«РЕШЕНИЕ УЧИХА»
Еще никогда, со дня смерти брата, Мадара не испытывал столь неистовой злобы, как сейчас. Бесчисленные эмоции требовали выхода, а срываться было не на ком, да и не хотелось. Единственным доступным на тот момент способом разрядки оставалась лишь тренировка, если конечно подобное, воистину безумное действо вообще можно было охарактеризовать подобным словом. Сухая кора деревьев измученно трещала под безжалостными ударами его рук, сохраняя на себе четкие следы его окровавленных кулаков. Казалось, шиноби мог бы легко снести это несчастное дерево, используя одну только физическую силу, не затрачивая и малой доли своей несравнимой чакры. Учиха бил отчаянно, самозабвенно, не замечая как разбивает в кровь побелевшие костяшки пальцев. Боли словно и не было вовсе или же Мадара ее попросту не замечал, увлеченный в своем занятии. — Подонок, — сплюнув, просипел мужчина, казалось бы успокоившись, как вдруг в следующую же секунду со всей силы вдарил в ствол. — Проклятье! — Выругался он, хватаясь за руку; должно быть, на этот раз удар пришелся прямо по нерву, за доли секунды волной распространившись прям до плеча. — Надо же, — несколько удивленно произнес до боли знакомый голос. Мадара резко повернул голову в направлении говорящего. — Первый раз вижу, чтобы ты, брат, так убивался из-за женщины, — честно признался Изуна. — Хотя нет, вру. Второй. Первый был, когда Юми похитили Нара. — О чем ты? — Раздраженно бросил ему шиноби, не понимая, что за ересь городит младший Учиха. — О тебе, — спокойно произнес мужчина, запуская руки в карманы своих тренировочных штанов. — Почему ты злишься? — Вдруг задал он вопрос, которым Мадаре и в голову не пришло задаться. А зря. — Из-за морального уродства Тобирамы? Он тебя так волнует? — Вопросительно изогнул брови шиноби. — Или же из-за того, что все произошедшее коснулось именно Юми. — К чему ты клонишь? — В немой угрозе сощурив глаза, вопросил мужчина. — Думаешь, мне есть дело до этой Сенджу? — Это очевидно, — спокойно заключил Изуна, чем вызвал праведное негодование со стороны брата. — Раз я не прав, то назови иную причину. Это был далеко не первый раз, когда Мадара видел образ уже погибшего брата, он появлялся всегда, когда Учиха мучила неопределенность или же сжигали эмоции. Но если раньше Изуна представал перед ним как призрак, сквозь которого можно было явственно разглядеть окружающее в ту минуту пространство: будь то предметы мебели, что стояли за ним, или же лес, — то сейчас мужчина представлялся скорее как живой человек. Мадара мог спокойно рассмотреть каждую деталь его внешности, каждую мелочь его одеяния, даже сосчитать морщинки у глаз, когда тот улыбался. Изуна, словно воскресший из мертвых, стоял перед ним, вызывая на откровенный диалог с самим собой, как случалось всякий раз во время его появления. И хоть Мадара отдавал себе отчет в том, что брат — лишь плод его воспаленного утратой сознания, катализатором которой послужило его нестабильное эмоциональное состояние, мужчине как никогда трудно было поверить в нереальность всего происходящего. С каждым своим последующим появлением Изуна не только представал все реалистичнее, но и его голос, мысли, что он пытался донести до брата, становились громче собственного внутреннего голоса Мадары, но он пока не отдавал себе в том отчета, продолжая воспринимать образ брата, как некого помощника или даже ангела-хранителя, все время незримо остававшимся подле своего подопечного. Изуна и сейчас продолжал рассуждать здраво, говоря вполне себе логичные и правильные вещи, а потому шиноби и не видел причины ему не верить. С другой же стороны, Мадара был бы не Мадарой, так просто решив согласиться со всем сказанным. Ему, как никому другому, оставалось сложно признавать свою неправоту, тем более если на это указывали прямо. Другое дело Юми: когда у них возникали подобные стычки, она предпочитала сделать так, чтобы Учиха сам пришел к правильной мысли, таким образом сохраняя иллюзию его вечной правоты; то было на руку им обоим: девушка не любила спорить, шиноби — признать свою ошибку. Тем не менее, после весьма продолжительной паузы, когда Изуна уже был уверен, что разговор окончен, Мадара досадливо выдал: — Ты знаешь, я терпеть не могу женские слезы.***
Сон к Юи не шел долго, но стоило ей лишь немного расслабиться, как на этаже вновь едва слышно затрещали половицы. Скорее всего девушка и не услышала бы этого звука, находись она в менее беспокойном состоянии, но поскольку Сенджу сейчас прислушивалась к каждому шороху, даже столь тихое шарканье казалось ей громом средь ясного неба. В одном Юихиме была уверена точно: то был не Мадара. Столь легкое, едва ли различимое ухом шуршание носков, даже учитывая профессию шиноби, никак не могло принадлежать мужчине. На короткое мгновенье девушка испугалась куда сильнее, нежели то был бы сам Учиха, грозящий ей соответствующим «взысканием»; мало ли во что этот визит может вылиться, а позорить клан она не смела. Благо, Юи сориентировалась быстро, мигом приняв обличье неизвестной, и в тоже время казавшейся такой знакомой девушки. Как и ожидалось, те шаги принадлежали не мужчине. — Хакайна-сан, — робко произнесла девушка, выглядывая из-за седзи. «Хакайна», — тут же врезалось в сознание Юи это имя, так что она не сразу отреагировала на вопрос служанки. — Вы позволите? — Получив короткий кивок в ответ, девушка вошла, закрыв за собой дверь. То была миловидная девочка, лет двенадцати-пятнадцати, внешне очень похожая на представительниц клана Учиха: иссиня-черные волосы, черные глаза и светлая кожа. Но несмотря на все эти отличительные черты великого клана, сама девушка не казалась такой же благородной, как большинство его представителей. Круглое лицо и полные щеки делали ее внешность какой-то простоватой, а низкий рост не придавал большего очарования, что остается говорить о совершенно несуразном угловатом, словно у мальчишки, тельце. Должно быть, девочка была незаконнорожденной. Кроме всего прочего Юи успела заметить на запястьях бедняжки темные пятна синяков, которые та старалась прятать за длинными рукавами кимоно. К слову, вся одежда на ней была явно не по размеру, отчего висела мешком, придавая еще больше несуразности ее виду. Так или иначе, но при всех таких недостатках эта девочка показалась Сенджу очень даже милой и даже по-своему симпатичной: взгляд ее больших и печальных глаз лучился каким-то невидимым светом теплоты и добра, и это была далеко не вынужденная вежливость прислуги к госпоже. Юихиме вдруг увидела в этом ребенке прошлую себя. Забытую, всеми брошенную, бессильную девчонку, отчаянно цеплявшуюся за жизнь. Но если у Юми тогда была поддержка в виде Дэйки, то у этой несчастной не было, казалось, никого. Она была словно запертая в клетку, раненная птичка, неспособная даже на попытки к сопротивлению, не то чтобы на нечто большее. Однако Юи и понятия не имела, что даже это несчастное дитя на деле оставалось куда в большей безопасности, чем сестра руководителя одного из сильнейших кланов их деревни.***
— Хакидзава-сама, — вернувшись с порученной ему миссии, произнес шиноби, но доложить о ее выполнении так и не успел. — Тише ты! — Шикнул на него старик, выглядывая из окна своей спальни, после чего поспешил закрыть ставни. — Не хватало еще, чтобы тебя кто-то заметил. — Обижаете, — растянулся в коварной улыбке мужчина. — Тобирама не единственный хороший сенсор у Сенджу. Да и потом, Химе-сан невдомек, что за ней могли следить. — Не смей называть ее так! — Разразился праведным гневом Хакидзава. — Какая она тебе «химе*»? Тц. Аж противно, — сжав зубы, процедил мужчина. — Большинство Сенджу — идиоты, да и, признаться, их предводитель не так далеко от них ушел. Правильно говорят: рыба гниет с головы. Ничего не хочу сказать, — тут же поправился старейшина, — Хаширама прекрасный воин и великий лидер, но — святые угодники! — как можно было так бездарно пасть под гипнозом этой бестии?! И ладно бы только Хаширама, у него всегда были трудности с выбором союзников, один Учиха чего стоит, но Тобирама… Он-то чем думает, раз за разом потакая этой гордячке в чем бы то ни было?! Но хорошо, что он хоть пытается с ней бороться. Не то что этот Хаширама, будь он неладен. — Но Хакидзава-сама, — пусть молодой человек, равно как и старейшина, не благоволил Химе, все же он помнил о вкладе девушки в их общее дело клана и деревни, — я понимаю Вашу нелюбовь к Хим… к Юихиме-сан, но нельзя же отрицать все то, что она сделала ради процветания Сенджу и деревни. Сколько бессмысленных битв и войн мы смогли избежать, путем ее переговоров. Сколько семей осталось целы, сколько людей живы. — Да? И какой ценой? Ценой позора Сенджу! — О чем Вы? — Не понимал шиноби. — Не трудно догадаться, на какие ухищрения может пойти женщина ради достижения собственной цели. Особенно перед мужчиной, — хмуро дополнил он. — Не думаете же Вы… — Как будто ты не понимаешь, чем заканчивались ее эти ‚встречи‘, — ядовито просетовал старик. Хакидзаве было невдомек, что Юи попросту не хватало знаний в проявлении должного пиетета, из-за чего она порой могла показаться несколько нескромной или даже наглой в проявлении какого-либо вопроса. Конечно, откуда ей, воспитанной улицей оборванке, было знать о тонкостях ведения встреч с высокопоставленными господами, тем не менее врожденное чувство такта и несравненный шарм ее натуры не могли не очаровывать. Ее острому уму и мудрости могло позавидовать большинство старейшин Сенджу, невольно чувствующих в девушке конкуренцию. Одним из таких был и Хакидзава. Ведь чего доброго, в ближайшие годы она вполне бы могла затмить весь совет клана, делая его совершенно ненужным органом управления, но, на счастье стариков, Химе не обладала должной жаждой власти и потребности к управлению массами, не говоря уже о ее моральной незрелости для восхождения на эту должность. Для достижения подобной цели Юи необходимо было обладать одним лишь пробивным качеством личности, способное изжить в девушке саму ее добрую и нежную природу, — способность идти «по головам». Таким качеством обладал и Хакидзава, и ее брат Тобирама, и Мадара, и еще сотни других шиноби так или иначе задействованных в политической жизни, а то и некоторые рядовые шиноби. Бесспорно, то была крайне негативная характеристика какой бы то ни было личности, но она порой спасала жизнь, а то и жизни сотен людей, если бы их предводитель, пожертвовав своей кармой, принял бы должное решение. Это качество могло спасти и саму Химе, но тогда бы в ее жизни стало бы все слишком просто и очевидно. — Что Вы задумали, Хакидзава-сан? — С опаской произнес шиноби, ясно видя, как после его доклада о местонахождении госпожи в глазах старика заплясали бесята. — Допрыгалась красавица, — не скрывая своей победной улыбки, просипел мужчина. В его голове уже родилась беспроигрышная идея, как избавиться от надоедливой девчонки раз и навсегда. — «На этот раз тебе не поможет даже Хаширама».***
Служанка принесла девушке сменную одежду, гребень, воду с чистой тряпицей и баночку с лечебной мазью. Оставив одежду и поднос со всем необходимым, она поспешила удалиться, предварительно удостоверившись, что гостье ее господина не нужна ее помощь. Дождавшись пока на этаже стихнут шаги, Химе вновь развеяла технику перевоплощения. Пусть она и была ведущем лекарем клана Сенджу, использование даже столь элементарных базовых техник шиноби требовало от девушки неимоверных затрат энергии. В связи с особенностями ее организма, в число которых входило ограниченное количество чакры, достаточной лишь для поддержания жизнедеятельности ее организма, даже минимальные затраты ее могли бы стать для Химе смертельны, а для концентрации природной энергии, на которой собственно и строилось все ее мастерство ирьенина, требовалось время, пусть и не столь много, как для рядового шиноби. Умыв лицо и немного обработав раны, девушка развязала пояс кимоно и несколько спустила одеяние, оголив плечи. Вновь обмакнув тряпицу и выжав воду, Химе обтерла ей шею, ключицы, грудь, после чего окончательно избавилась от одежды и распустила волосы, невольно скрывая за своей густой шевелюрой практически всю спину. Из чистой одежды ей были предложены свободные темно-синие штаны, доходящие до середины щиколоток и такого же цвета майка, рукава которой едва ли доходили до предплечья. Девушке всегда не хватало тех коротких мгновений, когда она могла бы насладиться чувством свободного от одежд, дышащего тела, не обремененного плотной тканью расшитых туалетов. Надев нижнюю часть своего костюма, Химе вновь села традиционно японским способом перед подносом, на коем стояла баночка с лечебной мазью. Высокое горло так называемой футболки не позволяло в полной мере обработать следствия удушья, а посему девушка решила сначала дать мази впитаться и высохнуть, и только потом одеться. Благо, ждать пришлось не так долго, как думала наша героиня. Лекари Учиха были ничуть не хуже Сенджу и делали первоклассные медикаментозные средства. Химе успела несколько расслабиться, а потому уже не так чутко прислушивалась к звукам по ту сторону седзи. Увлеченная напевом некой мелодии, по интонированию больше похожей на колыбельную, она даже не слышала, как зашуршала дверь за ее спиной. Зубцы деревянного гребня, словно нож сквозь масло, мягко пронизывали собой вьючные пряди ее волос, цвета слоновой кости. В тусклом освещении одинокой свечи их здоровый блеск скользил по крупным локонам вслед неторопливому движению гребня. Голос ее убаюкивал, заставляя забыть ту ослепляющую злобу, словно пеленой непроглядного тумана застилавшей ему глаза. В сознании шиноби будто наступило утро: первые лучи восходящего солнца медленно, но верно рассеивали плотную завесу влажной дымки, превращая ее в безобидную утреннюю росу. Он оставался стоять так же, как и минуту назад, только открывший дверь. Смотрел на ее ровную сродни нежному бархату спину, которая так удачно представала перед ним во всем своем великолепии, ведь преимущественная копна волос была переброшена через плечо и оставалась впереди, прикрывая левую грудь. Мужчина четко ловил взглядом каждое малейшее движение ее позвонков, лопаток, словно пытался запомнить каждую мелочь, начиная от линии позвоночника и заканчивая очаровательными ямочками на пояснице. Ком подступил к горлу, резко бросило в жар. Но то было явно не из-за простого мужского голода, ведь последнее ‚свидание‘ с женщиной у него было только прошлой ночью. Да и какое свидание! Уж кто-кто, а Хакайна скучать не заставит. Тогда что это? Почему рядом с этой женщиной весь его привычный мир летел в пропасть? Мир, в котором Мадара играл по установленным им правилам, она рушила одним лишь своим появлением, одним лишь своим существованием. Сама того не ведая и не осознавая, она плевала на все правила и законы, диктуя свои собственные условия игры. Она шла вразрез его собственным убеждениям, невольно заставляя шиноби усомниться в его же виденье. Мадара утверждал, что мужчина должен контролировать свою женщину, а на деле в присутствии Химе не мог контролировать даже себя самого. Стук сердца эхом звучал в ушах, не давая ни малейшей возможности взять под контроль собственные эмоции. Ему все еще требовалась разрядка, но шиноби не смел прикасаться к Юи. По крайней мере не сейчас, не в ее положении. То было бы верхом бесчестия, хотя соблазн оставался очень велик. Закончив с волосами, девушка отложила гребень и дотронулась до шеи. Она все еще оставалась немного влажной от мази, но приобретенные липучие свойства красноречивей всего говорили о том, что она все же уже успела немного подсохнуть. Небрежно откинув за спину надоедливые пряди, Химе взяла в руки тренировочную кофту и, не мешкая, поспешила надеть ее, даже не заметив, что на спине, прямо у ворота, был вышит герб клана Учиха. Мадару словно молнией пронзило. В памяти вновь всплыли навязчивые воспоминания, которые мужчина продолжал гнать от себя все это время. События пятилетней давности. Он — юный наследник клана, она — простая деревенская девушка, без рода и племени, не шиноби, не Сенджу, они — юные влюбленные, грезящие о совместной жизни. Как часто в те дни он представлял тот день, когда сделает ее своей, когда у него будут уже реальные права на эту девушку, когда он засвидетельствует себя перед ней, перед отцом и кланом, перед богами, как муж, когда она засвидетельствует себя перед ним и провидением, как законная супруга. Вот тогда она уже не посмеет с ним спорить, тогда другие не посмеют смотреть в ее сторону, тогда она окажется полностью в его власти, — наивный; он думал так тогда, думает и сейчас. — Так значит, я прав? — Произнес довольный собой Изуна, без зазрения совести любующийся на эту картину, подобно брату. Мадара с ревностью и упреком глянул на него, но даже столь пронзительный взгляд не возымел на младшего Учиха никакого действия. — Ты все еще нуждаешься в ней, потому и не терпишь рядом с Юми посторонних. Потому тебя так выбесил поступок Тобирамы, — все это мужчина говорил спокойным размеренным тоном, но несмотря на это, по мере высказывания Учиха каждого последующего слова, кулаки Мадары сжимались все сильнее, а былая злоба вновь набирала обороты. — Почему ты бежишь от этого? — Наконец удостоив брата взглядом, произнес Изуна как никогда серьезно. Все же его голодный взгляд, обращенный к обнаженному предмету былой влюбленности, Мадару несколько подбешивал. — С каких пор тебя, Учиха Мадару, — ткнул указательным пальцем ему в грудь рассерженный Изуна, — интересует чье-либо мнение, а? Тем более мнение женщины. С каких пор ты робеешь и спрашиваешь разрешения прежде, чем забрать то, что принадлежит тебе по праву? Я не узнаю тебя, брат, — словно разочаровавшись в нем, произнес шиноби, отходя от Мадары на полшага. Напряженная пауза повисла меж ними, все это время Изуна испытующе смотрел в глаза брату, и вдруг, когда Мадара уже было думал, что этот разговор окончен, шиноби огорошил его вопросом: — Ты хочешь ее? Не подразумевая под ним и грамма пошлости, произнес Изуна. Глупый вопрос. Конечно, Юми оставалась желанием Мадары еще с первого дня их встречи, еще с той самой минуты, когда не знала его, когда Учиха только следил за ними с Дэйки. Мужчина взглянул на нее еще раз. К тому моменту Сенджу уже успела выпустить волосы, тем самым скрыв за ними свою спину, увенчанную сейчас гербом чуждого ей клана. Пока чуждого. «Изуна прав, — заключил про себя Мадара, — я всегда беру то, что хочу, неважно, чего это будет стоить. Так в чем разница теперь? Юми, Юихиме — все одно. Ты будешь моей, хочешь ли этого или… Нет, так не пойдет. Два раза на одни и те же грабли — хах, не мой стиль. Я сделаю так, что ты сама дашь мне свое согласие. Игра обещает быть интересной». Мужчина кашлянул, ненавязчиво привлекая к себе внимание некогда очаровавшей его особы. Сенджу тут же встрепенулась, словно напуганная лань, резко вскакивая со своего места. — М-мадара? — Потупив взор, произнесла она; голос предательски дрогнул, отчего шиноби не смог сдержать довольной усмешки. Ему нравилось, когда Юми была такой: робкой, боязливой, даже немного неловкой — в том было свое неподражаемое очарование. В такие моменты она казалась такой хрупкой, такой беззащитной, что можно было делать с ней все что угодно, девушка и не подумает сопротивляться, исходя из того же страха. Навязчивые фантазии вновь рисовали перед глазами мужчины интересные картины, но он не мог пока поддаться искушению и терпеливо оттягивал этот мучивший его душу момент. Мадаре нравился легкий испуг в ее глазах. Он возвышал его над девушкой, даруя власть, которую шиноби так жаждал получить. В их паре он был марионеточником, способным сделать со своей куклой все, что ему только заблагорассудится. — Давно ты здесь? — Скрывая в волосах предательский румянец, молвила Химе. — Нет, — соврал он, опираясь плечом о косяк, — только вошел. — Произнес он, на последних словах медленно и грациозно, подобно крадущейся пантере, двигаясь вглубь комнаты, предварительно закрывая за собой седзи. Едва касаясь ее подбородка, шиноби отвел его чуть в сторону и вверх, дабы рассмотреть следы удушья; девушка, как ни странно, ни секунды не сопротивлялась его решительным действиям. Краем глаза Сенджу все же успела заметить, как помрачнело лицо ее спасителя, когда он вновь взглянул на те ужасающие отметины, оставленные ее родным братом. — Скоро пройдут, — тихо обронила девушка, ненавязчиво вырываясь из плена его тонких пальцев. Фраза ее казалась абсолютно нелепа в данном контексте, но, признаться, сказана она была не столько для того, чтобы донести вложенный в нее смысл, сколько развеять напряженную паузу, повисшую меж молодыми людьми. — На твоей-то коже, — небрежно усмехнулся мужчина, тем самым создавая ошибочное представление о презрительном отношении к Химе, но девушка словно и не заметила этого. — Что у тебя с руками? — Испуганно воскликнула она, беря широкие ладони мужчины в свои маленькие ручки. Первой ее мыслью было жестокое избиение Мадарой ее брата, что могло повлечь за собой немало нелицеприятных последствий. — Откуда это? Где ты был? — Допытывалась до него Юи, чуть ли не плача. — А не слишком ли много вопросов? — грубо выдал ей Учиха, едва поднимая голос и вырывая свои руки. Подобный тон быстро вернул девушку в ее прежнее покорное состояние, которое так льстило нашему герою. Он был доволен, как кот, объевшийся сметаны. Так доволен, что сам едва сдерживал усмешку. — Не волнуйся, — все тем же бесстрастным тоном произнес он, заботливо убирая с ее лица выбившуюся прядку, чем невольно заставил Химе поднять на него вопросительный взгляд, — не был я у него. Хотя наведаться бы не помешало, — процедил он сквозь зубы последнюю фразу, после чего взгляд шиноби сместился с ее разбитой брови к лазурным глазам, в которых оставался стоять немой вопрос, касательно его действий, но Мадара словно и не замечал ее замешательства. Вновь меж ними повисла неоднозначная на этот раз пауза. Вожделенный взгляд Учиха сместился к губам девушки, что очень недвусмысленно говорило о его дальнейших намерениях, благо Химе быстро сообразила, что к чему. — Надо обработать, — решительно выдала она тоном, не терпящим отлагательств, и пока Мадара не успел чего бы то ни было предпринять, мигом юркнула к воде с тряпицей. — Садись, — быстро скомандовала Химе, плохо скрывая в голосе страх перед Учиха, тем не менее пока у нее выходило неплохо. Шиноби ничего не оставалось, кроме как повиноваться и сесть на футон. Приняв позу лотоса, он глубоко вздохнул, позволяя девушке промыть уделанные в хлам костяшки. Для нее это было идеальной возможностью несколько привести в порядок мысли, а главное избавиться от необходимости смотреть мужчине в лицо, а вот сам Мадара мог, напротив, беспрепятственно прожигать взглядом несчастную девушку, тем самым лишний раз играя у нее на нервах. — Что тебя так разозлило? — Вдруг произнесла она снова лишь для того, чтобы не мучиться в этой неоднозначной тишине. Она понимала, что рискует, задавая этот вопрос, ведь было очевидно, что Учиха так до конца не отошел от произошедшего, мало ли как он может отреагировать на подобное любопытство. Но даже самая агрессивная реакция, по мнению Химе, была бы во сто крат приятнее, нежели эта немая неопределенность. Мадара не спешил отвечать, продолжая утюжить взглядом несчастную девушку, создавалось впечатление, что он и вовсе не слышал вопроса. — Ты, — вдруг произнес шиноби с присущим ему холодным спокойствием. — Я? — Растерянно произнесла девушка, явно не ожидавшая подобного ответа. Она даже невольно взглянула в его лицо. — Точнее твой жалкий вид, — безразлично бросил ей Учиха, словно желая отмахнуться от назойливой мухи. Казалось бы, эта фраза должна была больно ударить Химе по самолюбию, отчего бы она неминуемо разразилась бы праведным негодованием, чего, собственно, так ждал нетерпеливый Мадара, но все вышло иначе. Обида комом подступила к горлу, грозясь вылиться в поток горьких слез, которые из последних сил подавляла в себе девушка. Она так боялась показаться слабой, особенно перед Мадарой, и вот когда в сердце Химе после всех его широких, источающих одно сплошное благородство жестов начала было теплиться надежда на теплое к ней отношение Учиха, как он в следующую же секунду больно и грубо возвращает ее в реальность, более чем красноречиво давая понять, что доверие к нему — не позволительная для Юи роскошь. Да, она слабая. Слабая, ничтожная и жалкая девчонка. Всем сердцем презирающая в себе это, ненавидящая себя за свою треклятую ранимость. Как бы она хотела быть хоть на десятую долю столь же волевой и стойкой, как Мадара. Но куда уж ей, сахарной царевне, до такого, как он. Вся ее независимость — одно лишь бахвальство. На деле же Химе бы и дня не прожила в одиночку. В детстве у нее были отец и братья, в юности — Дэйки и Мадара, сейчас — снова братья. Она знала о своей слабости, приняла свою ничтожность, но бежала от осознания этого, как от огня. Истину глаголят, что больше всего нас трогает именно правда. Но почему же ее стоило говорить в столь грубой манере? Сколько раз ей еще придется расплачиваться за свою наивность, за свою доброту, которую она так же привыкла видеть в других людях? Сколько раз она еще будет обжигаться, пытаясь довериться этому человеку? Сколько раз ей предстоит наступить на эти грабли, чтобы наконец понять, что Учиха Мадара — циничный, расчетливый и бессердечный сноб, которому чужда человечность? Но как же мог Учиха Мадара добровольно сознаться в собственной слабости и поведать истинные причины своей злобы? Ведь для шиноби дать волю своим эмоциям — смерти подобно, конечно же это слабость. «Что ты со мной делаешь?» — Думал он, не в силах унять бешеный пульс, что сейчас эхом стучал в его ушах, не имея ни шанса угомониться. Нежные, холодные от воды пальчики касались его кожи. Казалось, одно лишь ее чудодейственное прикосновение способно излечить все его раны. Шиноби не чувствовал боли, лишь неприятное пощипывание в области костяшек. Он был в чем-то даже рад, что разбил в кровь руки. Мадара с нетерпением ждал, когда же Юи накинется на него с кулаками, по обыкновению отстаивая свою силу и независимость. Однако пауза непомерно затянулась. Девушка сидела с опущенной головой, продолжая аккуратно обрабатывать его руки и более не говоря ни слова. В какой-то момент мужчине даже показалось, будто бы ее руки начали несвойственным профессионалу образом подрагивать, что стало вызывать некоторые опасения. Густые волосы не давали и шанса взглянуть в девичье лицо, Химе словно нарочно прятала его, благодаря богов за подобную львиную шевелюру. Девушка знала, что Мадара ненавидел слабаков, а потому все сказанное им в ее адрес приняла за чистую монету. Пробивавшийся было росток надежды на их потеплевшие отношения был загублен на корню, и теперь Юи уже не сомневалась в чувстве, испытываемом к ней. Сенджу из последних сил держалась, дабы не уронить на обрабатываемые ей в эти минуты руки соленые следствия тех горечи и обиды, что подобно голодному вервольфу раздирали в клочья ее сердце. Собрав остатки воли в кулак, девушка положила все силы на то, чтобы ее голос продолжал звучать все столь же бесстрастно и твердо, как и до этого. Пауза изрядно затянулась. И хоть Сенджу оставалась уверена в искренней ненависти Мадары, где-то на краю души, очень очень глубоко тлел крохотный уголек практически изжившей себя надежды на лучшее, а посему Химе решилась-таки задать тот роковой вопрос, терзавший ее душу еще со дня подписания их кланами мира. Она, уже порядком измученная этой неопределенностью, хотела, наконец, расставить все точки над «i», для себя решив, что если ответ на ее вопрос все же останется положительным, то сожжет мосты, и на этот раз окончательно. Тишина, повисшая после издевательского укола Мадары, давила на уши, с каждой секундой делая напряжение, повисшее в воздухе, все ощутимей: — Ненавидишь меня? — Произнесла Юи, сама подивившись тому, сколь резко прозвучал ее тихий голос в сравнении с повисшим меж молодыми людьми молчанием. Лишь только спустя пару секунд после сказанного девушка нашла в себе силы посмотреть в лицо этому человеку, и то здесь скорее сыграло ее природное любопытство, нежели какая-то отвага. Мадара, как и всегда, был непреклонен. По его вечно холодному выражению так и не было до конца понятно, какие чувства одолевали наемника в этот момент. Казалось, он оставался безразличен ко всему вокруг: к ней, к произошедшему, даже к последствиям, возникшим при условии, если информация о подлинной личности его ночной гостьи станет достоянием общественности. Мужчина продолжал смотреть на нее, как на пустое место, будто вглядывался сквозь ее голову и на деле лицезрел ставни окон, что находились прямиком за нашей героиней. — Хм, — усмехнулся он, после чего соизволил взглянуть в глаза своей оппонентке. — Ты меня унизила, — не снимая своей коварной усмешки, произнес он не без скрытой угрозы. Юи поначалу не поняла было, о чем это он, но вспомнив об инциденте, приключившимся некогда в ее спальне (еще в то время, когда никто из них и не ведал комфорта в проживании в нормальном доме, и место которому уступала военная палатка), девушка тут же вспыхнула праведным негодованием, благополучно позабыв на какое-то время все заслуги своего спасителя. В следующий же миг она вскочила со своего места, невольно опрокидывая емкость с водой, которой только секунду назад промывала раны Мадары: — Унижение — меньшая плата из того, что тебе предназначалось, — рычала она, подобно дикой кошке. — Другой бы на твоем месте лишился жизни. — Химе оставалась неподражаемой в гневе. Любая другая, быть может, представала как истеричная снобка, но только не Юи. Девушка не повышала голоса ни на йоту и практически не изменялась в лице, разве что за исключением глаз и, быть может, бровей. Пламя свечи отражалось в ее лютующем взгляде, при таком освящении казавшимся ярко-синим, подобно сапфиру. Она была неподражаема: смертоносная и страстная, внушающая ужас и при этом очаровывающая своим образом, — трудно представить, что еще минуту назад эта девушка могла испытывать страх перед тем, кого сейчас с лютой ненавистью прожигала взглядом. От той робкой и покорной девочки не осталось и следа, стоило только предмету ее ужаса вконец обнаглеть, упрекнув девушку в справедливом последствии его же опрометчивого проступка. — И уж не ты ли грозилась бы предстать моим дамокловым мечом? — Продолжая смотреть на нее снизу вверх, самодовольно изрек наемник. Все же произошедшее когда-то сумело оставить некий неприятный отпечаток, но не сказать чтобы мужчина о том долго переживал, скорее его пресловутая гордость не смогла простить Химе того унижения. Сейчас же вся эта ситуация его забавляла, но вот сказанное девушкой в дальнейшем не могло не вызвать у Учиха надменного смешка. — А что если и я! — Вспыхнула она, эмоционально всплеснув руками, на что Мадара красноречиво выгнул бровь и в следующую секунду разразился громким смехом. — Помнится, тогда ты так и не получил свое, — выдержав короткую паузу, чтоб шиноби отсмеялся, произнесла Химе тоном закостенелой стервы, коий отчасти и заставил мужчину прийти в себя, — интересно, что же этому поспособствовало? — Явственно намекая на его просчет, съиронизировала Сенджу, хотя этого делать явно не стоило. За долю секунды Мадара подлетел к ней, да так быстро, что невольно задул потоком образовавшимся за ним воздуха задуть единственную свечу. Стоит ли говорить, что девушка и заметить не успела его молниеносного перемещения. Учиха превосходил ее по всем физическим параметрам: скорость, сила, выносливость, реакция, ловкость, — уступая ей разве что в гибкости, но и она не помогла бы девушке в данной ситуации. Химе чисто рефлекторно хотела было оттолкнуть его, как в следующий миг запястье ее руки оказалось в стальной хватке тонких пальцев мужчины. Шанса выбраться не было никакого. Тут Юи поняла, как сглупила. — Но это можно исправить, — не своим голосом пробасил мужчина без тени былой улыбки. В нависшем над Юи темном силуэте девушка могла различить лишь два алых глаза, словно сияющих в кромешной темноте комнаты.