Эмбрион

      — Вот чёрт! — Астрид совсем растерялась, взглянув на пульсирующий живот, который буквально-таки горел. Внутри него уже вовсю резвился малюсенький дракон, который, выйдя наружу, будет, конечно же, не таким резвым, а скорее уж сиплым и слабым, требующим внимания, любви и заботы. Но это будет потом, а сейчас предстала перед друзьями другая задача: как Иккинг должен родить, если он парень, а не девушка? Тем более, что далеко не совсем они понимали, как и где именно разместилось дитя внутри Хэддока, ибо особи мужского пола совсем не устроены для чисто женского дела — рожать.       — Что будем делать? — Рыбьеног бился в тревоге, он метался то к одной книге, то к другой, пытаясь найти ответ, но его там не было. Как, впрочем, ничего о том, как вынуть дракона из парня, а всё потому, что тот человек, единственный до сих пор, кто забеременел от ночной фурии, был девушкой, а там особых вопросов, впрочем, и не возникало.       К счастью, вернулся Беззубик. Тот действительно мотался за едой, а остальное время метался по острову в поисках своего наездника. Теперь же был в беспокойстве, как и все остальные.       — Помоги... — с трудом произнёс шатен, который весь был облит потом из-за жара, ещё больше возрастающего внутри, но молил не людей, а дракона, ибо знал, что ответ есть лишь у него. Точнее говоря, чувствовал это где-то на уровне подсознательном.       Все расступились, когда Беззубик внезапно гордо и уверенно подошёл к Иккингу. Затем тот когтями сорвал с парня рубашку, дабы обнажить живот, на котором выступило около сотни больших и совершенно мелких жилок неярких синего и красного цветов. Иккинг не понимал, что именно творится. Ему было чертовски больно, из-за чего разум невольно отключился, а руки стали трястись, как и всё тело, впрочем, тоже.       "Я умру", — подумал он, но дракон, похоже, считал иначе.       Лёгким, действительно лёгким и мягким пламенем тот обдал кожу, но, что странно, Хэддоку стало не ещё жарче, а наоборот — холоднее. Похоже, что малыш внутри него просто-напросто остывал, чувствуя столь желанный жар. Но, впрочем, на коже это отражалось негативным образом: она и без того красной была, а теперь ещё и чернеть стала. Иккинг орал так, что у всех заложило уши.       Кажется, что дракончик пытался пролезть сквозь его пуп наружу, но, естественно, там не просочиться. Это невозможно. Но, кажется, когда парень рожает дракона при помощи взрослой ночной фурии, всё становится до невозможности реальным. Почерневшая кожа отгибалась на глазах от огня, открывая этим некую дыру прямо посреди его живота. Крик продолжал быть чертовски невыносимым, Иккинг так бился в мучениях на этом чёртовом полу, так материл всё и вся, что уши просто вяли от столь изысканных высказываний, которые никогда в жизни от него не слышали друзья. Кровь целыми потоками хлещет из парня, но потом нечто, что, как оказывается, жило между внутренними органами и стенкой из кожи и мяса, так сказать, вылезло. Оно было скользким и слегка даже... жидким?       В это же время рана стала затягиваться. Беззубик только в этот момент перестал обдувать живот лёгким огнём, он прокусил до крови свою переднюю лапу и протянул её к лицу Иккинга. Парень, не понимая совершенно того, что творит, жадно глотал алую жидкость, чувствуя, что началась активная регенерация повреждённых клеток, чувствуя, насколько чудовищно-прекрасным становилось его состояние, чувствуя, как нечто скользкое и липкое лежит возле его ноги и слегка шевелится.       Но сил больше не было. Сознание ушло. Странно, что он не лишился рассудка ещё в начале родов или в середине сего пренеприятнейшего процесса.       — А-а... х... чт-т... — невнятные звуки — это всё, что мог выдавить из себя Хэддок.       Открыв глаза, увидел друзей, которые сидели рядом с кроватью, на которой он лежал, укрытый одеялом, возле него был поднос с едой и напитками (до этого, что странно, ему пить совершенно не хотелось, а теперь пришла жажда). Попытался протянуть руку к стакану, но та задрожала и свалилась обратно на кровать, будто бы ему и не принадлежала.       — Давай помогу, — Астрид помогла попить.       "Это так... странно".       Но думать больше не хотелось. Иккинг вспомнил, что сумел это сделать, что он родил дракона, хотя и весьма диким способом. Вспомнил и о животе, который, вероятно, ещё не совсем цел, но боль чувствовалась лишь при попытке двигаться, в остальном можно было просто лежать на кровати и ждать, когда тело полностью восстановится. Это уже хорошо.       — Д... дра... к-к...       — Дракон? — догадался Рыбьеног.       Кстати говоря, всё это время остальные ребята сидели в сторонке и молча наблюдали. Они вообще ничего не делали, это казалось до жути диким. Или же их просто охватил шок? Три молчаливых друга. Впрочем, всяк бывает. В такой ситуации и у него, Иккинга, навряд ли нашлось бы что толкового сказать.       — Погляди направо.       Шатен поворачивает с трудом голову и замечает Беззубика. А где малыш? Но тут-то ночная фурия смекает, что его другу не терпится поглядеть на дитя, а потому убирает крыло в сторонку, открывая вид на чёрно-красный комочек, вокруг которого пылал огонь, позволяющий маленькому тельцу окрепнуть. Рядом валялись до жути мелкие кусочки рыбы и достаточно много воды. Почему такого цвета было сие создание? Дело в том, что фурия не позволила ребятам даже близко притронуться к дракончику, а потому тот так пока и остался в крови, а чёрный — уже его собственный цвет. Тельце перестало быть столь шатким и хрупким, даже немного жидким, насколько помнил парень о том, что было ранее. Через неделю-две маленькая ночная фурия будет сама свободно передвигаться по Олуху, жить, как и остальные драконы. Все будут счастливы.       Беззубик же укрыл дракошу крылом, попытавшись затем даже улыбнуться, чтобы подбодрить "мамашу". Это действительно помогло. Шатен успокоился немного, хотя всё ещё было сложно поверить в то, что всё уже далеко позади. Но как же он тогда ошибался...