Сказка на ночь

      Жизнь — это круг, все повторяется, изо дня в день тот же черед событий, неизменный и непоколебимый. Но всегда наступает момент, когда один круг сменяется другим, и жизнь меняется абсолютно невообразимым образом, перечеркивающим все, что было до этого.       Моя жизнь изменилась тоже. У меня была мечта, которую я исполнила, едва став совершеннолетней. Я уехала из дома, из своей страны. Я хотела кем-то стать, а в отсутствие денег — есть два способа. Красота и продажность или же ум и образование. Второй вариант был мне ближе. Но я вырвалась из одного круга, но так и не попала в другой, оказавшись на аукционе молодых девушек. Я попала в рабство. Задача была предельно проста — обслуживать богатых мужчин. Я не смогла стать ничьей подругой по несчастью, потому что к тому возрасту, как у девушек появляется возможность уехать из дома, мало кто остается невинен. Я была белой вороной в стае давно обозленных жизнью. Нас ни во что ни ставили, пользовались, унижали и избивали. Потому мне повезло, что я все еще осталась девственницей. Меня не насиловали, как остальных, но заставляли смотреть, когда какая-нибудь девушка, из-за нехватки места, оказывалась в одной клетке вместе со мной. 
Я знаю слишком мало, чтобы быть уверенной, но, кажется, меня пытаются продать за большие деньги. И одно мое достоинство — может стать моим спасением или погибелью.       С трудом могу сказать, сколько времени прошло, пока я кидалась с одной серой стены, на другую, еще более серую и грязную. В этом месте нет ни времени, ни дней, ни имен. Тут нет ничего. Тут стирают границы пространства, стирают личность, стирают прошлое, стирают настоящее и прямо намекают на отсутствие будущего, готовя стать вещью.       Но главное, я уже не пытаюсь что-то изменить. Выломанные руки и едва зажившие ожоги, следы от сильнейших ударов грубыми мысками ботинков ежесекундо напоминают о том, что будет, если бросить взгляд не туда, куда тебе указывают, не говоря о чем-то другом.       Иногда мне начиналось казаться, что я сама мечтаю о том дне, когда наконец-то мной воспользуются, прекратив мучать, разрушающим психику, ожиданием. — Вставай, — меня больно схватили за синяки на руке и повели по столь же темному коридору, как и моя клетка.       Сомкнутая тяжелая рука на моем плече не разжималась даже тогда, когда мы оказались в ярко освященной, абсолютно чистой комнате. Я смотрела в пол, блестящий от ежедневного мытья и содрогнулась, привыкшая к постоянной грязи и духоте. Яркий свет резал глаза, но больше всего я боялась поднять взгляд и увидеть очередное разочарование, отражающееся в чужих глазах. — Отпусти ее, — сказал он так, что возразить было просто невозможно.       Два легких шага, и он оказался рядом со мной. Чувствую, как непринужденно изучает меня, но все еще не смею поднять голову. Постоянно ломящая боль в костях не дает мне сделать этого. Они скажут, что я не получила разрешения, и изобьют вновь. Потому что единственное, что им оставалось в отсутствии сексуального насилия, это мучительно долго избивать меня, не причиняя действительного вреда, кроме боли и синяков.       Я вижу его красивые, ухоженные руки, прямые ноги, одежду странную, хотя и подобранную со вкусом, и чувствую легкий запах дорогого парфюма. Это так сильно напомнило мне о той жизни, которой я жила еще несколько месяцев назад, что я расплакалась прямо напротив него. Все это время я не давала себе слабины, но в итоге не смогла сдержаться. Мое переломленное сознание ничего не воспринимало так, как должно было. Все вещи и люди смешались, теряя первоначальный смысл.       Его рука поднимается, легко касается моего подбородка и поднимает голову вверх. Смотрю ему в глаза, не моргая, а слезы льются сами собой тонкими ручьями, а он довольно долго улыбается, рассматривая меня с еще большим любопытством.       Я знаю кто он. Известный музыкант, на чей концерт я так хотела сходить. Его фильмы я смотрела с самых юных лет. Джаред Лето. И это еще больше доводит меня, закручивая в обрушившуюся реальность, которая уже не может быть хуже.       Он отпускает руку, делает несколько шагов назад, но до сих пор не дает опустить мой заплаканный взгляд, потерянный внутри себя. Смотрит на меня, но заводит разговор, с человеком, стоящим позади него. — Ладно, уведите ее.       У меня неожиданно для себя задрожали руки, а слезы потекли еще сильне. Вчера, когда я почти спала на выцветшем и затхлом матрасе, мне удалось расслышать разговор, доносящийся из другого конца коридора. И я знаю, что теперь ждет меня, когда он уйдет. Они не смогли получить достаточную выгоду, поэтому воспользуются сами. А зная здешние правила, я догадывалась, что мне недолго осталось жить в относительном счастье, которому меня подвергали каждый день. — Нет, — выкрикиваю я, вырываясь из огромный рук человека, который стоял позади меня все это время. — Не трогай меня!       Я оказываюсь около Джареда, смотрю прямо в глаза, хватаюсь за его руку, которую любой другой тут же бы вырвал, но не он. Я вся дрожу от пробирающегося по телу холода, но я все-таки нахожу в себе смелости просить его, совершенно не подозревая к чему это приведет. — Не оставляй меня здесь, умоляю...       Он вновь смотрит на меня, но даже без тени улыбки, изучает опять, но совершенно иначе, нежели в первый раз. Он решает оставить меня здесь или забрать с собой. И, кажется, что я проиграла. — Уведи ее, — повторяет он человеку, приведшему меня сюда, а теперь нависшему надо мной, едва ли не теряя самообладания от злости.       Проиграла.       Я бьюсь и ругаюсь, но это не помогает избавиться от цепких и сильных рук. Я снова в своей грязной, темной комнате. Теперь я знаю, что это был мой последний шанс.       Оказывается, что в глубине души я на что-то рассчитывала, а этого делать было нельзя. Я разочарована, уничтожена и снова унижена. Но если бы меня забрали, я могла бы бороться, я могла бы спастись. А здесь моя жизнь вот-вот закончится.       Дверь снова открылась, тот же мужчина берет меня под руки и ведет другим коридором, еще темнее, чем прежний и мне кажется, что это и есть конец. Кажется, это начнется прямо сейчас. Я пытаюсь снова вырваться, хотя бежать некуда, мрак поглощает меня. Я хочу хотя бы на минуту остановить это, но он уже волокет меня по коридору, не заботясь о моих чувствах, о приложенной силе и о том, что клоки волос остаются у него в ладонях.       Я чувствую, как в мой нос уткнулась грязная тряпка, когда мы подходили к какой-то особенно большой и тяжелой двери, ведущей прямиком в ад. А больше, больше я ничего не чувствую и не помню.       Прихожу в чувства в темной комнате, мои руки осторожно связаны за спиной необычным узлом, каких я никогда еще не чувствовала на себе. Вокруг меня тихо, плотные шторы не пропускают и луча света. Он сидит на полу и что-то рьяно печатает. Он так увлечен, что не замечает того, что я проснулась.       Как бы я не стыдилась своего чувства, но я счастлива, что я здесь. Пока я не могу до конца осознать этого, но, кажется, что все не так плохо, как могло бы быть. Теперь я смогу испробовать все, что я придумала за месяцы одиночества и самоуничтожения. Одному человеку не так сложно противостоять. А если он и трахнет меня, то это будет не так больно и унизительно, как могло бы быть там… Я смогу попробовать смириться с этим круговоротом вещей.       Я снова тихонько заплакала, потому что мои мысли и планы не соответствовали моей дейсвительной силе. Сейчас я по-настоящему боюсь того, что он разозлиться на меня, но никак не могла подавить свои болезненные слезы. Потому что по сути он такой же, как и они, ничем не отличается от них, ни желаниями, ни способами, ни мыслями. 

Я не заметила, но Джаред отложил свой телефон и внимательно наблюдает за мной. Я всхлипываю, слегка дергаю головой и встречаюсь с ним взглядом. Он все еще смотрит на меня, ни показывая ни одной эмоции, потом встает и подходит ко мне. Садится на край кровати и слегка гладит меня по волосам, будто успокаивает, но я не унимаюсь, только сильнее заливаюсь слезами, не двигаясь, хотя его мягкие руки были столь же отвратительны мне, как и тех мужчин, что делали мне больно день ото дня, пока я не научилась вести себя «правильно», хотя и тогда они приходили ко мне. Лето продолжает прожигать меня, презрительно оценивать, когда его руки все так же лежат на моих волосах. Но вдруг он хватает меня за горло, перекрывая возможность дышать, и смотрит в глаза, вынимая душу наружу, танцуя с ней дьявольский танец. И без слов все понятно, я быстро успокаиваюсь, беру себя в руки. Он слегка отпускает меня, но его рука по-прежнему у меня на шее. Его мягкие пальцы не оставят и следа, но я с трудом переношу его руку на моей шее.
 — Не бойся, — говорит он все так же без эмоций. — Я не собираюсь тебя трахать…       Я почти поверила в его лучшие намерения, забывая о его крепкой руке, но он быстро вернул меня в унизительную реальность. — Пока. Ты не готова ко мне. Но не думай, что стоит расслабляться, позже нас ждет упорная работа. — наконец-то он его лицо расплылось в ухмылке, которая тут же исчезла во всю ту же маску безразличия.