О папочках и сыночках

Когда Юстасс первый раз приходит на работу, чтобы поговорить с начальством, в зале работа прекращается. Все замирают, смотрят, но молчат. Молчат и даже не поглядывают искоса, а пялятся на него. На его левую руку. Только лишь парни из его отдела подходят к нему, хлопают по плечу, обнимают и ведут себя так, словно ничего не произошло и этих двух недель не было. Кира, Глазго, Топор, Фред - они ведут себя как раньше. Начальник соглашается перевести Юстасса в документарный отдел, повысив в должности: Рейли его понимает и сочувствует. Но с каждый днем Юстасс все больше ненавидит людей, что пялятся. Он ненавидит эти глаза, полные жалости и отвращения. Агрессия и ненависть растут с каждым днем, с каждой секундой. И хочется взять пустую головенку кого-нибудь из вытаращивших глаза здоровой, крепкой рукой и размазать по стене. Хочется вырвать у них руки, ноги, чтобы поняли, каково это - читать в чужих глазах: «Ты ненормальный. Ты изгой общества. Ты нетрудоспособен. Ты никому такой не нужен». Юстасс же никогда не был таким. Он всегда плевал на людей, на их мнение, на их правила. Он жил по-своему, делал то, что хотел, любил того, кто любил его, отдавался ему весь и без остатка. И Ло его не бросил. Когда Ло увидел его с уже ампутированной рукой, он бросился обнимать и целовать, шепча, повторяя словно в бреду : «Ты жив», и заливался горячими слезами. И сейчас, спустя неделю в больнице и неделю постельного режима дома, Трафальгар продолжает жить так, словно у Юстасса все также две руки. В этих серых глазах нет даже намека на жалость и отвращение. Только тепло и любовь. Когда Томас увидел отца без руки, он бросился обнимать его, радовался. Для мальчика папа теперь самый настоящий пират, уже повоевавший с Мировым Правительством. И ампутированная рука - предмет гордости. Конечно, первое время Том во всем помогал Юстассу: отбирал пакеты и, пыхтя, тащил их до двери, помогал одеваться, вставая на табурет, чтобы накинуть шубу на широкие отцовские плечи. Но со временем понял, что это обижает и бесит, и все вернулось на круги своя. Ло сказал, что он будет искать хороший протез, что в больнице обещали помочь с выбором и покупкой. А вот дела с машиной он поручил Юстассу, причем с таким видом, словно Кид сам разбил ее и теперь должен искупить свой грех. - Ты же меня, блядь, кормить с ложечки не будешь?- недовольно ворчит Кид-старший, сидя за столом и наблюдая, как Трафальгар крутится рядом, раскладывая тарелки и столовые приборы. - Ты сам виноват, что левша. Потому первое время потерпишь, а потом уже сам,- улыбается хирург.- Тебе предстоит долгое переобучение. - То, что у меня нет руки, не значит, что я калека и не смогу выебать тебя до потери сознания!- В очередной раз попавшись на подколку, рявкает Юстасс, хватая брюнета за лацканы черной рубашки и притягивая резко к себе. Худые пальцы тут же вплетаются в длинные красные волосы, нарочно запутываются там. Трафальгар растягивает на губах свою коронную кошачью улыбку, по которой Кид успел соскучиться. Он успел соскучиться по всему в этом доме: по узкому проходу на кухню, углам, о которые он часто ударялся, кипам книг, стоящих на входе в спальню, о которые было невозможно не запнуться, всегда полупустому холодильнику, в котором обязательно будет пара кусочков пиццы и сыр. По всему от чего он раньше бесился. Но больше всего он скучал по своей небольшой, но шумной семье. И вот они вновь, заказав пиццу и накупив всякого дрянного фастфуда, сели смотреть перед сном фильм. Томас умолял включить именно «Звездные Войны», а не «Звездный Путь», который хотел пересмотреть в сотый раз Ло. Юстасс же хотел включить «Блейда». В итоге сошлись на «Ван Хельсинге». С каждым днем Юстассу все больше становилось плевать на ничего не несущие в себе, стеклянные глаза людей. Он смотрел на них, смеялся, юморил по-черному и пугал. Пирата не должны жалеть: он должен наводить страх на всех в любом случае. Без конечностей или даже мертвый.