Полгода прошло с их последней встречи, даже не верится. Все это время Мадаре казалось, что те злосчастные дни и месяцы не закончатся никогда. Скажи ему кто-нибудь раньше, что он станет так тосковать от разлуки, шиноби бы наверное рассмеялся тому в лицо, от несуразности сказанного не испытывая и тени злобы. То состояние, в котором все это время находился Учиха, медленно сводило мужчину с ума: все равно что если есть одну только пресную овсянку — жить можно, но чувства насыщения нет никакого. И казалось бы ничего существенно не изменилось, все было, как и прежде, вот только жизнь утеряла былой терпкий вкус, делаясь скорее похожей на безнадежное существование. Все стало слишком скучно, слишком предсказуемо, словно из цветной картины выжгли все краски. Живое воспоминание, да? Если бы все было так просто. Юи и в самом деле стала частью его жизни, и ладно бы если просто счастью. Сам того не заметив, Мадара отвел этой девушке ключевую роль в своей судьбе, но осознал это только сейчас. Гордый и самоуверенный, он долгое время не мог признать даже самому себе тот факт, что был полностью зависим от нее, зависим с самой первой встречи. Любовь ударила его словно обухом по голове, сильно и неожиданно, при этом даже не спрашивая на то дозволения. Он мог бежать от нее, мог стараться возненавидеть предмет своих грез, мог не обращать внимания, вернее пытаться не обращать внимания, но все было тщетно. Как невозможно огню оставаться равнодушным к воздуху, так же нестерпимо игнорировать присутствие Химе в его жизни. Эта девушка наполнила существование Мадары непонятным даже ему смыслом, раскрасила его чувства пестрыми красками, позволила ощутить ему то, что он не ощущал никогда, ни с одной другой женщиной. Неизведанное чувство окрыленности посещало его, стоило только Юи проникнуться к шиноби теплой улыбкой. Ее нежные пальцы он мог узнать даже с закрытыми глазами, их прикосновения неведомым жаром откликались во всем его существе, заставляя испытывать столь несвойственное Мадаре трепетное волнение и непреодолимое желание похитить девушку из деревни, увлекая ее туда, где их никто не смог бы отыскать. Каким же он был идиотом, нахальным мальчишкой, дерзко вздумавшим, что сможет одолеть овладевшее им чувство. Сопротивление ему было бессмысленным с самого начала, даже сама мысль об этом сейчас казалась мужчине смешна и нелепа. Это всегда было сильнее его, как бы в том не желал признаваться сам Учиха. Он хотел эту женщину, хотел во всех отношениях. Но ее гордость и упрямство сводили с ума, порой откликаясь в душе мужчины справедливым негодованием. Мадара и не собирался признавать свою слабость по отношению к девушке, оправдывая эту невозможность своего существования без нее собственническим желанием обладания. — И не стыдно тебе? — презрительно бросила ему Юи, едва ли усмехаясь. — Дурить голову молоденькой девчонке. Да ей только пятнадцать! — Шестнадцать, — как ни в чем не бывало, произнес шиноби, медленно подходя к Сенджу и при этом не снимая все той же едва заметной теплой улыбки, таящейся в глубине черных глаз. — А это в корне меняет дело, — вопросительно изогнула бровь девушка, скрещивая на груди руки. — Брось, Юи, — подойдя практически вплотную, Мадара вдруг перешел на шепот, — вспомни себя в ее возрасте, — эти слова отозвались в душе девушки болезненным уколом, ведь она в свои шестнадцать без памяти была влюблена в Учиха, равно как и он в нее, хотя в последнем Сенджу уже не была уверена. Одними лишь подушечками пальцев шиноби невесомо коснулся ее щеки, чуть убирая назойливую прядь с глаз Юи, на что та смерила мужчину непонимающим взглядом. Мадара же внимательно изучал его лицо, каждую его деталь, словно бы стараясь запомнить каждую мелочь. Девушка не сопротивлялась, внимательно изучая его действия и стараясь, правда безуспешно, их анализировать, тем самым выявив причину столь необычного для Учиха поведения. — В ее возрасте я не пренебрегала своими обязанностями, — сдавленно произнесла она, опуская взгляд в пол. Слова смущенной Юи заставили шиноби усмехнуться. Взгляд его сверкнул озорством и лукавством, при этом не теряя того несчастного грамма теплоты и участия, каким отличался с самого появления здесь столь желанной девушки. — И тем не менее, — таинственным шепотом произнес мужчина, — была готова бросить все ради возможности… — Замолчи, — едва слышно выдохнула Юи, зажмурившись. Как бы она не хотела, как бы громко не кричал сейчас ее разум, отговаривая от желаний сердца, она не могла сейчас отстраниться от Мадары ни на миллиметр. — Не хочу этого слышать, — глухо обронила она от волнения пропавшим голосом. Лицо шиноби мгновенно посерьезнело: — Все еще пытаешься делать вид, что ничего не было, — холодно произнес он, явно раздражаясь от столь детского поведения девушки. — Не надоело? — Не надо повышать на меня голос! — Резко отстранившись от него на полшага, высказала Юи, смиряя Учиха не менее ледяным и несколько раздраженным взглядом. — К чему вообще этот разговор? — в непонимании всплеснула она руками. — Кажется, я уже говорила, что хочу забыть все, что было, — она прервалась, очевидно, догадавшись о чем-то. — Тебе верно доставляет особое удовольствие меня мучить? — Что ты несешь? — нахмурив лоб, просипел Учиха. Он искренне не понимал, что еще нужно было этой женщине. Вот он перед ней как на ладони, почти в открытую чуть ли не кричит о своих чувствах. Ну ты же умная, Юми, ты же его знаешь, видишь насквозь, ну неужели не очевидно?! Ведь он же гордый, и никогда не скажет прямо, что чувствует. А сейчас. Разве этого мало? Кто кого еще мучает. — Иных причин я не вижу, — зло бросила Химе, гордо тряхнув волосами; она и в лицо ему смотреть не желала. — Вот как? — в тон ей произнес не менее раздраженный Мадара, буравя светлый затылок. — Да! — Не видишь? — Не вижу. — И не догадываешься? — Представь себе! — Развернувшись было к нему вполоборота, произнесла она, смиряя мужчину презрительным взглядом. В следующую секунду Мадара схватил ее за плечи, разворачивая девушку к себе лицом; она не успела ничего понять, как ее губы накрыл пламенный поцелуй. Но не успел мужчина и опьянеть от прикосновения столь давно желанных уст, как его в следующий же миг отрезвила звонкая пощечина. — Нахал, — глухо обронила Юихиме, скрипя от негодования зубами. Свободной рукой она небрежно вытирала губы. — Не смей считать меня своей очередной игрушкой, — повелела Сенджу, своими суровостью и несравненным величием напоминавшая в те минуты прекрасную, но ужасающую снежную королеву. — И впредь, Мадара-сама, — не своим голосом произнесла она, — прошу избавить меня от вашего общества.
***
Наследница клана Узумаки уже несколько дней была почетной гостьей Конохагакуре, но пока из-за некоторых незначительных осложнений внутри кланов не была представлена всем официально, так что можно сказать на сегодняшний день она оставалась скорее почетным гостем Сенджу. Официальный прием был назначен на завтрашний вечер, а пока девушка не без удовольствия осматривала деревню, наблюдая за жизнью ее поселенцев. Мито не стала изменять своей привычке жаворонка и встала как обычно рано. Куноичи любила утро: прохладную росу на траве, сонный лес, расцветавший в первых лучах весеннего солнца. К слову в Конохе было значительно теплее, нежели у нее на родине. Узумаки успела размяться, осмотреть прилегающие окрестности и даже прогуляться по рынку, не было и полудня, и невольно умудрилась стать свидетельницей одной преинтересной сцены. Решив срезать путь, девушка немного заплутала в переулках, особенно в ночное время не отличавшихся дружелюбием. И какого же было ее удивление встретить знакомое лицо. Сенджу Тобирама вышел из некого дома гостиничного типа, при этом странно озираясь по сторонам, благо он не заметил случайной шпионки. За ним в дверях показалась фигура молоденькой девушки, чья богатая копна черных, как крыло ворона волос, не то что не была заплетена хоть в какую-то прическу, что уже выходило за все известные рамки приличия, но даже оставалась не расчесана, создавая некое подобие творческого беспорядка, но в том, как ни странно, была какая-то своя красота. Завидев знакомую фигуру, Мито должно быть по привычке спряталась за угол, невольно подслушав обрывок разговора. — Это было, — строго начала брюнетка. -…в последний раз, — усмехнувшись, закончил за нее Сенджу, чем очевидно еще больше раздосадовал девушку. — Знаю-знаю. — Тебе смешно? — вспыхнула она. — Не то слово, — с каменным лицом произнес шиноби. — Который раз я это слышу? — Прекрати! — В следующую же секунду она спохватилась и опасливо огляделась по сторонам; следующее девушка говорила, опустив тон почти до шепота: — Сколько мне раз просить тебя оставить меня в покое?! Я люблю другого мужчину и не желаю ему изменять! И никогда не желала, — едва слышно обронила она последнюю фразу. Тобирама сделал полшага навстречу, тем самым оставаясь стоять к девушке вплотную, после чего поднял ее лицо за подбородок. Земля вновь на мгновение ушла из-под ног Хакайны, а сердце забилось в бешеной и такой сладостной агонии. Ей казалось, что в следующую секунду Сенджу вновь вожмет ее в стену, накрывая губы грубым рваным поцелуем, который вскоре переместится на шею, ключицы, грудь, что он снова накинется на нее, подобно дикому зверю, так же как несколько часов назад, что он сорвет с нее платье, которое затрещит на ней от силы его пальцев, от его длинных, необычайно ловких пальцев… Да о чем она только думает?! — Но признай, что я даю тебе куда больше, нежели этот Учиха, — томным шепотом опалял он ее личико. — Посмотри на себя, даже сейчас ты дрожишь от предвкушения… — Замолчи, — голос ее предательски дрогнул. — Не будь дурой, Хакайна. Ты не нужна ему. — Как и тебе, — справедливо заметила девушка с щемящей болью в сердце от его слов. — Рано или поздно, но он выбросит тебя, как ненужную вещь, — он даже не пытался отрицать ее слова по поводу себя. — Тогда чем ты лучше него? — уколола его Хакайна; девушка прекрасно знала, что Сенджу не терпел Мадару, тем более сравнения с ним. — По отношению к тебе? — как всегда с присущим шиноби безразличием произнес Тобирама. — Ничем, — коротко дернув плечами, бросил он, честно ответив на поставленный вопрос. Сказать, что Мито была в растерянности, значит не сказать ничего. И удивило ее не столько потребительское отношение Сенджу к несчастной девушке, сколько сам факт его измены Юихиме. Еще до прибытия в деревню Узумаки стали очевидны чувства Тобирамы по отношению к Химе. Мито казалось, что они не могут быть не очевидны: как он смотрел на Юи, как заботился о ней — все это говорило громче всяких слов. Невооруженным глазом было ясно, что Тобирама человек весьма скупой на эмоции и дифирамбы, и проявления чувств от него посредством цветов и серенад под луной ожидать было глупо, но его действия и поступки по отношению к их принцессе были очевидным свидетельством столь трепетного и несомненного глубокого чувства. Брак между соклановцами в то время — не ново, более того, это считалось нормой. А потому Мито и оставалась уверена в том, что если Юихиме и Тобирама не помолвлены, то последний серьезно влюблен в девушку и рано или поздно будет просить ее руки у главы клана. Тот факт, что Хаширама и Тобирама были братьями, как-то прошел девушку стороной, и она была уверена, что у Юихиме только один старший брат — Хаширама, а Тобирама лишь его главный советник и друг. А потому сейчас для Мито оставался совершенно непонятным тот факт, что этот Сенджу провел ночь у другой женщины. Одно для Узумаки оставалось очевидным: Юи водили за нос, — чего врожденное чувство справедливости куноичи не могло допустить, не говоря уже о чувстве долга перед Юихиме, взявшей на себя вину за ее оплошность. Мито никогда не была сторонницей сплетен или интриг, даже презирала их любителей, но поставив себя на место ничего не подозревающей девушки, поняла, что если умолчит об этом, будет чувствовать себя соучастницей сего нелицеприятного инцидента. Но с другой стороны это же совсем не ее дело. Сомнения рассказать или нет мучили куноичи весь оставшийся день, а ближе к вечеру ноги сами привели девушку в больницу, где, она знала, работает Юихиме. Узумаки нашла ее дремлющей в ординаторской, предварительно попросив помощи у новенькой медсестры. Тихий хлопок двери вернул девушку из сладкой дремоты. — Мито-сан? — удивилась она. — Как вы здесь оказались? — не то с намеком на строгость, не то попросту сонно произнесла она, ровно усаживаясь на стуле. — Прошу прощения, я очевидно помешала, у вас был тяжелый день, — сдержанно проговорила она, оставаясь стоять на пороге. — Я хотела поговорить. — Это так срочно? — в тон ей отвечала девушка, все еще не до конца отойдя от сна. — И вы так не сказали, кто пустил вас, — без тени упрека, скорее с долей любопытства заметила ей Юи. — Ваша медсестра, Амайя кажется, — неуверенно дополнила она последнее. — Амайя. Уволю к чертовой матери, — глухо обронила Сенджу, закатив глаза. — Что ж, проходите, — сказала девушка в голос. — Только прошу вас, вкратце, я сейчас, признаться, туго соображаю. — Мито присела напротив. — Так чем обязана? — Не поймите меня неправильно, — все столь же сдержанно продолжала говорить куноичи, — но разговор этот будет носить скорее личный характер, — данная информация заставила Сенджу несколько взбодриться. — Вы меня заинтриговали, — призналась ей Юихиме, но и вместе с тем напряглась от столь неожиданного поворота. — Даже не знаю с чего начать, — девушка выдержала паузу, но Химе не стала ее заполнять, терпеливо ожидая подробностей. — У вас весьма теплые отношения с Тобирамой, не так ли? — с удивительной для нее мягкостью произнесла обычно серьезная и сдержанная девушка. — Что, простите? — Юи несколько опешила, не понимая, куда клонит ее знакомая. — В тот момент, когда я впервые увидела вас вместе, — пыталась пояснить Узумаки. — Словом, невозможно не заметить, что между вами нечто большее, чем просто приятельство. Сенджу горько усмехнулась, невольно вспоминая ту непростительную обиду, что нанес ей Тобирама несколько месяцев назад: — Да, должно быть когда-то так и было, — эта фраза была брошена скорее в воздух, чем конкретному человеку, но следующие были обращены именно к собеседнице. — Мы крупно поссорились перед поездкой, — пояснила Юи, отвечая вежливой улыбкой. — И вы не можете просить его, — скорее утверждала, нежели спрашивала куноичи. — Зачем вы пришли ко мне, Мито-сан? — без тени намека на грубость, вопросила девушка, ставя вопрос ребром. — Я чувствую себя обязанной, — сухо бросила она, плохо скрывая задетую гордость. — И только. — В таком случае вы зря потратили свое время, — вероятно, в Юи сейчас говорила усталость, иначе бы она не стала грубить их почетной гостье, да и справедливости ради стоит отметить, что никто, даже самый терпеливый человек на этом свете, не стал бы терпеть, чтобы какая-то совершенно левая девица стала совать свой нос в его семейные отношения. — Вы очень ошибаетесь, если действительно думаете, что сможете помирить нас с братом. Я уже молчу о бестактности в подобном вопросе, в конце концов мы с вами даже не родственники, — а вот последнее было грубо; в голосе Юи отчетливо зазвенели стальные нотки. — Если это все, что вы желали сказать, я настоятельно прошу удалиться.***
Следующим вечером должен был состояться долгожданный прием по случаю приезда представительницы Узумаки в Конохагакуре, на котором обещал быть весь местный бомонд. Для Юи же это означало неминуемую встречу с Мадарой. Вечер еще не наступил, а девушка уже мечтала о его окончании. На Мадару и его мнение ей оставалось плевать с высокой колокольни, она даже не удостоила того взглядом при встрече, а потому и предположить не могла, что именно сейчас испытывает к ней мужчина. Хотя, казалось Юихиме, не нужно было быть гением, чтобы догадаться о реакции такого гордеца, как Учиха, на ее выходку: негодование, ярость, желание отомстить. Но как ни странно девушка за все время мероприятия ни разу не ощутила кожей его тяжелого, прожигающего душу взгляда, даже далеко напротив, казалось, что Мадары и вовсе не было на том вечере, словно бы он только лишь засвидетельствовал свое почтение гостье и незаметно для всех скрылся после официальной части. Тем лучше. Правда, Химе не стала приурочивать его отсутствие к их недавней ссоре, ведь ни для кого не было секретом, как Учиха относился к подобным светским мероприятиям. Девушка уже начала было искренне наслаждаться вечером, как вдруг за своей услышала знакомый скрипучий голос: — Юихиме, — то был единственный человек во всей деревне, не выказывающий девушке своего уважения*, особенно когда они оставались наедине; девушка обернулась на голос, сохраняя на лице вежливую улыбку, — чудесно выглядите, милочка. Хаширама-сама не скупится вам на наряды, не так ли? — Хакидзава-сама, — вполне радушно для своего подлинного отношения к этому человеку поздоровалась девушка, чуть склонив голову и приседая в приветственном поклоне, — рада вас видеть. Как здоровье, не хвораете? Надеюсь, вы проживете еще долгую и насыщенную жизнь и покинете нас не скоро, — если бы это услышал кто посторонний, не знавший подводных камней в отношениях меж этими двумя Сенджу, то у него и сомнений не возникло в искренности Химе, говорившей вполне себе дружелюбным и искренне озабоченным тоном. Вот только сам Хакидзава имел свое мнение на этот счет: — А вы осмелели, — изменившись в лице, произнес он опустившимся голосом. — Явно. Помню, совсем недавно, каких-то пять лет назад вы и слова лишнего пикнуть не смели, не то что поперек. — Ностальгируете по безвозвратно ушедшим временам? — не снимая милой улыбки, заметила Юи. — Не зарекайтесь о «безвозвратно ушедших временах», дорогуша, — выделил интонационно нужное слово Сенджу. — Кто знает, как обернется ваша история. Юи едва удалось сдержать смешок: — Вы что же, — не меняя милой интонации, хлопала ресницами она, — мне угрожаете, Хакидзава-сама? — Это еще не угроза, — в этот раз откровенно процедил мужчина. После чего вдруг ни с того ни с сего больно схватил ее чуть выше локтя, да так неожиданно, что Химе едва подавила вскрик боли. — Слушай сюда, пигалица, — зло шипел он ей над ухом, — очень скоро я вышвырну тебя из этого дома. Думаешь, я не знаю, что ты спишь с Учиха? Очень скоро я добуду против тебя неопровержимые доказательства, что даже Хаширама отречется от тебя. — Ничего у вас не выйдет, — трудно было сохранять голос стальным, когда он то и дело срывался из-за нестерпимой боли. — Зря ты меня недооцениваешь. — А я не к этому, — девушка гордо тряхнула волосами, резко повернув голову так, чтобы видеть глаза этого мерзавца. — Невозможно доказать того, чего нет.