Мадара, зачастую полезной, причем не только Кейджи лично, но и клану в целом. Но чтобы зарываться на такую, как Юи, — это уже верх вседозволенности. Но самое поражающее в данной ситуации Мадару было даже не это, а то с какой непринужденностью, легкостью и простотой об этом, хоть и нехотя, говорил Кейджи. Юноша искренне не видел ничего зазорного и опасного в том, чтобы ухаживать за девушкой ее круга и положения. Более того, он, сам того не осознавая, смел говорить словами Хаширамы, о том, что теперь война — дело минувшее, мы, Сенджу и Учиха, — одна семья, даже вскользь намекнул, что в случае объединении домов, посредством женитьбы ведущих из их представителей, межклановый союз только лишний раз укрепиться. «Мало его в детстве пороли, — думал Мадара. — Что ж, в таком случае придется мне самому заняться его воспитанием». Время было позднее, но Учиха не спалось. Поняв, что все равно не сможет уснуть, он решил провести часы с пользой и заняться некоторыми делами клана, которые по определенным причинам ему пришлось отложить на завтрашний день. Но стоило шиноби только сесть за стол, как до него снизошло. «Проклятье. С этим сопляком совсем забыл», — сокрушался он, вспомнив, что сегодня Хакайна взяла с него слово о вечернем визите. Признаться, мужчина не особо жаждал идти к ней после всего произошедшего, но мысли об их прошлом опыте всколыхнули в шиноби былой интерес. С другой стороны после сегодняшнего ему требовалась эмоциональная разрядка. Темнело в тот период рано, посему придорожные факелы, зажженные часов шесть назад, сейчас уже успели утрать былую яркость. Так или иначе, но источаемого ими света вполне хватало на освещение улицы. Правда, сам Мадара старался все же лишний раз не святиться в такой час, хоть ему по большей части на это и было все равно. Его не волновала репутация Хакайны, за свою же он не волновался, не видя ничего зазорного в своих, касательно этой женщины, поступков. Она была и оставалась ему никем, о чем знала с самого начала их отношений, а то что эта дуреха тешила себя наивными мечтами оставалось не его проблемой. Шиноби шел, погруженный в собственные мысли, невольно ухмыляясь воспоминаниями об их последней ночи. Что ни говори, но Хакайна оставалась очень изобретательна в постели. Она умела приятно удивить Мадару, при этом с мастерством именитого психолога улавливала и предугадывала все его предпочтения. Девушка была идеальной любовницей, к несчастью для нее, ей и оставалась, ясно чувствуя холодное отношение к себе возлюбленного за пределами спальни. Мадара знал, что по пришествию к ней его ждет вкусный домашний ужин, от которого он бы, к слову, не отказался, откровенный флирт, с каждой минутой набиравший обороты, а после и сладкий десерт. Это особенно нравилось мужчине: оба знают причину, по которой он ходит к ней «в гости», оба знают, чем этот поход в итоге закончится, но каждый раз идет совершенно непринужденный диалог, в своем роде служащий неким аперитивом перед грядущей ночью. Хакайна была воистину умной женщиной, раз сумела на протяжении всех этих лет удерживать Мадару подле себя, но видимо недостаточно умной, чтобы очаровать его полностью, как сделала это когда-то ее «любимая» подружка. Мысли шиноби прервала невольно всплывшая в его памяти девушка. Стоило Мадаре только подумать о ее персоне, как она чуть было не снесла его с ног, выскочив вдруг из-за поворота. Он частенько ловил себя на мысли, что продолжает невольно сравнивать их: Хакайну и Юми. От одной мужчина получал страсть и несравнимые эмоции, от другой — душевный покой и уверенность. Но и покой, и эта уверенность ушли с исчезновением из его жизни Юми. Спустя годы он встретился с другим человеком, в этом Мадара уже успел убедиться. Юихиме была для него слишком надменной, слишком независимой. Безусловно, в этом был определенный смак, но Учиха не собирался добиваться ее расположения — стиль жизни, которую вел шиноби, вполне его устраивал. Мадара считал все чувства пережитком юности. «Все это для подростков», — был уверен он, найдя свою тихую гавань в отношениях без обязательств. Юи летела, не видя дороги, — не удивительно, что она чуть не сбила кого-то с ног. Девушка хотела было продолжить свой путь дальше, как была резко, а от того несколько грубо схвачена за локоть. Вырваться не представлялось возможности, а потому она была вынуждена посмотреть в лицо этому неизвестному. Мадара, прибывавший сегодня и без того в не лучшем настроении, хотел было ее порядком отчитать, тем самым выместив нещадный поток эмоций на попавшую под горячую руку девушку. Но стоило ей поднять на него лицо, рвущийся наружу поток гневных изречений мигом сошел на нет. На секунду глаза шиноби в удивлении расширились. Нездорового бледного оттенка кожа, кровоподтеки, ссадины, окровавленная сбоку нижняя губа, разбитая бровь, несколько опухшая красная щека, мокрые от слез дорожки и взгляд, полный неподдельного страха. «Ну почему из всех людей мне сейчас встретился именно ты?» — Проклиная проведение, думала Юи. Больше всего на свете она не хотела, чтобы ее слабость видел сейчас именно Мадара. Ей было плевать на раны, на то, как она выглядела. Девушка чувствовала себя ничтожной, слабой и больше всего на свете боялась, что свидетелем подобного состояния будет ее враг номер один. — Что это? — Все еще не веря своим глазам, произнес шиноби, едва ощутимо касаясь рукой ее шеи. Нежная кожа обагрилась четкими продолговатыми синяками, словно от чьих-то пальцев. Мужчина продолжал крепко держать Юи за локоть, чтобы не убежала, но при этом контролировал силу нажима. Свободной рукой он взял ее за подбородок, настойчиво, но не резко поворачивая голову, дабы лучше рассмотреть следы удушения. Юи же все еще пыталась вырваться, не осознанно стараясь обернуться, что тут же навело Учиха на мысль о преследователе. — Кто это сделал с тобой? — Поразительно, сколь быстро претерпело изменения выражение лица Мадары. Голос его, казалось, опустился чуть ли ни на октаву, а холодный колючий взгляд, таящий в глубине немалую долю угрозы, ярко контрастировал на привычно спокойном лице. Сколь бы не пыталась храбриться Юи, стараясь предстать перед ним все той же невозмутимой Сенджу, мужчина ясно видел ее подлинное состояние. Она боялась, ужасно боялась своего преследователя, с каждой секундой его приближения пытаясь все отчаянней вырваться из крепких рук Мадары, держащего девушку уже плечи. Учиха был в ярости, сам за собой того не замечая. Отчего-то приключившееся с Юи пробудило в шиноби небывалую жажду крови, которую он уже, признаться, не испытывал очень давно. Мужчина в нетерпении ждал появление своей скорой жертвы, уже видя перед своими глазами мучительную смерть этого ублюдка. Но какого же было его удивление, когда из-за того же поворота, откуда на него минутой назад вывалилась Юи, к ним на дорогу выскочит взбешенный Сенджу. И не просто рядовой Сенджу, а родной братец несчастной девушки. Воспользовавшись секундным замешательством своего спасителя, Химе ловко выскользнула из рук Мадары, но заметив брата и поняв, что бегство более не имеет смысла, не убежала, вместо этого неосознанно вставая за спину Учиха. Признаться, завидев в первые секунды Тобираму, шиноби было подумал, что тот несся успокаивать сестрицу после совершенного над ней акта рукоприкладства той самой сволочи, которую так жаждал растерзать сейчас сам, но видя реакцию Юи на появление родственничка, вопрос о личности «той самой сволочи» отпал сам собой. Казалось бы, Сенджу и не видел Учиха, злостно продолжая испепелять взглядом стоящую у него за спиной девушку. — Вернись, я сказал, — злостно просипел он едва слышно, но от этого его голос казался еще более пугающим. В поисках хоть какой-то защиты девушка невольно прильнула к спине Мадары, все еще в ужасе смотря из-за его плеча в сторону брата. — Какого черта? — Чуть повышая тон, произнес Учиха в адрес очаровательного братца. — Не лезь! — раздраженно бросил Тобирама, даже не удостаивая того взором; мужчина продолжал все так же испепелять злостным взглядом несчастную девушку. — Я не нуждаюсь в твоих указаниях, — холодно произнес он, с неприкрытым отвращением смотря на шиноби. Тобирама никогда не был для него идеалом для подражания, но теперь Сенджу окончательно опустился в глазах Мадары. Он сам далеко не был ангелом, но опускаться до избиения слабых — это унизительно для любого уважающего себя мужчины. В этом плане Учиха оставался максимально категоричен: или смерть, или ничего. По его мнению, Тобирама изначально не должен был допускать ситуации для подобной ссоры, сразу четко распределив между ними роли, чтобы Юи и помыслить не могла вставить слово поперек его. Сенджу же пустил все на самотек, предоставив девице лишнюю свободу, чем изрядно разбаловал сестру. «Женщина, как лошадь, чуть ослабишь повод — встанет на дыбы», — был убежден мужчина. Но если обычная девица была относительно прирученной кобылицей, то Юи казалась еще необъезженной рысачкой, своевольной и темпераментной, при любом удобной случае готовой сбросить к чертовой матери своего седока. Прям как ее прошлый конь. — Учиха это не касается, — проговорил он на пути к сестре, он хотел было силой вытащить ее из укрытия, как Мадара ловко перехватил его руку. В нос шиноби ударил стойкий запах перегара. «Это все объясняет», — подумал было он, как Тобирама вновь разразился негодованием. — Пусти меня! Это наше дело. — Ошибаешься, Ромео, — спокойно констатировал шиноби, в следующую секунду свободной рукой провернув быстрый и изящный хук справа. Юи и подумать не успела, как ее брат, пошатнувшись и сделав пару шагов назад, дабы удержать-таки равновесие, чуть не рухнул наземь. Она хотела остановить Учиха и уже было сделала шаг в его сторону, как он, повернув голову, безапелляционно выдал: — Не суйся. — Дураку было понятно, сейчас с ним лучше не спорить. И девушка смиренно повиновалась, молча наблюдая за происходящем. — Мне плевать, что у вас стряслось, — холодно произнес он, обращаясь к мужчине, — и плевать, во что это выльется. Я обещал этому полудурку, что буду приглядывать за ней во избежание подобных эксцессов. — Я ее брат, — сплевывая кровь, прорычал шиноби. — Да хоть отец! Проспись сначала, утром разберетесь, — сказал, как отрезал Мадара, заканчивая на этом разговор. Он развернулся было спиной в намерении уйти, как почувствовал движение сзади. Не успел Тобирама сделать в их сторону и двух шагов, как Учиха резко повернул голову, прожигая шиноби алым взглядом шарингана, что в сумерках казался еще более пугающим. Сенджу замер на месте, не в силах шевельнуть и пальцем. — Не заставляй меня говорить с тобой по-плохому.***
Пусть постороннему наблюдателю того было не заметно, но Мадару изрядно потряхивало. Собрав последние остатки разума и самообладания, он все же нашел в себе силы уйти с этого треклятого перекрестка, где и случилось минувшими минутами «столкновение интересов». Не будь там Юми, шиноби без зазрения совести задал бы этому идиоту хорошую трепку, наплевав с высокой колокольни на все правила и запреты. Он был зол, очень зол. Но даже и не думал задаваться вопросом, почему. Конечно, будь на месте Химе любая другая, Учиха бы и бровью не провел, без зазрения совести пройдя мимо. Да, он бы разочаровался в Тобираме, но судьба какой-то там девицы, тем паче принадлежащей клану Сенджу, — связываться со всеми этими внутри клановскими разборками себе дороже. К тому же, мужчина сейчас был совершенно не в том состоянии, чтобы что-нибудь анализировать. Ему хотелось развернуться, но шедшая рядом с ним Юи не давала шиноби морального права это сделать. Ну, как сказать, «шедшая»? После выяснения отношений с Тобирамой, Мадара просто взял ее чуть выше локтя и попросту уволок. Благо, она не сопротивлялась. Но зато сейчас, когда к юной Сенджу вернулось осознания происходящего и она мало-мальски отошла от пережитого, девушка ненавязчиво попыталась освободить руку. — Я сама могу идти, — произнесла она, как ни странно, спокойно и таким тоном, словно спрашивала разрешения. Юи и сама подивилась своему голосу в этот момент. Очнувшись от своих мыслей, Мадара выпустил ее руку и, заметив, что Сенджу за ним еле поспевает, замедлил шаг. Так они шли в напряженной тишине еще с минуту, пока Химе не остановилась. Шиноби в задумчивости это не сразу и заметил, а потому прошел без нее еще метра три, прежде чем обернуться. — В чем дело? — Строго вопросил он, как отец спрашивает провинившуюся дочь. — Спасибо, — робко обронила девушка, не в силах взглянуть в лицо своему спасителю. — Правда, спасибо. Если бы не ты… — Достаточно, — холодно прервал ее Мадара; он ненавидел сантименты. — Будь добра, не испытывай мое терпение, — шиноби все еще не отошел от произошедшего, то было очевидно. — Мне нужно возвращаться, — Юи было жутко неловко перед ним за всю ту сцену. — Куда, домой? Ты верно шутишь, — хмыкнул на последней фразе мужчина. — Или не терпится получить новую порцию? — Сенджу невольно поежилась, вспоминая последние события, произошедшие в ее комнате. Да, если она вернется, то все произошедшее покажется ей только цветочками. — Не могу же я остаться у тебя, — с иронией произнесла девушка, пожимая плечами; все же смотреть в лицо Мадаре было для нее сейчас непосильной задачей. — А у тебя есть выбор? — Ты серьезно? — Она до сих пор была уверена, что это просто лишь плохая шутка, но взглянув, наконец, в лицо Учиха тут же отмела эту мысль. — Я не могу, — твердо заявила она. Не то, чтобы Юи не хотела, признаться, ей было все равно, равно как и мнение окружающих, но вот позорить клан подобными необдуманными действиями Сенджу не смела. — Не пойми меня не правильно, но я не могу опозорить брата, — она осеклась, — Хашираму, — поправилась девушка во избежание возможных недопониманий. — Мало ли что люди могут подумать, — тихо добавила она, отчего-то пряча взор. — Ясно, — сухо бросил Мадара, о чем-то задумавшись, но уже через минуту своих размышлений сложил печати. Послышался характерный хлопок и из белоснежного облака заместо шиноби появилась красивая женщина. — Превратись в нее, — не своим голосом, но знакомой Юи, холодной интонацией скомандовал Учиха, после чего развеял свою технику. — Кто она? — Перевоплотившись, поинтересовалась девушка. — Твой билет в поместье Учиха. Благородство Мадары поистине не знало преград. По прибытию он отвел девушке свою спальню, сам же расположившись в кабинете, который находился практически точно под ней, может, чуть левее. Дом его был красив и скромен, отличаясь от большинства иных в квартале Учиха лишь тем, что был немного больше. Все здесь было выполнено по лучшим канонам японских традиций, в том числе и будущий сад, требующий пока некоторых доработок. Только сейчас, когда шиноби открыл дверь в его спальню, Юи вдруг отрезвила одна крайне нелицеприятная для нее мыслишка. Стоило было девушке только подумать о несказанном честолюбии Мадары, как ей тут же вспомнился один неприятный инцидент, который, к слову, тоже произошел в спальне, только уже ее. А что если все это не просто так и за благородные порывы придется платить? В душу юной Сенджу скользким змеенышем начал закрадываться страх. Мадара не дурак и дважды на одну и ту же уловку не попадется, так что провести его столь же ловко, как и прошлый раз, ей не удастся. Но вопреки ожиданиям Юи, когда они с Мадарой остались одни и девушка развеяла технику, мужчина сухо бросил ей: — Располагайся, — и ушел, закрыв за собой седзи. — Что это было? — В пустоту произнесла Сенджу, когда стихли его шаги в коридоре. Сегодня она долго не могла заснуть, рассуждая о произошедшем: о Тоби, о Мадаре. Особенно о Мадаре. «Что у него на уме? — не унималась девушка, в который раз задаваясь этим вопросом. — То домогается, то спасает, то игнорирует. Кто я для него? — не понимала Юи, сама от себя не ожидая постановки следующего вопроса. — Кто он для меня?»