Четыре

— Ты понимаешь, что сделал не так? — Вакамацу складывает руки на груди и смотрит так, словно действительно ожидает ответа. — Иди на хуй, — советует ему Аомине, глядя исподлобья. И тут же добавляет издевательски: — Капитан. — Неправильный ответ. Подумай еще раз. Вакамацу странно спокоен. Аомине ожидал, что тот начнет орать, кинется с кулаками, в общем, будет вести себя, как обычно, но тот только щурит на него глаза и подходит ближе. В пустой раздевалке вдруг становится как-то мало воздуха, мало места для маневра, и Аомине чувствует себя слишком большим. Может, думает он, умение пугающе молчать и сверлить обманчиво мягким взглядом в команде Тоуо передается по наследству. Вакамацу сейчас — совсем как Имаёши, только не кривит губы в насмешливой ухмылке, не поправляет очки на носу, не смотрит из-под длинной чёлки. Может, Аомине так его достал, что сил на агрессию больше не осталось. Аомине знает, что мог бы. — Я уже сказал тебе, — говорит он. — Можешь идти на хуй. Спроси у тренера, какое у нас было соглашение, когда меня брали в команду. — А я уже сказал тебе: я не Имаёши и мне плевать на все ваши соглашения, — сжимает кулаки Вакамацу. Ненадолго все-таки хватило его спокойствия. Аомине может собой гордиться. — В этой команде достаточно хороших игроков, которые на самом деле хотят работать над собой. Тебе напомнить, почему ты сидел на скамейке после матча с Кайджо? Аомине прекрасно помнит, почему. Помнит, как злость рвалась через край, как он был почти готов наброситься на тренера, помнит горячие пальцы Вакамацу на своей шее, которые будто заземляли, когда он вышел из-под контроля. Помнит, как хватка Сусы оставила синяки на предплечьях. И знает, что тогда и Сацуки, и тренер были правы. Не то чтобы он готов признать это вслух, конечно. — Заткнись, Вакамацу, иначе я тебя ударю, — ворчит он, хоть и беззлобно. Не извиняться же, верно? К его удивлению, Вакамацу весело хмыкает: — А раньше ты бы не стал предупреждать. — Раньше ты бы уже орал так, что на улице было бы слышно, — парирует Аомине. Вакамацу устало выдыхает и потирает шею: теперь он гораздо больше похож на самого себя. Маска трескается; номер 4 больше не давит на плечи. — Если я буду орать каждый раз, когда ты лажаешь, Аомине, то поседею к середине третьего курса и, вполне вероятно, схлопочу сердечный приступ к его окончанию. Аомине фыркает: — Смотрю, кто-то наконец-то повзрослел. — Смотрю, кто-то сейчас огребёт, — угрожающе произносит Вакамацу и делает еще один шаг вперед. Теперь расстояние между ними — буквально в пару сантиметров, настолько близко, что Аомине чувствует, что Вакамацу всё еще разгорячен после тренировки. А может, и вовсе не в тренировке дело. Аомине окидывает его понимающим взглядом, словно знает, к чему всё идет, но Вакамацу замирает на месте и больше не двигается. Аомине не придумывает ничего лучше очередной дурацкой баскетбольной метафоры. — Осторожно, капитан, ты уже в трёхсекундной зоне, — скалится он, — решай быстрее, собираешься ли забивать. — Поговори мне тут, — почти рычит Вакамацу и принимает решение. Губы у Аомине сухие и горячие: и расстояния больше нет.