История Кристиэна Тэхи

Амардину совет не понравился. Если выпустят Айэ, то не захочет ли он вернуть себе младшего? Пока Кристиэн в храме, он защищен надежно. Но он тоскует, не плачет, ни разу не заплакал, но словно замерз. Бедный посредник, за что он любит так своего изверга? Или дар деформировался? Вместо того, чтобы быть отданным миру, мальчик отдал его супругу? Такое бывает, но разве в этом случае? Каким тогда слепцом нужно было быть Рихану Айэ, чтобы не заметить? И не за это ли аторцы возненавидели мальчика? Делали все, чтобы убить дар. Посредник с разделенным даром почти бесполезен храмам. Амардин чувствовал себя так, будто его обокрали. Но опомнился – мальчик ни в чем не виноват. Если храмы сразу не помогли управлять ему даром, то это их вина. А теперь бесценное сокровище утеряно. И все же, Кристиэна нужно уговорить остаться. Кому он нужен за стенами храма, калекой? Всего лишь богатый юный вдовец, легкая добыча. Кристиэна он нашел в лазарете, юноша помогал подписывать ярлычки к банкам с лекарствами. Аккуратный четкий почерк, израненная нога на особо подставленном табурете, сосредоточенное лицо. - Доброе утро, Кристиэн, – поздоровался настоятель с юношей. - Я отвлеку тебя. Давай, помогу встать, нам нужно поговорить наедине. - Кристиэн, - настоятель привел его к себе, плотно затворил дверь. - Вчера на совете у императора решали ваши с Риханом судьбы. Дрожит стекло стакана в руках Кристиэна, тревожный взгляд. Амардин вздохнул, положил перед собой лист бумаги и перо, для юноши. - Рихана не будут казнить, его высылают прочь, навсегда. Тайно, чтобы все думали, что побег. Тебе же дали выбор – остаться тут или переехать к Мельдину Рионтуру. Не верит. Тревога сменилась недоумением и облегчением? От того, что мучителя оставят в живых? Потом непонимание и вопрос. Такое выразительное лицо. Перо побежало по бумаге. «Рихан останется жив? Это правда?» - Да. Его казнь слишком сложный вопрос, все связано с политикой. Поэтому было принято такое решение. Ему следует покинуть пределы империи. «Я могу уехать с ним?» - Нет, Кристиэн. Я не знаю, что с тобой происходит, почему ты так рвешься к нему. Но это пройдет. Этот человек дурно с тобой обошелся, как тебя можно снова ему доверить? «Мы в браке. Я должен ехать с ним» - Ты никому, а тем более ему, ничего не должен. Зачем тебе ехать с ним? Ваш брак незаконен, тебя взяли против воли и если надо, это легко докажут. Ты чего-то боишься, Кристиэн? Но почему? Что с тобой? Я бы хотел, чтобы ты остался в нашем храме, не гостем, но послушником. Это очень жестоко, то, что я сейчас тебе скажу, но это правда. Ты калека, мальчик мой, тебе тяжело придется в будущем. У тебя почти нет надежды на второй брак по любви, особенно если тебя лишат наследства, а если не лишат, то тебя начнут домогаться пройдохи. Сейчас ты красив, несмотря ни на что, а потом станет по-другому. Подумай, Кристиэн. Мельдин Рионтур не всегда сможет содержать тебя, он хороший человек, но ты для него всего лишь супруг друга. А в храме ты будешь нужен всегда, сможешь заниматься чем хочешь, украшать стены своими картинами. Ты посредник, и если даже не можешь танцевать, то дар будет работать все равно. Никто тут не обидит тебя, здесь твои ровесники и люди постарше, которые всегда помогут тебе. «Я могу увидеть Рихана?» - Нет. Трудно сохранять терпение, даже белому настоятелю. Кристиэн совершенно его не слушает, думает о своем. Ну почему ты думаешь только о нем?! «Вы примете мою исповедь?» "Рионтур и Тэльдо правы только в одном, - задумался Амардин, - Кристиэн действительно изводит себя. Мальчика что-то терзает, так сильно, что он не способен соображать." - Если тебе это нужно и ты готов. Ты напишешь тут или мне нужно оставить тебя в одиночестве? «Завтра утром я отдам вам текст». Настоятель не решался. Какое-то нехорошее предчувствие мешало отдать перо и бумагу этому мальчику. Почему он хочет исповедоваться сейчас? А вдруг это изменит дело? Казалось, все закончено, а Кристиэн снова рискует. Исповедь это тайна для всех, кроме исповедника и исповедующегося, но… «Это останется тайной?» Кажется, мальчик читает мысли. - Да, - Амардин решил, - я провожу тебя и тебе принесут все необходимое. «Спасибо, я дойду сам». Амардин смотрел из окна на хромающую по двору фигурку. Медленно идет, опирается на трость, подарок Тэльдо. Да! Тэльдо! Если он так влюблен, то может это и шанс для Кристиэна? Как же он был неправ, когда останавливал гвардейца! Дурак старый, где был его ум?! Но жаль, что и мальчик так слеп. Он мог бы походя разбить сердце Тэльдо, даже не заметив этого. Может и к лучшему, что не вышло?! - Усилить охрану в гостевом крыле! – приказал настоятель монаху, отвечающему за воинов. *** Дознаватель Элвиан напивался. Он отослал детей и жену, которые уже неведомо как узнали о новом назначении, велел не пускать к нему просителей и приятелей, теперь набивавшихся в друзья. Ну и задачку задал император! С одной стороны, он наконец-то избавится от надоевшего хуже горькой редьки Рихана Айэ. Но с другой стороны – отдаст ему Кристиэна. Взять на себя кражу из монастыря? Стать врагом Амардину и храмовникам? Амардин ведь не дурак, поймет, откуда ноги растут у похищения. Его проклянут, никто не повенчает его дочерей, даже в провинциальном храме. Ну, разве только если забудут историю. Да и нужны ли супруги Айэ друг другу? А завтра снова беседа с Риханом… *** Кристиэн едва не плакал от боли. Не спал всю ночь – писал, комкал листы и начинал снова. Увечная нога не знала покоя – никак не мог усесться удобно, а если боль стихала, то приходило онемение и нужно было снова возиться. Даже наступать больно. Аккурат к зиме Мельдин привез ему мягкие сапожки, правый овчинный сапожок был чуть больше и шире, для удобства. Но не спасало ничего – за окном были метели, а рана ныла. Но он все-таки не плакал, не мог. Ни разу с той злополучной ночи. Все, что он пережил – осталось внутри, перетирая его сердце мельничными жерновами тоски. Робкая радость и горе – вот что осталось от сегодняшней вести. Радость от того, что Рихан жив, что он уедет, но будет жить, а горе от того, что уедет без него. Почему? Почему нельзя? Зачем его держат здесь? Белый монастырь сразу стал тюрьмой, а дому Мельдина предстоит лишь стать ею. Нет, он не останется. Кристиэн задыхался – от чужого внимания, любопытства, откровенных взглядов, случайно услышанного шепотка, даже от сочувствия и жалости. Не стоит жалеть убийцу. Хоть бы увидеть Рихана, попросить напоследок прощения и взглянуть в глаза. Может все не так, не так как казалось им обоим в наваждении? Да ведь он и сказать не сумеет. Но может он не нужен уже Рихану? Как можно любить того, кто хотел убить? Он, Кристиэн, действительно дурной младший – не смог понять, простить, полюбить, стать тем, кем обещал – опорой и отрадой. Может там, в далеких землях, Рихан найдет другого, кто будет лучше? Но почему же он не развелся? Как объяснить все самому себе? Да и бумаге так непросто доверить. Ах, зачем он решился? Зачем я решился на это? И трус, что не написал раньше. Ах, как хочется чтобы было «сказал», но увы. Я молю вас, дайте мне увидеться с моим старшим, с моим Риханом. Мне так много надо ему поведать. Сейчас, когда колдовство аторцев ушло – можно говорить правду, мне и ему. Да, это все верно, что меж нами почти не было мира, и что я пытался убить своего супруга. Именно тем самым вечером. В нашем доме есть молельная, но наверно ее уже нет, там стоят статуи Анхара, Молнии, Грома и другие образы. Эти статуи не такие, как в наших храмах, но я не назвал бы их еретическими. Они очень старые, возле них так спокойно и светло, словно их делал очень добрый человек. Поэтому я часто бывал в молельной, чаще чем в собственной спальне. Это устраивало супруга и меня – я не раздражал его и не давал повода к очередной ссоре, не попадался на глаза, когда он бы в дурном настроении. Душа моя отдыхала там. Рихан же не посещал молельную. В нашем доме еретиком был именно я, даже аторцы туда не заходили. В этот вечер (зачеркнуто) Нет, сначала о раннем. Я не могу сказать внятно о том, что было меж мной и супругом. Он менялся, постоянно. После того, как он избил меня так, что до зимы я пролежал в кровати, ухаживал за мной сам, просил прощения. Когда пришли монахи с проверкой, я сам солгал им, что мои шрамы привезены из дома, но мне тогда и вправду было хорошо. Но потом я устроил безобразную сцену моему супругу, сначала Рихан смеялся надо мной, а потом утешал. А после была зима, самая хорошая зима, мы были только вдвоем. Рихана как будто отпустило – он стал относиться ко мне по-другому. Много говорил со мной, мы вместе читали книги, гуляли в окрестностях, я помогал ему в работе с бумагами, он дарил подарки, а я рисовал для него. Наверное так водится в семье. А еще он поет, так чудно, что я готов слушать бесконечно. Плохим было одно - наши ночи. Я очень боялся и сейчас боюсь. Чужое касание – жутко для меня и если только заставит забыть, напоить или одурманить травами, то что-то получится. Наверное моему супругу следовало поискать любовника поопытней и посмелей. Меня же эта сторона не влечет – это большой недостаток для младшего в браке. А с моей былой внешностью и вовсе проклятье. Потом, к весне, Рихан стал беспокойным и я случайно узнал, что мы едем на Исповедь, в аторский храм. Он сам признался, что не хочет туда ехать, но зачем-то это необходимо. Зачем – я не знал. Они ужасны, аторцы! Их настоятель, Найгер, очень злой человек. Едва нас проводили к нему, как он начал отчитывать моего супруга так, словно тот нашкодивший ребенок, при мне! И сразу сказал, что брачный выбор Рихана ему не по душе. Потом нас разлучили, Рихан пытался их остановить… Когда мы встретились вновь, я не узнал его.Это снова был другой человек. И он ненавидел меня так, словно я сильно его обидел. Но когда я спросил об этом, он не ответил. С этого все началось. В его доме я стал никем, изгоем, никто, кроме лекаря и управляющего со мной не разговаривал. Рихан изводил меня так, как будто хотел, чтобы я превратился в тень. Он бил меня меньше, чем в первый месяц брака, но постоянно желал меня в постели, придумывая новые развлечения для себя. И он очень много пил, как никогда раньше. В тот вечер я был в молельной, а он вернулся из города. Молельная комната в глубине дома и поэтому я не услышал ничего. Он был сильно пьян, очень сильно. Мне стало страшно. (много вымарано). А потом он потребовал от меня клятвы перед богами, не словом, а делом. Прямо в молельной, перед образами. Для меня лучше смерть, чем такое. И я сказал, что если он сделает это со мной там, а не в спальне, то я убью себя. И я был готов на это, правда. Мне было страшно и жутко. Мы ссорились, говоря друг другу правду, а потом я оказался около стены. И когда он был совсем близко, ударил его светильником. Рихан упал, а я звал его, перепугавшись еще больше. Он не шевелился и была кровь. Потом я нашел управляюшего, чтобы он отвез меня в серый храм, только чтобы не аторцы! Охрана ненавидела меня и Рихана. Они потом говорили об этом. Я слышал их речи, там, в капкане. Это Найгер их приставил к нам. И они сказали, что Рихан им уже не нужен, раз такое дело вышло, и что-то про ребенка. Они бы убили меня, но не могли, у них был приказ, чтобы нас разлучить. Из-за того, что я приморец. Я знал обо всем, но не мог ничего сделать. Сообщить монахам – предать Рихана? Но он ни в чем не виноват! Поверьте! Я не знаю всего дела, но уверен, договор он заключил не для себя! У нас ничего хорошего с ними не было и в доме они были как хозяева! Разве это нужно было Рихану?! Но зачем он это сделал – я не знаю. Дозвольте мне свидание, я умоляю вас! Если он уедет без меня и не вернется, то как мне быть?! Мучиться, не зная, простил он меня или нет? Может он захочет что-то сказать на прощание? Я не написал и половины того, что хотел. Не могу, простите меня! Прошу принять покаяние грешника. Судьба моя в ваших отныне руках.» Кристиэн Рихан Айэ. Кристиэн присыпал бумагу песком, тонко, аккуратность следует соблюдать во всем. Даже когда пишешь самому себе возможный смертный приговор. Уже светало. Нужно было встать, заварить питье, нога онемела, но нужно пройти всего три шага. Таких трудных теперь шага, а трость прислонена к косяку двери, до нее далеко. Кристиэн приподнялся, тяжело оперся на стол, но стоять было трудно – кололось судорогами, нужно было что-то острое. Он уже давно привык носить в одежде булавку, чтобы бороться, когда вот так сводило ногу. Одной рукой он вытаскивал из рубахи булавку, второй держался за стол, неловко шатнулся, от боли. Ах, кто же знал, что легкая стеклянная чернильница может так легко опрокинуться! Черная густая жижа потекла прямо на бумагу. Закапало на дощатый выскобленный пол, брызнуло на одежду, а Кристиэн все стоял и смотрел на погубленную бумагу, словно не веря в случившееся. Потом с трудом заставил себя, шагнул к жаровне. Надо все переписать, заново. Еще раз вывернуть душу, как? И нет чернил, кроме пролитых и бумага испорчена. Теперь с ним будет такое часто, придется привыкать. Понять, что нет больше легкой походки и изящества танцора, что нужно следить за телом, чтобы оно не подвело. Всю жизнь придется. В девятнадцать лет он калека – только теперь эта мысль стала ужасающе ясна ему. Это навсегда – хромота и молчание, безобразно изувеченная ступня и шрамы. Навсегда. Он навсегда один. Ненужный никому, обреченный только на жалость. Кристиэн опустился прямо на дощатый пол и впервые за долгое время заплакал. *** Нет, просто так к Рихану Айэ идти нельзя, решил Элвиан. Но ведь и к Рионтуру без того, что скажет сам герцог, не подступишься. Значит, сначала все-таки к Айэ. - Как вы мне надоели, кто бы знал! – вздохнул герцог так, словно Элвиан был назойливым просителем в ланкском особняке. Светский тон и полуприкрытые глаза. – Скорее бы уже поленья собирали. - Это зависит не только от вас, - в тон ему ответил Элвиан. - А что, вам так не терпится? - Да. Скучно тут у вас, - посетовал Рихан. - Ну, так что я должен повторить на этот раз вам? - Ничего. Вам больше ничего не надо повторять. Вчера был совет у императора, и он принял решение. Кстати, можете меня поздравить с повышением по службе! - Не с чем. Не знаю, какая там у вас нынче должность, но бумаг вам придется писать втрое больше, чем раньше. Вы будете не успевать тратить новое жалованье, некогда будет. - Возможно, вы правы, - светски согласился Элвиан, - но мое жалование отлично потратит жена и дочери, я останусь с бумагами, как и раньше. Но теперь я глава верхней канцелярии. Надо же, Рихан все-таки изволил подивиться. Не ожидал? - Даже так? – качнул головой герцог. – Тогда покорнейше извините, что сижу перед вами! - Я восхищаюсь вами, Рихан. Даже когда у вас нет ничего, вы умудряетесь язвить. - Ну, вы мне льстите. На сегодняшний день у меня не так уж и мало за душой – супруг, надежный друг, миска каши два раза в день, кувшин воды, постель без блох. И это не считая жизни! Неплохое состояние. Сильный человек, восхитился Элвиан. Сильный, но как же он поддался аторцам? Почему опустился до пьянства и рукоприкладства? Но теперь поздно искать ответы. - Мне нравится наш разговор. Но мы все равно вернемся к решению императорского совета. - И что решил ваш драгоценный совет? Мне скажут дату суда? - Суда не будет, Рихан, – самая главная новость далась Элвиану легко, теперь осталось быстро разъяснить, пока герцог не сделал неправильных выводов. - Ваше дело таково, что если, грубо говоря, тронуть кучу, то вонь поднимется сильная. Но и ваша вина перед страной очевидна. - Да? А мне казалось, что только перед Кристиэном. Я не сделал стране ничего плохое, в отличие от того, что произошло с ним. Ничего, кроме того, что прекратил войну за свой счет. А герцог умен, очень умен, так кратко подвести итог дела – искусство. - Да, кое-кто тоже так считает, а кто-то ровно наоборот, требовал вашей казни и вашего супруга. Но это споры. Император постановил – вы, вместе со своим супругом, должны покинуть государство. Естественно, тайно, под видом побега. Элвиан ожидал любой реакции, ведь только что, по сути, отменили смертный приговор, но не смеха. А Рихан Айэ смеялся, смеялся так, что в уголках глаз выступили слезы. - Хорошо придумано! Остаться чистенькими, прирезав нас за побег. Прекрасная идея, и на хер сесть и рыбку скушать. Но за что Кристиэна? - Хорошего же вы мнения о своем государе! О нет, Рихан, ваша смерть в любом случае попортит наши отношения с вашей любимой Аторой. А нам надо, чтобы там каждая шелудивая собака знала, что вы живы, что вы на свободе, что вы сбежали. Последствия будете расхлебывать сами – это ваша кашка. Вас обоих препроводят к границе, в карете с охраной, и убедятся, что вы на другой стороне. Вам дадут все документы. Как вы будете устраиваться и куда пойдете – ваше личное дело. Но мне искренне жаль вашего юного супруга, хоть он и тоскует по Вам. Теперь же он будет снова в Вашей власти, и надеюсь, Вы будете более милосердны к нему. - Вас не должно волновать, как я управлюсь с Кристиэном, поберегите Ваше сочувствие для других, – моментом ощетинился Рихан Айэ. - То есть вы хотите сказать, что нас с котенком посадят в карету и вежливо проводят? - Да, а потом в империи вас начнут искать, так искать, что пыль столбом. Но есть одна трудность, Рихан. Мне нужна Ваша помощь. - Вам? Моя? Заинтригован. - Есть беда с храмовниками. Настоятель Амардин очень хочет, чтобы Кристиэн остался у него в монастыре. Его основания понятны – они выхаживали мальчика, он посредник и просто хороший человек, которому нужна защита. Иерархи прямо настаивают на этом, они даже готовы к изменению брачных кодексов. Но они не убедили императора, поэтому, мне было дано поручение напрямую выкрасть Кристиэна из храма. Но это безумие! Храм Амардина почти крепость, а охраняют Кристиэна лучше чем Вас. И, к тому же, Кристиэну трудно ходить и дальняя поездка будет для него тяжким испытанием. Я ничем не могу помочь ему, не говоря о том, что отдавать мальчика вам – риск. - Вы так много наговорили, - усмехнулся герцог, - котенок и храмовники созданы друг для друга. Где еще наши целомудренные иерархи найдут такого разиню, который будет верить во все их книги и речи, да и еще со смазливым личиком и даром посредника? Если они его получат – будут вертеть как ярмарочную куклу, мол, смотрите, что бывает, когда против идут и не отдают детишек в храм. Кристиэн с самого начала должен был достаться им. Но раз уж так вышло, то нечего теперь щелкать. Хочу предупредить, если я не получу котенка, то я приму все усилия, чтобы мое дело стало как можно громче и смердело так, что половина чиновников Тэлеты предпочтет выпить яд, чтобы не дышать. Мне плевать, что это закончится костром. - Вы быстро берете вожжи в свои руки, – опешил Элвиан от такой наглости, от мгновенного превращения обвиняемого в шантажиста. - Зачем вам Кристиэн? Вы же не любите его, он будет вам обузой. За ним нужен уход, нужны дорогие снадобья, лекари, забота. Я бы мог попытаться убедить императора, что от мальчика никакого вреда и его лучше отдать опекунам. - А что думает сам котенок? – спросил Рихан с нехорошим лицом. - Его-то известили? Еще раз, со своим супругом я разберусь сам. Надо лечить – буду лечить. А кто, кого там из нас любит – не в вашем ведении вопрос. Вам будет проще исполнить приказ императора. Каким образом? Это решаемо. В мутных кварталах Ланки отыщите Холга Топора, вам известно это имя? Наверняка. Этот милый человек кое-чем мне обязан, так пусть вернет долг. - Холг мне как родной, - развел руками Элвиан, - такого ворья, к которому даже канцелярия не может привязаться, еще поискать надо. Никак арестовать не можем. - Он может выкрасть котенка, – продолжал Рихан, - привезти в назначенное место, но я так понимаю вы везде развели секретность? - Естественно, но я понял ваш намек. Мельдин Рионтур будет в курсе дела, но мне трудно предсказать его мнение. - Это неважно, но нужно чтобы он подготовил теплые вещи для котенка и лекарств на первое время, он же знает, какие нужны? И пусть наведается в наш дом, выпишите ему бумаги, пусть заберет картины и драгоценности котенка себе. - Я передам ему, - надо же, никто еще так вольно не распоряжался Элвианом, даже жена, - но картины Кристиэна теперь в императорской галерее. - …, - выразился Рихан. - Но вряд ли котенок теперь нарисует мне новых, – герцог впервые выдал свои чувства и сомнения. – И даже портрет увезли? - Его в первую очередь. Так что знать и ее потомки будут любоваться вами вечно. Мастерская работа, даже не скажешь, что рисовал ребенок! - Этот ребенок… - Рихан не стал дальше продолжать мысль. - Так им и надо. - Скажите, Рихан, - Элвиан очень долго хотел задать вопрос, тревожащий его с самого начала расследования, - правда ли, скажите теперь, что Кристиэн пытался вас убить? Следствие уже кончилось. Это просто вопрос. - В вашем звании «просто вопросов» не бывает, – назидательно заметил Рихан. - Нет, конечно. Силенок не хватит. Но жаль, что он этого все-таки не сделал. - У вашего супруга на редкость упрямый и твердый характер и обманчивая внешность. Очень сильный мальчик, хотя со странностями. - Котенок он и есть котенок. Какие сроки даны вам? - Седмица. И вы будете на свободе. Оба. *** Рихан ворочался на жесткой тюремной лежанке под колючим одеялом, глубокая ночь, а снова не спалось. Были в его жизни ложа и мягкие и намного жестче и холоднее чем это, но такой причины для бессонницы, как нынешняя, не было. Кристиэн. Такая ночь не первая - днем изматывающее безделье или допросы, а ночью ни тело, ни разум не давали ему спать. Наверное только Мельдин мог думать, что в тюрьме Рихану немедленно станет совестно и заключение снимет с глаз шоры. «Как бы не так», – усмехался сам себе Рихан, в бессчетный раз представляя себе изгибы бедра Кристиэна. А под утро накатывала лютая тоска и раскаяние, но то, что он дурак, Рихан знал и раньше. Как только котенок вытерпел столько времени и не сделал ничего раньше? Это изумленное лицо и круглые карие глаза – сам не верит, что ударил? Что же ты не добил, мальчишка? Ведь все-таки нужно и тебя было гонять на тренировочной площадке. Эх ты, недокормленный котенок. Биться башкой о пол и выть, что дурно обращался – последнее дело, зачем подчеркивать очевидное, еще раз перебирать все иглы незаслуженных обид, что воткнул в тебя на живую? Но почему ты не услышал меня, танцор – ведь я же кричал тебе, спрашивал, доверишься ли мне? Так мне и нужна была твоя задница в молельной, я хотел услышать от тебя признание… Услышал. Но что с тобой сделали? Своими бы руками разорвал бы рыжую мразь, за то, что посмела коснуться. Коснуться моего. - Ты бредишь, – подвел итог рассказу Мельдина Майэр. Господин Рионтур вернулся со встречи с главой верхней канцелярии в весьма задумчивом виде. – Ты сошел с ума, больше ничего не могу сказать. - Это не я сошел с ума, это желание Кристиэна. Я уже предвижу, все то, что ты скажешь. Май, я устал, очень устал от этой истории, от Кристиэна, Рихана, чиновников. Я бы хотел, чтобы Кристиэн переехал к нам и все бы закончилось, но не все так просто. Маленький вбил себе в башку, что ему нужен Рихи. - Я все понимаю, Мэл, насчет доверия нам, - чуть стих Майэр, - но не губи Кристиэна! Я умоляю! Как? Кому в голову могло прийти такое! И зачем надо было все это тогда? Тюрьма, суд? Зачем он мучился? Что бы снова вернуться к палачу?! - Май! Мне еще не хватало твоих истерик! - рявкнул Мельдин. Было совестно орать на любимого, который по сути прав, но если дать волю, то эту лавину не остановить. Нет уже никаких сил - это воля императора и самого Кристиэна. Может Майэру стоило получше знать о чем думает его любимец? - Что ты так вцепился в него? Он живой человек, а не твоя забава, а ты иногда ведешь себя с ним, как с куклой! Волосы вот остриг зачем то... Не наигрался еще? - Да сколько ж ты лет меня этими волосами попрекать будешь? - взвился младший. - Я тебе сотни раз говорил, он сам захотел! - Вот! Он сам захотел! Теперь ты понимаешь меня? - нужно сбавить тон, решил Мельдин. - Сам он просится к Рихану! Сам! Я не знаю, как тебе это объяснить! Что это, придурь такая или любовь, но идти против течения тяжело. - Он стал мне как младший брат, которого твой драгоценный Рихан у меня отнял! У нас с тобой не может быть детей, так почему не пригреть Кристиэна. Неужто он думает, что у нас ему будет плохо? Мы ничем его вроде не обидели. - Я не знаю, что он думает и думает ли он вообще, ты сам это видел. А сейчас он пластом лежит - срыв, ему сказали про Рихана. Дайте ему самому решить. Всю жизнь за руку тащили - дома, в браке, в монастырях. - Один раз он уже сам решил, к нам бежать. Правда избавил Рихана от аторцев. - Если бы я знал, что для этого нужно всего лишь хорошо его по башке приложить, сам бы давно сделал. Оставь малыша в покое, мы не имеем права решать за него. - Ты его опекун, он несовершеннолетний. Дойди до императора! - И что будет? - спросил Мельдин. - Меня лишат права опекунства, да и все. Как ты сам не понимаешь! Сейчас он добыча для аторцев, если они будут мстить; для тех, кому досаждал Рихан; для тех, кому Кристиэн не улыбнулся на балу и так далее. Я напишу своему родичу, он военный командир крепостушки в Мальцах, теплое и тихое место. Пусть Рихан пристроится туда, а потом я найду способ передать им деньги. У меня сейчас на руках документы, которые мне дал Элвиан, нужно поехать и забрать одежду Кристиэна и его серебро, чтобы не пропало. Все будет хорошо, Май. Они уедут и наваждение исчезнет. Рихан не зверь, я знаю его. - Ты прав. Зверь не убивает и не мучает ради забавы, в отличие от твоего дружка. Рихан лишил меня брата, убил Ская и эту шлюху, и это только то, что мы знаем о нем! Он убийца и еретик, и еще вышел сухим из воды! Как здорово! Зато стоит нам, младшим, хоть раз вякнуть против, то все, добро пожаловать на серые ступеньки. Чем мы хуже вас? Тем, что родились не первыми? Чем Кристиэн ниже Рихана? Тем, что воспитан, одарен и умен? И за это его жизнью так распорядились? - Май? - насторожился Мельдин. - Ты ничего не хочешь мне поведать? Я вроде не заслужил таких слов. Я ни разу не ударил тебя, ни разу не был незаслуженно груб. Что случилось, Май? За десять лет я слышу такое впервые. - Надеюсь, в последний. Просто вы, все старшие, снова решаете за нас, младших. Кто-то решил отдать Кристиэна, не потому, что тот сам рвется, а потому, что он тут не нужен! На то, что он чувствует - вам все наплевать! И тогда, давно, вы решили все за нас, обязав клятвой. Ему же внушили, что он обязан любить Рихана, а он не должен! И не любит, я уверен! За что ему его любить? - А за что ты меня любишь? Я старый, толстый, но у меня есть деньги и дом. А Май? Ну, так? - Вот за твое пузо и люблю, - рассмеялся блондин. - Действительно, как все глупо. Но Кристиэн... На него же петлю накидывают. - Все это очень тяжело и жестоко, то, что я сейчас скажу. Но я хотел бы быть так уверен в том, что ты будешь мне так же верен, случись чего, как Кристиэн Рихану. Я не знаю, почему он его любит, но иногда я не понимаю не его, а нас с тобой.