Первая эпоха. Так они и жили. Часть вторая.

После возвращения в свой лагерь Майтимо проспал двое суток и проснулся на третьи. За окнами мутно глядело сумрачное предзимнее утро. Резко пахло хвоей и чуточку пряным дымом. От жары над верхней губой у Майтимо выступили капельки пота. Руссандол дрогнул ресницами, прислушался, стараясь выяснить причину своего внезапного пробуждения. Разбудили Майтимо странные перешептывания, уханье, тихие взвизги и приглушенные вопли «отдай». Нельо полежал какое-то время с закрытыми глазами. Уверился, что освобождение ему не приснилось. Что рядом совсем не орки делят фляжку с самогоном, а очень милые и знакомые, хоть и слегка вздорные, эльфы. Майтимо раскрыл глаза. Это были не подземелья Ангамандо и даже не лазарет Второго Дома. Нельо лежал в незнакомой комнате. Окно обнаружилось там, где полагалось находиться двери. Прикроватный столик был непривычен: массивный, отполированный, с ножками в виде кошачьих лап. И вазочка стояла не берестяная, искусно заплетенная, а фигурная, молочного стекла – как видно, еще аманской работы. На фоне зеленой, в голубизну, еловой ветки, стоявшей в воде, алела гроздь рябиновых ягод – яркий и чуточку печальный букет поздней осени. И ссорились, выдирая друг у дружки миску сухих темных слив, двое рыженьких эльфов. Вот один пихнул другого, второй постарался утянуть с собой первого. Эльфы покачнулись, едва устояли. Охнули, привычно сказали одним голосом: - Заткнись, Старшего разбудишь! - А я не сплю, - отозвался Нельо. Губы его помимо воли расплывались в неудержимой улыбке. Когда-то Майтимо разозлился бы и счел своим долгом прекратить такую вот перебранку. Но теперь Рыжий был счастлив. Ведь он мог никогда в жизни не услышать, как Амбаруссар чего-то делят… - Ну вот, растяпа, - возмущенно зашипел Питьо, - разбудил! - Разбудил-таки, растяпа! – отозвался Тельво одновременно с братом. – А хотели сюрприз сделать! Оба братца гневно посмотрели друг на друга. В четыре руки водрузили лакомство на прикроватный столик. Еще раз смерили друг друга огненными взорами. И запыхтели, словно закипающие котелки. Намечающуюся ссору, как и раньше, погасил Нельо. - Ругаться, мелкие, будете потом. Сначала я хочу на горшок, пить и открыть окошко, потому что душновато. Именно в такой последовательности. Близнецы понятливо кивнули и совместно нырнули под кровать. Снизу донесся ощутимый стук. Видать, неугомонные Рыжики неплохо стукнулись лбами в попытке завладеть желанным предметом. Из-под кровати вновь послышалась горячая перебранка шепотом. Нельо ждал-ждал, а затем постучал по краю кровати здоровой рукой. - Высокие лорды, вы там не слишком увлеклись? У меня терпение на исходе! Тем временем к Майтимо зашли Тьелкормо с Куруфинвэ поздороваться перед завтраком. Быстрый Охотник единым взглядом оценил обстановку, нагнулся, молниеносно вытащил из-под кровати спорщиков, намертво вцепившихся в ночной горшок. Куруфинвэ с умением, достигаемым долгой практикой, отобрал у Амбаруссар их добычу и помог Нельо. - Я всегда сомневался, - серьезно сказал Атаринкэ, подавая тазик для мытья рук и полотенце Рыжему, - в том, что нашим мелким можно поручать какую-либо работу! - Серьезное дело, ответственное, никак поручать нельзя – запорют обязательно! – подтвердил Тьелкормо, наливая Майтимо чашу прохладной воды. - Ага, сегодняшняя работа была чрезвычайно серьезной, невероятно ответственной, - улыбнулся Нельо и выпил воду одним глотком. Атаринкэ пожал плечами. - Однако, паршивцы с ней не справились… - Это от радости и чрезмерного рвения! – фыркнул ядовитый Морьо, подходя к кровати брата. – Выросли красавцы выше ели, а ума примерно столько же, сколько у кота совести. У Хуана и то больше! Привет, братишка! Как спалось? Ну и жарища тут у тебя… - Да уж, дров не пожалели. Ничего, сейчас проветрится, - отозвался Атаринкэ, распахивая окно. – Глядите-ка, дождь перестал, а тучи черные, снеговые. Первозимье на носу. - Долгие зимы тут, в Эндорэ, - вздохнул Майтимо. – И суровые. Помните, в Форменосе снег дней пятнадцать лежал? А мы еще и недовольны были… Эльфы притихли, вспоминая покинутый Аман. - Но-но! – Неожиданно возмутился Тьелкормо, кой был задним умом весьма крепок. – Вот про Хуана не надобно! У него ума побольше, нежели у некоторых эльфов! - Например, у хозяина… - задумчиво протянул Морифинвэ, любуясь тучами. Близнецы хохотнули. Туркафинвэ начал медленно наливаться гневом. - Морьо! – почти серьезно нахмурился Майтимо. – Что за удовольствие дразнить беднягу Турко? - Извини, Старший, - повинился Морьо. – Не удержался. Ты тоже прости, Охотник. Зря я на тебя наехал: все-таки Хуан будет поглупей хозяина... - Ничего не глупей! – сгоряча попался в ловушку простодушный Турко. – Хуан знаешь какой мозговитый! Братья грохнули хохотом. И тут с порога раздался недовольный голос целителя, явно подражавшего Вильялотэ. Хотя и без особого успеха: не было внушительности во взгляде и статности в фигуре. - Это что еще тут за сборище с утра пораньше? Навестили брата? Ну и хорошо. Теперь отправляйтесь обратно. И сладости заберите – больному пока нельзя, тяжело для желудка. Близнецы переглянулись, оба взяли миску со сливами один правой, а другой левой рукой, пожали плечами, неспешно двинулись прочь. Куруфинвэ ударил себя ладонью по лбу, как эльф, внезапно вспомнивший о важном деле, заторопился, убежал. Турко неохотно последовал за младшими. Морифинвэ притащил ведро горячей воды, по просьбе целителя. Феанарион постоял какое-то время, глядя, как целитель, сдвинув в сторону вазу с еловыми ветками и рябиной, раскладывает на прикроватном столике инструменты, полотно, кусочки хлопка. В конце концов, Карнистиро убедился, что его помощь больше не требуется, и ушел. Майтимо остался вдвоем с целителем. Вдвоем? А кто притаился за длинной оконной шторой, сжался в комочек и почти не дышит, пытаясь стать совершенно незаметным? - Принц Тьелперинкваро! – целитель стоял спиной к окошку и что-то перебирал на столике с инструментами. – Приказ покинуть комнату к тебе тоже относится. - Позволь мне остаться, целитель. Я постараюсь не мешать, наоборот помогу, - откинув штору, двинулся вперед куруфинвион. Майтимо поразился, как малыш вырос за время отсутствия Руссандола. Да Тьелпэ и малышом-то уже не назовешь. Вполне оформившийся юноша. И говорит солидно эдак, баском. Хоть и срывается иногда на цыплячий писк. - Нет, Тьелперинкваро, нельзя, - отказался целитель. - Это сложное дело, а ты еще недостаточно взрослый. - Ну пожалуйста! Я уже помогал другим целителям: подавал отвары, бинты. Я не испугаюсь. - Послушай, Тьелпэ, - вмешался Майтимо. – Я не хочу, чтобы мои подданные видели своего короля слабым и ноющим. - А ты будешь ныть? – недоверчиво скривился куруфинвион. - Обязательно, - с жаром пообещал Нельо. – Я ужасно боюсь, когда мне раны винным бальзамом обрабатывают. Он же щиплется! - Тогда я совершенно точно не уйду! – ухмыльнулся племянник. – Когда еще представится случай глянуть, как верховный король нолдор куксится и скулит? Майтимо переглянулся с целителем. Оба расхохотались. - Ну и жук! – восхитился целитель. Майтимо, смахнув выступившие от смеха слезы, уточнил. - Нет, я, конечно, могу и не подавать виду. Это нетрудно. Только напрягаться неохота. Лучше отдохнуть, не контролировать себя. Ты к завтраку приходи. Поможешь мне. Квениласу нальешь, кусок хлеба маслом намажешь. Ладно? - Ну нет! – помотал аккуратно причесанной (не то что в детстве) головой Тельперинкваро. - У нас с отцом есть одно дело, и я буду очень занят. Вплоть до обеда, а может и позже. Так что давай, дорогой дядя, я тебе сейчас помогу. Целитель пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд Нельо. - Ничего не имею против. Принц Тьелперинкваро уже не мальчик, должен привыкать к виду крови. Но спуску давать я ему не буду. Если только увижу малейшую слабину – сразу выгоню. И никакие мольбы и уговоры меня не смягчат. - Договорились! – кивнул повеселевший куруфинвион. – А ран и крови я уже нагляделся. И у отца, и у других латников. Так что Тьелперинкваро остался помогать. Целитель, верный себе, не стал с юношей миндальничать, а велел снять бинты с раненой руки. Юный эльф притащил тазик с водой и губку. Принялся отмачивать бинты, прикладывая к ним мокрую губку, а потом отдирать по одному. Было больно, но терпимо. Только очень уж долго и нудно. К тому же ожидание очередной пусть маленькой, но боли портило Майтимо настроение, воскрешая в памяти Ангамандо. Когда целитель увидал это действо, то крепко поморщился. Подошел совсем близко, надрезал присохшую к ране корку, состоящую из бинтов и крови. Поудобнее схватился, дернул… острая, невыносимая игла пронзила руку Нельо, перед глазами заплясали цветные мушки. Но через несколько мгновений все пришло в норму. И Майтимо с облегчением увидел, что бинты сняты, а целитель сосредоточенно обрабатывает рану. Рядом стоял собранный и хорошо владеющий собой Тьелпэ – подавал целителю инструменты, лекарства, бинты. Через короткое время с рукой оказалось закончено. Пришел черед ожога на груди. Целитель крякнул, нахмурился. Хотел выгнать юного помощника, но передумал. Только попросил сходить еще за горячей водой, пока он, целитель, разбинтовывает рану. Молодой эльф пошел неохотно, пришел почти сразу. Принес два больших кувшина, от которых поднимался пар. Искоса глянул на дядин ожог. Пошатнулся, сглотнул, стал глядеть в окно. С раны упали последние бинты. Целитель, хмуро ворча себе под нос что-то неодобрительное, стер остатки старой мази. Куруфинвион совсем побледнел, скис, но держался чрезвычайно мужественно. Стоял на подхвате, уносил грязные бинты, подавал мази, мочил полотно бальзамом. Майтимо лежал, прикрыв глаза, и размышлял, почему эльфы так боятся его ожога на груди. Рука – понятно. Отрубленная кисть – дело небывалое, страшное. А вот ожоги эльфам видеть случалось. В лесу у костра можно не худо обжечься. Да и дома тоже имеются очаги, горячие котелки и раскаленные кочережки. Зазевавшись, каждый может так же пораниться. Так чем же пугает нолдор его звезда на груди? Понимание пришло внезапно. Страшит эльфов не сам ожог. Не повреждения тела, как бы неприятны они ни были. Пугают следы пытки, доказательство, что на свете есть изуверы, способные нарочно причинять живому существу боль. Специально! Причинять боль! Живому, чувствующему существу! Это казалось эльфам неправильным, невероятным, непереносимым. Наконец мучительная перевязка кончилась. Целитель собрал свои баночки, прихватил бинты и хлопок, удалился. Бледный Тьелпэ, опустив глаза в землю, убежал. Настало время завтрака. Вместо привычного поваренка пришел весьма серьезный и очень важный молодой эльф, обряженный во все белое, будто невеста: белые башмачки на войлочной подошве, штаны, накидка. За порогом остались невысокие сапоги, надетые было поверх легких башмачков. На голове пришлеца возвышался полукруглый колпак, напоминающий поварской. У Нельо от обилия белого цвета даже в глазах зарябило. Молодой эльф нес поднос для завтрака. На подносе дымился кувшин, распространяя аромат горячего квениласа и стояло накрытое крышкой блюдо. Майтимо насторожился: вряд ли этот «белоснежный» собирается порадовать своего подопечного чем-то вкусненьким. Скорее будет сверхполезное. Что-нибудь, от чего нормальный эльф убежит в Мандос, лишь бы не пробовать. Так оно и случилось. Если горячий квенилас с медом вполне удовлетворил больного, то вареный сельдерей без соли Майтимо категорически отверг. «Белоснежный» юноша принялся настаивать. Говорил, что так велел целитель. Уверял в замечательном вкусе и невероятной полезности данного блюда. И был бедняга столь настойчивым, что разозлил старшего сына Пламенного духа. В конце концов, Майтимо призвав на помощь знания языка, обретенные в Ангамандо, громко и непринужденно объяснил, куда поваренок должен отправиться вместе со своим возлюбленным сельдереем. И что с ним там делать. «Белоснежный» смутился, неловко закрылся опустевшим подносом. К несчастью в этот момент мимо комнаты Нельяфинвэ кто-то проходил. Потому что после мгновенной тишины из коридора донеслись взрывы нечестивого хохота. И доносились еще долго. А красный, словно свекла, поваренок в белом одеянии не осмеливался выйти и прогнать хохотунов. Майтимо очень быстро пришел в себя и устыдился вспышки. Попросил прощения. И даже съел три противных, мягких, безвкусных кусочка. На большее сил Рыжего не хватило. Тем не менее, переварив взбучку, «белоснежный», то есть Леринейл, оказался вполне нормальным молодым эльфом, одновременно помощником целителя и учеником повара. Руссандол попытался донести до юноши: во время болезни редко удается съесть что-либо вкусное, в основном пичкают полезным. А после Ангамандо, где приходилось жрать всякую дрянь и особенно после скалы, где даже дряни никакой не было, бывший пленник очень ценил вкусную еду. Поваренок-целитель всерьез задумался. Чесал затылок, вытягивал губы трубочкой, кряхтел. Обещал придумать что-нибудь вкусное и полезное одновременно. Впрочем, просил короля Нельяфинвэ не обольщаться – целитель вряд ли примет к сведению слова заурядного поваренка. Но до обеда было еще далеко. В конце концов, Леринейл уволок на кухню злосчастный сельдерей. Принес теплых лепешек, кусок масла, покрытый капельками воды и блюдечко густого золотистого меда – обычный эльфийский завтрак. И остался приглядывать за больным. Уже как помощник целителя. В этом качестве Леринейл оказался значительно толковее. Взбил подушки, умело помог Майтимо присесть в кровати. Сам устроился рядом. Наливал разбавленного вина, придерживал поднос, вовремя подавал салфетку. На этот раз у больного претензий не было. Так что завтрак прошел вполне мирно. После завтрака Леринейл всучил поднос с остатками еды пробегавшему мимо эльфу, попросив занести на кухню. Сам же вернулся к больному уже в качестве сиделки. Дабы скоротать время, эльфы принялись играть в «веришь – не веришь». И узнали для себя много нового. Например, Майтимо выяснил, что зимой некоторые эльфы становятся весьма раздражительными, медленными, плохо спят и теряют аппетит. Чтобы все пришло в норму, нужно поесть овощей. И не обязательно свежих – помогает клюквенное варенье, соленая капуста, кое-что другое. Оттого-то беднягу Леринейла и послали кормить Майтимо злосчастным сельдереем. В свою очередь целитель-повар с огромным удивлением узнал у Майтимо, что некоторые грибы вполне съедобны. Их нужно только сварить. Или испечь – в общем, как-то обработать при помощи огня. Эльф долго не хотел этому верить. Но Майтимо мог быть убедительным. Вопросы «веришь - не веришь» бывали шутливыми, про длину дождевых червей. И вполне серьезными: как часты нападения орочьих отрядов на лагерь феанорингов. В игре время прошло незаметно. А перед самым обедом заявился пропавший Тьелперинкваро. Племянник Руссандола тащил в руке какое-то приспособление, очень похожее на ножницы, только вместо лезвий ручки соединяла полукруглая металлическая пружина. Извинившись, что не пришел к завтраку, Тьелпэ торжественно подал «псевдоножницы» лежащему Руссандолу. - Вот, дядя Нельо, я хотел сказать, Майтимо, из-за этого я и не смог придти к завтраку. Отец придумал эту штучку, нам пришлось ковать, потом доводить до ума. Глянь, что получилось? – Тьелперинкваро так и лучился серьезной гордостью эльфа, сделавшего нужное и важное дело. Майтимо улыбнулся, глядя на племянника. - Тьелпэ, что это? Видимо какое-то приспособление для меня? - Майтимо повертел в руке «псевдоножницы». - Ну да, Майтимо. Ты только глянь! – куруфинвион, схватившись за рукоятки, попробовал согнуть пружину. Получилось плохо. – Гляди, какая тугая! Это тебе мышцы на руке накачивать. Берешь рукоятки и начинаешь сводить вместе. А пружина сопротивляется, пружинит. Такое вот упражнение! - Ну-ка, ну-ка, - Майтимо взял сооруженьице. Уместив одну рукоятку в ладонь, другую прижал пальцами и попробовал согнуть пружину. Получилось плохо. Но Руссандол пришел в восторг! - Вот спасибо, так спасибо! И тебе, Тьелпэ. И отцу своему передай мою благодарность! Я руку разминать буду. В порядок приводить. И тут вернулся незаметно отходивший Леринейл. Помощник целителя тащил обед для больного. На этот раз вполне нормальный, эльфийский. Поваренок громко поставил поднос на столик, так что вода и вино плеснулись, а яблоки рассыпались. - Ой, король Нельяфинвэ, прошу прощения! - Леринейл поежился, в глазах его появилось озабоченное выражение. – Нельзя ли мне теперь отойти? Тебе поможет принц Тьелперинкваро, а меня призывают обязанности повара. Главный и так уже сердится, что я не появляюсь с самого завтрака! Ничего? Я потом приду… - Леринейл, неугомонный, - улыбнулся Майтимо. – Сложно совмещать две обязанности? Ты уж подумай, может все-таки выберешь что-то одно? И займешься им как следует? А то и не совсем повар, и не окончательно целитель. Второе, по моему мнению, у тебя получается гораздо лучше… Леринейл кивал головой. Но по лицу его было видно, что ни слова из речи своего короля эльф не слышит, и лишь ждет, когда можно будет отправиться на кухню. Так что Майтимо оборвал себя, усмехнулся и показал рукой, что поваренок свободен. Леринейл тотчас же умчался. А Тьелпэ серьезно и сосредоточенно стал прислуживать дяде. Наливал вина в кубок, подавал непременно на широком блюде. Резал хлеб, овощи, мазал мясо горчицей. За обедом эльфы беседовали. Майтимо припомнил массу шалостей, которые Тьелпэ устраивал вместе со младшими дядьями. Несмотря на веселую тему, куруфинвион был непроходимо серьезен и, по-видимому, казался себе очень взрослым, суровым. - В настоящее время я стараюсь держаться на расстоянии от Амбаруссар, - негромко говорил юноша, чуть покашливая для солидности. – Они до сих пор ведут себя словно дети. Шалые, смешливые. Затевают какие-то нелепые розыгрыши… За разговором Тьелпэ не забывал щедро намазывать маслом ломоть теплого, душистого хлеба. - Может, это и неплохо, легкая сумасшедшинка… Спасибо, Тьелпэ, дальше я сам, - раздумчиво отозвался Майтимо, плюхая на хлеб с маслом кусок копченого мяса. – А тебе не наскучила постоянная серьезность? Не хочется взбрыкнуть? Ты же еще такой молодой… - Слишком мало у нас поводов для радости, - хмурился юноша. – Кровь, смерть, ужасы войны. В этих условиях веселиться и смеяться безнравственно. - Смеяться можно везде, - горячо возразил племяннику Майтимо. – Если бы я растерял чувство юмора в Ангамандо, то превратился бы в тупую депрессивную скотину. Которую и последнему волколаку жрать противно. - Ну, как сегодня твои дела, братишка? - раздался от порога знакомый напевный голос. – Выдалось свободное время, я и сразу прибежал навестить Рыжего. А тут, как я погляжу, серьезный разговор о веселых вещах. В комнату не спеша, вошел Макалаурэ. На Певце поверх теплой куртки была наброшена непромокаемая накидка, покрытая капельками воды. Грязные сапоги Кано снял в прихожей и остался в толстых шерстяных чулках. Пришедший снял накидку, тряхнул за порогом и повесил на гвоздик у огня, дабы одежка подсушилась. - Если хочешь, я спою тебе балладу, в которой высмеивается Моринготто, - у Кано в руках оказалась лютня. Откуда взялась только?! Инструмент тихонько прозвенел высокой струной. Черные волосы второго феаноринга ярко блестели в отблесках уходящего дня. Так же ярко блестели серые глаза с серебряными искорками глубоко внутри. Майтимо отрицательно покачал головой. - Нет, Певец, спасибо! Я почему-то уверен, что в твоей балладе не будет ничего по-настоящему смешного. Только жгучая ярость и горький сарказм. А мне хочется тихого, домашнего, уютного. Тьелпэ и Кано обменялись понимающими взглядами. В жаркой глубине камина неожиданно треснуло обгоревшее полено, рассыпавшись снопом ярко-золотых искр. В комнате резко посветлело. - Снег пошел, - тихонько вздохнул Майтимо, глядя на улицу. – Зима наступила. Знаете, там, на скале, я очень боялся первого снега. Ждал и боялся. Когда снег – погода улучшается, теплеет, ветер уходит. Но первый снег такой липкий, хлопья крупные. Облепят кругом, в уши, в нос забьются. Дышать трудно, глаза режет. К тому же, от снега тело грузнеет, рука пульсировать начинает. А хлопья тают… И текут… текут… Как будто стаи насекомых на тебе резвятся. Очень неприятное ощущение. – Майтимо помолчал, встряхнулся. Заговорил совершенно другим тоном. - Кстати, об ощущениях… Мне чудится, или некоторые эльфы меня действительно слегка опасаются? Почему? - Не вини их, Нельо! Они не знают, чего от тебя ждать, - резким, почти жестким тоном заговорил Макалаурэ, машинально сжимая свою лютню так, что побелели пальцы. – Ты ведь был в плену. Натерпелся унижений, страха, голода. Долгое время переносил страшнейшую боль души и тела. Вероятно, сжился с этой болью, свыкся, может, даже полюбил. Научился стоять на коленях, привык прогибаться под сильного и забыл о том, что существуют друзья… А как же иначе уцелеть? Там, в Железном Аду! - Не спорю, Кано, были у нас такие су… щества. Сильным подчинялись, а слабых подминали под себя, кого получится – ломали, ради собственного благополучия. Даже поговорку такую сложили: или всех грызи, или лежи в грязи, - по лицу Нельяфинвэ пробежала сероватая тень. Глаза потемнели, нос заострился, кожа приобрела восковой оттенок. Кано мгновенно пожалел, что они затеяли этот жестокий и бессмысленный разговор. Но Тьелперинкваро с прямотой юности продолжал расспросы. - А ты, дядя… Майтимо, ты не такой? А какой тогда? Нельяфинвэ вскинул голову, как-то напрягся, чуть прищурил глаза, сразу став холодным и непреклонным. Уж не таким ли запомнила вражья крепость эльфийского короля? - Во-первых, эльф может лишь научиться терпеть. Сжиться с болью, тем более полюбить ее, свою или чужую – все равно, не способен ни один эльф. А уж мучить, кого бы то ни было, причинять боль, прогибать под себя будет лишь темная Моринготтова тварь, кем бы она ни прикидывалась. Вы же не думаете, что я вернулся из подземелий Моринготтовой тварью? - Нет, что ты! Конечно, не думаем ничего подобного! Только вот скажи нам, Майтимо, еще одну вещь… - Тьелпэ внезапно дернулся. – Дядя Кано, зачем ты меня ущипнул? Да еще так больно! Юноша принялся тереть ладонью пострадавшее место пониже спины. Макалаурэ густо покраснел, став похожим на разъяренного Морифинвэ, и забегал виноватыми глазами. Руссандол засмеялся, вновь стал самим собой. Тени Ангамандо покинули старшего феаноринга. - Тьелпэ, мальчик мой! Кано просто-напросто хотел незаметно заставить тебя замолчать. Наш Певец считает, что этот разговор приносит мне вред, раздражает, тревожит. Но он ошибается. Мне нравится говорить с тобой. Я и сам при этом по-иному осмысливаю некоторые вещи. Макалаурэ сделал жест, как будто хотел прервать брата, но не осмелился. Майтимо говорил прямо, четко, спокойно. Глядя в глаза брату с племянником. - Да. Я прошел через Железный Ад. Да. Там было очень плохо, гораздо хуже, чем вы можете себе вообразить. К счастью, благодаря Финьо, все это позади. Но если я буду постоянно думать о плене, переживать пережитые ужасы, вспоминать кошмары, то я так и останусь в прошлом. А я не желаю там оставаться. Не желаю застревать в Ангамандо. Я хочу жить полной жизнью, справедливо править моим народом, воевать, танцевать, пить вино, слушать песни Кано! Поэтому, как ни было бы страшно то, что случилось со мной, какой бы ужасающий след ни оставило в моем феа, я буду двигаться вперед. Ведь если я останусь душой там, в подземельях крепости, это будет означать, что Моринготто победил меня, поймал в свою ловушку. А я не допущу победы Черного Врага! Понятно? - Угу, - озадаченно отвечал Тьелпэ. Но Макалаурэ засиял улыбкой. - Прекрасно, мой непобедимый брат! Я очень рад, что у тебя хватило мужества и силы духа, не отягощать свою и чужую жизнь ушедшим злом. А, главное, не нянчить свою боль, возводя ее на пьедестал, не поклоняться ей. Не вспоминать и не делиться с другими этой болью… - Ага! Так и представляю себе картину! – неожиданно расхохотался Майтимо. – Выхожу я на лужок погреться на солнышке. И орлиным взором обвожу окрестности, дабы найти благодарного слушателя! А народ тут же разбегается во все стороны, потому что уже тысячи раз слышали о том, как страшно меня пытали в Ангамандо! И рассказы эти всем надоели хуже горькой полыни! - Ох, Рыжий! – рассмеялся Певец. – Умеешь ты эльфов удивлять! - Умеет, он и меня частенько удивляет, - на пороге стоял целитель. За целителем переминались с ноги на ногу два помощника. Настало время проверять, не отказывают ли мышцы Нельо после долгого лежания. А также разминать больного, помогать ему делать упражнения, укреплять мускулы и кости. Процедура ожидалась долгой, нудной, специфической и совершенно не требовала присутствия посторонних. Майтимо с недовольной гримасой вытянулся на кровати. Один из помощников целителя стал натирать плечи Нельяфинвэ лавандовым маслом. Другой принялся внимательно разглядывать ступни больного, осторожно прикасаться к изгибу стопы, заставляя Руссандола недовольно фыркать, пожимаясь. Посторонние мешаться не стали. Тьелперинкваро составил остатки обеда на поднос, понес в кухню. Макалаурэ присел в коридоре на пол. Оперся затылком о стену, закрыл глаза. Начал тихонько перебирать струны лютни. Певцу хотелось осмыслить сказанное братом, пропустить через себя, оценить. Понять и принять. И тут же под руками привычно зазвучала, складываясь, мелодия. Стали выстраиваться слова песни. Нам себя не уберечь в огне. Не спастись, не замолить, не выжить. Это значит: эльфы на войне! Это значит: не сдается Рыжий! Мы пойдем нехоженым путем, Пол-Эндорэ за собой оставим. Землю кровью вражьей обольем, Имя Феанорово прославим! Нам дороги в Мандос суждены, Суждены несчастия и беды… Но за безнадежностью войны Воссияет зарево победы!