БЕГСТВО
Темпераментный рысак с несвойственным ему именем. Много ли таких в стране Огня? К тому же он, как две капли воды, был похож на того, что был у той смуглянки. «Юми, кажется». Но в таком случае, если этот тот самый конь, которого помнил Фудо, то почему он беспрекословно слушается какого-то мальчишку? «Украл? Нет. Такого попробуй укради. Неужели, простое совпадение?» — Красивый у тебя конь, — произнес Фудо каким-то странным тоном, — как, говоришь, его имя? — Джун, господин, — вежливо произнес молодой человек, переводя взгляд с лошади на князя. — Простите. Он, должно быть, доставил Вам неудобства. И спасибо, — он поклонился, — что спасли меня. Фудо вальяжно стал продвигаться навстречу молодому человеку, останавливаясь чуть поодаль, дабы лишний раз не волновать животное: — Такой рысак не из дешевых, — произнес мужчина каким-то подозревающим тоном. — Откуда у простого крестьянского мальчишки средства на него? Юноша краем глаза заметил, что сопровождающие феодала стали медленно, но верно окружать их с Джуном. Шестое чувство кричало ему запрыгивать на коня и гнать отсюда, не оборачиваясь, но с больной ногой это было практически невозможно. — Выиграл, — честно признался он, — на ярмарке. Продержавшийся пять минут забирал лошадь — все было честно, господин. — Как же тебе это удалось? — продолжал заговаривать парнишке зубы Фудо. — У него заноза была в копыте, а я ее вытащил, — пояснил он, судорожно соображая, как бы улизнуть от этих амбалов. — В любом случае, мне уже пора, я и так порядком задержался. Еще раз, большое спасибо Вам за помощь, — почтительно поклонившись, произнес юноша. Но не успели мужчины и глазом моргнуть, как все вокруг заволокло плотным дымом. — Господин Фудо! — Быстрее всех среагировал начальник охраны, практически мгновенно оказавшийся возле закашлявшегося феодала. — Идиоты. Он уходит! — Взбесился мужчина. Но когда дым стал рассеиваться он смог увидеть лишь всадника, чью соломенную шляпу сдуло потоком, образовавшимся от хлопка дымовой шашки. Длинные волосы, цвета слоновой кости, вырвались из плена дешевого головного убора, и он успел заметить на долю секунды мелькнувшее лицо встревоженной юной девы, что на мгновение обернулась, проверяя возможный преследователей, и тут же скрылась в лесной чаще. Часть солдат собралась было преследовать беглянку. — Отставить, — тут же скомандовал Фудо. — Но господин, он же… — Направился на запад, — должно быть, никто более не заметил маленький секрет их нового друга. — А в той стороне я знаю только одно место, где можно укрыться.***
Адреналин в крови просто зашкаливал, сердце билось так сильно, что казалось выпрыгнет сейчас из груди. Что она наделала? Нахамила знатному аристократу. А что если он выяснит, кто она? А что если пожалуется феодалу?! Хаширама только поехал к нему устанавливать дипломатические отношения, а тут выяснится, что одна из высокопоставленных лиц деревни столь грубо обошлась с представителем знати. С другой же стороны в подобном наряде никто и не принял бы ее за столь важную особу. Так может, ей не о чем волноваться? Даже если и так, то от пресловутой совести, что каждый раз мешала девушке в полной мере наслаждаться жизнью, было не скрыться даже на краю света. «Вот она — цена твоей обожаемой свободы. У Юми бы подобных проблем точно не возникло». — Сенджу обреченно вздохнула. — «Пора бы уже признать, что одновременно быть и Юми и Юихиме не получится, как ни старайся», — эта мысль удручала девушку. Домчавшись до деревни, Юи едва ли снизила скорость и прямо на ходу соскочила со своего коня. Но не успела ее больная нога коснуться земли, как девушка тут же ничком рухнула на землю, из последних сил сдерживая в себе крик пронзающей боли: — Проклятье, — прошипела она, мысленно бранясь всеми известными словами. Химе не могла оставаться сидеть посреди дороги в таком виде, не хватало еще, чтобы ее кто-то заметил, но и самостоятельно подняться была не в состоянии. А еще Джуна надо было отвести обратно в стоило, не говоря уже о том, чтобы промыть уздечку. Еще воду она в таком состоянии не таскала. Блеск! — Что с тобой? Тебе помочь? — услышала Юи над собой знакомый голос. — Юи? — в недоумении произнес Ишимару, подойдя ближе, и тут же осмотрелся в поисках посторонних. Не долго думая, он перекинул ее руку через плечо и помог подняться, после чего тут же утащил в тень ближайшего стойла. — Что ты тут делаешь, да еще в таком виде? — отчитывал он ее, негодуя от всего происходящего. — Повезло мне, что здесь оказался ты, а не кто другой, — виновато обронила Юи. — Да уж, повезло, — небрежно бросил мужчина, то и дело осматриваясь. — Что с ногой? — окинув ее быстрым взглядом, спросил он. — Похоже на растяжение. — Медик, блин, — фыркнул шиноби, беря пострадавшую на руки. Юи хотела было возразить. — Молчи уж.***
За обедом Тобирама сестру так и не застал, а после него и подавно. Весь день девушка то и дело сбегала от него; стоило только шиноби появиться на горизонте, как у Юи тут же вырисовывалось очередное неотложное дело. А ведь им нужно было поговорить. Смеркалось. Химе эту ночь должна была дежурить в лазарете, поэтому заглянула домой только за свитками. Она надеялась проскользнуть незаметно, и уже было ступила на черепицу, перебираясь с окна своей спальни, как за спиной услышала голос брата: — У нас вообще-то дверь есть, — безэмоционально заметил он, прибывая словно в некой прострации за созерцанием красного заката. От неожиданности девушка вздрогнула, чуть не выронив свитки, и обернулась. Тобирама сидел на крыше, согнув колени и опираясь спиной о стену, что была возле окна Юи, и держал во рту соломинку. Он показался девушке очень задумчивым и вместе с тем безутешно печальным. — Что ты здесь делаешь? — тихо произнесла она, будто ничего и не произошло. — А ты не догадываешься? — в тон ей произнес шиноби. — Ты весь день от меня бегаешь, — расстроенно проговорил он, опуская взгляд на сцепленные пальцами руки, что безвольно свисали с колен. — У меня было много работы, — спокойно заключила Юи, отводя глаза в сторону; ей хотелось сбежать отсюда. Повисла напряженная пауза. Казалось бы, вот он шанс уйти, но девушка отчего-то этого не сделала, передумав в последнюю секунду. Сенджу взглянула на Тобираму и ей стало его невыносимо жаль. Она видела, что брат искренно раскаивается о содеянном, ругая себя за все произошедшее. Но прошлого не воротишь. Случившееся открыло для Юи новую сторону его личности, ужасающую сторону, и теперь девушка боялась. Понимала, как это глупо, бояться того, кто так трепетно любил и заботился о ней на протяжении жизни, но ничего не могла с собой поделать. Мужчина вытащил изо рта соломинку, раскатывая ее меж двух пальцев, словно пытаясь таким образом снять внутреннее напряжение, вызванное этим разговором: — Тебя не было на обеде, — проговорил он, стараясь не сделать из этой фразы упрека; у него получилось. — Тяжелый пациент, — в тон ему констатировала девушка. — И на ужине. — Разгребала бумаги. Это воистину был какой-то мертвый диалог: без эмоций, без интонаций — лишь сухие констатации фактов. Паузы от этого, даже самые, казалось бы, незначительные превращались в длинные и тяжелые, словно на поминках. — Ты хоть ела? — с каплей неподдельной теплоты произнес шиноби, внимательно взглянув в ее спокойное лицо. Так непривычно было не видеть на нем нежной улыбки. Оно казалось каким-то чужим, словно мужчина на деле говорил с совершенно другим человеком. Что он наделал? Больше всего на свете Тобирама боялся, что потерял ее навсегда. Он бежал от этой мысли, старался не пускать ее в свой разум, но каждый раз она находила ту или иную лазейку и жалила мозг, заставляя шиноби переживать бесконечные муки совести снова и снова. — У Киоко, — призналась Юи. Она нарочно не стала упоминать Ишимару, у которого, к слову, и напросилась в гости, не желая лишний раз появляться дома. Снова повисла тяжелая пауза. — Ты прости, у меня сегодня дежурство, — развернувшись, девушка намеревалась было уже спрыгнуть вниз, как перед ней возник вдруг Тобирама. Они оказались стоять слишком близко, и Химе поспешила сделать пару шагов назад, что выглядело несколько суетливо. Это позволило мужчине сделать неутешительный вывод: Юи его боялась. От осознания этого на сердце заскребли кошки. — Если у тебя есть, что-то по делу, то говори, — резко и холодно отозвалась Химе несвойственным ей тоном. Во взгляде ясно читались злоба и презрение, на деле скрывающие собою боль и обиду. — Я ухожу, — просто заключил мужчина. — Сегодня, сейчас. На месяц, два, не знаю. Хаширама говорил о поисках новых сторонников, так вот я и займусь теми, кто северней, — как ни в чем не бывало пояснил он, ожидая реакции сестры. Эта новость обескуражила юную Сенджу: А как же…? — Хаширама вернется завтра на рассвете, до этого времени клан остается на тебе. Думаю, за ночь ничего случится не должно. Ты справишься. Химе поняла, что брат блефует: нельзя так просто собраться в столь долгую экспедицию, не собрав провианта, команду, не выработав стратегию, логистику. Он хотел, чтобы девушка его пожалела, бросилась на шею, умоляя не совершать столь необдуманный поступок, одуматься, ведь в деревне столько людей, которые нуждаются в нем, дорожат, любят. Не на ту напал. Удивленное лицо Юи быстро вернуло себе невозмутимый вид: Что ж ладно. Это все? — деловито произнесла она, чуть поднимая брови. Это было слишком жестоко. Тобирама понимал, что на иное отношение ему рассчитывать не приходиться, но он и представить не мог, что его милая и нежная сестрица может быть такой холодной. И в страшном сне ему не могло присниться, что когда-нибудь этот чистый ангел, сотканный из одних лишь любви и света, сможет когда-нибудь ударить его сильнее смертоносного меча. Правду говорят, что безразличие — самое страшное оружие из всех существующих. А ведь Тобирама не лгал ей, шиноби и вправду принял несвойственным ему образом, совершенно не обдуманное решение. Благо, организовать команду и добыть провизии удалось быстро, все остальное же приходилось на экспромт. Он смотрел на нее глазами, полными боли и раскаяния: — Все, — с едва уловимой ноткой печали изрек мужчина и растворился в воздухе. Однако он и представить не мог, насколько невыносимо трудно было Юи притворяться, заместо разрывавших на части душу эмоций, демонстрируя холод и отрешенность. С каждым ее словом, с каждым тяжелым взглядом брата сердце девушки болезненно сжималась, а глаза едва ли не застилались влажной дымкой. Из последних сил она держалась, чтобы не заплакать на глазах у Тобирамы; тому не позволяла уже и без того изрядно задетая гордость. Но стоило мужчине исчезнуть, как все тело Юи пробила мелкая дрожь, с каждой секундой набиравшая обороты. Свитки выпали из ее рук, скатившись к краю крыши, а некоторые и вовсе упали на землю, но ей было уже все равно. На щеках Сенджу образовались соленые дорожки, но девушка не проронила ни звука. Какая-то неизвестная слабость накрыла ее с головой, что невозможно было даже оставаться на ногах. Дрожащими руками обняв себя за плечи, Юи медленно осела, пряча гримасу душевной боли в тонких коленях.***
После сумасшедшего погрома, который устроила сама владелица комнаты прошлой ночью, Хакайна явно не была готова к приходу гостей, пусть даже наведававшихся к ней с официальным визитом. К тому же сейчас все ее мысли были заняты возлюбленным, в который раз предпочевшим ее своей работе. По крайней мере, так она думала, однако шпионивший прошлой ночью Сенджу, которому отдал такой приказ неугомонный Хакидзава, вечно подозревающий Юи во всех смертных грехах, быстро развеял подобные убеждения. Шиноби необходимо было удостовериться в том, что минувшей ночью в поместье Учиха гостила именно перевоплощенная Юихиме, а не эта нашумевшая строптивица. — Не понимаю, о чем Вы, — вспылила и без того раздосадованная подобной темой девушка, — я уже сказала, что ту ночь провела дома и не могла ничего слышать. Так что в Вашем расследовании я — не помощник. — В таком случае, кто может подтвердить Ваше здесь нахождение? — Да кто угодно, — прыснула смехом соседка по комнате, невольно ставшая свидетельницей конца их диалога. — Хакайна так буянила в тот вечер, что весь переулок можно записать в свидетели. — И отчего же? — не без интереса произнес шиноби, обращаясь к девушке, но за нее вновь ответила подруга, не дав той и рта раскрыть. — Известное дело, Учиха Мадара в который раз забыл об их встрече… — Слушай, ты, — испепеляя болтунью злостным взглядом, прогремела Хакайна, — кончай совать нос не в свое дело, — последнее она добавила, хватая первый попавшийся под руку предмет, — не то я мигом помогу тебе расставить приоритеты, — благо, ее вовремя сумел остановить шиноби и несчастная свидетельница успела унести ноги. — А ну пусти меня! — Знаете, Хакайна-сан, — отпустив девушку, произнес молодой мужчина, — я должен Вам признаться. Никакого расследования нет и я не член патрулирующего отряда деревни. — Кто же Вы тогда? — несколько напряглась девушка, она даже успела на мгновение забыть о причинах былой злобы. — Ваш друг. Дело в том, что мне известно, почему Мадара-сама не пришел к Вам в тот вечер. Вы позволите? — кивком головы указывая в сторону футона, произнес молодой человек. Девушка позволила ему сесть, она была заинтригована грядущим рассказом шиноби, шестым чувством ощущая, что всему виной женщина: — Я вся во внимании, — холодно и властно прогремела Хакайна, прожигая юношу тяжелым взглядом черных глаз.***
Тем утром Юи проснулась от ужасной боли в спине, потому как умудрилась заснуть за своим рабочим местом. Изнеможденная нервная система требовала своего заслуженного отдыха, который трудно предоставить во время ночного дежурства в больнице. Солнце уже встало, а значит Хаширама с минуты на минуту должен был прибыть, если уже не прибыл. Но не успел мужчина вернуться домой, как его тут же вызвали на серьезный разговор. — То есть как уехал? Почему мне не сказал? — негодовал он от поступка брата. — Вероятно, не успел, — как ни в чем не бывало отвечал ему вездесущий Хакидзава, — слышал, Тобирама отправился вчера, да еще чуть ли не в ночь. — На него это не похоже, — невооруженным глазом было видно, сколь был обеспокоен шиноби подобным решением своего верного заместителя. — Обычно из нас двоих мне были присущи необдуманные поступки. Что произошло? — Не могу ничего утверждать, — странным тоном проговорил старейшина Сенджу. — Тебе что-то известно? — Не то что бы. Но вчера взаимоотношения Тобирамы и Юихиме показались мне несколько напряженными. Возможно, они поссорились. И я его понимаю, — тихо добавил он последнее, выдерживая красноречивую паузу. — Продолжай, — строго произнес Сенджу, чувствуя нечто нехорошее во всей этой истории. — Я понимаю, что Юихиме находится в клане на особом положении. Прости, Хаширама, — заметив недовольный, вызванный данной фразой взгляд шиноби, поправился старейшина. — Но не секрет же, что со своей сестрой ты куда менее строг, нежели чем с другими членами клана. И я могу это понять. Но все-таки согласись, что оставаться на ночь у чужого мужчины — это уже перебор. И тот факт, что ты считаешь Мадару своим братом ничуть не сглаживает данное обстоятельство. — Что? — не своим голосом произнес Сенджу, вглядываясь в лицо старика почерневшими от злости глазами. — Хакидзава, я не первый раз выслушиваю от тебя нелестные замечания о Юи, но это слишком серьезное обвинение. — Не подумай ничего такого, без должных доказательств я бы не посмел оклеветать ее… — Ну-ну, я помню. — Но на этот раз, — интонационно выделил он слово «этот», — существуют свидетели. Да что там говорить, не веришь мне — спроси у своего названного братца, сама Юи, уверен, в очередной раз выкрутиться, затуманив тебе голову. Как всегда… — Довольно! — Не своим голосом прогремел Хаширама, отчего мужчина в ту же секунду замолк, нервно проглатывая застывший в горле ком; в гневе глава Сенджу был поистине страшен и не похож на себя. — Если это так, — мертвецки спокойным тоном произнес он, нарушая повисшее меж ними, тяжелое молчание, — Юихиме ответит по всей строгости наших законов. С Мадарой же я поговорю лично. — Пусть того не было заметно глазу, но старика просто распирало от злорадства, но рядом с разъяренным Хаширамой, даже при всем желании, улыбаться было невмоготу. — Оставь меня, Хакидзава. Без лишних слов старейшина покинул кабинет Сенджу, предварительно отвесив поклон перед главой клана, по всем канонам японских традиций. Оказавшись по ту сторону дверей, мандраж покинул его чресла и на лице просияла довольная усмешка. С Юихиме было покончено, а заодно и с Учиха. Хакидзава и предположить не мог, что все так ладно сложится. На ступенях поместья ему встретился Мадара, от лицезрения которого морщинистое лицо старейшины озарилось еще большей улыбкой: — Доброго дня Вам, Мадара-сама, — с несвойственным ему дружелюбием пропел Хакидзава, отчего шиноби даже передернуло. — Доброго, — быстро сориентировался Учиха и тут же обернулся, наблюдая как вечно ворчливый и люто ненавидящий его старик мирно шел своей дорогой. «Не к добру это». Не успел Мадара и поравняться с дверью, как по ту сторону раздалось злостное: — Войди, — на секунду Учиха показалось, что это говорил вовсе и не его добрый друг, которого он знал с самого детства. Дело пахло керосином. Как ни в чем не бывало шиноби вошел, закрыв за собой дверь, и морально уже был готов к эмоциональной встряске. Признаться, после всего произошедшего он и сам находился не в лучшем расположении духа: несостоявшийся визит к любовнице, низкая выходка Тобирамы, вспылившая Юи, которая заместо благодарности за спасение, не только накинулась на него с оскорблениями, но еще и изрядно повеселилась ночью не весть с кем в его собственном доме. Словом, пар предстояло выпустить обоим. — Судя по тону, ты совсем по мне не соскучился, — в свойственной ему безэмоциональной манере начал шиноби. — Ты не охамел ли, друг сердечный? — почти дружелюбно произнес Хаширама. — Даже так? — изогнул бровь Мадара. — Это что у вас семейное? — буркнул он, потихоньку начиная раздражаться. — Одна заводит истерику на пустом месте, так ты еще… — Не смей, — люто пробасил Сенджу, выставив вперед указательный палец, — так говорить о Юихиме. — Это был уже звоночек. Сколько Мадара себя помнил, Хаширама никогда не называл свою любимую сестренку ее полным именем, даже когда очень на нее злился. Подобное обращение к ней можно было услышать разве что от разъяренного Тобирамы, и то за очень большим исключением. Братья и близкие друзья звали девушку Юи, большинство Сенджу — ласково Химе*, потому как воистину считали ее своей принцессой, и лишь подчиненные не смели звать ее никак иначе, кроме как Юихиме. — Кажется, я понял, что тут забыл Хакидзава в такую рань, — догадался о предмете предстоящего разговора Мадара. — Но прежде, чем ты начнешь меня обвинять, позволь… — Заткнись. Слышать ничего не желаю, — не своим голосом прогремел Хаширама. — Я никогда не одобрял твоего отношения к женщинам и не лез с нравоучениями, потому как считал, что ты сам в состоянии определить для себя меру. Но ты перешел все границы, Мадара. Я был уверен, что это-то тебе разъяснять не придется. — Послушай… — Юи - не игрушка. Она все еще ребенок! Я искренне надеялся на ваш союз, верил, что ты сможешь защитить ее, стать опорой, потому как никому другому я не могу доверить ее судьбу. А что сделал ты?! Отказался от женитьбы - бог с ним! - твое право, но ты мог сохранить благородство и оставить ее в покое?.. — Какого же хорошего ты обо мне мнения, — начинал было в ответ заводиться Мадара; вся эта история его уже порядком достала. — А ты ожидал другого?! — А знаешь, да! — Не сдержавшись, прогремел Учиха. — Спасая шкуру твоей неугомонной сестрицы, я рассчитывал, как минимум, на благодарность. Как минимум ее! — А, — странным тоном протянул Хаширама, медленно, но верно теряя остатки холодного разума, — то есть тебе еще и не хватило ее «благодарности». Мадара обреченно приложил ладонь ко лбу, скрывая глаза: — Я не это имел в виду. — Ну конечно!..***
Вести в деревне разносятся быстро, а потому не было ничего удивительного в том, что о прибытии брата Юи узнала одной из первых. Как никогда прежде девушка ждала его возвращения и грезила надеждой, что Хаширама, отправлявшийся вскоре в Узушиогакуре, возьмет ее с собой. Последние несколько дни в Конохе представлялись для девушки сущим адом, поскольку как человек, плохо переносящий негативную обстановку, она не могла оставаться здесь, перессорившись со всеми своими близкими. Юи всегда старалась сохранить со всеми хорошие отношения или, в крайнем случае, держать холодный нейтралитет, а потому всегда пыталась свести даже потенциальные конфликты к нулю. Разумеется, при таком раскладе она даже в теории не могла выступать их инициатором. Но так уж вышло, что в последние дни, став жертвой предательства и лучшего друга в лице Ишимару, поведавшему сестре-балаболке о том, что Учиха отказался от женитьбы, и любимого брата, поднявшего на нее руку, и бывшего любовника, решившего воспользоваться беспомощностью девушки. Химе чувствовала себя кроликом перед удавом, не зная, кому могла доверять. Узнав, куда отправился Хаширама, Сенджу поспешила на встречу к брату, но ругань, доносившаяся по ту сторону двери остановила девушку в ее желании. Она никогда не видела, чтобы он при ней хмурился или же злился, но сейчас мужчина был просто в ярости. Казалось, еще минута и разговор перейдет куда в более агрессивное русло. — …но знаешь, что меня злит больше всего? — услышала девушка отрывок фразы брата, более или менее умерившего свой пыл на какой-то промежуток времени. — Не смотря на все произошедшее, перед законом ты остаешься чист, а вот Юи в лучшем случае остаток жизни будет вынуждена нести бремя вечного позора. — Ты слишком все драматизируешь… — …в худшем же, — продолжил Сенджу опустившимся голосом; он выдержал тяжелую паузу. — Я должен буду лично отобрать у нее жизнь. На глазах девушки проступили немые слезы. Закрыв рот рукой, дабы не выдать своего присутствия, Юи еще какое-то время продолжала стоять под дверью, но более в кабинете ничего слышно не было. На дрожащих ногах она неслышно отошла, дабы не скрипели коварные половицы, а после бросилась наутек подальше от этого злосчастного места. Законы их клана не были для Химе сюрпризом, но она и представить не могла, что Хаширама узнает об этой истории, да еще так скоро. Страх и паника завладели ей полностью, а потому Сенджу и в голову не могла прийти мысль о возможной подставе. «Сначала Тобирама со своей нездоровой ревностью и удушающей заботой, теперь Хаширама… Но я не вправе судить его. Брат все сказал правильно, это моя вина и ничья больше. Я не должна была идти с Мадарой. Но боги, я не хочу умирать!» В который раз Химе находила свое утешение в Джуне. Да, после последнего ее опыта было наломано много дров, включая нынешнюю травму девушки, но ей было уже все равно. «Хуже все равно уже не будет», — иронично усмехалась она в своих мыслях. Нога еще побаливала, но это было не так заметно, в сравнении с той болью, которой разрывалось ее порядком измученное сердце. По идее, после всего пережитого Юи должна была желать смерти: она запуталась в том, кем являлась, была предана самыми дорогими людьми, потеряла смысл к существованию, не говоря уже о том, что открыла в себе чувство к самому низкому, мерзкому и недостойному человеку во всем белом свете. Она была словно в аду. Только сейчас девушка начинала понимать, что она не просто нуждается в этом мужчине, а зависит от него, причем в самом что ни на есть плохом смысле. Как алкоголик зависит от спиртного, так и Юи зависела от Мадары, это было на каком-то чуть ли не биологическом уровне. И это было хуже чего бы то ни было. Сейчас девушка осознала, что самая страшная зависимость в мире — это зависимость от человека. С ним ей было плохо, без него — еще хуже. И от этого никуда не денешься. Убегай, не убегай — все одно. Его образ преследовал сознание Юи, мешал жить и радоваться жизни. Сенджу и рада была бы полюбить другого. Даже не так. Она мечтала полюбить другого, как и все, выйти замуж, родить детей и жить припеваючи в своем семейном гнездышке, умерев во сне в глубокой старости, окруженная взрослыми детьми и внуками. И все же Юи чувствовала, что этим мечтам так и суждено остаться мечтами, хотя и гнала от себя эту мысль всякий раз, как она настигала. На глазах изумленных конюхов Сенджу вбежала в стойло, оставаясь все в той же униформе, в которой работала в больнице (костюм шиноби и врачебный халат). Наскоро одев рысаку уздечку и не обмолвившись и словом ни с кем из служащих, она одним прыжком взобралась на коня и тут же пустилась галопом к выходу из деревни.***
— Я не спал с ней, если ты об этом! — Устав выслушивать весь этот бред, выдал Учиха. Хаширама несколько опешил столь неожиданному выпаду со стороны друга, и, воспользовавшись образовавшейся паузой, Мадара продолжил: — Той ночью она сбежала из дома, я не мог оставить ее на улице. А что касается моего благородства, как ты выразился, то в последнее время мне от него одни неприятности. Ты, к слову, живой тому пример. — Почему сбежала? — поумерив пыл, спросил Хаширама. — А вот это я бы на твоем месте спросил у брата, — странным тоном произнес шиноби. — Тобирама? Из-за него? Если ты что-то знаешь, говори прямо! — Прости, Хаширама. Не в моих правилах лезть в дела семейные. Ты конечно можешь попытать счастье с Юи, но не думаю, что она захочет говорить на эту тему, — выдержав короткую паузу, он добавил: — Тем более, если ты будешь вести с ней диалог также, как сейчас со мной. — В любом случае, ты не должен был… — Кстати, никто Юи у меня и не видел, — сходу догадавшись, о чем хотел сказать ему Сенджу, проговорил Мадара, — я специально попросил ее принять облик Хакайны. Не заморачивайся, — поймав недоуменный взгляд Хаширамы, вызванный неизвестным ему именем, бросил шиноби. — Словом, перевоплощение мог заметить разве что тот, кто намеренно выслеживал твою сестрицу, — ясно намекая на подручных Хакидзавы, произнес Мадара. В голове у Хаширамы одним словом была каша. Слишком много информации с утра пораньше. Старик никогда не питал к Юи особой любви, а в словах Мадары шиноби не смел сомневаться. — Хорошо, что сначала ты поговорил со мной. — Это точно, — глубоко вздохнув, произнес Сенджу. — Представляю, что было бы с Юи.