Не трогай меня

- Однажды я за один день видел заход солнца сорок три раза! И немного погодя прибавил: - Знаешь… когда станет очень грустно, хорошо поглядеть, как заходит солнце… - Значит, в тот день, когда ты видел сорок три заката, тебе было очень грустно? Но Маленький принц не ответил. POV Флаке Рихард, наконец, перестал просиживать дни в больнице и теперь спокойно отсыпался дома. Вот и славно. Тилль аккуратно намекнул Круспе на то, что происходит между ним и Паулем, на что тот отреагировал спокойно и ничего отрицать не стал. Хоть у кого-то всё хорошо. Но вот что Ландерс будет делать с женой и будущим ребёнком… Ну да ладно. Это уже только его проблемы. Линдеманн теперь мне часто звонил и мы подолгу о чём-нибудь говорили. Минут по двадцать. Я даже со своими братьями Ганцем и Брутом так долго не треплюсь. Сегодня Линдеманн должен был приехать ко мне, дабы отработать последнюю мелодию. Просто клавишные и вокал. Не знаю, что из этого выйдет. Тилль вообще в последнее время стал каким-то странным. Часто крепко задумывался, вперив свой тяжёлый взгляд куда-то перед собой, отвечал невпопад, и в целом был каким-то рассеянным. Но таким он мне нравился больше. В таком состоянии неопределённости Линдеманн становился… даже не знаю… домашним, что ли? Тихий, скромный, мягкий. А вообще, если брать в целом, Тилль на сцене и Тилль в обычной жизни – это два совершенно разных человека. Когда он поёт, то кажется очень грубым, брутальным. Как сильный хищник-гигант. Альфа-самец. После концерта он уходит куда-то в себя, о чём-то подолгу думает, ходит медленно, уверенными, но в то же время не тяжёлыми шагами, вздыхает и смотрит сквозь людей. Если к нему обратиться в этот момент, то какая-то часть его будет понимать, что с ним о чём-то беседуют, а другая будет по-прежнему глубоко в себе. В итоге он ничего не запомнит и будет в сильном недоумении, если ему напомнят об этом разговоре. Он как ребёнок. С ним постоянно нужно быть рядом. Обо всём напоминать, ото всех оберегать, успокаивать, когда будет в ярости, утешать, когда будет расстроен. Я бы смог, если бы… Если бы он меня подпустил. Хотя, что может такой никчёмный близорукий дистрофик, как я?! «Не смей так про себя говорить! Ты вовсе не никчёмный!» Да. Так сказал мне Тилль, когда у меня в очередной раз упало настроение. Я его люблю. Очень люблю. Когда я о нём думаю, мне становится теплее на душе, а улыбка сама появляется на лице… Помню, однажды мы сидели у меня в гостиной на диване и отдыхали после репетиции, но он вдруг встал, подошёл к книжному шкафу и, недолго думая, взял первую попавшуюся книгу. Затем он вернулся с этой книгой обратно и сказал: - Давай так. Я открою наугад любую страницу и тыкну пальцем. Куда попаду – это и будет моё отношение к тебе. - Разве книга это решает? - Нет. Вовсе нет. Но недавно ты меня об этом спрашивал, а я потом долго не мог уснуть – думал. - Я тебя об этом спрашивал?! - Мгм. Когда напился. Я хмыкнул и кивнул: - Давай. Книга, которую он взял, была моей любимой. Антуан де Сент-Экзюпери «Маленький принц». Тилль с закрытыми глазами открыл книгу и указал пальцем куда-то в середину. Затем он открыл глаза, прочитал и, кажется, смутился. - Ну? Он как-то странно на меня посмотрел, но, видимо, спохватился, улыбнулся и начал читать: «Если любишь цветок – единственный, какого больше нет ни на одной из многих миллионов звёзд, этого довольно: смотришь на небо и чувствуешь себя счастливым…» Повисло молчание. Я смотрел на Тилля, Тилль смотрел в книгу. А потом он просто перевёл тему. Иногда меня охватывает отчаяние. Когда начинаю «рассуждать логически». Просто всегда прихожу к выводу, что быть с Тиллем, тем более мне, вообще не реально. Что это просто мечты. А вообще-то для любой мечты логика – сильнейшее оружие истребления. Ведь наши мечты – это наша ахиллесова пята. Если кто-то про неё узнает и уж тем более начнёт высмеивать, тогда любой милейший человек превратится в зверя. Его мечта – его опора, его защита от разрушающего воздействия реальности. Он, может, только потому и милый, что у него есть что-то такое заветное, трепетно-греющее. Моя мечта – Линдеманн. И мне уже не стыдно. POV Тилль Я вышел из дома. На улице медленно таял снег. Чувствовалось приближение весны. Весна… Для меня самым приятным временем является период прихода первого весеннего месяца. Когда земля сбрасывает тугие морозные оковы и расправляет крылья. Прилетают птицы, а воздух пропитывается запахами новой жизни. Солнце становится ярче, небо чище и выше. Просто великолепно! Но сейчас пока было ещё серо и уныло. В Берлине приход весны не так радостен, как, например, в Париже или даже в Москве. Там это время года действительно похоже на пробуждение. Здесь же всё как будто в полудрёме. Я зевнул и пошёл по направлению к дому Флаке, попутно доставая телефон из кармана пальто. Я долго тыкал в эти маленькие неудобные кнопочки, но всё же набрал номер Кристиана и позвонил. После нескольких долгих гудков на том конце послышался сонный голос клавишника. - Алло? Я хохотнул: - Спишь что ли?! - Нет. Я думал. - А, это теперь так называется? Флаке недовольно забурчал. - Ты идёшь? - Да. Через шесть минут буду. Раздался смешок: - Какая точность. Жду. Я улыбнулся и нажал «отбой». Но пришёл я к нему на одну минуту позже, что Флаке не оставил без внимания. Говнюк. Я разделся и прошёл в гостиную. Чувствую себя элитой, ведь сюда можно так свободно входить только мне. Мваха-ха! Мда. Флаке пришёл с кухни в каком-то голубом фартучке, вытирая красным полотенцем запачканные мукой пальцы. Это было, по меньшей мере, мило. Эдакая хозяюшка. Я улыбнулся. - Что готовишь? Флаке уже протирал всё тем же полотенцем линзы очков и что-то мурлыкал под нос, когда он покончил с этим важным делом, он посмотрел на меня и тоже улыбнулся: - Шарлотку. Пауль научил. Я как-то сразу почувствовал себя уютно рядом с ним. Ну почему я должен скрывать свои чувства?! - Ну что, приступим к репетиции? - Хм. В нашем случае «репетиция» - громко сказано. Я сел в кресло. - Наиграешь? Кристиан снял фартук и бросил его вместе с полотенцем куда-то в сторону тумбочки. Подойдя к синтезатору, он включил его, немного подождал и начал играть. Это было «Mein Herz Brennt» в достаточно интересной обработке. Мне вообще очень нравилась эта песня, а в таком варианте она меня просто очаровывала. Я задумчиво прикусил фалангу пальца и посмотрел на Флаке. Казалось, что такой вариант мелодии ему тоже очень нравился. Его глаза были слегка прикрыты, тело расслаблено, а руки порхали над клавишами столь невесомо, что казалось, будто Кристиан вообще их не касался. Но вот он перестал играть и выжидательно посмотрел на меня. Я кивнул и сказал, что всё просто замечательно и теперь можно попробовать с голосом. Флаке утвердительно угукнул и вновь положил свои длинные изящные пальцы на столь же изящные клавиши. Мы попробовали вместе, и это было больше похоже на какую-то магию, чем просто на репетицию. Флаке играл, я пел и в едином целом это даже завораживало. Когда мы поняли, что на сегодня достаточно, то планомерно переместились на кухню, где Кристиан занялся пирогом. Благо тесто уже подошло. Через сорок минут передо мной стояла дымящаяся кружка с крепким чаем и тарелочка с большим куском пышного горячего пирога. Я разомлел и уже никуда не хотел уходить, что незамедлительно сообщил хозяину квартиры. Тот был даже рад, так как в последнее время его мучили кошмары, что непременно прекращалось, если рядом кто-то был. Мы сидели на кухне, болтали и уминали пирог, а за окном вечер уже начинал вступать в свои права, покрывая небо лилово охровыми красками, так как ближе к концу дня солнце всё же вышло из-за туч, отвоевав у мрака своё законное место на небе. Я слушал рассказы клавишника о прежних временах в «Feeling B», когда он, Пауль, Шнайдер и Алёша Ромпе подолгу спорили о перспективах и заканчивалось всё это, в конце концов, шумными пьянками и гуляниями до утра. Молодость. Наконец, я почувствовал усталость, к тому же меня сильно разморило после такого знатного ужина – захотелось спать. Флаке также начал зевать и потягиваться, видимо испытывая тоже, что и я. Он по-быстрому убрал со стола, засунул посуду в раковину и спросил: - Тилль, ты где спать-то будешь: на диване или на кровати? Я удивился. - Но у тебя ведь только одна кровать. Флаке это ничуть не смутило: - Ну да. Если ты захочешь спать на кровати – я спокойно перейду на диван. Я не такой объёмный как ты, - он потыкал пальцем мой бицепс, - и потому прекрасно на нём размещусь. - Ну уж нет! Я твой гость и притеснять тебя не хочу! Я и на диване себя хорошо чувствую. - Ага, я помню, как ты кряхтел и пыхтел тогда на репетиции, когда всю ночь спал у меня на диване. Пьяный. Я смутился. Тогда у меня сильно затекла шея, спина и руки и я ещё два дня потом ходил и разминался. Мы прошли из кухни в гостиную, и тут меня осенило. - У тебя же большая кровать? - Ну да, двухместная. - А… что если… я с тобой лягу? Флаке закашлялся. - Это ты… так… меня притеснять… не хочешь?! – сказал он сквозь кашель. Я опустил глаза и улыбнулся. Ох, мой милый, если бы ты знал, КАК ИМЕННО я хотел бы тебя притеснить в твоей кровати… Кристиан откашлялся и хриплым голосом спросил: - Я надеюсь, ты меня ночью с кровати не скинешь? Я поднял глаза и всё с той же улыбкой ответил: - Отнюдь нет. Скорее наоборот… Флаке округлил глаза, но ничего мне не ответил. Он подошёл к синтезатору, наклонился, провёл пальцем по панели со всевозможными регуляторами и вытер оставшуюся на нём серую мягкую пыль об футболку. - Грязно. Что ж ты так быстро пылишься? Я подошёл к нему. - Ты разговариваешь с синтезатором? Клавишник бросил на меня короткий взгляд и кивнул. Затем он пошёл обратно на кухню, не включая там света, что-то нашарил в темноте около подоконника и вернулся с белой тряпочкой в руках. Он долго возился около своего музыкального детища, пока не остался доволен результатом. Синтезатор блестел. Чистюля, блин. А как носки неделями не стирать, так тут ему моментально отбивает обоняние и становится «элементарно некогда». Даже ленивая задница Пауль так не делает. Да и я тоже. «Вот ведь fucking индивидуальность, мать его!» Флаке тем временем невозмутимо смотрел в окно, почёсывая подбородок. Наконец, он остановил своё задумчивое созерцание уже ночной темноты и повернулся ко мне: - Ну так что – идём спать? Я кивнул, и мы пошли наверх. Кристиан толкнул дверь спальни, пошарил рукой по стене в поисках выключателя, свет загорелся, и мы прошли внутрь. Это была достаточно небольшая комната, с минимумом мебели. Потолок и стены были выкрашены в зеленоватый цвет, пол покрыт ковролином бирюзового оттенка. Огромная, занимающая большую часть спальни, кровать - высокая, со спинкой из металлических прутьев, со множеством подушек разного размера. Маленький прикроватный столик с фотографией какой-то девочки на нём, наверное дочки, стаканом с водой и будильником. Над кроватью тоже была фотография, но уже с изображением сельского пейзажа, также прямо над металлической спинкой висел ночник. Напротив стоял телевизор на высокой, как сама кровать, тумбе. В углу, ближе к окну, возвышался шкаф цвета охры. Миленько. Я выжидательно посмотрел на Флаке. - Что? Ложись и дрыхни. Или тебе дать, в чём спать? - У тебя есть что-то, что сможет на меня налезть?! - Есть, – с этими словами он подошёл к шкафу, открыл его и достал халат, примерно моего размера. Я даже присвистнул. - Да ты, я смотрю, основательно подготовился к моему приходу. Флаке нахмурился. - Будешь язвить – коврик у двери станет твоей мягкой постелькой до утра. Я сделал вид, что обиделся и манерно надул губы. - Блин, Тилль, не делай так! – захохотал клавишник и протянул мне халат. Я взял его, повертел… - А где переодеться можно? Клавишник удивлённо вскинул бровь: - Здесь. Или ты меня стесняешься? Я могу выйти. - Не. Не надо. Я так… Но я бы сходил в душ. Врядли ты согласишься лежать рядом с вонючим животным. Флаке пожал плечами и указал на дверь, которую я до этого не заметил. Открыв её, я увидел ванную комнату. Здесь уже почему-то горел свет. Ладненько… Я помылся и вернулся обратно в спальню. Комнату озарял только ночник, который клавишник включил, дабы почитать книгу. Он расслабленно лежал на этой горе из перин, матрасов, одеял и подушек и уже почти засыпал. Как же хотелось подхватить его в этот момент и зацеловать, затискать! Но ограничившись исключительно фразой «Я всё!», подошёл к кровати и забрался под одеяло. Флаке отложил книгу и потянулся к выключателю. - Спокойной ночи… - Слушай, можно нескромный вопрос? Только не удивляйся и не пугайся, пожалуйста. Кристиан убрал руку от кнопки переключения и начал внимательно меня слушать. - Ну. Я вдохнул и на одном выдохе выпалил: - У тебя мужчины были? На моё удивление он отреагировал совершенно спокойно. - Нет. Не было. Почему ты спрашиваешь? Я замялся: - Интересно стало. - Интересно? - Флаке… я… а хотя ладно. Давай спать. Тут Кристиан оживился и даже приподнялся на локте. - Договори. - Тебе это не нужно. - Тилль. Флаке был решителен, что меня несколько изумило, но я… я слишком долго терпел. И всё же страшно. - Может, утром поговорим, когда я хорошенько подумаю? - Будешь много думать – состаришься. - Уже. - Тилль! Не увиливай. Я опять набрал в лёгкие побольше кислорода и… - Я тебя люблю. Самообладание Флаке полетело к чертям. Его лицо вытянулось, затем он быстро захлопал глазами и, резко повернувшись на спину, всё же выключил ночник. - Д-давай… спать, Тилль… Меня охватила невероятная нежность и в тоже время страсть, и сдерживать этих разрывающих на части всё моё существо эмоций я уже не мог. - Флаке… Я навис над ним и вжал в кровать. Мои губы нашли его, и по телу прошла дрожь желания. Кристиан сначала сопротивлялся, но вскоре сдался и пылко ответил на поцелуй. Какой же ты хрупкий, как сухой тростник, но при этом нежный и отзывчивый, как летний бриз. Такой необычный, противоречивый и теперь мой. Только прошу – не отталкивай. Я перешёл на его шею и спустился к ключицам. От его кожи пахло мёдом и корицей. - У тебя два душа? Я почувствовал, как он кивнул и потому просто продолжил изучение своей жертвы. На нём не было ничего, кроме пижамных штанов, хотя в спальне было достаточно холодно. Я огладил ладонью его плоский живот и лизнул уже затвердевший сосок. Флаке всхлипнул. Мне стало интересно, что же я смогу ещё сыграть на моём новом инструменте и начал вылизывать его соски, медленно спускаясь влажной дорожкой всё ниже и ниже. Наконец, я достиг резинки его штанов и, недолго думая, снял этот ненужный предмет, придерживая Кристиана за поясницу. Он уже достаточно возбудился, что меня обрадовало. - Тилль, не надо… Я не ответил. Я молча взял в рот головку и сделал посасывающее движение. Флаке сипло застонал, как будто выдыхая через сомкнутые зубы. - Тилль… Захватив член поглубже в рот, я начал двигать головой вверх и вниз, при этом сомкнув пальцы правой руки у основания ствола. Теперь Флаке застонал громче, слегка прогнувшись в спине. Его цепкие длинные пальцы зарылись в мои волосы и потянули вверх, но я перехватил его ладонь и вжал её в матрас. Продолжая изучение его члена, я всё же отпустил его руку, подобрался к плотно сжатому колечку ануса и обвёл его средним пальцем. Кристиан вздрогнул. - Тилль, прошу… не заходи… так далеко, - его дыхание было прерывистым и тяжёлым. Я выпустил изо рта ствол и хрипло выдавил: - Не могу. И ввёл первый палец, предварительно обильно смочив его слюной. Флаке вскрикнул и сильно прогнулся. - Ххааа… ах! Больно… - Потерпи. Я немного подождал, пока он привыкнет и стал медленно, но уверенно вводить второй палец. Кристиана пробила крупная дрожь, и он попытался свести ноги, но я ему этого не позволил и опять взял в рот член. Яростно терзая его плоть губами и языком, я тем временем двигал пальцами, понемногу растягивая узкое отверстие. Клавишник дрожал и всхлипывал, сводя меня с ума своими постанываниями и умопомрачительным запахом. Наконец, я нащупал внутри заветную точку и надавил, вырывая из Флаке громкий протяжный стон. Я опять вынул возбужденную плоть изо рта и приподнялся. Найдя в темноте его губы, я впился в них долгим страстным поцелуем. Кристиан охотно отвечал и даже иногда сам перехватывал инициативу, обхватывая мою шею руками и переходя на тело, стягивая с меня ставший совершенно лишним халат. И вот я вынул пальцы и тихо прошептал: - Я сейчас войду. Можно? Флаке только кивнул. Я сплюнул на ладонь и растёр слюну по всему своему стволу, затем я подставил головку ко входу партнёра и начал медленно входить. Флаке заскулил, когда головка была уже внутри него, но я только попросил его потерпеть и продолжил движение. Клавишник застонал и впился пальцами в мою спину, прижимаясь плотнее. - Аккуратнее. - Я стараюсь. Ещё чуть-чуть. Войдя до конца, я остановился и стал ждать, попутно целуя Кристиана в скулу, щёку, уголок губ, тем самым успокаивая. Через две минуты тяжёлого дыхания и лёгких поцелуев он, наконец, привык и легонько двинул бёдрами: - Можно… Я улыбнулся и опять припал к его губам, начиная медленно двигаться. Через некоторое время я достиг той точки и весьма ощутимо прошёлся по ней. Кристиан громко застонал, резко прогнулся в спине и свёл ноги у меня на пояснице. - Ещё… Ах ты мой нетерпеливый птенчик! Ну будет тебе ещё. И я опять сделал глубокий толчок, вновь задевая простату. - Не… останавливайся! Продолжай… аах! И тут я сорвался на бешеный темп, безжалостно долбя худую задницу Флаке, рыча и сжимая бледное нежное тело своими сильными пальцами, оставляя синяки. Тот стонал, кричал и хрипел, извиваясь подо мной, как последняя блядь, что сводило меня с ума даже больше, чем запах его тела. Комнату заполнили звуки шлепков влажной плоти, скрипов кровати и сиплые стоны и рыки. Эта безумная скачка продолжалась ещё минут десять, прежде чем я почувствовал, как вязкая и сильная волна оргазма накрывает с головой и меня и Флаке. Кристиан расцарапал мою спину и плечи, запрокинул голову и кончил себе на живот. Через несколько размашистых глубоких толчков за ним последовал и я. Обессилено рухнув рядом с ним на влажную от пота простынь, я сгрёб клавишника в охапку и крепко прижал к себе. - Как же долго я терпел. Флаке уткнулся носом мне в грудь и улыбнулся. - Я даже не успел тебе ответить. - И что же? - Я тоже тебя люблю. Как же в этот момент мне стало хорошо! Я в кое-то веки почувствовал себя хоть кому-то нужным в этом большом и жестоком мире. - Спасибо. И мы счастливые и уставшие провалились в крепкий сон без сновидений.