***
На удивление все номера в отелях, в которые обращалась привлекательная молодая пара, оказались заняты. Огромная редкость для внушительного города... Но такое, увы, случается... За невозможностью прибегнуть к внушению отельного администратора из-за находившейся в крови вербены, девушка тогда скромно просит об этой маленькой услуге гибрида, но заметив с его стороны деланно осуждающий взгляд, смущается. Ей вообще с трудом удается открыто и прямо смотреть на него... Когда-то она бросала обвинения насчет манипуляций с человеческим разумом гибриду прямо в лицо... Когда же данный вид кощунства стал являться для нее нормой...? Это казалось неправильным. Аморальным. Прежняя она осудила бы свои действия. Возмутилась бы. Но прежняя Кэролайн Форбс умерла... в день той злополучной аварии... То, что с ней происходило в последние месяцы после автокатастрофы, в которой погибла мама, иногда пугало даже ее саму... И только Энзо держал девушку на плаву, не позволяя той провалиться в такую манящую, безэмоциональную бездну... Она не желает больше вспоминать... Слишком больно... Блондинка встряхивает своими длинными, чуть ли не до самой поясницы локонами, и намеренно отводит взгляд. Она ощущает себя крайне неуютно под сканирующим ее чуть ли не насквозь черным, как сама ночь, мужским взглядом. Кажется, что этот взгляд с рвением хищного зверя внедряется в саму душу, ломая на своем пути хрупкие кости и разрывая мягкие ткани в кровавые клочья... лишь бы добраться до сути с ней происходящего. Никто не должен видеть, что творится у нее внутри. Слишком опасно. Слишком стыдно. Слишком... страшно. Глупо было так легко попасться и пойти на сделку с хитроумным манипулятором... О чем она только думала?! Заморочил ей голову музыкой, архитектурой, историей, закормил до отвала новоорлеанской потрясающей кухней, отвлек, расслабил, и... незаметно вытащил ее из той раковины, в которой она обитала последние месяцы! А ведь Энзо с таким трудом удалось загнать ее тогда в это состояние... Все что угодно, но лишь бы не отключение эмоций. Повелась на банальный мужской пикап – еда и красивые слова! Она не имела права даже на секунду становиться прежней! – Видимо это судьба, – вежливо улыбается Кэролайн, комментируя отсутствие для себя спального места в городе. Она вглядывается в горизонт. Любуется отходящими от причала паромами. В глубине ее зрачков мерцает яркий огонь маяка. Интересно, о чем она думает? Когда успела появиться эта вековая, так несвойственная жизнерадостной вампирше вековая печаль во взгляде? – Я все еще успеваю на самолет... – предпринимает попытку отступиться от данного обещания девушка. Она уже сожалеет о своем решении ненадолго задержаться в Орлеане. Энзо будет вне себя! Никлаус снисходительно смотрит на нее поверх своего величия. Весь его вид заявляет одно – "Не отвертишься, дорогуша!" – Есть один вариант, милая... – в бархатном британском акценте сквозит завуалированная хитрость и коварство. – К тому же... – гибрид выуживает из внутреннего кармана своей кожаной куртки салфетку и наглядно демонстрирует ее девчонке, что в неловкости перетаптывается на месте, намериваясь дать деру. – ...У нас договор. Он что, вздумал шантажировать ее?! Вызовет в суд?! Подаст иск?! Потребует уплатить неустойку, откажись она от своих слов? Кэролайн недовольно закатывает глаза, чувствуя, как со скоростью света устремляется в ловко расставленную гибридом ловушку. Но на удивление, пускай не сразу, она все же расплывается в искренней полуулыбке. Пытается скрыть свою реакцию, она отворачивает голову в сторону. Но поздно. Это конец. Она проиграла. Уступила. Сдалась. И наглому первородному прекрасно об этом известно! Вон как довольно ухмыляется в ответ, якобы смущенно пряча свои бесстыжие глаза! Манипулятор! Шантажист! Хоть что-то в этом мире остается неизменным... Бережно, словно ценный документ, убирая злосчастную салфетку обратно в карман, Никлаус с видом абсолютного победителя галантно протягивает по направлению к своей леди руку. Весь его вид до смешного надменный, собранный и крайне важный, только пляшущие в глубине темных, опасных глаз смешинки выдают добродушный настрой своего обладателя. Секунда. Вторая. Кончики тонких изящных пальчиков девушки нервно вздрагивают, после чего – не совсем уверенно, с предельной осторожностью, все же ложатся в мужскую раскрытую ладонь, которая тут же смыкается вокруг них железной надежной хваткой. Расставленный капкан надежно сомкнулся.***
Проходя во внутренний двор каменного фамильного особняка, гибрид зло озирается кругом, отчетливо внимательно прислушиваясь... Никого. Послушные ребятки отправлены наводить ЕГО порядки на болота. Как он и предполагал, следом за шайкой вампиров-головорезов отправилось и все остальное семейство, даже несносный ловелас бездельник Коул! Как же бесила эта несносная волчица, возомнившая себе, что статус материнства и покровительство со стороны Элайджи с Ребеккой, станут для нее неким иммунитетом от ярости Никлауса Майклсона... Зарвавшаяся идиотка, возомнившая себя королевой! Вожак здесь только один, и, несомненно, имя его Никлаус Майклсон – единственный в своем роде первородный, бессмертный гибрид! Но разборки и выяснения отношений, впрочем, подождут... Если посмотреть на ситуацию с другой стороны, то отсутствие родственников с верными подданными не столь и ужасное событие... По неясным для самого себя причинам Никлаус усердно откладывал разговор о Хоуп на потом, прикрываясь любой другой темой – будь то обсуждение искусства или рассказ об истории возведения города... Отчего-то он намеренно увиливал говорить о дочери с Кэролайн, чувствуя внутри себя так несвойственное ему волнение, граничащее с банальной паникой! Со всем своим колоссальным жизненным опытом, со всем своим первоклассным знанием женской психологии – первородный гибрид не в состоянии был предугадать последующую реакцию от девушки на неожиданную новость. Он предпочитал действовать весьма осторожно, лишь бы не спугнуть, лишь бы ненароком не оттолкнуть от себя нежданно объявившуюся в городе вампиршу. Словно бы только что вспомнив о своей ночной гостье, Никлаус резко оборачивается к ней, посылая настороженной блондинке самую обезоруживающую из своих улыбок. Настороженность девчонки усиливается вдвойне. Знает его как облупленного. Мрачный снаружи дом, внутри оказывается довольно таки уютным и местами даже стильным. Тихо ступая по старинному паркету, Кэролайн с искренним любопытством осматривается вокруг, послушно следуя за хозяином дома, что проводит ей несколько сумбурную обзорную экскурсию. Непривычно бодрый Никлаус заметно нервничает, впервые за долгое время желая предельно максимально угодить кому-то в этой жизни, помимо Хоуп. – Кухня, гостиная, столовая, ванная... – перечисляет он, привычно размашисто указывая нужные направления. Темно-синий взгляд мужчины ни на секунду не отрывается от озирающейся по сторонам девушки, честно старавшейся правильно все запомнить. Подходя к пустующей сегодня детской, Никлаус тут же уводит свою гостью в противоположную сторону, очень надеясь на то, что рассеянная сейчас девчонка не заметила его несколько странного, направленного на отвлечение маневра. Необходимо рассказать ей о Хоуп. Скрывать наличие дочери глупо, уже завтра девчонка узнает это от кого-то еще. Но Майклсон опасается затрагивать пока столь щекотливую тему. – Моя мастерская! – не без чувства гордости заявляет первородный. Он приоткрывает дверь и тут же закрывает обратно, торопясь показать за сегодня как можно больше. Он сам не свой. За отведенный короткий срок Никлаусу не терпится показать вампирше все в этом доме, в своем городе, поделиться с ней всем, чем обладает он сам. Больше всего ему не терпится узнать о ней самой, ее жизни, ее мечтах, желаниях, надеждах, стремлениях... Она – та редкая личность, что искренне интересна ему. Но она молчит, а он не настаивает. Принуждением с этой особой невозможно чего-то добиться кроме как гневного фырканья и хлопанья дверью на прощание. Но... молчание никогда не являлось отличительной чертой вздорной блондинистой личности. Кэролайн заметно изменилась с прошествием всего каких-то двух лет. Стала другой... Взгляд пытливого художника не может не отметить еле уловимого отличия от того прежнего образа девушки, который особенно тщательно хранился в его пытливом сознании, острой памяти. Некая незримая тень то проявляется, то тут же вновь пропадает на безупречном прекрасном личике. Некое двойственное мерцание... которое художника начинает по необъяснимым причинам крайне беспокоить и нервировать. Это мерцание сродни подделке, словно в одной девушке присутствовало нечто сокрытое от любопытных глаз-постороннее и малознакомое. Это как умение видеть различия в близнецах. Первородному не терпится разгадать юную дерзкую леди. В голове девушки творится сумбур. Слишком много впечатлений, эмоций, и это все за один только вечер. Но она хотя бы отвлеклась от проблем, что наверняка поджидают ее в скором будущем в Мистик Фоллс. Кэролайн проходит в мастерскую, игнорируя направленный в ее сторону взгляд полный деланной укоризны. Хозяин дома вынужден подчиниться желанию своей гостьи и послушно проходит следом, включая тусклое освещение. Автоматически срабатывают колонки с подобранной для творчества музыкой. Начинает играть восхитительная, спокойная и одновременно мистическая композиция. The XX "Together". "Я знаю, что должен быть там, Знаю когда и где, и я буду. Ты знаешь, что мы будем говорить - О произнесённом когда-то вслух и о несказанном. Меня настигает предостережение мира. Солнце в твоих руках с расцветом жизни Говорит, что я стал достоин тебя..." Крайне осторожно девушка медленно продвигается вперед, шаг за шагом, словно идет не по гладкому пыльному покрытию паркета, а по заминированному полю. В ее изящной поступи, в благородной осанке, наклоне головы, плавных движениях полных грации ощущается трепетное преклонение перед искусством и некая настороженность сродни опасливости... Словно мрачная призрачная тень, Клаус следует за девушкой след в след, держась от нее чуть поодаль. Дверь с тихим щелчком закрывается. От выхода разрастается небольшая дорожка из следов. Внушительный пласт пыли, что покоится на полу, рабочих поверхностях, на полотнах, красках, художественных принадлежностях – говорит о давней заброшенности... Повсюду в хаотичном беспорядке валяются холсты с набросками чего-то неясного, неосуществимого... Многие работы порваны в клочья и печально покоятся на полу. Помещение пропитано... одиночеством. Практически не ощущается запаха краски. Лишь сырость и влажность. По темным углам прячется безликое уныние, сокрытое от посторонних любопытных глаз. Запустение и покинутость. Кэролайн замирает посреди мастерской. Эта комната напоминает ей саму себя... Она тонко чувствует, что перешла незримую черту. Заглянула в сокрытую ото всех тьму мрачной души. Что же могло такого случиться за прошедшие годы, что отвратило первородного талантливого психопата от страсти всей его жизни? Приятная мелодия, наполненная скрытой трагичностью навевает меланхолию так свойственную темной жизни, что вел многие столетия первородный. "Ты сказал, тебе не о чем говорить, Но я слышу тебя. Я больше не чувствую того, что ты чувствовал раньше. Я сказала, что прошло много времени С тех пор, как кто-то так смотрел на меня. Казалось, ты понимаешь меня, И всё то, что я не смогла произнести." Сказать, что Кэролайн было нестерпимо одиноко в последние годы, значит не сказать ничего. Часто она ловила себя на мысли о том, что в отличие от друзей, Клаус понял бы ее, выслушал, встряхнул, дал бы мудрый совет... заметил бы, что с ней что-то происходит. По сути, он оказался единственным, кто не просто замечал ее, а кому было хоть какое-то до нее дело... Кэролайн честно старалась гнать от себя мысли о первородном, пыталась забыть свой скандальный секс с ним и перестать реагировать на насмешки друзей насчет этой темной стороны ее жизни, но неоспоримая правда хуже острого ножа изрезала чувствительную израненную лучшими друзьями душу в кровавые клочки. День за днем... Месяц за месяцем... Равнодушное отношение... По сути, девушку замечали, лишь когда от нее друзьям что-то было нужно... А после временного примирения вновь следовали бесконечные укоры, споры, ссоры... И так по кругу. Она терпела... до определенного момента. А потом внутри словно что-то лопнуло... Разом... В одну секунду... И она сорвалась. Это произошло после похорон матери... через пару недель... Кэролайн плохо помнила этот период своей жизни. Докучливые соболезнования в первые дни, затем сплошная учеба, зубрежка, океан книг дома... Именно шуршащие многочисленные страницы спасали ее тогда от реальности произошедшего. Ей нравилось читать историю, узнавать о великих городах и не менее великих людях. Мысленно Кэролайн совершила практически кругосветное путешествие, по каждому из городов она составила свой путеводитель и могла прекрасно ориентироваться в любом населенном пункте хоть с завязанными глазами. Только одни книги поддерживали ее тогда в трудные времена, одни они... и Энзо. Елена была слишком поглощена своими страданиями по Дэймону, а когда Аларик стер брюнетке память о погибшем возлюбленном, то лучшая подруга вновь переключилась на Стэфана, который в свою очередь считал извечное присутствие рядом Кэролайн за влюбленность в него, и от того всячески старался ее избегать. А ей всего-то нужен был хоть кто-то рядом, лишь бы не находиться в опустевшем доме одной... наедине с воспоминаниями и своим удушающим одиночеством. Внешне она оставалась по прежнему доброжелательной, деятельной, приветливой, никому не показывая той горечи, что разъедала серной кислотой ее душу насквозь, но... по ночам она дрожала от рыданий в углу спальни матери, прижимая к груди рабочую форму шерифа, – все, что осталось у нее от самого близкого человека на свете... Промозглыми ночами спасительное волшебство книг прекращало свое действие, и юная вампирша оставалась в пустом затихшем доме совсем одна наедине с собственным горем. Энзо появился в Мистик Фоллс как нельзя вовремя. Вернувшись не пойми откуда, почему-то в первую очередь он начал искать именно вздорную блондиночку. И нашел... за минуту до рассвета. Всю измазанную человеческой кровью на могиле матери... и без защитного кольца. Не хочется вспоминать. Кэролайн гонит от себя прочь темное туманное прошлое. Небесный взор голубых глаз обращает свое пристальное внимание на знакомую картину, – немного потускневшую от налета пыли, но вполне узнаваемую. Летний пруд с кувшинками. Первая работа, которой с ней поделился когда-то на балу гибрид. Если бы не их ссора с брошенным под ноги браслетом, воспоминание вполне даже светлое и приятное. Как же давно это было, словно в прошлой жизни. Столько времени утекло с тех пор... Вековая грусть, словно безжалостная рука убийцы, сжимает собой ранимое женское сердце. Какая ирония... Лучшие друзья, ради которых она всю свою сознательную жизнь шла на жертвы – подло ударили в спину и отвернулись, а извечный враг, действовавший всегда в открытую – неожиданно оказался родственной душой... Как же ей все-таки не хватало этих их извечно остроумных, дружелюбных, интересных бесед, споров, размышлений... Только сейчас Кэролайн вдруг отчетливо для себя осознает, насколько нестерпимо сильно скучала по злейшему врагу, тому – кем ее все эти годы стыдили и попрекали за "лесную прогулку". Насмешка судьбы. Издевка. Юная душа буквально пресыщена болью, которой ее годами напитывали самые родные и близкие люди, что ни разу даже не задумались о том, что когда-нибудь своим потребительством девичья беззаботность и жизнерадостность наконец-то исчерпают себя... – Все-таки охранникам в Лувре просто необходимо добавлять в алкоголь вербену! – тихо усмехается Кэролайн, слегка смущаясь под пронизывающим ее насквозь взглядом. Она прячет свою боль за напускной маской извечной шутливости. Но Никлаус смотрит на нее так словно... обо всем догадывается. Словно… он один понимает ее в целом мире. Не в состоянии вынести на себе мужского тяжелого, пронизывающего насквозь взгляда, Кэролайн опускает глаза в пол. Она машинально касается кончиками пальцев лежащих в творческом беспорядке листов, на которых рванным карандашным наброском в разных ракурсах и позициях, изображены древнегреческие воины с оружием наперевес. – Искусство, бьющее наповал, – усмехается одними уголками губ вампирша. Что угодно, лишь бы не поднимать глаз. Ей становится вдруг нестерпимо страшно посмотреть на своего давнего врага. – Что произошло? – глухо интересуется у нее Никлаус, абсолютно игнорируя все ее комментарии. Вполне заурядный вопрос заданный спокойным тоном. Но отчего-то к горлу моментально подкатывает ком, мешающий произнести вслух хотя бы слово. Буквально кожей девушка ощущает на себе испытывающий взгляд холодных льдисто-синих глаз. Они словно острые льдинки впиваются в самое ее сердце и душу. Стук собственного сердца звучит в такт мелодии. "Вместе быть, Вместе и будем. Вместе быть, Вместе и будем..." Чуть припухшие от нервных покусываний губы Кэролайн слегка приоткрываются, словно девушка желает небрежно усмехнуться и выдать свое привычное в ответ – "Серьезно? У меня все отлично", но отчего-то она продолжает молчать. Солгать не получается. Только не сегодня. Только не ему. Вымученная лживая улыбка вдруг угасает, проявляя миру настоящую, прежнюю Кэролайн. Внутреннее мерцание исчезает. Красивое лицо искажается многовековой, развитой не по годам печалью и... скорбной грустью. Печать жуткой утраты и некого жизненного разочарования, так несвойственные жизнерадостной вампирше прежде, откровенно проявляются не только в ее мимике, но и во всем теле. Никлаус остро ощущает, как внутренне она вся будто съеживается, как безродный бездомный котенок на промозглом ветру зимней морозной ночью. Словно ждет, что он ударит в ответ. Она страшится довериться. Открыться ему... – Я скучала... – мелодичный голос заметно дрожит, но в нем звучит только искренность, только неподдельное простосердечие. Вот и весь ее ответ. Так честно и откровенно просто... Но отчего тогда этот ее ответ буквально вышибает почву из-под ног первородного? От чего загораются внутри ставшими привычными ярость и жестокость? Откуда желание защитить, уберечь, спасти... и уничтожить любого, кто осмелится встать у него на пути? Он так и знал. Знал, что так будет. Воздух буквально разом исчезает из легких. Не стоило оставлять ее тогда в Мистик Фоллс. Видел же, ЗНАЛ как обращаются с НЕЙ "друзья"... Ладони непроизвольно сжимаются в кулаки. Белокурое создание в который раз болезненно прикусывает себя за нижнюю губу, чтобы таким нелепым способом подчинить себе хоть как-то порывавшиеся наружу истинные эмоции. Она стыдится себя настоящей. Пытается лгать ему в лицо, пытается улыбаться, когда злые слезы буквально застывают в ее стекленеющих глазах. Лицемерие? Лживость? Двуличие? Эти слова были применимы к кому угодно, но только не к этой девчонке, которая всегда открыто заявляла миру и всем в нем присутствующим о своих истинных эмоциях и намерениях. Что ОНИ с ней сделали?! – У тебя хорошо получается, – дрожащий тембр нежного женского голоса звучит намеренно бодро. Ей немыслимо тяжело дается подавление и уравновешивание собственных эмоций. Замерев рядом, Никлаус молча ожидает ответа на свой вопрос. – Что произошло? Он не сводит с девушки пронизывающего насквозь, тяжелого, мрачного взгляда. Тишина давит. Душит. Создается впечатление, словно весь кислород, что присутствовал прежде на планете, испарился, и повсюду воцарилась космическая атмосфера. – Я уничтожила тот рисунок. Твой подарок, – зачем-то признается вдруг Кэролайн, не в состоянии оторваться от созерцания застывших с замахнувшимися мечами друг против друга воинов. – Он мне нравился... Но я изрезала его в бумагорезке, – сдавленным голосом поясняет она, но с каждым разом ей все труднее и труднее становится говорить. – Глупо, правда? – сквозь слезы пытается улыбнуться она. – Искусство же бессмертно... Секунда. И Кэролайн спрятана от всего жестокого мира на мужской груди. Она судорожно вдыхает знакомый до боли, ставший таким родным запах тела и... Впервые за долгое время не выдерживая, она искренне горько плачет. Громкие влажные, рваные всхлипы рвут собой на кровавые мелкие части бессмертное сердце первородного. Кэролайн хочет прекратить все это, никто не должен видеть проявления ее слабости, ее поражения, тем более самый опасный на свете манипулятор и убийца... но она не в состоянии контролировать себя, не в состоянии остановиться. Не сегодня. Не сейчас. Ей так плохо. Так одиноко. Так... больно. Невозможно стало больше держать все это в себе. Сильные надежные руки обволакивают своим животным теплом, крепко накрепко стискивая хрупкую вздрагивающую от рыданий фигурку в своих стальных крепких объятиях. Никлаус ничего не говорит. Это не нужно. Жестокое, застывшее беспощадной маской суровое выражение его лица заявляет миру о многом... – Прости, прости, прости... – сквозь влажные всхлипы извиняется за свои слезы девушка. Она судорожно сминает в своих кулачках ткань мужского черного пуловера, что местами насквозь успевает пропитаться солеными потоками боли. Никлаус никак не реагирует. Он продолжает молчать, крепко накрепко прижимая льнущее к нему с таким доверием хрупкое, божественное создание, которое умудрились так быстро сломать за прошедшие годы и подбросили к нему в город как больше ненужную, бесполезную игрушку. Но ничего. Он починит ее и... больше никто и никогда не посмеет играть с тем, что будет принадлежать только ему одному.***
Не требуя никаких объяснений от девушки, не допытываясь причин, что довели его ангела до такого состояния, Никлаус молчаливо укладывает вампиршу на кровать в своей спальне. Молча снимает с Кэролайн обувь. Все его движения отточены и легки, словно он делал это ежедневно, всю свою осмысленную жизнь. Кэролайн полностью опустошена и кажется абсолютно разбитой. Она больше не плачет. Нет сил. Затихла и смотрит словно в пустоту. Эта ее тихая покорность лишь пуще прежнего подпитывает загоравшуюся глубоко внутри черной души ядовитую ярость, бередит, казалось бы, давно зажившие сердечные шрамы. Весь ее былой, притянувший в начале их знакомства, некогда внутренний свет превращен в тусклое, еле заметное, угасающее мерцание. Такая редкость в этом мире... Как можно было погубить такое? Сальваторе, Гилберт, Локвуд... Слепые идиоты, в силу своего малого возраста, не сумевшие распознать уникальности светлой, отзывчивой, потрясающей в своей красоте души, сияние которой некогда было схоже с северным и играло всеми своими радужными оттенками в этой мрачной, серой, жестокой и унылой реальности бытия. Ярость кипит, клокочет, жаждет отмщения и... крови. Почему он не заметил сразу? Ведь видел, как радость блеснула в ее глазах, когда их взгляды пересеклись сегодня в кафе впервые за долгое время. Прежняя Кэролайн умчала бы от него на другой край света быстрее, чем это сделала бы Кэтрин Сучка Пирс! Но эта... сломленная, мало ему знакомая девочка словно увидела в нем, беспощадном убийце, луч надежды... Идиот. Никлаус был зол, и в большей степени на самого себя. Что-то подкосило эту девочку. Она явно прибывала на грани отключения эмоций. Интересно сколько уже времени? Кому как не ему было знать, что это за ад, находиться постоянно в этом мучительном подвешенном состоянии? Лучше уж что-то одно – или бездушная тварь, или смирившаяся сильная личность. Середина же – настоящее чистилище. Энзо вовремя доставил белокурое создание к нему в Орлеан. Его человек, приставленный присматривать за Кэролайн в его отсутствие, оказался прав... Ей стало опасно находиться в Мистик Фоллс, – городке который медленно, но верно убивал, коверкал и истязал светлую душу. Все это время, Никлаус предпочитал не находиться в курсе того, как протекает жизнь юной единовременной любовницы, он полностью погряз в своих собственных проблемах с ведьмами, войной за власть и установлении своих собственных деспотичных порядков в своем государстве. Подготовка абсолютной безопасности к моменту возвращения домой маленькой принцессы Хоуп, занимала все свободное время отца. От Энзо же требовалось лишь защищать малышку Форбс от любой опасности, даже ценой собственной жизни. Никаких отчетов. Никакой информации первородный знать о ней не желал. Он впервые честно держал свое слово, и нарушать данное в лесу обещание различными хитростями и уловками гибрид не имел ни малейшего желания. К тому же город был крайне опасен в сражениях то с ведьмами, то с оборотнями. Прознай враг о любой слабости гибрида, и считай, была бы проиграна целая война. Действовать стоило крайне осторожно. Будь на то его воля, гибрид бы никогда не позволил девчонке появится в этом городе, как того он наивно желал пару лет назад, еще до того как узнал о беременности Хейли. Тогда ему казалось, что внушения Энзо будет достаточно. Всего-то три правила – защищать девчонку, не распускать руки и беспрекословно подчиняться своему хозяину. Кто мог знать, что итальянец умудрится отправиться на тот свет, а потом совершит невозможное и вернется! Притом внушение потеряет свою силу из-за обращенности вампира обратно в человека. Пришлось искать новые рычаги давления на этого смазливого, так бесившего своим итальянским происхождением бывшего вампира, который последние полгода с удовольствием принимал вербену и ни в какую больше не желал поддаваться ничьему внушению. Существовал, конечно, вариант – убить паренька, но к прискорбному сожалению, смазливый брюнет был необходим гибриду в роли няньки для блондинки. Пообещав Энзо, что он лично обратит его, притом не просто в вампира, – а гибрида, Никлаус получил право требовать редкие отчеты от своего ненадежного протеже. Клаус являлся ярым противником любых подробностей. Ему казалось достаточным знать лишь то, что с вампиршей все в порядке, и на этом – принятие отчетности обрывалось, длясь не больше пары секунд в месяц. Утренняя встреча в кафе поставила весь привычный уклад размеренной жизни древнего вверх тормашками! Чертов итальяшка еще поплатится за свои необдуманные действия! Приволок девчонку в самый эпицентр города, насквозь кишащий завистливыми врагами и убийцами! Малышка Хоуп находилась под абсолютнейшей защитой ковена ведьм, и была неприкосновенна, но Кэролайн... Коварные недруги могли неверно истолковать значимость девчонки для первородного, ошибочно решив, что она может являться слабостью для него, для безжалостного жестокого чудовища. К такому повороту событий древний был совершенно не подготовлен. Кэролайн всего-навсего мимолетное увлечение в его бесконечной бессмертной жизни, едва достигшая совершеннолетия девчонка, которую королю Орлеана пришлось завоевывать около двух лет... Да уж... Надо признать, все-таки она была не совсем обычной... но уж точно она не могла являться его слабостью! Просто Никлаус не желал, чтобы к такому абсурдному умозаключению мог придти кто-либо! Все свои годы правления в городе он не давал никому ни единого повода даже помылить о том, что у короля могут присутствовать слабости, и рушить свою безупречную репутацию он не был намерен и по сей день! Как истинный эстет и ценитель всего прекрасного он желал сохранить это златовласое великолепие природы в полной сохранности и нетронутости. Незачем было такой красоте пропадать даром из-за взыгравшей фантазии наивных глупцов! Острый ум тысячелетнего гибрида уже вырабатывал хитроумную стратегию защиты, афер и интриг, что выплетали весьма затейливый узор создания безопасности для своей милой гостьи. Как бы он не старался скрыть ее присутствие в городе, Марко уже видел ее. Теперь не существовало более безопасного места для белокурой девушки, как Новый Орлеан... Пока Кэролайн находилась под покровительством самого короля, она могла спокойно дышать, но стоит ей только покинуть черту города... за ней непременно начнется охота, самая настоящая гонка... – Я делала жуткие вещи... – сдавленным голосом, словно на исповеди перед священником, подает признаки жизни Кэролайн. Она смотрит влажным, полным сожалений взглядом на замершего подле нее гибрида. В ее глазах застывает ставший привычным страх... Страх осуждения... – Сладких снов, my love... – тихо произносит во мраке ночи Никлаус и нежно касается губами белоснежного лба девушки, что ждет от него порицания. Она помнит, как он ярко отреагировал на двенадцать ведьм, которых она неумышленно убила однажды. И сейчас ожидает от него того же. Глупая. Тогда он вспылил, потому что знал, на какие душевные терзания она самолично себя подписала, знал, как тяжело невинная до того душа станет переживать все это и... убить тех ведьм, тот грех массового убийства должен был взять на себя он сам. Ему невыносима была сама мысль о том, что его непорочный ангел может хоть как-то очернить свою душу и замарать кровью руки. Все ведь начинается с мелочей. Так было и с ним когда-то... Малость за малостью, и вот он стал тем кто есть. Проклинаемый всеми социопат с психическими отклонениями на стадии развитой шизофрении. Беспощадный, не знающий прощения и жалости, жесточайший убийца на планете. Чтобы такого ужасного она не натворила теперь, он никогда не посмеет укорить ее в этом. В отличие от прошлого раза, ее к этому подтолкнули. И отвечать за это будут те, кто это сделал, кто не остановил девочку вовремя, кто не поддержал ее светлую сторону, кто поспособствовал окутыванию тьмой ее доброго сердца. – У меня мама умерла... – шепотом, словно по секрету, с благоговейным ужасом делится шокирующей новостью Кэролайн. Она впервые произносит это вслух. Впервые делится этим с кем-то. В темных глазах мужчины проскакивает беспокойство и... нечто похожее на сопереживание. Кэролайн с трудом удается выдержать этот его взгляд. Она, не мигая, смотрит прямо в глубину темных глаз, чувствуя, как эта бездонная синева медленно, но верно увлекает ее за собой и нежно топит. – Я плохо себя вела... – загробным шепотом выдает признание блондинка. И эта ее фраза звучит поистине жутко. Чистый невинный взор полон раскаяния, ноздри аккуратненького точеного носика слегка раздуваются, не справляясь с потоком воздуха, которого ей так критично не хватает в легких. Убей он ее сейчас, она бы даже не шелохнулась. Приняла бы как заслуженное. Нет сил смотреть на все это. Вот бы Ребекке привить хоть каплю того же раскаяния... – Мне все равно. Спи. Это все, что он может ей ответить. И это истинная правда. Ему все равно. Она сожалеет о произошедшем, и этого довольно для него. Достаточно знать, что прежний свет, так привлекший его когда-то, до сих пор все еще продолжает тлеть внутри девичьей души. Мерцающий огонек, пускай и слабо, но наперекор всему продолжает гореть там. Он видит его. Чувствует. Это божественное свечение лишь забилось на более глубокие слои, не рискуя пока что проявиться обратно в мир во всем своем великолепии. Но все это лишь вопрос времени, которого у бессмертных к великой радости в избытке. Никлаус не умеет утешать. Жестокому чудовищу неведомы слова, что могут помочь обливающемуся кровью сердцу. Но он умеет действовать и мстить. Кажется, вампиршу это его напускное равнодушие и уверенность умиротворяют. Веки девушки постепенно смыкаются. Густые длинные ресницы трепетно вздрагивают, на них застывают бисеринки хрустальных слез. Первородный внимательно пересчитывает каждую слезинку, отчетливо, до скрупулезности точно запоминает влажную от недавних соленых потоков нежную кожу лица, он буквально впитывает в себя заплаканный образ некогда жизнерадостной задорной лучезарной девушки, светом которой питался абсолютно каждый, кто хоть раз имел с ней дело. Абсолютно каждый летел на этот ее так манящий к себе свет. Даже он сам. Но в отличие от остальных, Никлаус останется с ней вопреки всему, даже когда казалось это создание исчерпало все свои ресурсы. И когда он восстановит ее, то доступ к ее заново возродившейся жизнерадостности будет строго им ограничен, а любой, кто посягнет на собственность Никлауса Майклсона без разрешения... Что ж... Царство ему небесное. С глубокой покровительственной печалью во взгляде гибрид любуется подрезанными крыльями своего ангела. Он знает, что та боль, через которую она прошла, сделает ее лишь сильнее. Знает, что так задумано самой природой. Знает, что это неизбежно, и знает, что со временем все не пройдет, но станет терпимее... Но от этого знания почему-то ему не легче. Он изучает покоящуюся на его постели особу так, словно видит впервые. И дает себе клятвенное обещание. Больше никто и никогда не посмеет обидеть эту девушку... кроме него самого. Никлаус еле заметно вздрагивает, когда ощущает слабое прикосновение к собственной руке. Он переводит внимательный, полный беспокойства взгляд на вампиршу. – Спасибо, – слабо шепчет в признательности ему она и в благодарность чуть крепче сжимает его ладонь своими тонкими прохладными пальчиками. Первородный не без тревоги смотрит на нее и еле заметно утвердительно кивает в ответ, отводя в сторону странно подернувшийся сопереживанием взгляд. Он всегда надеялся на то, что из них двоих будет страдать он один. Но суровая жизнь распорядилась иначе, воздав сполна им обоим. Укутывая девушку одеялом поверх одежды, Никлаус еще долго сидит рядом подле нее, оберегая беспокойный сон. Он не смеет проникнуть в ее воспоминания. Несомненно, так было бы проще... воспользоваться ее слабостью, беззащитностью, но... с ней он такой подлости себе не позволит. Если она захочет, то сама обо всем ему расскажет. Дыхание блондинки постепенно выравнивается, во сне она переворачивается на бок, по-детски сворачиваясь калачиком, и иногда погрызывает ноготь на большом пальце. Милая вредная привычка. Но вместо улыбки у Никлауса это вызывает тяжелый глубокий вздох, полный застоявшейся где-то глубоко-глубоко внутри него потаенной боли. Боли и беспокойства за нее. Ссутулившись над девушкой, он устало прячет лицо в ладонях. После, сцепив перед собой пальцы рук, Никлаус бесконечно долго смотрит и смотрит на спящую красавицу. В тишине комнаты, впервые за долгое время он может позволить себе проявить свою слабость. Другой жизни он хотел для этого златовласого ангела.***
– Почему ты не сказал, что Кэролайн в городе? – убийственным тоном, без какого-либо приветствия, интересуется по телефону Никлаус у своего двойного агента. – Мне показалось, что будет забавнее, если ты сам от нее это узнаешь! Излишне подозрительное сокрытие информации несколько раздражало того, кто привык все и абсолютно всех в своей жизни контролировать. Например, о присутствии блондинки в городе гибрид почему-то узнал непосредственно на месте, когда смазливый итальяшка удосужился сообщить ему об этом по телефону, посоветовав обернуться в баре. Что за игру затеял недоумок?! Неужели отвлекал только ради того, чтобы умыкнуть кровь, что могла вернуть Дэймона с того света?.. Глупо. Кровь была ложной. Первородный не настолько глуп, чтобы держать на виду в подвале средство исцеления от своих смертельных укусов. – О чем я еще должен знать?! – даже не стараясь скрыть недовольство своим подчиненным, раздраженно интересуется Никлаус. – Ааа, грязные подробности. Теперь тебе стало интересно?! – саркастически-надменно вопросом на вопрос отвечает Энзо. Но зловеще-выжидающее молчание на другом конце сотового заставляет его подчиниться. – За прошедшие два года малышка Форбс стала безумнее тебя! Секундное переваривание абсурднейшей информации. – Подробнее. Мужские точеные скулы, покрытые жесткой светлой щетиной, напряжены. Проявившиеся желваки зло перекатываются под плотной мужской кожей по-звериному заострившегося лица. – Она опасна, – после небольшой паузы находит точное определение состоянию девушки Энзо. – Как для окружающих, так и для самой себя. – Конкретнее, или мне клещами из тебя тащить информацию, друг мой Энзо?! Поверь, я с превеликой охотой обращусь к столь негуманному методу! – Кэр... Она другая, Клаус, – впервые не пререкаясь с гибридом, послушно отвечает на поставленный вопрос парень. – Ведет себя как обычно, даже хуже... Слишком добрая! С перебором! Но в любой момент может выдать Хиросиму и Нагасаки! Она непредсказуема. Никлаус отключает связь. Услышанной информации ему достаточно, чтобы сделать необходимые выводы. Ноги девчонки больше не будет в Мистик Фоллс.***
– Старая подруга – это... – намеренно растягивает слова Марсель, бросая лукавый взгляд на своего создателя. – Не новая, – не ведется на разводку Клаус и прибавляет ускорение на трассе. Как никогда прежде он торопится вернуться домой. Новое, прежде неведомое ему чувство разливается приятным теплом в самой потаенной глубине первородного сердца. Но лучшего друга не проведешь. Как бы гибрид весь день не твердил настырному парню о том, что к нему приехала погостить просто знакомая девчонка, темнокожий вампир лишь саркастически скалился в ответ, всем своим видом заявляя – "Ну, ну. Рассказывай сказочки..." Никлаус Майклсон откровенно нервничал, заказывая у продавцов лично только все самое лучшее из предложенных товаров, несколько раз отменял заказы, и тогда им приходилось вновь возвращаться на прежнее место лишь для того, чтобы неадекватный король Орлеана убедился в безупречности своего первоначального выбора. Выглядело это все крайне уморительно и забавно. Но никаких иллюзий Марсель не питал. Зная создателя, он на сто процентов был уверен – если Никлаус впервые так суетится, то это не спроста, значит ему определенно позарез что-то нужно от девчонки. Вопрос состоял в другом. Что именно? И кем являлась нежданная незнакомка? Ведьмой, могущественнее Давины? Вряд ли... Волчицей из рода полумесяца? Неужели извечный развратник вновь решился предпринять попытку расплодиться? Это как-то больше смахивало на правду, если бы только гибрид, всю жизнь не преминувший похвастать очередной победой на любовном фронте, так упорно теперь не отмалчивался... Загадочная девушка становилась все интереснее и таинственней. Не терпелось познакомиться с укрываемой ото всех Майклсоном девчонкой. – Ты не говорил о ней, – не отступается от своего Марселус, любой ценой намериваясь выудить из гибрида хоть что-то. Вампир впервые за проведенные с этим психопатом столетия, видит его таким... взбудораженным... и даже взволнованным. Это не может не удивлять. – Мы встречались... – не без гордости решается вдруг сделать короткое признание Никлаус, немного преувеличив правду. Извечный вид показушного самодовольства теряется в непривычной теплоте синих глаз. – Букеты, конфеты дарил? А по праздникам так даже голову наверно не отрывал своей девушке? – коротко смеется Марсель, решив, что это новая остроумная шутка. У психованного садиста-убийцы были отношения с кем-то?! Он никогда не поверит в бредовость сказанного! Теперь он был уверен – Никлаус наверняка что-то скрывал, этот хитрец никогда не выбрасывал свои козыри на стол. Не в его правилах. Девчонка, скорее всего, являлась новым видом оружия за власть в случае падения империи. – Женевьева выходит тоже была твоей подружкой?! – не унимается Марсель, подначивая зло вцепившегося в руль первородного.– А те близняшки, что искали трусики у тебя в спальне на прошлой неделе?! Хотя подожди... Это было на позапрошлой. А тогда я натолкнулся на обычных сестренок... – Эти шлюхи лишь мимолетное увлечение, – не отрывая взгляда от дороги, хищно усмехается Никлаус не в состоянии отказать себе в том, чтобы не блеснуть перед товарищем своими многочисленными постельными победами. – Тебе ли не знать, друг мой, как некоторые девушки умеют вести себя провокационно?! Это как фаст фуд перед изголодавшимся человеком... Марсель откровенно смеется в голос от услышанного заявления, насквозь пропитанного безнравственным цинизмом. – А твоя таинственная гостья тогда... как четвертая отрицательная для вампира?! – Она... особенная, – после секундного молчания абсолютно серьезно и с крайним уважением к той, о ком они говорят, заявляет Никлаус. И слышит в ответ лишь презрительное фырканье с соседнего сидения. Древний резко тормозит перед парадным крыльцом дома, от чего не пристегнутый все это время Марсель чуть было не расшибает себе голову о лобовое стекло автомобиля, и если бы не выставленные им вперед руки – наверняка бы истекал сейчас кровью. – Я что, говорю на китайском?! Почему это тебя так забавляет?! – резко покидая салон машины, Никлаус уверенным шагом направляется к багажнику, чтобы выгрузить многочисленные покупки. Продолжая саркастически усмехаться, Марсель послушно следует за хозяином дома, всем своим видом показывая, что не поверил ни в единое сказанное другом слово. – Я жил в Мистик Фоллс, она поступала в колледж, и как-то все закрутилось... – вынужден пояснить Никлаус, и его тон звучит так, словно бы эта его "откровенная история любви" способна доказать всем и каждому правдивость сказанных слов. Отчего-то несерьезность друга оскорбляет его. – Мне, конечно, жаль несчастную девушку, но ты случайно не путаешь развлечение на одну ночь и Отношения?! – подхватывает пару коробок с коллекционным шампанским Марсель. – Еще слово и я вырву твой язык! Острый словно сотни игл взгляд заявляет о том, что с шутками и подколами пора заканчивать. Безопаснее будет для здоровья. – Клаус! – оборачивается к первородному темнокожий вампир, вид которого до предельного становится вдруг основательным и серьезным. – Как только в городе объявилась эта молоденькая вампирша из богом забытого захолустья, ты поставил на уши весь квартал в организации мощнейшей безопасности! Никлаус выглядит до нелепого растерянным и напряженным. – Это не просто какая-то девчонка, – делает короткий вывод Марсель. Он открыто бросает вызов, требуя объяснений. Никлаус сурово взирает на проницательного товарища, не собираясь больше обсуждать с ним свою личную жизнь. – Неси ящики в подвал. Этот на кухню. И... Чрезмерное любопытство грозит утратой рая, – сухо цитирует одного писателя первородный, и, подхватывая массу всевозможных пакетов, ретивым шагом направляется к дому. Все. Разговор окончен. Никому. Никогда. Никлаус не позволит насмехаться над тем удивительно прекрасным, что произошло пару лет назад между ним и Кэролайн. Это дело лишь их двоих. Никого больше. И он приложит все усилия, чтобы Кэролайн никогда не познала горечи из-за своей мимолетной связи с ним.***
Кристальный воздух, всегда придававший архитектуре домов, фасадов волшебную четкость, заструился и заколыхался, будто набросил на Орлеан покрывало неверной и зыбкой изменчивости, обмана и искажения, столь характерных для этого удивительного города. Марсель с Джошем откровенно отлынивали от работы и бездельничали, с превеликой охотой беседуя с премилой забавной студенточкой-вампиршей на самые различные темы. Она спустилась к ним около часа назад, по-видимому, проигнорировав просьбу Никлауса, – не показываться никому на глаза. Что-то авторитет гибрида с космической скоростью летел вниз с горы в гигантскую пропасть. И на удивление сей факт казалось нисколько не волновал первородного. Даже сам Король, вальяжно развалившись на резном белом стуле, с довольной полуденной улыбкой внимательно вслушивался в рассказ Марселя об их общем прошлом, нисколько не порываясь заняться запланированными на день делами. Большинство соратников еще вчера были отосланы своим предводителем на болота, портить настроение Хейли с Элайджей. И дом, без извечного гомона мужских вампирских глоток, казался теперь на удивление тихим, уютным и... домашним. – Когда мы приплыли сюда, Новый Орлеан было сложно назвать городом, – окунается в воспоминания Марсель, искренне очарованный острым умом и воспитанностью в меру скромной очаровательной блондинки. – Здесь повсюду было полным-полно крыс... Оборотни, что посягнули на верность Клаусу, помогли возвести цивилизацию в том аду, что здесь царил когда-то, они перебили всех крыс... – ...И стало полным-полно оборотней, – присоединяется к рассказу друга Клаус, не желая оставаться в стороне. Отчего-то ему неприятно наблюдать за тем, с каким живым интересом смотрит на его "сына" внимательная благодарная слушательница. – Иногда я скучал по крысам... Кэролайн вежливо улыбается, и ее заинтересованность вновь обращается к Марселю, искренне польщенному таким повышенным вниманием к собственной персоне. Любопытству девчонки нет предела. Она искренне поражена наличием глубоких взаимоотношений между двумя мужчинами, она радуется словно дитя, узнав историю о том, как несколько столетий назад Клаус встал на защиту мальчика-раба. В ее голубых глазах вспыхивает нечто похожее на гордость за проявленный когда-то гибридом благородный поступок. Наивное дитя. Услышала одну из редких хороших историй о Майклсоне, и тут же напрочь забывает о всем том ужасном, что он совершил когда-то прежде и будет еще совершать. Эта непорочная чистота и светлость доброго сердца не могут собой не очаровывать. Марсель не в состоянии налюбоваться на эту удивительную в своей простодушности светлую особу, так отличимую от всего населения большого города. Эта девушка становится с каждой минутой ему все интереснее, ближе к сердцу. Она явно не так проста, как кажется на первый взгляд. Гибрид был прав, говоря о том, что эта юная гостья – нечто особенное. Не такая как большинство. За блестящим остроумием скрывается тонкий ум и женская мудрость, за улыбкой и смехом притаились ранимость и потаенные страхи, за плавными движениями скрывается внутренняя сила и благородная грация. Кто же она? Загадка. Тайна, покрытая мраком. Никлаус не отходит от девушки ни на шаг, не рискуя даже на мгновение оставлять ее наедине с Марселем и Джошем, что с таким восхищением любуются новенькой. – Ты же из Мистик Фоллс? – как бы невзначай переводит тему разговора на саму девушку, Марсель. И тут же про себя отмечает, как максимально предельно насторожился первородный гибрид, готовый в любой момент открутить своему названному "сыну" голову! – Клаус рассказывал, что вы с ним познакомились в городке, откуда он родом... Отпивая вкуснейшее вино, которое она пробовала впервые в своей жизни, блондинка робко улыбается, и так и замирает с бокалом в руке, оборачиваясь в сторону гибрида. Ее взгляд полон вопросов и обеспокоенности. – Познакомились? – на всякий случай уточняет она. Стыд душной волной начинает захлестывать юное сердце при одной только мысли о том, что гибрид мог обсуждать их последнюю встречу в лесу с кем бы то ни было. Обсудив со слугой находящейся под внушением, что вынести в качестве закуски к вину, Никлаус изображает безобидное выражение лица в ответ и возвращается к компании. Марсель с милым Джошем замерли в любопытствующем ожидании. Они явно не в курсе и не собираются насмехаться над ней. Пора гнать долой эту ее укоренившуюся паранойю о том, что все будто только и мечтают, что осудить ее. Белокурая вампирша состраивает на премилом личике крайне строгое выражение. – Он пытался убить моих лучших друзей... И принести меня в жертву на одном ритуале! – поясняет для всех присутствующих Кэролайн историю своего знакомства с Никлаусом Майклсоном, и сглатывает слюну, когда прислуга выносит к ним на стол всевозможные сыры, фрукты и шоколад. – Еще он манипулировал, обманывал, угрожал, плел интриги, убивал... Когда она тянет руку к клубнике, ее останавливает предупреждающий взгляд синих глаз напротив. И девушка сразу понимает, что все-таки неприлично так плохо отзываться о том, кто с таким радушием принимает ее у себя в гостях. – Но впрочем, Клаус прав, – тут же исправляется она, нацепляя на себя ослепительную улыбку,– так мы с ним и познакомились! Джош понятливо поджимает губы, утвердительно кивая головой. Что уж тут скрывать... Всем итак не понаслышке известно о том, Как Именно знакомился с людьми первородный гибрид. – И как долго вы провстречались? Кэролайн поперхнулась вином, не успев полноценно насладиться ярким вкусом так привлекшей ее внимание ягодки. Марсель бросает смешливый взгляд в сторону Никлауса, напустившего на себя вид полнейшего равнодушия. – Я имел в виду, как долго вы с ним знакомы? – вежливо перефразировал свой вопрос темнокожий интриган. – Четыре года, – делая глоток обжигающего бурбона, отвечает за сконфузившуюся вампиршу гибрид. – Еще вопросы? Становится сразу как-то неуютно и не так радужно, как это было всего каких-то пару минут назад. – Эээ, показать тебе заброшенную часть дома?! – подскакивает с места Джош, на дух не переносящий любого проявления напряженности атмосферы в воздухе. Вопросительно глянув в сторону хозяина дома и не заметив с его стороны никакого предостережения, девушка утвердительно согласно кивает и ретиво удаляется с геем-вампиром, который начинает нараспев вещать ей о глубокой и древней истории родового поместья. Оба исчезают из поля видимости. – Чего ты добиваешься? – сухо интересуется Никлаус, поднимая тяжелый взгляд исподлобья на любознательного протеже. Синева глаз заметно темнеет. – Хочу узнать, чего ты добиваешься от девочки, – от прежней смешливости Марселя не остается и следа. Он сурово настроен выяснить истину. – Переспать с ней, – произносит гибрид, не моргнув и глазом. Выражение его лица нисколько не дрогнуло и не изменилось, только взгляд стал более жестоким, циничным. – Чушь! – брезгливо парирует Марсель, ни на секунду не отводя от опасного друга осуждающего взгляда, полного пренебрежения к сказанному. Вампир резко поднимается из-за стола, не в состоянии терпеть всей этой грязи и мерзости. Но уходя, он оборачивается в пол-оборота, бросая на прощание фразу. – С этой девушкой... секса тебе всегда будет мало. – Позволь решать это мне, – цедит полным желчи и презрения голосом Никлаус. – Твой беспощадный мир поглотит ее! – абсолютно спокойно заявляет вдруг Марсель, возвращаясь обратно к столу. – Лучшее, что ты можешь сделать для нее – отправить обратно домой. Злобная усмешка окрашивает ярко-алые губы мужчины. – У малышки больше нет дома. Трагично сгорел этой ночью вместе с остальными участками... – Ты чертов псих! – взрывается Марсель, ударяя обеими руками по столу. Тарелки и бокалы звонко дрожат, но удерживаются на месте. – Нашел себе новую игрушку и... – Напротив, Марселус! – резко вскакивает с места первородный, насквозь просверливая яростным взглядом своего вспыльчивого приспешника. – Я отобрал игрушку у детишек, что плохо с ней обращались! Впредь им это станет уроком! Я же говорил, Кэролайн – особенная. И она Моя... гостья! Бесполезно спорить. Этот ненормальный повышенный интерес гибрида к девчонке станет для нее лишь погибелью. Разочарованно качая из стороны в сторону головой, Марсель зло покидает пустынный двор, не намериваясь принимать участия в лицезрении очередной трагедии. Кому как не ему знать о том, чем все это в итоге закончится? Резкое вжатие педали газа в пол, и порш срывается с места, оставляя после себя клубы уличной пыли. Находившиеся все это время за углом только что вернувшиеся с болот Элайджа с Ребеккой обмениваются между собой недоуменными взглядами.***
– У нас гости Никлаус?.. – интересуется Элайджа, с неподдельным интересом изучая утонченно-романтично накрытый стол с недопитыми фужерами. Вид явно растерявшегося на мгновение родственника заставляет любопытство старшего первородного разгореться в разы. Никлаус выглядит словно старшеклассник, что привел к себе домой свою первую девочку, но неожиданно нагрянувшие домой родители несколько подыспортили задуманный им коварный план и остудили пыл. Он явно разочарован приездом родни. – В некотором роде, – британский акцент насыщен неподдельным разочарованием. – Жасмин, пряность кедра и ванили... – принюхиваясь к витающему в воздухе, едва уловимому аромату, заявляет Ребекка, вальяжно плюхаясь на свободное место за столиком. Выбор красавицы-стервы останавливается на шоколаде. – Твоя новая шлюха обладает хорошим вкусом... Звон битого стекла, грохот перевернутой мебели звучит оглушающе громоподобно в некогда умиротворенной атмосфере. – Никлаус...?! Элайджа ошарашен поведением непредсказуемого брата не меньше Ребекки. Гибрид испаряется в неизвестном направлении, более не желая находиться с родственниками в одном помещении ни секундой больше. Все, что касалось Кэролайн, делало его всегда излишне чувствительным и импульсивным в своих поступках.***
– Нравится? Никлаус затаил дыхание, с искренним любопытством наблюдая за девушкой, реакция которой ему пока не совсем понятна. Он следует за ней в полном молчании, любуясь ее походкой – прямой, со свободно развернутыми плечами, придававшей величавость небольшой изящной фигурке. Длинные роскошные волосы цвета плавленого золота, что скрывают собой целиком и полностью девичью спину, так и влекут к себе, чтобы прикоснуться. Но гибрид не поддается приманке, он продолжает впитывать грациозное изящество со стороны. Не в состоянии налюбоваться роскошью потрясающих апартаментов, Кэролайн не сразу находится что ответить. – Да, – едва слышно выдыхает она. – Да? – подходит к ней сзади чуть ближе, чем это стоило бы делать Никлаус. – Ты видела двухкамерный холодильник?! – делает он попытку воспользоваться женской слабостью, и видит, как девушка начинает расплываться в широкой, чуть ли не до ушей улыбке. Когда-то в довесок к свободе Тайлера Локвуда гибрид так же решил добавить и девичью мечту в виде мини-холодильника для хранения крови в общежитии! Это было их маленькой тайной, их крошечным забавным секретом на двоих. Зарождавшаяся тогда между ними дружба наверняка была осуждаема со стороны двуличных Сальваторе и Гилбертов. Но она имела место быть наперекор всему, и осознание этого впервые за много лет грело первородному душу. Из груди Кэролайн вырывается немного истерический, но полный восторженности короткий взвизг! Не удержавшись, она даже слегка подпрыгивает на месте, не зная как справиться с переполнявшими ее эмоциями! – Да, да, да!!! – восторженно смеется она и замечает, как глядя на нее, Никлаус и сам расплывается в смешливой, самодовольной улыбке. – Если холодильники приводят тебя в такой трепет, я могу заказать тебе целый магазин, – поддевает гибрид, за что получает шутливый удар ладонью в плечо. – Спасибо, – голубой взор буквально источает собой благодарность, что теплым невесомым маревом окутывает черствое жестокое сердце. Если еще немного Кэролайн будет продолжать ТАК смотреть на него, то это самое холодное сердце начнет постепенно оттаивать от вечной мерзлоты, капая алой кровью им обоим под ноги. Непривычно видеть этот ее ясный, наполненный счастьем и благодарностью взгляд. Отчего-то смутившись, словно какой-то мальчик, Никлаус по-хозяйски проходит вглубь помещения, осматривая все углы и комнаты. Кэролайн послушно семенит за ним, словно комнатная домашняя собачка. Давно она не ощущала такой безумной радости. И дело вовсе не в наличии нового шикарного жилья, а скорее в... той колоссальной заботе о ней, опеке, чего так сильно не хватало ей в последние месяцы, да и что там таить, даже годы. Ей словно воздух необходимо было отвлечься от Мистик Фоллса, от проблем с ним связанными, от его обитателей, от той удушающей атмосферы извечного горя, что там окутывали ее сплошной пеленой. И Клаус предлагал ей временное спасение, ничего не требуя при этом взамен. – Я покупаю эту квартиру, – обращается Никлаус к молча стоявшему в стороне риелтору, который именно по просьбе, не по внушению, заткнулся и не мешал посетителям осматриваться. – Поздравляю с удачным приобретением, сэр! – расцветает в довольной жеманной улыбке мужчина, мысленно потирая руки от неожиданно-удачно провернутой сделки. Никак не отреагировав на вежливость, Клаус наспех подписывает бумаги, отдавая распоряжения насчет того, чтобы к вечеру квартира была предоставлена в его распоряжение. – Кэролайн... Нужна твоя подпись, – окликает девушку он. Та недоуменно оборачивается. Протянутая по направлению к ней ручка наводит о некоторой догадке насчет здесь происходящего. – Клаус, я не могу принять... – идет на отступной она, но ее останавливают одним лишь взглядом полным предостережения. Все равно будет как хочет того он. Спорить бессмысленно. Пустая трата времени. Но квартира – слишком дорогой подарок. Как-то все не правильно. – Это бизнес, милая, – комментирует Никлаус. – В основном в этом веке я зарабатываю на недвижимости. Поверь, мне необходимо твое непосредственное участие в этом деле... чтобы уклониться от пристального внимания налоговой... Ах, вот оно в чем дело!!! Вынуждает ее стать соучастницей в мошенничестве! Небесный взгляд полон деланной укоризны. – Ты знаешь, что Аль Капоне посадили именно за уклонение от налогов? – послушно касается документов девушка, все еще продолжая чувствовать себя несколько неловко. – Моя заслуга, – внимательнейшим образом следит за ее действиями Никлаус, с затаенным, казалось бы, дыханием наблюдая за тем, как она послушно ставит под договором свою аккуратную витиеватую подпись. – Капоне слишком много о себе тогда возомнил, но парнем был хорошим... Жадность его погубила. Спохватившись, Кэролайн спешит прикрыть рот. Взгляд Клауса слишком откровенно замер в области ее влажных, немного полных, чуть приоткрытых в изумлении от услышанного губ. Надо будет поподробнее порасспрашивать о знакомых гибрида из его прошлого. Как он мог молчать о таком?! Он был знаком с самим Аль Капоне! Подумать только! Уму непостижимо! – Удивлена? – усмехается Никлаус, искоса наблюдая за реакцией девушки, которая тут же напускает на себя безразличный ко всему вид. – Зато у меня автограф Ричарда Мелвилла Холла! – складывая руки на груди, гордо вздергивает подбородок блондинка. Но застывшее на лице древнего секундное недоумение заставляет ее вынужденно пояснить: – Это солист группы "MOBY"!!! В ответ та же реакция, плюс наигранное сочувствие в ее сторону. – Серьезно?!!! – всплескивает руками вампирша. – Ты живешь в двадцать первом веке, пора бы уже знать звезд мирового масштаба! Заканчивая заполнять документы, Никлаус оборачивается к ничего не понимающему риелтору, кратко интересуясь у пожилого мужчины – знает ли он Ричарда Мелвилла Холла. Когда тот отрицательно мотает в ответ головой, гибрид обменивается с работником крепким мужским рукопожатием и, оборачиваясь к сердитой блондинке, расплывается в крайне довольной собой улыбке. – Этому риелтору лет сто! – вспыхивает Кэролайн, не желая сдаваться. – А Моби молодежный исполнитель! Клаус смотрит на нее поверх своего роста так, как смотрит родитель на свое несмышленое чадо. Унизительно. Полное фиаско! Провал! Похвасталась называется! Прекрасно все слышав, работник явно обижается на девушку платежеспособного клиента, но вида не подает, лишь сухо предлагает проехаться в офис для закрепления сделки. Порывистость вампирши никогда не являлась положительной чертой ее крайне эмоционального характера. В машине она сидела тише воды, ниже травы, в который раз уговаривая себя прежде думать, чем сразу говорить. Когда все дела с документами улажены, Никлаус предлагает девушке пообедать и заодно отметить удачное приобретение. При упоминании о "еде" вампирша заметно оживляется, и с радостью принимает приглашение. – Вторая отрицательная, пожалуйста, – вежливо просит официантку Кэролайн. Но наблюдая за тем, как удивленно расширяются глаза работницы, а смех первородного негодяя становится все громогласнее и веселее, она, наконец-то, догадывается, где они находятся. В самом обычном ресторане для людей. – Салат и кофе, – Кэролайн кажется, что от стыда у нее пылают даже кончики ушей. – Глупости! – небрежно отмахивается Никлаус. Приступ веселья взят им полностью под контроль. Не удосужившись даже заглянуть в меню, постоянный клиент начинает перечислять работнице элитного заведения заказ на двоих: – Бутылку вина Doix Costers de Vinyes Velles, а лучше сразу две, филе миньон по-неаполитански, карбонара, боккончини и на десерт... Из груди Кэролайн непроизвольно вырывается короткий смешок. Прекращая записывать заказ, официантка бросает на блондинку еле заметный, надменный взгляд. – Бо ккончини?! – особенно выделяя последнюю часть названия, уточняет девчонка, слегка краснея. – Серьезно?! Ешь это сам! – Ты что-то имеешь против телятины, my sweertheart? – с абсолютно серьезным видом интересуется у нее гибрид. Его вид явно выражает собой некоторое недопонимание причины столь разнузданного веселья. – Нет... Мне нравится мясо, – смолкает Кэролайн, внутренне распиная себя за то, что как последняя малолетняя идиотка придралась к забавному пошлому слову. – Сабайон и панна котта, – завершает свой выбор меню истинный ценитель всего самого лучшего и прекрасного. Кокетливо улыбнувшись клиенту и немного с брезгливым осуждением взглянув на блондинку, явно несоответствующую высокому уровню мужчины, официантка, вертляя задом, удаляется с заказом на кухню. Кэролайн нервно прикусывает себя за губу, только теперь почувствовав себя в большом городе деревенской провинциалкой. А ведь в Мистик Фоллс она когда-то считалась одной из самых изысканных леди. Неприятно осознавать себя непросвещенным ничтожеством. – Неужели ты никогда не пробовала боккончини? Отвлекаясь от грустных мыслей и разглядывания картинок в итальянском меню, Кэролайн рефлекторно поднимает вопрошающий взгляд на коварно смотрящего на нее прямо в упор собеседника. И краска стыда еще больше заливает утонченное белоснежное личико. Так бы и стерла наждачкой эту его коварную пошлую ухмылочку с наглющей физиономии! – Нет, не доводилось! – как ни в чем не бывало, поддерживает "светскую" беседу Кэролайн, глядя на нахала с неким задорным вызовом. – А ты пробовал драченые оладьи? Вот она, прежняя Кэролайн Форбс! В темной синеве мужских глаз загорается азарт прежде казалось бы им утраченный. – Слышал об этом... изысканном блюде, но сам как-то не увлекался, – с превеликой охотой подхватывает двоякую беседу Никлаус. – Я бы сказал, это на любителя. Официантка приносит коллекционную бутылку вина, изящно вскрывает горлышко и манерно разливает по бокалам, после чего нехотя удаляется. Девочка явно запала на социопата-пошляка-убийцу! – Что же так? – наигранно сочувственным тоном возвращается к их пикантному разговору Кэролайн. – Я бы настоятельно рекомендовала тебе хотя бы раз попробовать драчены. Вот увидишь, за уши потом не оттащишь! Проведя кончиком языка по верхней губе из стороны в сторону, Клаус, не выдерживая, улыбается первым. Он и не заметил, как они перешли с девушкой к своему прежнему стилю общения, балансирующему на грани фола. Это будоражило, казалось бы, покрывшиеся паутиной чувства. Появившаяся вновь в его жизни девчонка вызывала незнакомый, но отчетливый трепет в области грудного сплетения за которым, словно за решеткой из ребер, начинало учащенно биться некогда равнодушное ко всему в мире бессмертное сердце. Интерес. Любопытство... Вот что провоцировала в нем светловолосая задира. Давно им позабытые эмоции в бесконечности вечной жизни. – Может, попробуем как-нибудь блюдо, о котором ты столь самозабвенно рассказываешь, вдвоем? – производит свой очередной атакующий словесный выпад древний. Он прекрасно осознает, действовать именно с этой девушкой ему стоит крайне осторожно, если он не хочет спугнуть ее, как это бывало прежде. Они всегда ходили с ней по самому острию лезвия. Существовала тончайшая грань, заходить за которую становилось опасным. Откровенное предложение, завуалированное под меню, смело высказано. Теперь дело за ней. Примет поражение или ринется в бой?! Слабо усмехнувшись, Кэролайн отводит взгляд в сторону. Смутилась. Видимо он передавил во флирте. Слишком нетерпелив. Впредь будет более осторожен. – Боккончини... Дурацкое название! – идет в отступную блондинка, не решаясь больше поднять взгляда на своего бывшего любовника. – Еще это называют оливетте... – подхватывает пожелание своей леди гибрид, как и она, капитулируя с опасного пути. Еще не время обсуждать с ней их находящиеся в подвешенном состоянии отношения. Она, как и он сам пока не готова к столь серьезному и ответственному разговору. Не стоит давить. Только не на нее и не сейчас. – Поскольку кусочки телятины по размеру равны оливкам... Время летело незаметно. Обед был не восхитителен, а божественен. Перешагнув через свою природную скромность, Кэролайн опустилась до того, что доела остатки трапезы с тарелки гибрида, который, впрочем, даже не прикоснулся к еде. Человеческой пище он уделял внимание лишь напоказ, нисколько не питая страсти к данному виду насыщения. Никлаусу доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие просто наблюдать за тем, с каким отменным аппетитом молоденькая вампирша поглощала предложенное им угощение. Ему нравилось смотреть на нее, слышать звонкий, словно перелив рождественских колокольчиков, смех, нравилось говорить с ней, нравилось, как она слушает, нравилось, как говорит, как легко и просто ведет себя с ним... Она вся, целиком и без остатка, со всеми своими плюсами и минусами, без каких-либо "Но" – просто ему нравилась. Что-то влекло его к этой девушке непреодолимой силой притяжения. Что-то в ней его завораживало. Никлаус не в силах оторвать переполненного любованием взгляда от смешливого солнечного создания. Он уже не помнит что сказал, но это явно рассмешило блондинку, и теперь она, слегка отклонив голову назад, открыто предоставив пытливому взгляду хищных глаз – белоснежную шею, смеется до слез. Такая доверчивая. Простодушная. Особенная... Коротко, немного смущенно смеясь в ответ, Никлаус плохо понимает, что с ним происходит. Когда рядом находится эта девушка, он ощущает внутри себя легкую, едва ощутимую дрожь. Поистине сладкое, необъяснимое, несравнимое ни с чем чувство. – Привет. ЧЕРТ! ПРОКЛЯТЬЕ! Камилла. Зря он все-таки переспал с ней на днях. Марсель будет в ярости. – Увидела тебя в окне. Решила зайти поздороваться. Кроме вымученно-вежливой улыбки Никлаус не в силах выдать своему психологу ничего большего. Барменша была милой, хорошей девушкой, и после проведенной ночи с ней он даже, можно сказать, был несколько окрылен... пока вчерашним ранним утром в кафе не встретил свою гостью и не позабыл обо всем на свете... – Развлекаешься? – Камил выглядит несколько жалко. Она раздражает. Почему он раньше не замечал этого? – Обедаю с другом, – отпивая вино из бокала, нехотя цедит в ответ Никлаус. Гадкое ощущение – чувствовать себя полным засранцем. Только сцены ревности ему сейчас не хватало. – Точнее с подругой... – дергает кудрями блондинка, в которой явно начинает закипать раздражение. Кэролайн переводит взгляд с одной на другого, явно делая про себя неверные выводы. Улыбка быстро меркнет на ее лице, заменяясь предельной заинтересованностью. – Не хочешь представить нас? – обвинительным тоном, буквально сочившимся укоризной, интересуется Ками у знакомого. – Кэролайн. Камилла, – коротко, ясно и сухо производит знакомство между девушками гибрид. И глядя на блондинок, его только теперь вдруг осеняет... У них даже имена по звучанию схожи. Волосы. Манера поведения. Стиль одежды. Есть лишь одна только разница. С Кэролайн он терял счет времени, абсолютно забывался, растворялся в вечности, становился прежним самим собой, с ней он... смеялся. С Камилл же он делил свою печаль, проблемы, горести, выслушивал извечные обвинения в свой адрес, старался стать другим, как она того требовала и... неизменно ломался. Кэролайн – особенная. С ней ему было легко. Камилл – хорошая, но всего-навсего лишь жалкая копия. – Кстати говоря, уровень смущения в этом ресторане просто зашкаливает! – первым разрушает воссоздавшуюся тишину Никлаус, довольно чему-то улыбаясь. Лживая лицемерная маска извечного притворщика-театрала. Но только так он умел выходить из сложных ситуаций. По-другому его не учили. – Ты загипнотизировал несчастную девочку?! – возмущению психолога нет предела. – Боже, Клаус, ей всего-то от силы восемнадцать! – Не драматизируй, дорогуша... – Если быть точнее, мне уже почти двадцать один, – приветливо улыбается Кэролайн. Она искренне заинтригована знакомой гибрида, которой тот по неизвестным пока ей причинам все еще не откусил голову. – Не присоединишься? Неуверенно улыбнувшись в ответ, Камилла принимает приглашение и присаживается. Вышколенная официантка тут же приносит необходимые столовые приборы и, поборов собственное любопытство, удаляется. Атмосфера до крайности тяжелая и малоприятная. Кэролайн – сама вежливость. Она явно прикусила свой язычок, пока не совсем понимая – друг ей эта блондинка, или враг. Умница девочка, заняла выжидательную позицию, пристально изучает новую знакомую, сканирует обстановку. Вскоре она научится здесь, в его городе – всему. Уж он-то об этом позаботится. Изучая новенькую, Ками приходит к выводу, что такой открытый, полный неподдельной искренности и любопытства взгляд не может принадлежать загипнотизированной малолетке-простушке, попавшейся для развлечения древнего на удочку. Честно говоря, блондинка, что сидит по левую руку, отчасти напоминает Кэролайн саму себя. – Я проездом, – поясняет вампирша, с женским любопытством внимательно разглядывая свою копию. – Решила задержаться на пару дней. – А вы...? – Камилла переводит вопросительный взгляд на заинтригованного происходящим гибрида. – Мы друзья! – вовремя поняв намек, отмахивается Кэролайн и выдает короткий смешок. Вампирша прекрасно понимает причину неверия в глазах Камиллы. – Знаю, в это трудно поверить, но у Никлауса правда есть друзья! Мало, но они есть. И не такие ужасные как он сам! Ну, ты понимаешь, о чем я... – закатывает глаза Кэролайн, косясь в сторону обсуждаемой персоны. – К твоему сведению, я все слышу, – лениво подает голос первородный, жеманно разливая на троих остатки дорогостоящего вина. Кажется, он находит ситуацию крайне забавной для себя. Две девушки и один он альфа-самец! – Знаю. Поэтому и говорю! – поясняет Кэролайн и этим словно подводит окончательную черту в разговоре. Она замолкает, чтобы выпить. У нее жажда. И вовсе не такая как ей того бы хотелось. Не пойми откуда взявшееся раздражение острыми коготками проходится по оголенным нервам, еще больше способствуя разгоранию вампирского аппетита. Некогда безупречный самоконтроль, примерно как год назад утерянный ею, был с трудом, при помощи Энзо, но относительно восстановлен. Контролировать себя с тех пор становилось все труднее. Колоссальная некогда выдержка имела значительны прорехи и могла дать сбой в любую секунду. Опустив голову как можно ниже, Кэролайн начинает ковыряться вилкой в пустой тарелке, подбирая остатки овощей. Лишь бы отвлечься. Думать о хорошем – как учил Энзо. Пришедшая мысль о порхании крылышек колибри стабилизирует разыгравшееся сердцебиение. Вроде помогает. Прилившая было к венам, кровь не успевает проявить миру вампирскую сущность во всей своей красе, и медленно, но верно отступает обратно, нехотя разливаясь обратно по артериям. Как же она голодна... Колибри, колибри, колибри... – Можно мне поговорить с Никлаусом... наедине? – интересуется у забавной, ушедшей в себя скромницы, Камилла. – Мы ожидаем десерт... – Никлаус хочет подать вежливый намек на то, что барменша здесь явно лишняя, но на удивление Кэролайн чрезвычайно ретиво подскакивает с места. – Для фигуры вредно! – восклицает худышка. – Вы тут пока поболтайте! А я погуляю, на улице, в парке! – Кэролайн... Первородный поднимается следом за ней. – Все в порядке! – ободряюще улыбается ему девушка, только вот в глаза не смотрит. – Я пока куплю себе знаменитые орлеанские пончики! Я читала, они продаются только в этом городе! Кэролайн делает два шага по направлению к выходу, замирает и оборачивается... Неведомое чувство малознакомой ярости вдруг охватывает ее сердце. Такую грань разрушительного чувства она еще никогда не испытывала прежде. Инстинкт словно на секунду овладевает ею и отдает приказ прокусить шею блондинистой сучке, выпотрошить ей мозг, оторвать голову и швырнуть перед Никлаусом на тарелку. Но так ей только хотелось бы сделать... В реальности же на Кэролайн недоуменно смотрят две пары глаз, в одних застывает раздражение, в других настороженность и подозрение. Первородный явно что-то обеспокоен, но все же вынужден остаться с Ками. Если он делает не то, что хочет, это может означать лишь одно. Новая знакомая – важна для него. Осознание этого отчего-то проходится когтистой лапой по сердцу. – У меня нет денег... – подавляя гордость, выдумывает причину своего возвращения вампирша. Относительно – но это правда. Никлаус небрежным, привычным, отточенным для себя движением достает из внутреннего кармана пиджака кредитку и пару сотенных купюр. Размашисто чиркает на салфетке код карты. Какой стыд. – Повеселись, милая. Я скоро. Кэролайн послушно берет деньги и удаляется, провожаемая надменно циничным взглядом официантки, решившей, что провинциалку променяли все-таки на городскую. – Словно супружеская пара, – комментирует Камилла, наблюдая за тем, как вид гибрида буквально прямо у нее на глазах меняется на абсолютно противоположный. От его былой напускной приветливости и вежливости не остается и следа. – Говори что хотела, – холодно произносит он, расплачиваясь за обед золотой банковской картой. – Как видишь, я немного занят. – Она что-то значит для тебя? – с ноткой затаенной боли в голосе переходит к сути интересующего ее вопроса докучливая собеседница. – Возможно, – уклоняется от более точного ответа древний. Клаус тратит свое время сугубо из уважения к этой личности. Все-таки с Ками они были друзьями... которые недавно переспали друг с другом. Но это уже не столь важно. Ему не терпится поскорее сбежать от психолога, что собралась в очередной раз отчитать его, и жаждет провести время с той, которая является для него отдушиной, – любимицей – как ласково про себя называет он Кэролайн. – Ты не сказал нет. – Я не сказал да, Камил, – более подчеркнуто поясняет Никлаус. Не хватало еще, чтобы по городу распространился ложный слух о его несуществующей слабости к новенькой вампирше. – Лжешь, – заявляет Камилла, в упор глядя немигающим взором на высокомерно взирающего на нее любовника. – Я видела, какой ты с ней, Клаус... Когда я вас увидела, ты буквально... светился, как новогодняя елка на рождество! Она явно что-то значит для тебя! – Ками... – чуть склоняя голову влево, пытается урезонить девушку Клаус. – Твои слова абсурдны... и от того начинают бесить меня. Вся эта ситуация крайне ему неприятна. Слишком хорошо его знает эта блондинка, слишком она проницательна. Он не желает слышать правды. Ни от нее, ни от кого-либо еще. Но девушка продолжает гнуть свою линию, ничуть не боясь предупреждающего взгляда напротив. – Когда в ресторан зашла я, у тебя стал такой вид словно – "Боже, что ей опять надо?!" – женский голос полон печального сарказма. – Когда же ты смотришь на эту... девочку... – Ками замолкает на секунду. Слова бессмысленны. Необходимо сохранить самообладание и спокойствие. – Предлагаю обоим забыть о проведенной вместе ночи. Она желает первой поставить точку в не успевших развиться дальше постели отношениях. – Ты несколько категорична, милая... – чувствуя некий укол вины и раздражения, с абсолютно серьезным выражением лица возражает словам девушки Никлаус. – А что мне делать?! Ты соблазнил меня, когда сам, оказывается, влюблен в другую! Ками значительно повышает тон. Ее лицо искажается укором и гневом. Их столик начинает привлекать к себе взгляды остальных посетителей. – Соблазнил? – не удерживается от короткой, кривой усмешки гибрид. – Ты не рассматривала мысль, чтобы перевестись на театральный, дорогуша?! Хорошо получается... Черт, черт, черт. Как же он ненавидит слезы, все эти сантименты! По лицу девушки начинают скатываться слезинки. Яростно придвигаясь вперед, первородный сцепляет на столике перед собой руки в замок. – Я не способен любить, Ками, – глухо шипит ей он. – Любовь... Одно это слово мне ненавистно! Одно из самых безжалостных и низменных чувств на земле! Для меня важна только Хоуп и семья. Тебе было известно об этом первоначально. Я соблазнил? Я... влюблен?! – передразнивает девушку он. – Из нас двоих лжешь здесь только ты! – Прекрасно! – взрывается вдруг блондинка, резко поднимаясь с места. – Развлекайся с кем хочешь, Клаус, но когда тебе надоест – не звони мне больше! С чувством собственного достоинства Камилла стремительно покидает ресторан, надеясь, что первородный через день – два, как это бывало обычно после их ссор, приплетется под окна ее дома с целью примирения. Но тот, словно влюбленный школьник, подорвавшись, словно того и ждал, устремляется в абсолютно противоположную сторону, нисколько не жалея о ссоре с подругой.***
Идиотка. Почему ей вообще есть дело до той блондинки, которую так захотелось разорвать на мелкие кусочки, что аж чуть челюсть не свело?! Злость, ярость, гнев. Водоворот негативных эмоций совсем еще немного и наверняка поглотил бы ее с головой. Давно с ней такого не случалось. Телефонный вызов с композицией Rammstein "Du Hast" помогает отвлечься. "Ты Ты ненавидишь Ты ненавидишь меня! Ты ненавидишь меня! Ты меня спросила - Будешь ли ты, пока смерть не разлучит вас, Хранить ей верность все эти дни? Нет! Будешь ли ты До самой смерти, что разлучила бы вас Любить её даже и в плохие времена? Нет!" Кто поставил эту жуткую мелодию ей на звонок?! Можно было и догадаться! – Рассказать тебе, Энзо, где я гуляю?! – издевательским тоном вопрошает у предательского друга Кэролайн, и сама же, впрочем, отвечает на собственный же вопрос: – По Французскому кварталу, где много-много салонов вуду! Когда у тебя пойдет кровь из ушей, рта и глаз – это не я! Не звони мне! Я занята! Я покупаю куклу и иглы! – Я тоже рад тебя слышать, красавица! – на свой излюбленный манер приветствует свою любимицу среди всей мистикфолской компании бывший вампир. – Но сворачивай шоппинг. У нас проблемы. – Воу, воу, воу, притормози! Проблемы не у нас, а у тебя! – искренне сердится блондинка, пружинки ее золотых, блестящих на осеннем солнце кудрей так и подпрыгивают в такт уверенной походке.– В правом боку пока не колет?! – девушка и правда зашла в один из салонов, с особым чувством тыча пальцем в одну из магических игрушек. – Попробуй лучше этим... – кто-то протягивает Кэролайн заостренный тонкий деревянный предмет. – Надежнее будет. Она поднимает взгляд и чувствует, как сердце на миг замирает и тут же ухает с космической скоростью в непроглядную пропасть. Слова Энзо о том, что кровь гибрида оказалась липовой и стоит добыть любым способом настоящую, как-то меркнут в сравнении с объявившимся перед ней словно из потустороннего мира приведением. – Коул... – мгновенно вспоминает имя Кэролайн. – Лакомый кусочек! – улыбкой чеширского кота приветствует вампиршу младший Майклсон. Из покоящихся на уровне ключиц парня наушников звучит малоизвестный трек эпохи 90-х. Темно каштановые волосы коротко стрижены и слегка всклокочены , светло-голубого тона рубашка неравномерно заправлена в потертые джинсы, солнечные очки -зеркалки Авиатор покоятся в мужской руке, дужка которых заигрывающе покусывается любопытным парнем. Секс символ любой девочки-подростка. – Как ты...? – начинает было вампирша и тут же замолкает, укоряя себя в который раз за излишнюю болтливость и любопытство. – Как я вернулся обратно после того, как ты со своими друзьями заманили меня в ловушку и беспощадно, жестоко убили? – в очень вежливой манере, словно говорит о погоде, уточняет привлекательный парень и изымает из рук оторопевшей блондинки средство мобильной связи. Но ей все равно. Коул ЖИВ! Это означало одно. Если ему удалось вернуться обратно, значит и Деймона с Бонни можно спасти! Данная мысль озаряет собой женское сердце, вселяя в него радостную надежду. Все предыдущие попытки по оживлению друзей терпели неудачу за неудачей, но Кэролайн единственная кто не опустила тогда рук, боролась, настаивала, тормошила – особенно козла Стэфана... Но пришел день, когда она потеряла надежду... Автокатастрофа изменила всю ее жизнь... И вся ее вера всего за какой-то невесомый миг вдруг разом испарилась, словно из нее одним мощным ударом вышибли весь дух. Изумленная девушка протягивает было руку по направлению к брюнету, чтобы убедиться в том, что он состоит из плоти и крови, и вовсе не эфемерен, но тот лениво-жеманным жестом, словно бы брезгливо уклоняется от прикосновения. – Не смущай меня детка! Иначе я решу, что ты меня домогаешься! – сально улыбается Коул, не совсем четко понимая, почему эта прехорошенькая блондиночка столь восторженно на него смотрит вместо того, чтобы хоть как-то попытаться спасти свою жизнь. Если вернулся Коул, значит можно вернуть и... маму?! Одним усилием воли Кэролайн подавляет в себе радостное ликование, которое чуть ли не фонтанирует из нее яркими энергетическими потоками. Спокойствие, спокойствие. Главное для начала – выяснить все подробности. – Ты – зомби?! – нисколько не боясь младшего первородного, на всякий случай уточняет вампирша. – Ты – идиотка? – ее вопрос, кажется, задевает уязвленное самолюбие древнего, из глаз которого пропадает любой намек на смешливость. Острый предмет, что он держит в руках вовсе не игла для вуду, а деревянные палочки-заколки для причесок гейши. Видимо нашел среди разношерстного магазинного хлама. То, с какой нежностью парень покручивает смертельный для любого вампира предмет в руках, заставляет девушку немного придти в себя, и прислушаться наконец к инстинктам. Внутренний голос давно уже вопил – бежать прочь. Поздно. – Но в прошлый раз ты же... умер, – поясняет свою нелепую догадку насчет зомби Кэролайн. – Благодаря твоим друзьям. Это так ранило мои чувства... – строит из себя ранимого, чувствительного романтика Коул. Кривляка и воображала. – Только чувства? А кости, сердце, селезенку? Огонь, казалось, поглотил тебя всего без остатка... – не удерживается от сарказма девчонка и осекается, соображая, что брякнула лишнее. Мужская рука настолько крепко и надежно сжимает в ладони деревянные палочки, что те трескаются напополам. Вид извечного весельчака и балагура уже не кажется столь дружелюбным. Скорее наоборот. Игры закончились. Кэролайн мельком бросает взгляд по сторонам. Магазинчик на удивление пуст. Неужели пока она находилась под эмоциями, этот оживший зомби успел закусить посетителями и продавцом-консультантом? Не похоже. Все тихо и спокойно. В воздухе не витает и намека на запах крови. Рванув с места вправо по направлению к выходу, Кэролайн резко останавливается перед мелькнувшим перед ее глазами деревянным осколком. Острие же второго импровизированного кола упирается ей прямо в сердце. Опередивший ее первородный сильнее во сто крат. Сбежать не выйдет. Придется брать хитростью. Лишь бы протянуть время. Кэролайн расплывается в извиняющейся неловкой улыбке. На удивление загораживающий ей путь к отступлению Коул, отвечает своей лучезарно-ослепительной. Два лицемера. Тончайший вампирский слух улавливает позади себя некий шорох. Оба противника оборачиваются по направлению к звуку. Показавшаяся на долю секунды из-за шторы ведьма – владелица заведения, тут же прячется обратно. Дело дрянь. Никто не поможет. – Я все объясню... – на одном выдохе, заглядывая первородному психопату номер два глубоко в глаза, произносит вмиг пересохшими губами Кэролайн. Весь ее вид говорит об искреннем раскаянии в своей былой причастности в жестоком убийстве. Но к ее оправданию, это она позаботилась потом о сгоревшем трупе, отдав за услуги священника скопленные первоначально на запаску для машины деньги. Пускай она лично и не участвовала во всем том ужасе, но переживала это крайне долго. Убийство не делало ни ее, ни ее друзей на тот момент ничем не лучше самих первородных, но тогда было не до разбирательств. Целью было выживание. Ни больше, ни меньше. Только от осознания этого муки совести по ночам не становились меньше. Коулу доставляло несказанное удовольствие наблюдать с того света за страданиями девчонки... Надо было признать, наблюдение за этой забавной особой на тот период его мертвой жизни стало единственным развлечением в той унылой и беспроглядной серости. – Я оплатила твое отпевание... – делает слабую попытку хоть немного себя оправдать Кэролайн, заранее зная, что все, что она ни сделает, все, что она не скажет, будет обречено на провал. – Значит, это была ты...– зловеще тихо произносит древний вампир, медленно наступая на попятившуюся к стене девчонку. – Ты даже представить себе не способна как я дико страдал из-за тех молитв в том аду, куда вы меня упрятали! Промах! Притом стопроцентный! – Извини...– в груди блондинки застревает писк. Но она вовремя берет себя в руки. – Мне искренне жаль, Коул, что тогда все дошло до такого, – прикладывая руки к сердцу, признается она. – Прости за то, что... убили тебя... – Дай подумаю... – Коул замирает на месте, прекращая наступать хищником на миловидную девчонку. Прикладывая указательный палец к губам и делая вид что задумался, Коул дарит надежду, которую тут же развевает в пепел и прах. – НЕТ! – то ли полурычит, то ли хрипит он. Сеточка венозных артерий в мгновение ока распространяется по мужскому лицу, проявляя миру свой истинный облик. Но... – Ты заслужил тогда это! Сам виноват! – яростно взмахивает роскошной гривой золотистых волос вампирша. – Не строй теперь из себя великомученика! Я буду сражаться с тобой! Наглая девчонка не то что не умоляет его сохранить ей жизнь, а напротив – принимает боевую стойку боксера, выставляя свои хрупкие кулачки вперед, и начинает мелко на месте подпрыгивать. Она что, серьезно?! Впервые за всю свою долгую жизнь Коул искренне заинтригован. Вид девчонки, за которой когда-то кобелем по весне таскался его брат, до запредельности комичен. Да кем она себя возомнила? Супергероиней из комиксов?! Презабавнейшее создание. Лицо монстра склоняется то влево, то вправо с неподдельным интересом рассматривая свою будущую жертву. Коул похож на ботаника-любителя, изучающего жизнь трепещущей под лупой бабочки, которая совсем скоро пополнит его личную коллекцию в рамочке под стеклом и острой иглой в сердце. И тут девчонка, приобретая свой истинный облик, на стремительной скорости хватает антикварную каминную кочергу и со всего размаха наотмашь бьет ею по любознательной клыкастой физиономии. Вместо того чтобы отлететь в стеклянные витрины, парень совсем слегка отступает на пару шагов назад. Сила первородного в сотни раз превосходит вампирскую. – Стерфа! – сплевывает выбитые клыки на пол древний. Новые уже отрастают. Сказать, что Коул шокирован, значит, не сказать ничего. – Шепелявый! – не остается в долгу бойкая блондинка, держа на перевес свое единственное холодное оружие. Кэролайн выглядит серьезной и сосредоточенной как никогда, словно воин перед боем, с пристальным взглядом и почти угрожающим наклоном гордой головы. Будет сражаться до последнего вздоха. Настоящая тигрица. – А ты забавная... – расплывается в кроваво-белозубой улыбке вампир. Еще никогда прежде ему не доводилось видеть столь опрометчивых и безумно-храбрых натур. Тут же он набирает какой-то номер на отобранном у девчонки сотовом. Напряженная до невозможности Кэролайн не упускает из вида ни малейшего телодвижения коварного парня. Она готова к любой неожиданной атаке со стороны коварного и подлого первородного. – Я передумал, – холодно обращается к абоненту Коул. – Эту куколку я оставляю себе, – парень подмигивает по-боевому настроенной девчонке и отключает связь. – В отель или ко мне?! – скалится в улыбке он, явно упиваясь внутренним беспокойством девчонки за свою непоруганную честь. – Я никуда с тобой не поеду! Дерись! – выкрикивает Кэролайн, как не успевает уловить момента, когда ее кочерга улетает в сторону, и резкая боль в подбородке заставляет заглянуть ее прямо в глаза негодяю. Дьявольский взгляд карих глаз, за которыми может скрываться не одна затея, способная погубить весь мир, пронизывает собой голубой взор широко распахнутых глаз насквозь. – Никуда не денешься, ляжешь и разденешься! – выдает старомодную шутку подлец, и тут же его зрачки сужаются и резко расширяются. Внушение. – Сядь. И не выходи, пока я тебе не позволю. Кэролайн послушно исполняет приказ. – Честно отвечай на все мои вопросы. Послушно-утвердительный кивок головы в знак абсолютного согласия. – Я тебе нравлюсь? – усмехается брюнет, усаживаясь на прилавок. – Ты не в моем вкусе. – Хреновый у тебя вкус, – недовольно морщится от неудовлетворительного ответа брюнет. – Что у тебя с моим братом? – Ничего. – Серьезно?! – искренне удивляется Коул, перенимая манеру речи вампирши. Он находится уже в предвкушении от мысли, как всю оставшуюся теперь вечность будет издеваться над Клаусом, что так и не успел оприходовать эту славную недотрогу. Жаль только, что смерть девчонки нисколько не затронет родственника помимо уязвленного мужского самолюбия. А он так на это надеялся... Отшвырнув от себя остатки деревянных колышков в сторону, Коул уделяет более пристальное внимание несколько более впечатляющим оккультным предметам. Заметив, куда направлен взгляд девушки, скорее со скуки, он интересуется: – Нравятся лошади? Резная фигурка в мужских руках мало чем примечательна и отставлена аккуратно древним в сторонку. Секундное молчание в ответ разжигает в вампире недоумение. Внушению противостоять невозможно. Почему она молчит? – Да, – спохватывается Кэролайн, крепко-накрепко зажимая в кулаке за спиной карандаш, который она нащупала позади себя на столе. – А если подробнее... – извечная подозрительность вызывает у парня паранойю. Ему интересна не столько история девчонки, сколько ее беспрекословное подчинение ему. – В детстве я занималась конным спортом, – вынужденно признается Кэролайн, не желая выдавать того, что принимает ежедневно теперь вербену. – Обскакивала полузащитников из футбольной команды, я в курсе! – проходится по болезненным воспоминаниям о Тайлере негодяй. – Шторм! Сама того не осознавая, Кэролайн гневно буравит стервеца уничтожающим взглядом, но тут же впрочем смущенно отводит глаза в сторону. – Так звали моего коня, пока отец не усыпил его, – еле слышно бубнит себе под нос вампирша, явно уже сожалея о том, что сорвалась и разозлилась. Глупо было обсуждать свою детскую травму с тем, кто придумывал сейчас, как убить ее. Коулу становится уже не так скучно. Он криво усмехается. – У вас с братом схожие истории. Забавно, – комментирует он, вспоминая, как выглядел пару столетий назад Никлаус, когда увидел отрезанную отцом голову своего верного коня Тео на главной площади города. Этот жизненный момент отчего-то на всю оставшуюся вечность отпечатался в памяти младшего представителя семейства Майклсон. – Мне жаль, – вдруг неожиданно выдает Коул. – Знаешь, лошади противоположны людям... – Они преданы, – заканчивает за вампира фразу Кэролайн. Эти слова, сказанные ей как-то Никлаусом на балу, запали ей в душу на все времена. Именно тогда, стоя у белой лошади в ночи, она впервые увидела в своем враге что-то иное, помимо извечного зла и жестокости. Увидела в нем нечто... родное, интимно близкое. И это до панического, леденящего кровь в жилах, ужаса напугало ее тогда. – Впервые я видел тогда, как мой деспотичный, не знающий ни жалости, ни сострадания брат плачет из-за кого-то... Гребаная лошадь! – усмехается чему-то своему Коул. – В отместку я расчленил коня отца и отдал мясо в ближайший кабак, чтобы главному постояльцу приготовили отменный ужин... Не нужно быть Эйнштейном, чтобы догадаться о том, кем именно являлся главный постоялец... Наверняка Коул навлек тем самым своим поступком гнев Майкла на свою семью еще больше чем прежде, за что и поплатился усыпляющим колом в сердце. Выражение лица Коула переполнено пропитанной веками болью. Он похож на уставшего от жестокости мира простого милого парня, банально запутавшегося и увязшего в дерьме жизни по уши. Его влажный взгляд пронзает, кажется, саму душу. – Нет, я не злодей, детка. Я не чудовище, – словно на исповеди, стиснув зубы, выдает вампир. – Я имею сердце. И в этом мое проклятие. – Нельзя так с животными, – тихо комментирует опешившая от такой откровенности Кэролайн. – Но ты сделал это из любви к брату... Почему вы не могли просто поговорить с отцом? – она искренне не понимает причины такой ненормальной многовековой жестокости. – ТАКОЕ не прощается. – Нет ничего невозможного! – с жаром возражает блондинка. – Ты простила отцу убийство Шторма? Секундное колебание служит прекрасным ответом на вопрос. – Моему отцу приходилось трудно. Содержание Шторма стоило немыслимых денег... Шторм был моей детской прихотью, – пытается оправдать родственника Кэролайн и сама не верит собственным же словам. Шторм был ее первым другом. Ее душой. Разочарованный взгляд Коула бьет девушку словно плетью. – Ты не простила отца. Не так ли? – глухо произносит он и попадает четко в направленную цель. В самое больное место. – Ты копия Клауса. Со всеми его внутренними демонами и потаенными страхами. Карие глаза словно вертят застывшую в шокированном изумлении вампиршу на медленном огненном вертеле. – Я никогда не буду такой как он! – искажается гневом миловидное личико девушки. – Я любила своего отца! Его больше нет и ты не вправе марать его память! Не смей говорить того, о чем не имеешь ни малейшего представления! – Ты о том героическом самоубийстве, что предпочел вампирской жизни отец-герой?! О том, что он предпочел свои личные принципы – ТЕБЕ, родной крови? Он трусливый эгоистичный мешок с дерьмом! Не говори, что ты ни разу об этом не думала! У Кэролайн перехватывает дыхание от услышанного. Спазм глубоко застрявшей в ней потаенной боли встает колом в области горла, мешая произнести хоть слово. Выразительные, умопомрачительные по своей красоте голубые глаза кажутся остекленевшими в секунду. Она не дышит. Не может сделать и вдоха. – Не смей учить Меня – Древнего, жизни, девочка, – впервые за долгое время, чувствуя себя отчего-то последней сволочью, сворачивает зашедшую в тупик беседу Коул. Он резко вскакивает с места, с яростью устремляя все свое пристальное внимание на онемевшую девчонку. – Позволь себе быть настоящей! Долой ложь и притворство! Мы ведь оба знаем, что под этими твоими светлыми идеальными перышками скрывается нечто темное! Не так ли?! Долой этот комплекс извечной отличницы! Признай, мы похожи! Ты ведь ненавидишь своего отца за содеянное? Искаженное болезненной злобой мужское лицо пытливым коршуном нависает над онемевшей блондинкой. Секунда. Вторая. Невероятная пытка. – Скажи!!! – требует ответа первородный. И его дикий животный крик оглушает. – Возможно... – моргает Кэролайн, не в силах отвести взгляда от карих убийственных глаз напротив. Ее чувственные, слегка приоткрытые губы дрожат, как и замершие в широко распахнутых глазах слезы. – Возможно, – шепотом повторяет она. И собственное признание рвет ей сердце. Выражение лица застывает непроницаемой маской неверия и шока. – Забудь, – прибегает к очередному внушению добившийся чего хотел Коул. К его удивлению девушка приходит в себя не сразу. Влажный рваный всхлип вырывается из ее груди помимо воли. Ожесточенно заходившие желваки на точеных скулах открыто заявляют о намерении наброситься и разорвать вынудившего ее признать страшную правду, на кровавые мелкие части. Но принуждая себя сделать глубокий вдох, Кэролайн уже выглядит равнодушной. Так-то лучше. – Чего ты боишься больше всего? – Коулу вдруг становится до крайности интересна эта удивительно трогательная и чувствительная многогранная личность. Она явно напоминает ему прежнего наивного добряка-задиру Клауса, когда тот был еще человеком. Слишком явно схожи эти их оба характера. Только в отличие от первородного, юное создание не тронуто пока еще временем, не лишено той удивительной наивности, веры в доброту, духовной невинности... – Чего ты боишься?! – более громко и отчетливо повторяет свой вопрос первородный, поворачиваясь к девчонке спиной. – Себя, – честно признается она. И не успевает Коул обернуться, как стремглав проваливается в окутывающую его на какое-то время тьму. Рвано дыша, Кэролайн одним усилием воли заставляет себя разжать кулак и отпустить окровавленный карандаш, что торчит теперь в мужском сердце. Надолго это древнего не задержит. Пора срочно начинать действовать. И слабости в этом опасном деле не место. На кону стоит жизнь матери. Друзей. МЕРЦАНИЕ. Лицо девушки совсем немного, слегка видоизменяется, окрашиваясь непривычной, презрительной ко всему и вся короткой усмешкой. Словно абсолютно другой человек. С брезгливым равнодушием блондинка молча перешагивает через мужской труп, стараясь не запачкать кровью подошвы балеток. Секунду подумав – останавливается. Оборачивается. Склоняется над серым трупом временно убитого вампира. Прислушивается. Продолжавшая звучать из наушников музыка отчего то привлекает внимание бездушного существа. Без единой эмоции на лице,Кэролайн молча изымает плеер, по праву победителя присваивая вещь себе. Поднимается. Все ее движения точны и продуманы. Вновь перешагивает труп, избегая возможности запачкать обувь. Легкий поворот головы слегка в сторону. Светловолосое ангельски прекрасное создание прислушивается. И стремительно быстро скрывается на вампирской скорости за шторкой в подсобке. Дикий вопль ведьмы резко обрывается, как и ее жизнь. Проходит минута.Вторая. Зловещую тишину постепенно покидают звуки приятной ретро-мелодии,которой тихонечко в такт подпевают. Легкие,пританцовывающие шаги устремляются к выходу. Входная дверь тихонечко за собой прикрывается. Небрежно перевернутая девичьей ручкой табличка гласит -"Закрыто".