Первая эпоха. Так они и жили. Часть вторая.

С утра лил дождь. Не тот быстрый, ясный летний ливень, после которого все кажется умытым и сияет новыми красками. И не безнадежная морось, от которой ломит старые раны, хочется выть волколаком. Отвратительный, холодный, не прекращающийся, долгий дождь, при котором делать ничего не хочется, кроме как укутаться потеплее, так, чтобы даже нос наружу не торчал, и пить что-нибудь горячее. За окном уныло качалась согнутая дождем ветка клена, изредка постукивала в раму. Стекло рябило под потоками воды. Вверху маленькие капли то и дело срывались вниз, цепляя по дороге своих товарок, вырастая, тяжелея и убыстряя движение. Вниз скатывались уже маленькие ручейки. Майтимо полусонно глядел на окно. Выбирал дождинку, следил за ней, загадывая: какой путь выберет, какие капельки заденет по дороге. И по-детски радовался, когда удавалось проследить весь путь. Завтрак кончился. До обеда еще долго. Ничего не болит, только чешется ужасно под повязками. С левой руки бинты уже сняли. И Майтимо пытался осторожно почесать самые нестерпимые места под бинтами на правой. Впрочем, безуспешно. Финдекано разговаривал в подсобной комнатке. До Нельяфинве доносились обрывки диалога: - Мой принц, это невозможно… - А вы постарайтесь, пусть не в одиночку ищут, а по три-четыре эльфа. Да сопровождают пусть конные разъезды… - Но что из этого может получиться? - Если не попробовать, так и не узнаем. В конце концов, не обязательно сразу далеко отправляться. Пусть хотя бы попытаются найти что-то похожее на наши лечебные травы. Подойдут к концу запасы, а где новое сырье-то возьмем? - Слишком силы распылим… - Принц Турукано думает… - Я сам с ним потом переговорю… Беседа была деловой, и Майтимо не мог просто так позвать друга, потому что заскучал. Постепенно серенький день, мерный шум дождя и постукивание ветки за окном усыпили Руссандола. В грезах тучи застилали свинцовое небо Хелкараксэ. По льдам, заметаемым беспрерывной поземкой, устало брели эльфы. Тянулись льды. Из редких просветов на небе взблескивали хрупкие, словно льдинки, звездочки. Торчали вверх и в стороны высокие осколки льда. Черными кляксами расползались под ногами полыньи… все кругом было тускло, серо, бесконечно и безнадежно… Сон Нельо не освежил, а, скорее, утомил, вымотал и озадачил. Майтимо обрадовался, проснувшись. Полежал с закрытыми глазами. Постарался придти в себя. Взял со столика чашу, попил тепловатой, невкусной воды. Окружающее тоже казалось серым и беспросветным. Так же сыпал дождь. Так же о стекло билась долгая ветка клена. В палату вошла Ильфир - помощница Вильялотэ, с ведром воды и щеткой. Предстояла уборка. Сон не шел из головы у Майтимо, и Рыжий вполуха слушал болтовню Ильфир, пока та протирала пыль, и мыла полы. - ... А в Эндорэ мы с мужем за дочкой пошли, за Делиэн. Дочка у нас боевая, серьезная. Подружкой принцессе Артанис была… - Была? – напрягся Майтимо. Ильфир согласно кивнула. - Была. Первая за государем Нолофинвэ пошла. Ни на миг не задумалась. И на Хелкараксэ шла Делиэн, не гнулась, не сдавалась. Других поддерживала. Помогала. Только вот один эльфенок в полынью провалился. Делиэн - горячее сердце, за ним нырнула. Его вытолкнула, а сама... Нету больше нашей доченьки. А мы тут вот живем… На пороге показался озабоченный Финдекано. - Ильфир, вы с Майтимо немножко одни не побудете? Мне нужно срочно с Турукано переговорить! - Иди, мой принц, - махнула рукой добродушная Ильфир. – Мы тут сами справимся. Но как только шаги Финдекано затихли, эльфийка сразу переменилась. Лицо ее стало бледным, строгим, каким-то мраморным. Из-за пазухи, оглянувшись на дверь, Ильфир достала кухонный нож. Быстро, бесшумно, словно тень, переместилась к ложу Майтимо. Глаза ее блеснули безжалостным охотничьим блеском: «Думаешь, мы забыли про дочку, принц Нельяфинвэ? Твоя кровь нам ответит». Кинжал резко опустился на шею Майтимо. Не успевшего, в этот бесконечный и одновременно короткий миг, ни воспротивиться, ни позвать кого-то. Пока Нельо хрипел, захлебываясь кровью, он внезапно понял, что благодарен Ильфир… А затем... ...Проснулся. ...Финдекано возится в комнатке рядом. Ильфир моет полы... - Ух! – прошептал Майтимо, обводя мутным взглядом комнату, - ничего себе, кошмар привиделся. - Да уж слышу, - Ильфир остановилась возле кровати, опершись на щетку. – Ты все криком кричал. Снова что ль тебя Вильялотэ протертым супом кормит? Майтимо не мог не усмехнуться в ответ - лечебный суп Вильялотэ успел войти в поговорки. «Страшней, чем суп Вильялотэ». «Чтобы тебя лечебным супом Вильялотэ накормила за такое безобразие…» Ильфир оглянулась, тщательно вытерла руку платком. И украдкой протянула Майтимо сдобную лепешку, от которой вкусно пахло расплавленным сыром. - Держи-ка, страдалец, - посмеиваясь, подмигнула эльфийка, - а то в Мандос на этих супах лечебных сойдешь! Нельяфинвэ коротко поблагодарил, взял лепешку, вонзил в нее зубы. И тут же рот, а следом и горло, словно огнем опалило. Перед глазами замельтешили разноцветные мошки. Начиная с губ онемение быстро побежало по телу. Майтимо едва успел расслышать злое: «Это тебе за девочку мою, за Делиэн, что во льдах осталась по твоей милости…» - Майтимо! Майтимо!!! Нельо! – Финдекано, стараясь не повредить другу, тряс за левое плечо. Проснувшийся Руссандол какое-то время глядел на встревоженного брата, едва ли понимая, кто перед ним, потом сморгнул несколько раз - до сознания дошла окружающая реальность. - Кошмар... Морок, словно в... – к счастью Рыжий вовремя прикусил язык. Финдекано мягко обнял друга, давая время успокоиться, - Сейчас принесу тебе успокаивающий отвар, хорошо? Подожди немного. Майтимо кивнул, подавляя внутреннюю дрожь, едва не потянулся следом за Финьо, едва не крикнул: «Останься!» Ильфир тем временем домыла пол. Протерла внутреннюю сторону окна, по которому, как и утром, стекали вниз стремительные дождевые струи, и постукивала снаружи тяжелая ветка клена. «Сон или явь?.. Попробуй, вот, разбери», - ломал голову Майтимо, оглядывая комнату. Все настоящее, отчетливое. Хотя и сны, и мороки порой бывают даже отчетливее, нежели сама реальность. Помнится. Но как их различить-то? Но на этот раз все казалось таким привычным, знакомым, повседневным - Майтимо заневолю пришел к выводу, что все-таки проснулся. - Финдекано что-то долго нет, - тихо сказал Нельяфинвэ отжимающей тряпку Ильфир. - За чистой водой пошел к роднику. Сейчас вернется, - эльфийка не спеша приблизилась к кровати Майтимо. Памятуя сон и «сон во сне», Руссандол слегка напрягся. Но Ильфир очень буднично, со словами «ну-ка приподнимись», спокойным, каким-то домашним жестом вытащила подушку из-под головы Майтимо. Взбила, расправила. И… опустила на лицо Феанариону, зажимая рот и нос. Майтимо пытался вывернуться, сопротивляясь. Но силы были не равны, и воздуха оставалось все меньше и меньше... Неспешная темнота расстелилась перед глазами, укутала, погасила мысли… Неожиданно в горло ворвался воздух, а под веками брызнул свет. Вначале яркий, почти ослепивший, постепенно уменьшаясь до привычного серого полумрака. Прохладное, мягкое прикосновение, знакомый голос убирали остатки кошмара, облегчали состояние, приводили в себя. - Эк тебя корежит-то! – донеслась мешанина невнятных слов. Майтимо приподнял веки, вздрогнул, отшатываясь, пытался отодвинуться, отстраниться от руки Ильфир. Щетка стояла прислоненная к стене, рядом с кроватью. А эльфика осторожно обтирала лицо Майтимо мягкой салфеткой, смоченной прохладной водой. Руки у Ильфир были твердые, сильные, с бугорками мозолей. Но двигались аккуратно и плавно, мягко касались лица, убирали кошмар, будто тяжкую мрачную паутину. Майтимо перевел дыхание, сглатывая. В горле мешался какой-то острый и горький, словно сухая полынь, ком. - Ты будешь меня убивать? – ляпнул Майтимо первое, что пришло в голову. - С чего это ты взял? – удивился Финдекано, появившийся из-за плеча Ильфир с чашей успокоительного. - За Делиэн, за дочку, что во Льдах осталась… - Майтимо переводил взгляд с одного лица на другое, и чувствовал, что сходит с ума. - Ничего, отошел вроде принц Нельяфинвэ, очнулся, - деловито сказала Ильфир, полуобернувшись к Финдекано. Затем снова повернула голову к Майтимо. Он вновь вздрогнул. – Нет у меня дочери. И не было никогда. Сын есть. Тирон в стражах у владыки нашего, короля Нолофинвэ, служит. А больше детей нет, - с мягкой улыбкой произнесла целительница, прямо и спокойно глядя в глаза Феанариону. - Но я же... Помню... Очень хорошо помню, как ты рассказывала про дочку свою. Делиэн - Горячее Сердце. Как она за эльфенком нырнула… - Это в тебе совесть бродит, принц Нельяфинвэ. Покоя не дает. Может, оно бы и хорошо. Да ты только что чуть не задохнулся. И на шее вон, кажется, рана открылась, всю подушку залил. Отпустил бы ты себя уж, не мучался. «Отпусти меня, Финьо… хоть сейчас отпусти, не заставляй жить… почему не добил там, на скале? Сил моих больше нет…» - Нельо сжал зубы, зажмурился. Образы и мысли мелькали в голове невыносимым пестрым хороводом. Мчались в огненном танце один за другим – дядя Глевэ, Алассэ, Эленвэ – все, погибшие по вине Руссандола. Горло перехватывало от закипавшей горечи и боли. Кажется, Нельяфинвэ застонал. Сам он не мог сообразить… - Пусти меня, пожалуйста, - Финдекано подошел. Аккуратно размотал бинт на горле. Покачал головой. – Надо же, действительно шов разошелся. Крови-то сколько! Поодаль, слышался негромкий, грустный голос Ильфир. - Больная совесть любую вину на себя берет… К пульсу на горле прижались пальцы, Майтимо передернуло. Точно так же мерили ему пульс там, в Ангамандо. Когда палачам случалось переусердствовать. Майтимо невольно, по привычке стал про себя считать. «Не дергаться, не кричать. Он не в Ангамандо. Он среди друзей». Финьо стирал кровь, мазал, перебинтовывал. Майтимо лежал молча, закрыв глаза. Но невольно вспоминались застенки. Заломило плечи от висячей дыбы. Резкой, острой болью пронзило бок, особенно сильно, резко и жестоко заболел ожог на груди. Но сейчас поверх этих воспоминаний, поверх личной, физической боли легла другая. Сильнее. Страшнее. Ледяная, безнадежная, непреходящая. Через Хелкараксэ, в пучине обледеневшего в камень пролива шли преданные ими эльфы. Шли. Ползли сквозь бурю, тьму, ветер. Терли побелевшие, онемевшие от холода руки и щеки снегом. Падали, поднимались и шли вновь. А некоторые так и оставались в снежной могиле. Уходили под лед, под снег, заносивший следы. Но все равно шли. Потому что дали слово. Потому что были верны предателям… А когда поняли, что это смерть, шли, чтобы все же прийти. «А я иду уже не за тобой, А я иду, что б просто не упасть», - кажется, Руссандол слышал эти слова, кто-то пел под окном. Еще до дождя. И это было так страшно, что Майтимо закричал. Он кричал во весь голос, как когда-то под пыткой. Запрокидывал голову, кусал губы до крови, задыхался, кашляя кровью… Нельо не запомнил, что происходило потом. Видимо, прибежали еще целители. Вильялотэ. Кажется, ему клали на лоб лед, пытались напоить какими-то целебными средствами, а Майтимо отказывался. Мотал головой, рыдал, и сквозь стиснутые зубы повторял: «Дайте мне умереть…» - Перестань! Как ты смеешь! Я тебя спасал, а ты?! Все столько сил на тебя положили! – это Финдекано так кричит? Майтимо широко раскрыл глаза, глядя на брата с изумлением и недоверием. Нолофинвион резко остановился. Смолк, тяжело дыша. Лицо взбешенного нолдо, от гнева покрывшееся алыми пятнами, нависло над Майтимо, так близко, что можно было различить золотистые искорки в серых глазах Астальдо. И Нельо тоже замолчал, как будто споткнулся на бегу. Пристально, растерянно глядел в близкие, родные глаза. Сейчас было очень хорошо видно, как похожи эти два эльфа. Постепенно в глазах Феанариона светлело, муть лихорадочного бреда разбегалась. И чем яснее становились сознание, тем ярче пылал румянец на щеках. Тем сильнее отражалось раскаяние и стыд. Финдекано медленно поднял голову. Отстранился с ничего не выражающим лицом. Так же ровно и монотонно произнес: - Прости, Майтимо. Я выйду. Простите меня... Нолофинвион круто развернулся и почти бегом выбежал на улицу. Вильялотэ отошла от постели, сжав губы в тонкую линию. Халлон принялся поправлять сбившуюся конструкцию. Проверять повязки. Не глядя на замершего Майтимо. Ильфир вздохнула. - Ты бы побольше эльфам доверял, принц Нельяфинве. Не орки все же… - Прости... разучился я... кажется... – буркнул Нельо, глядя в угол. Ему и самому было стыдно за внезапную истерику. - Ничего, время лечит, Ильфир, - так же тихо и глухо, произнес Халлон. Да, знаете, - он задумчиво качнул подвес, - я думаю, можно уже разобрать это. Подошла Вильялотэ, так же, не говоря ни слова, напоила Майтимо отваром. Вечером вернулся Финдекано. Не глядя на друга, подошел к кровати. Проверил Нельо пульс. - Сейчас подпорку разбирать будем. Ты как? – коротко, словно нехотя проговорил он. - Нормально, - так же тихо, и отводя глаза, ответил Нельо. Взял руку брата в свою ладонь. - Прости меня, дурака. Ладно? Вы оба меня простите… …Майтимо проснулся посреди ночи и долго не мог уснуть. Прокручивал в голове происшедшее днем, пытался разобраться, понять, что же с ним произошло... происходит… произойдет… Чуть колышется от ночного ветерка светлая легкая занавеска на приоткрытом окне. Дежурный целитель прикорнул в кресле рядом, в подсобной комнатке. На столе прикрытый тканью, сияет один из малых отцовских светильников. И Майтимо в его свете принялся разглядывать руку. Левую. На правую, перевязанную, он старался не смотреть… Почти все бинты с левой руки были сняты. Как и поддерживающая срастающиеся, искореженные кости и мышцы, конструкция. Какое-то время назад, Майтимо был почти целиком замотан в бинты. Их часто приходилось менять. Естественно, болезнь – грязная вещь. Кровь, гной, ночные горшки – мало во всем этом эстетики. А Финьо – эстет, всегда эстетом был, брезгливый. Был брезгливым, тут же поправил себя Майтимо. После Хелкараксэ у Астальдо должно было остаться не больше брезгливости, нежели у самого Нельо, после плена. Руссандол вытянул руку, согнул и разогнул пальцы. Покрутил кистью. Ничего, слушается. Нужно будет начинать тренироваться. Уж если рука осталась одна, то она должна работать за двоих. Поверх занавески в комнату глядела темно-синяя ночная тьма. Ни единой звездочки, ни лучика луны. Все будто застелено непроницаемой темнотой. В этот ночной час и мысли одолевают ночные. Темные, смурные. О том, что он, Майтимо, изменился, очень сильно. Чтобы полностью восстановиться, с полной отдачей работать придется. Многое вспоминать, а еще большему учиться заново. Нескоро еще таким, как прежде, станет. Если станет. Под грязью и не заметно было, какой он, Нельяфинвэ. Как дохлая рыба. С белым брюхом. Дохлая гнилая рыба. Подобие живого существа. Нельо усмехнулся: скажи ему кто-нибудь, что он с трепетом будет думать о собственном уродстве, засмеял бы дурака. А теперь сомневается. Сейчас только понял. Сколько он уже здесь, а понял только сейчас. Насколько он, должно быть, отвратителен. Кожа да кости. Кожа серая, в струпьях. Изо рта, небось, несет. Сколько лет не чистить зубов, есть, что попало... А Финьо... Молчал. Обнимал его, ничего не говоря. Никак не выказывая отвращения. Смог бы он сам так? Помня, каким был, видя, каким стал. Не отвернуться... Не искать причин не быть рядом. Когда его рвало, когда не удерживал в себе ни с какой стороны. Как дитя малое, неразумное, все в пеленку. Здоровая, крепкая злость неожиданно поднялась внутри. Ах, какой он, Нельяфинвэ, бедненький-несчастненький… ручки тоненькие, глазки косенькие! Цвет лица не того оттенка… А вчера так вообще истерику закатил. «Убейте!» Тут друг и не выдержал. «Сколько сил на тебя целители угрохали?! А я зря рисковал?» И высказанное словами и невысказанное, только во взгляде читавшееся, между ними прозвучало. Хорошо хоть Финьо умней оказался: пришел вечером, как будто ничего не было, накормил, помог Халлону снять отвесы. Только при этом глаза отводил… Да молчал. Потом сослался на дела. Ну да. Он не последний ведь эльф. Не все ж ему с неблагодарным больным возиться. Есть те, кому он действительно нужен, кто помощь примут, оценят и кобениться не станут. А ведь и правда? Зачем спас? Зачем сейчас возится. По старой памяти и дружбе? Нет ведь ее давно. Ни той, ни другой. Так, лоскуты каких-то мыслей, образов. Что происходит в его голове? Майтимо закусил губу, сильно закусил, до боли, чуть ли не до крови, отгоняя дурные мысли. Что он только что нафантазировал?! Какой бред, как не стыдно! Морготовы происки! Нельо усмехнулся, облизнул губы, слизнув кристаллик соли. Вот снова. И сколько еще будут они, эльфы, собственные глупости на вражеские происки списывать? Нет уж, голубчик! Умеешь гадости думать, умей ответ держать. ЭТО ТВОИ МЫСЛИ. Может, даже в них есть некий резон… Когда-то, кажется, в другой жизни, Майтимо еще снились цветные сны. Деревья, свет, смех, запахи. Не те, что сейчас. Не кислый, сладковатый аромат падали… а сны были не серые, в лучшем случае багрово-черные, или белесые от боли. О Эру! Еще о сновидениях своих печалиться не хватает! Дел больше нет… Ясно же, что какова действительность, таковы и грезы. Ведь уже перестает Ангамандская дурь чудиться. Майтимо задумался, почти всерьез вспоминая сны. Серые, беспредметные. Переливы теней, странные всполохи, болезненные видения. Но среди них все чаще проступают нормальные вещи. Всплыла же откуда-то из белесой глубины сегодня ночью тарелочка ярких, румяных груш. Утвердилась самым наглым образом. Кажется, даже кошмары прогнала. Точно! Майтимо спокойно мог доспать до утра. Вот тебе и сны с запахами! Распускаться не нужно, тогда все будет в порядке. Но как же сложно, в такую ночь не поддаться унынию… А еще прикосновения бывают. Ладони целителей, Финдекано. Горячие, живые. Наверное, омерзительно прикасаться к его холодной шершавой коже. Рыбьей чешуе. И никакие одеяла не греют, никакой очаг. Странно, они - прошедшие вечный лед, были теплее. Их грело и греет что-то изнутри. Чему он сам не может найти название. Забыл, что это. Хотя нет. Не забыл. Когда Финьо рядом, когда Макалаурэ приходил, теплее становилось. Не только от рук, внутри. Там, где-то под ребрами. Потому и не хотел, чтобы уходили. Раз за разом оставляя этот теплый уголек покрываться холодом золы. «Я себя жалею? Нет, скорее я себе омерзителен... Пусть Финьо говорит, что это неблагодарно, глупо... Но не будь его, насколько им легче было бы... Только вот острого ничего нет. И не дает что-то уйти». Он пытался уйти из тела, там, в Ангамандо. Но чары Моргота держали. Что же держит тут? Невыполнимый обет заставляет все еще биться его сердце? Или что-то еще? Ведь погас уголек. Кому он такой будет нужен? Даже если на ноги встанет... Срослись ноги, шевелить может. Встать пока никак... Даже сесть не может сам. Задыхается от малейшего движения, от нескольких фраз подряд. А у них, у Финьо свои заботы. Ну дошли они до Эндорэ, и что дальше? Что на себе принесли? Что здесь освоили, тем и живут? Коней, слышал, приручили. Говорил Финдекано. Рассказывал, скупо, мало. Ведь все же феаноринги увезли. На кораблях. С чем братьев оставили? Только с тем, что в руках держали. А они на него травы изводят, ткани на бинты... Еду. Майтимо сильно откинул голову назад, зажмурился и резко открыл глаза. Помогло. Эльф почувствовал, что еще засасывают тяжкие раздумья, тянут куда-то вниз. Но ведь это же неправильно! Не его мысли! Не его чувства! Он не может быть такой унылой, безнадежной жертвой. Или может? А еще звуки… Постоянный звон в ушах. Нарочито внимательный взгляд, потому что иногда из-за этого звона он попросту ничего не слышал, только видел шевелящиеся губы. Кивал, улыбался. Когда вспомнил как. Как он говорить-то не разучился. В плену не давали. Язык только другой. Сейчас под стать голосу. Рык, а не фраза. Хрип. Но у него, Нельяфинвэ Майтимо Руссандола, нет звона в ушах! Уже давно нет, как только была восполнена потеря крови, звон в ушах прекратился и не возвращается! Откуда эти мысли? Откуда рассуждения о голосе, языке? Это же совершенно не важно. Майтимо способен говорить, окружающие его понимают. Остальное приложится со временем, когда Нельо окончательно поправится. Кстати о выздоровлении… Пока не кончился период просветления, нужно звать целителя. Сегодня дежурит Халлон. Он не так многословен, как Вильялотэ, не смешлив, как Ильфир, не смотрит с плохо скрываемым сочувствием, как Финдекано. С ним рядом, просто спокойно. Ненавязчиво. Кажется, и Халлон понимает, что Майтимо с ним спокойней. А может еще по каким-то причинам, чаще всего именно он остается ночевать в его палате. Помогает привести себя в порядок, перевязывает... Стоп! Опять он уплывает, опять с его головой происходит неведомо что, не поддающееся контролю! Майтимо набрал воздуху в грудь. Превозмогая дурацкие, навязчивые, тяжелые мысли, громко, как мог, позвал. - Халлон! - Да, принц Нельяфинвэ? – целитель мгновенно оказался на пороге палаты. Даже непонятно, когда и успел-то выбраться из своего закутка. - Халлон, - негромко, но отчетливо говорил принц, - мне нехорошо. Совсем нехорошо. Вызывай Вильялотэ. А пока дай, пожалуйста, макового отвару, хочу заспать всю ту дрянь, что скопилась у меня в голове… Хотя нет, это смажет картину. Пусть Вильялотэ поторопится, меня захлестывает. Майтимо откинулся на подушки, закрыл глаза, стиснул губы. Лицо его стало неподвижным, холодным, отстраненным. Только на щеках ходили желваки. Казалось, эльф борется с собой… Быстрым шагом вошла спокойная Вильялотэ. Оглядела Майтимо. Взяла левую руку, сосчитала пульс. Приложила ладонь к сердцу. Послушала. Потом взялась кончиками пальцев за виски Нельо. Пробормотала: «Открой сознание, дай глянуть, что у тебя в голове… не сопротивляйся…» Постояла, закрыв глаза, посмотрела. Нахмурилась еще сильнее. Покусала кожицу на верхней губе. - Так, Нельо. Это не смертельно. Расслабься. Подумай о чем-нибудь хорошем. О братьях, к примеру. …И к братьям пора возвращаться. А захотят ли? Нужен он им такой? - Нельо! – резкий голос Вильялотэ выдергивал из тягучих, засасывающих мыслей, будоражил, не давал утонуть. … Макалаурэ попросить... Нет, не попросить. Велеть. Он ведь Глава Дома. Король нолдор. Или уже нет? Какой он Глава. Под себя ходит, стакан воды поднять сам не может. Свои же за таким не пойдут. А с Макалаурэ поговорить надо. Чтоб вернули. Не дело так... - Я с кем говорю, феаноринг? Со столом? Просыпайся, хватит дурью маяться! – Вильялотэ и не думала оставлять Майтимо в покое. Тормошила, дергала, звала. Майтимо встряхнулся. Даже мысли стали потихоньку меняться. Те же тягучие, нездоровые… но не такие безнадежные. …Рано себя жалеть. Рано уходить. Не все долги отдал. А чтобы с ним возиться не пришлось, не только принимать. Отдавать тоже нужно. Голова вроде работает, значит, и дело ей найдется. Значит, другим вернется. Таким, каким помнят. Не слабым. А тело. Он заставит свое тело стать прежним. Пожалеет еще Враг, что не убил сразу. Рука одна. Но ведь одна есть. И голова на плечах. Повоюем еще. - Хорошо начал. Думай дальше, дальше! Возвращайся к себе, - голос Вильялотэ будоражил, призывал, вытягивал из круговорота чуждых дум… Нельо старался выбраться. Очень старался. Ему было неуютно в этом месте, куда он так опрометчиво забрался. - Вильялотэ, что это? Откуда? - Это ловушка твоей головы, твоего сознания. Сейчас ты в разладе с самим собой, от этого и срыв. - А почему я в разладе с самим собой? - Причин много, - Вильялотэ пожала плечами. – Болезнь. Постоянное чувство вины перед Вторым Домом. Элементарное переутомление. - Достаточно, - Майтимо взял чашу с отваром из рук целительницы. – И что случилось? - Какая-то часть Майтимо хочет сдаться, свернуться клубочком и лежать, скуля, всю оставшуюся жизнь – оберегать с трудом обретенное спокойствие. – Вильялотэ глядела прямо, говорила отчетливо, жестко. Без какого бы то ни было снисхождения к страданиям Майтимо. - Если не хочешь закуклиться, остаться беспомощным калекой и остаток дней сокрушаться по сломанной жизни, тебе придется преодолевать себя. Будет трудно. Очень трудно отнестись к себе объективно, без жалости и ненавидяще-сладкого омерзения. Но ты справишься. Ведь смог же самостоятельно разобраться в происходящем. И даже настолько обеспокоился, что вызвал меня. - Вильялотэ, я думаю, что какое-то время мне придется бессменно дежурить. Ведь именно мое присутствие расслабляет Майтимо и позволяет ему быть спокойным, - деловито сказал Халлон, перетаскивая кресло в палату. Вильялотэ согласно кивнула. - Да, Халлон, ты прав. Какое-то время Нельо нельзя будет оставлять одного. На всякий случай… - обернулась к больному. - Нет, Майтимо, не начинай снова трогательно жалеть себя. Лучше расслабься. Старайся думать только о хорошем, представлять себе лишь красивые, добрые вещи. Сейчас ты выпьешь маковый отвар и заснешь. А выздоровление начнется именно с того, что сны придут легкие, красивые, исцеляющие.