Цветок мальвы

      Поскольку противостояние стране Молний было в самом разгаре, подобные короткие совещания стратегического характера оставались в порядке вещей. Сегодня Хашираму особенно порадовало то, что вернувшийся как нельзя вовремя младший брат, возглавлявший один из ведущих разведывательных отрядов, смог прибыть на сутки раньше планированного срока и присоединится к общему обсуждению насущного вопроса. Для всех остальных Юи же присутствовала здесь в качестве представителя медицинских отрядов шиноби, но для Хаширамы девушка таким образом оставалась под его бдительным надзором, тем самым лишенная возможности выкинуть что-то из ряда вон, как она обычно и делала в подобное неспокойное время. Несмотря на то, что все мысли мужчины были заняты разработкой очередной стратегии, шиноби не мог не заметить холода, что оставался меж его близкими родственниками последние месяцы, и не теряющего своей колючей силы даже в условии военного положения.       По окончанию собрания к главе Сенджу подлетела его сестра, явно не желавшая оставаться в обществе одного конкретного человека:       — Хаширама, позволь мне вернуться в больницу, — быстро произнесла она, явно торопясь. — Наверняка сегодня привезли много раненых, я хочу помочь, чем могу.       — Хорошо, — сдержанно произнес мужчина; в последнее время улыбка на его лице стала такой редкостью, что Юи начала было уже сомневаться, ее ли это старший брат оставался сидеть на этом месте. — Керо, — бросил он рядовому шиноби, тот уже знал, что делать. Оба стремительно покинули комнату. Хаширама не мог не заметить, каким сожалением омрачилось лицо брата, когда Юи, даже не обменявшись с тем и парой фраз, поспешно вылетела за дверь. — Может, наконец расскажешь, — едва теряя терпение, произнес мужчина по обыкновению сдержанным и спокойным тоном, — что у вас произошло? — Но ответа не последовало. Сенджу глубоко вздохнул. — Почему Юи пришлось ночевать в поместье Учиха? — уже более требовательно прозвучал этот вопрос.       Хаширама прекрасно знал о гордом темпераменте сестры, но даже он не стоил того, чтобы порывать связи с дорогим ее сердцу человеком, особенно если этот человек был Тобирамой. Что же такого мог натворить брат, чтобы такая пацифистка, как Юи, даже в условиях военной обстановки не могла бы простить его? Варианты, невольно накидываемые логикой Хаширамы, крайне не нравились мужчине, а потому он гнал их как можно дальше, искренно надеясь на иное объяснение со стороны Тобирамы. Но тот упрямо молчал.       — Мы поссорились, — глухо бросил он; шиноби трудно было об этом говорить. Хаширама ясно видел, как брат терзается непреодолимым чувством вины и ненависти, если не омерзения, к саму себе из-за содеянного.       — Неужели? — со сдержанной иронией произнес Сенджу, чуть поднимая брови. — И из-за чего?       — Из-за моей ревности, — досадливо процедил тот, в те секунды ненавидя брата (хотя на деле только себя) за эти вот уж действительно риторические вопросы. — Этот мальчишка, Учиха, вечно крутился вокруг нее. А ты знаешь, как я их ненавижу!       — Мальчишек, крутящихся вокруг Юи, или Учиха? — заметил Хаширама.       — И тех и других, — презренно фыркнул Сенджу. — А тут, понимаешь ли, комбо.       — Ясно, — странно протянул шиноби, тяжелым взглядом прожигая лицо брата. Хаширама казался спокойным, но то, как он смотрел на младшего Сенджу, заставляло того внутренне содрогнуться. Мужчина понял все без лишних слов: его брат не сдержался в своем гневе и за невозможностью разобраться с представителем Учиха позволил себе поднять руку на Юи. — Как тебя угораздило? — в непонимании произнес он едва ли не шепотом.       — Я был пьян. Знаю, это не оправдание, но… — Он тяжело вздохнул, садясь напротив брата. Все те дни, проведенные в нескончаемых терзаниях с того самого мгновенья, как Юи впервые взглянула на него с непреодолимой злобой и разочарованием, чувство вины и презрения, испытываемые мужчиной к самому себе, раздирали его душу на части, с каждым днем действуя все сильнее и беспощадней, жаля его мозг неотвязной мыслью о вечной ненависти властительницы его дум, его святыне. Сама память шиноби сделалась его мучителем, от которого не найти было покоя. Было невыносимо продолжать держать все в себе, Сенджу требовалось излить кому-то душу, очиститься. Итолько брату он мог доверить свои терзания. — Она ненавидит меня, Хаширама. Это невыносимо. Каждый день видеть ее, слышать ее голос. И чувствовать на себе это неизгладимое клеймо презрения и ненависти. Это выше моих сил. Я уже чувствую, что невольно начинаю искать смерти, — едва слышно обронил он последнюю фразу.       Тобирама был далеко не из тех людей, кто любил лицемерить, и не из тех, кто просил о помощи, даже если иного выхода попросту не было, Хаширама знал это и видел, сколь нещадно терзали брата муки совести на пару с гордой и неприступной сестрицей. Поэтому он, даже несмотря на свое справедливое негодование по отношению к шиноби, решил, что тот понес уже достаточное наказание своему проступку, а посему захотел помочь несчастному родственнику.       Встав со своего места, Хаширама прошел за спину брату, дабы проверить коридор с другой стороны двери на предмет возможных посторонних ушей. Шиноби не совсем понял причину подобных действий, но не успел он даже у себя в мыслях задаться вопросом, как Сенджу начал говорить:       — Ладно, — выдохнув, бросил Сенджу, да таким тоном, словно бы решился на предательство. — Не люблю я прибегать к подобным средствам, но вижу, что иного выхода нет. Имей в виду, если она узнает, что я помог тебе, возненавидит обоих. Отправлю вас на совместную миссию…       Юи шла, погруженная в свои мысли. С одной стороны ее мучила совесть за подобное отношение к Тоби, но с другой, стоило девушке вспомнить произошедшее, она вновь вспыхивала справедливым негодованием. Сенджу видела искреннее раскраивание брата, его ненависть к самому себе за содеянное, видела, как он изменился: стал значительно мягче, внимательней, а главное от его заботы наконец-то повеяло именно заботой, а не тоталитаристическим контролем, — тем не менее былые раны, да еще нанесенные от самого дорогого и близкого сердцу человека, не могут затянуться так скоро, особенно у такой упрямой гордячки, как Химе. Порой девушка сама ненавидела себя за подобный темперамент, но ничего не могла с ним поделать, как бы того не желала.       Сенджу настолько была погружена в собственные мысли, что не сразу заметила идущего ей навстречу молодого человека:       — Здравствуй, Юи, — как всегда, сдержанно поприветствовал ее Ишимару, тем самым привлекая внимание девушки к своей скромной персоне. — О чем задумалась?       — Ишимару, — несколько растерянно пролепетала она. — Привет. Да так, ерунда. Сам понимаешь, положение непростое, как бы не разорваться.       — Надеюсь, ты это про дела, а не про мины, — как ни в чем не бывало вставил свои пять копеек Нара, чем вызвал не то испуганную, не то осуждающую реакцию со стороны подруги. — Прости. Черный юмор из меня так и прет в последнее время, — запустив руки в карманы тренировочных штанов, мужчина невольно устремил задумчивый и печальный взгляд к небу.       Юи тут же сдержалась в своем справедливом негодовании, следующую фразу произнеся как можно осторожней и мягче, но при этом так, чтоб Ишимару не подумал, будто его жалеют:       — Как твой отец?       Как и ожидалось, скорого ответа на данный вопрос не последует. Мужчина глубоко вздохнул, сохраняя все то же неколебимое каменное лицо, не выражающее и грамма каких-либо эмоций, разве что глаза оставались наполнены непреодолимой печалью, отчего взгляд его казался неимоверно тяжелым.       — Без изменений пока, — сухо бросил шиноби, после чего выдержал короткую паузу и горько усмехнулся, чуть прикрывая веки. — Пытается готовить меня для передачи бразд правления кланом; экспресс-курс от великого Рокудо-сана! — Не без излишней патетики произнес он последнее, тем самым неосознанно пытаясь скрыть свои истинные чувства по отношению к некогда ненавистному старику. Но лучшим тому способом, очевидно, была смена темы. — Признаться, я был уверен, что причина твоей задумчивости ничто иное, как грезы любви, — вдохновенно проговорил, при этом изрядно переигрывая.       Химе тут же напряглась:       — Керо, — обратилась она к своему сопровождающему, настойчиво прося того об услуге, — не мог бы ты нас оставить, — шиноби тут же повиновался, техникой перемещения скрывшись с их глаз на более дальнее расстояние. — Что ты несешь? — зло шипела на друга девушка.       — Скажешь, не так? — его искренне веселила ее реакция, а потому Нара даже не пытался скрыть своего подлинного наслаждения от всей этой ситуации. — Тогда зачем, спрашивается, надо было исключать из нашей невинной беседы лишние уши, м? — Сейчас он походил на истинного лиса, что манерой разговора, что хитрым прищуренным взглядом, что этой наглой сардонической усмешкой, выводящей Сенджу из себя. — Как там Учиха? — выдал вдруг в лоб шиноби. — Уверен, лет через сто ваша переписка станет классикой японской элегии.       — Язва, — фыркнула на него Юи с едва различимой ухмылкой; она ни секунды не обижалась на друга, чем кто бы то ни было, зная его невыносимую и до ужаса бесячую привычку выводить из себя всех, кого ни попадя.       — Спасибо, — Нара искренне был польщен подобным комментарием в свой адрес. — Так я прав?       — Сожалею, — в тон ему произнесла девушка, пожав плечами, — но мы не поддерживали связь с того приема в честь Узумаки, — стоило речи зайти о Мито, как тон девушки претерпел некоторые изменение, которые обычный человек, быть может, и не заметил бы, но ни как не лучший друг.       — Все еще цапаетесь? — заметил ей Ишимару.       — Вовсе нет, — честно проговорила Юи, гордо тряхнув волосами. — Скорее продолжаем сохранять холодный нейтралитет.       — Ну долго он у вас не продлится, — скорее в воздух была сказана эта фраза.       — В каком это смысле?       — А ты не в курсе? — изумился Нара, после чего криво усмехнулся. — Это же очевидно: Хакидзава делает все, чтобы заключить брачный союз меж вашим кланом и семьей Узумаки. Или ты думаешь, он из любви попариться зачастил к Горячим источникам?       Было предельно очевидно, что под «горячими источниками» он имел в виду далеко не бани, а название страны, в данный момент державшей нейтралитет в отношении всех военных конфликтов. Что могло понадобиться там Хакидзаве? Не успела эта мысль врезаться в голову девушки, как ее тут же осенило:       — Проливом она граничит со страной Водоворотов, — догадалась Юи, невольно распахнув глаза от удивления.       — Да, — в шоке протянул шиноби. — Из-за этого Учиха ты явно стала уступать себе в былой проницательности.       — Сказала же, Мадара тут не при чем! — Раздраженно бросила ему девушка, в данный момент судорожно анализируя все последние странности Хакидзавы, которым невольно была свидетельницей.       — Не помню, чтоб произносил имя Мадары, — справедливо заметил ей Нара, в который раз уже ловя подругу на ее очевидном интересе к персоне этого шиноби. Ишимару даже не пытался скрыть своей победоносной улыбки.       — Нахал.       — Не скрою. — Но Юи зря надеялась, что он закроет неприятную ей тему. — Одного не могу понять, чего ты медлишь? — оставляя былую шуточную манеру, проговорил шиноби. — Очевидно же, что вы оба хотите быть вместе, чему, собственно, нет особых препятствий. Так на кой-черт тебе выстраивать их искусственно! — Вот уж действительно женская логика.       — А я смотрю, — странно протянула Химе, скрещивая на груди руки, — вы неплохо поладили. Удивительно.       — Ну должен же я находить подход к будущему зятю, — справедливо заметил Нара, причем чуть ли не на полном серьезе.       — Поэтому ты так рвешься в свахи? От кого, но от тебя я такого точно не ожидала, — почти разочарованно произнесла девушка, медленно, но верно уже закипающая от подобной бестактности. На этом Юи обогнула друга, проходя мимо него, продолжая идти туда, куда планировала, еще до встречи с Нара.       — Ты так и не ответила на вопрос, — бросил ей в спину шиноби.       — И не собираюсь на него отвечать, — не оборачиваясь, ответила она, продолжая свой путь.       — Потому что не можешь, — утверждал шиноби.       — Нет! Потому что тебя это касается в последнюю очередь! — Уже не скрывая своих злости и раздражения, крикнула Химе и ускорила шаг.       Наблюдая очередное проявление ее противоречивого темперамента, мужчина в который раз про себя произнес слова благодарности проведению за то, что никогда не был и не остается сейчас влюблен в эту женщину:       — Ну и темперамент у нашего ангелочка. Соболезную, приятель.

***

      Химе не ошиблась, когда предположила, что в этот день у нее работы будет невпроворот, но это были далеко не все «приятные» новости на сегодня.       — Миссия? — в непонимании вопросила она шиноби.       — Так точно! Хаширама-сама отдал распоряжение отряду во главе с Тобирамой-саном оказать медицинскую поддержку уцелевшим командам в секторе D. Ваше присутствие обязательно, — отчеканил рядовой, вручая девушке свиток. — Здесь подробности. Разрешите идти, Химе-сан?       — Иди, — слабо осознавая происходящее, произнесла Сенджу, после чего рядовой растворился в воздухе. — Меня на передовую? С чего бы, Хаширама?       В свитке было сказано, что на рассвете их отряду нужно будет выдвинуться в путь. Помимо трех Сенджу в лице Тобирамы, Юи и рядового Керо, приставленного на какое-то время личным охранником девушки, в нем состояли еще Учиха Рю, Нара Кичимару, и Инузука Соро. Первых двух Химе более или менее знала, потому как эти молодые люди были ирьенинами, служащими больницы, таким образом только Инузука в сформированном отряде оказался девушке незнакомым, но это не так чтобы очень смущало Сенджу. Ей было куда более странно и непонятно само решение брата отправить ее, пусть и не в такую, но гущу событий, тогда когда на протяжении последних пяти лет оба брата наперебой запрещали ей и шагу ступить за порог дома во время военных действий. Тем более после того случая с Тобирамой, когда он чуть душу богу не отдал из-за излишней беспечности сестры.       Брат ждал на улице возле их дома, что несколько удивило девушку, учитывая то, что местом встречи отряда были назначены главные ворота деревни.       — Уже демонстрируете свое особенное отношение, командир, — как ни странно, но это утро Химе встретила с приподнятым настроением, а потому даже не побрезговала отпустить в адрес человека, некогда нанесшего ей непростительную обиду, невинную шутку. — Подчиненные вам этого не простят.       — Насколько я знаю, для создания сэнчакры тебе требуется время, — пропустив все ее слова мимо ушей, с едва различимой долей строгости произнес шиноби. — Там, куда мы отправляемся, его не будет. Лучше тебе позаботиться об этом сейчас, — холодно произнес он, опираясь спиной о забор позади себя и в ожидании по привычке скрещивая на груди руки.       Химе ничего не сказала на это, понимая, что в предложении брата есть смысл, а потому, не медля, приступила к медитации, забравшись с ногами на ближайшую скамейку и принимая позу лотоса. Одета девушка была в непривычный глазу классический костюм шиноби, отличавшийся лишь отсутствием тяжелых лат, за исключением своеобразного женского нагрудника, по своей форме больше похожего на корсет. Он плотно обхватывал грудь и живот, при этом не стесняя ни в движениях, ни в дыхании, но зато защищая от некоторых ранений. Конечно, при ближнем бою пробить его не составило бы труда, но при ином варианте страдала бы как скорость, так и выносливость девушки, что только бы усугубило ее положение на поле боя. Тем не менее выглядела сея экипировка весьма эстетично, как впрочем и сама девушка в целом.       Сложно было представить, что столь нежному и хрупкому созданию, как Юи, пойдет образ куноичи, жесткой и бескомпромиссной женщины, какими виделись все женщины-воительницы, и не важно к какому времени они относились. Тем не менее, штаны, связанные книзу плотными бинтами, сетчатая кофта, выглядывающая из-под черного топа, плотно схваченного броней, защита на предплечьях, тонкие перчатки и собранные в высокий конский хвост вьючные пряди, упрямо выбивавшиеся из общей копны у нежного лица, не крали и сотой доли ее женственности и красоты. Далеко напротив: сетчатая кофта демонстрировала некогда скрытые от посторонних глаз тонкие плечи и руки девушки, свободные брюки подчеркивали красивую линию бедра, вечно спрятанными за полами привычного кимоно, стоило ли говорить о четко очерченной талии и груди, скованными необычного вида броней, в отличие от остальной, выполненной не из металлических пластов, а больше из плотной ткани.       Тобирама не мог оторвать от нее глаз. Идеальная осанка, длинная шея. Такая красивая, такая величественная…такая желанная. Знала бы она сейчас, как неотразима. Сами звезды меркли в сравнении с ней, самый диковинный цветок рядом с ней казался простым сорняком, даже само солнце не в силах источать столько света, сколько ее душа. Она — что-то потустороннее, неземное, что-то не от это мира, а скорее из мира грез и несбыточных мечт, сошедшее с облаков на их грешную землю. Он не смел прикасаться к ней, ему казалось, что не смел даже смотреть, но смотрел. Словно ребенок, пренебрегающий запретами строго отца, знающий, что нельзя, но все равно из детского любопытства пренебрегающий очевидным запретом, несмотря на жесткую кару. Вот только в его случае никакого наказания нет и не будет. Тем не менее, все равно на краю души Сенджу внутренне ощущал эту, очевидно, внушенную им самим запретность, отчего сие действо казалось ему еще слаще, чем должно было быть на самом деле. Он самозабвенно любовался ее спокойным сосредоточенным выражением лица, стараясь до малейших деталей запомнить каждую его черточку: высокий лоб, четко очерченные скулы, маленький чуть вздернутый носик, манящие пухлые губы. Губы, которые он целовал лишь однажды, но до сих пор ощущал их вкус. Сердце болезненно заныло от тех воспоминаний. Она целовала его. Так нежно, как никогда больше не поцелует, так трепетно, с такой любовью и каким-то самопожертвованием, словно готовая отдать и отдаться ему все без остатка, разделить всю оставшуюся жизнь. Но все это предназначалось не ему. И ладно, если просто не ему.       Мадара. С той самой секунды, как с ее губ сорвалось это паршивое имя, Тобирама возненавидел человека, носившего его, всеми фибрами своей почерневшей из злобы и жажды мести души. Еще никогда мужчина не испытывал столь всепоглощающей его жажды убийства, как тогда. Юи, этот оплот невинности и света, этот островок надежды прогнившего и затопленного кровью, грешного мира, его счастье и смысл существования, добровольно летела в бездну, в когтистые лапы беспринципного циничного демона. Последнего он допустить никак не мог. И если раньше мужчина руководствовался исключительно ревностью и эгоистичным желанием все целого обладания, то сейчас в нем говорило исключительно желание уберечь любимую от гибели, если не в прямом, то в косвенном смысле этого слово. Искреннее желание защитить девушку от нее самой, от ее роковой ошибки, от этого изверга, не знающего теперь ни любви, ни пощады, цинично использующего людей в своих эгоистичных целях. Всем сердцем, всей душой сейчас Тобирама желал девушке счастья, на сегодняшний день усмирив свою гордыню и собственнические поры. Он готов был смириться и принять тот факт, что вскоре она станет чьей-то женой и родит ему не сыновей, а племянников; что она разделит свою жизнь с другим мужчиной и будет счастлива в его объятьях; а он, Тобирама, всегда незримо будет рядом, незримой тенью охраняя благополучие ее семьи.       Солнце лениво начинало выкатываться из-за горизонта, привнося яркие краски дремлющему пейзажу. Улицы жилых домов все еще оставались пусты и удивительно тихи, даже ветра не было слышно. Мужчина едва различал шелест ровного дыхания медитирующей девушки, которая сидела метрах в пяти от него. Шиноби прекрасно знал, что погруженная в себя, она его не услышит, даже при такой удивительной тишине. Взгляд его вдруг посерьезнел, словно бы Тобирама принял для себя окончательное и бесповоротное решение:       — Ты будешь счастлива, Юи, — твердо произнес он едва слышно. — Обещаю.