Сны

      Из соседских окон невыносимо громко доносятся вопли какой-то оперной певицы. Я устало прижимаюсь лбом к холодной двери подъезда. Снежинки неимоверно быстро падают на спину, превращая меня в сугроб. Проходящий мимо парень останавливается и долго смотрит, словно пытаясь понять, живая я или нет. Затем он начинает идти спиной вперед, не спуская с меня взгляд, и вскоре исчезает в тумане. Я наконец-то отряхиваюсь от снега, и с долей сожаления смотрю в туман. Окликнуть бы надо было, да что уж теперь…       В квартире надрывается та же певичка. Пробормотав себе под нос что-то не вполне цензурное, я включаю на компьютере Ramones на полную громкость. С кухни доносятся злобные крики и стук топоров по белым стенам. Наслаждайся, любимый мир.       Вхожу в ванную. Пахнет паром и освещение удушливо-красноватое, как в бане. Врубаю сразу все краны и захлебываюсь мыльной водой. Перед глазами проносятся картины из многочисленных прошлых жизней, с вереницей имен, лиц, и улыбок. Мне снится *сон во сне — та еще матрешка…*, прогулка под дождем, смех, пицца, ранняя весна, когда еще не жарко, и голубые глаза.       Но тут в эту идиллию приходит та же, мать ее, оперная певица и вопит так, что небо раскалывается и падает на землю. Я отчаянно пытаюсь спасти солнечные блики в голубых глазах любой ценой… но впрочем-то уже поздно. И я просто застреливаю навязавшееся оперное наваждение из пистолета и распадаюсь на молекулы. Неприятно.       Просыпаюсь, едва не утонув. Бегу в комнату. Этот вечный ор уже ничем не заглушить — компьютер разбит, из него торчит томагавк. Я молча одеваюсь и ухожу в Никуда. Во сне это так же легко, как сходить в магазин.

***

      А во дворе выросло дерево с зимними мандаринами. Плоды золотятся под светом фонарей. Обладатель голубых глаз мягко улыбается и протягивает мне только что сорванный мандарин, похожий на маленькое солнышко. Мы беремся за руки и идем по почтиновогодним аллеям. Впереди новый мир и возрождение из пепла, как и полагается всякими уважающим себя фениксам. Самое лучшее средство от усталости и мигреней. А над аллеями разносится уже не орущая оперная дива, а мужской, с приятной хрипотцой голос: Все пройдет — наступит утро ясное, Знаю, счастье нас с тобой ждет Ночь пройдет, пройдет пора ненастная, Солнце взойдет, солнце взойдет…