Chaos in this town my brother

Это будет черная пустота… Я ничего не вижу. Стоит протянуть руку к свету, как тот ускользает от меня сквозь пальцы и устремляется ввысь, к не существующему в моих зыбких снах небу. Свет он такой, хитрый, правильно, и я не хочу здесь оставаться – черная пустота подобная черной дыре в космосе. Только дыра эта сейчас злобно шевелиться, как живая и становится с каждым годом все шире и шире, затягивая в себя остатки моей веры, жалкие крупицы моей уверенности, что в один прекрасный день я смогу что-то исправить в этом чертовом мире, порабощенным нашим старым другом. Мы с вами ребята и вчетвером то, стоит признаться, с трудом заставляли Шреддера смиряться и уползать в свою тень, чтобы однажды выползти из нее, дабы посыпать нам хвосты солью. А сейчас… это как-то внезапно все скатилось в бездну. Внезапно померк свет и над Нью-Йорком сгрудились тучи, а в небеса устремились широкие лучи прожекторов… Внезапно все люди стали напоминать мне стадо послушных овец, перегоняемых умелыми механическими пастухами из одной части города, в другую… И внезапно, на крышах остается только один широкоплечий силуэт с массивным панцирем за спиной, одиноко разглядывающий разрушающуюся обитель с высоты. Черт… Опять эта гребанная мигрень. Грузно, со скрипом поднимаюсь с мятой постели, опуская ноги на холодный пол моей захламленной «хаты», и устало упираюсь ладонями о собственные колени, свесив налитую свинцом голову вниз. Да Донни, сегодня тебе опять не удалось поспать. Кровь нервно пульсирует в висках, челюсти и зубы неприятно ноют, словно я во сне увлеченно жевал железный прут, а глаза привычно болят, и я вижу прямо перед собой, в общем полумраке комнаты белесые расплывчатые пятна. С пыхтением поднимаюсь с места и прижимая два пальца к уголкам глаз, не глядя бреду в сторону раковины. Свет я предпочитаю не включать… только когда я работаю, освещение в зале полное – с проводкой у меня никаких проблем не возникало никогда. С мрачной решимостью загребаю от сильно бьющей по фаянсу струи полную ладонь ледяной воды, и сбрызгиваю себе на сморщенное от боли изнутри черепа лицо. Старое потрескавшееся по углам зеркало прямо напротив меня… Широкая, грязно-болотного цвета, какая-то лягушачья физиономия с раскосыми, ярко-красными глазищами, красными, не только сами по себе но и от тонкой сеточки лопнувших капилляров, лишенное маски, с плотно поджатыми в мрачной гримасе губами… мутант с отражения почти весь исчезает в темноте – маленькая лампочка горящая рядом с навесным шкафчиком справа от зеркала, освещает лишь очертания головы, плеч покрытых шрамами и уродливыми полосами от чужого оружия, и верхнюю часть пластрона, так же изрисованного доставшимися в бою кривыми узорами. Я старательно кривляюсь своему двойнику, пытаясь выдавить нечто наподобие присущей мне когда-то добродушно-мягкой улыбки. Смешно сказать – но получилась лишь глупая, тусклая усмешка, когда уголки губ разъезжаются в стороны чуть приобнажив плотно сжатые зубы… а взгляд все такой-же - бездушный и пустой, нисколько не веселый. Кого я обманываю? Я уже давно не тот добродушный Донателло. И глупо пытаться напомнить самому себе, кем я когда-то был. Сощурив веки, я злобно ухмыляюсь тому, привычному Дону, которого я вижу в стекле каждый день, и с силой слегка встряхиваю раковину за края, от на секунду переполнившей меня злобы… но уже в следующее мгновение я абсолютно спокоен. Да нет, я к счастью не обладаю ни должным характером, ни потрясающим артистизмом, когда при одном взгляде на агрессивный оскал мелко дрожат и покрываются липким, холодным потом, так умел только Раф. Однако, посмотрите на меня – и вам станет определенно не по себе, пускай я кажусь подчеркнуто спокойным - чересчур холодным … даже мне порой становится страшно от самого себя. Необъяснимое чувство. Но обоснованное – в конце-концов это ведь я начал это... Недолго бесцельно послонявшись по своему убежищу с полотенцем на плече, в попытке дойти до кофемашины, да, что во мне не меняется, то не меняется, я натыкаюсь взглядом на предмет… не совсем обычный предмет. Откладывая чашку на кухонный столик и возвращаюсь обратно, беря в обе ладони череп… Да… Нет, он настоящий … И водворяю его на привычное ему место – тумбочка перед телевизором. Подивитесь, какой я аккуратный. Для сего украшения здесь я приготовил специальные условия, ну как, это пожалуй единственное местечко в небольшой зале включающей в себя и кухню, и лабораторию совместно, где ему не грозит быть запачканным, залитым водой, или испещренным разноцветными пятнами реактивов, как если бы он стоял у меня на рабочем месте… Бережно укладываю черепок на белую простыню,служащую скатертью для тумбы, аккуратно обтираю его лоб смоченной в слабом растворе антисептика тряпкой, и присаживаюсь рядом на корточки, с тоской вглядываясь в пустые, ровные, черные дыры глазниц. Слегка растянутые в стороны квадратные скулы с чрезмерно острыми краями… прочный, ровный ряд зубов, затылочная часть выражена слабо, зато тяжелые надбровные дуги и можно сказать, массивная челюсть. Переход к переносице сглаженный, широкий, выражен слабо, фактически отсутствует - кость сильно прогнута во внутрь… Пожалуй из моего детального, но все-таки скуповатого описания занудного натуралиста-бойскаута, уже стало понятно, что череп не принадлежит человеку, и даже не собаке, подобранной мною с улицы для ведения личных экспериментов… Это особая «голова»… Теперь я могу рассмотреть в деталях фактически собственный череп, не прибегая при этом к рентгеновской съемке… Это весьма отвратительно - держать череп, принадлежащий некогда моему младшему брату на тумбочке перед экраном ящика. Сверху как всегда накрываю «Майка» марлевой салфеткой, подтыкая углы, чтобы контур кости четко прорисовывался под тканью. Это моя личная боль, которую я стараюсь не забывать, ежедневно напоминая себе этими выложенными на самом виду останками, высушенными, выскобленными мною до бела, до нежной хрупкости, когда кажется от прикосновения моей мозолистой ладони, эта иллюзионно крепкая часть тела, оставшаяся от Микеланджело, осядет на пальцах призрачный пылью… Я берегу его – немногое, что напоминает мне о том, кто я такой на самом деле. А кто я? Последняя черепаха мутант, ниндзя, не оставляющий надежду, что я еще поквитаюсь со всеми, кто успел причинить мне боль, и кто довел меня до того, чем я являюсь прямо сейчас…. У меня все-еще раскалывается своя голова кстати… Где я оставил обезболивающее? Простой анальгин и вообще, таблетки простой домашней аптечки, давно перестали оказывать на меня нужное воздействие. Не удивлен этому. Итак, вот они - прямо на кухонном столе валяются. Глотаю подобную дрянь с откровенной неприязнью, и дело не в том, что вкус у нее премерзкий и после сильно вяжет во рту: она вызывает привыкание и дикую бессонницу. И кроме того… галлюцинации. За одно, приходится расплачиваться другим, и меня уже честно достало, что в каждом покореженном мусорном баке я вижу фигуру здоровой черепахи, или крысы, или в тени дома отсветов окуляров с десятка солдат клана Фут. На глаза я правда я уже прекратил надеяться, спасают в основном только на чутье опасности вытренированного Мастером Сплинтером в нас с младенчества и собственный слух… Первое время, когда я встречал тени прошлого перед собой благодаря этим лекарствам, я в панике начинал размахивать оружием. Странно, что я сам себе ничего подобным макаром не отсек и не сломал…. И только спустя год своего вынужденного одиночества, стал полагаться исключительно на профессиональное чувство ниндзюцу, а не на зачастую обуревающие меня эмоции от увиденного… Откладываю в сторону теперь уже пустую чашку из-под кофе, утирая тыльной стороной ладони губы, и медленно поднимаюсь со стула – мне некуда спешить. Точнее… не к кому. На минуту-две замираю посреди комнаты на время, прикасаясь крепко сжатым кулаком к виску, молча дожидаясь, когда мерное гудение под черепом прекратится - результат от выпитого почти мгновенный. А после, выпрямляюсь, и твердой походкой шагаю в сторону гаража – раздвижные ворота ведут прямо из жилого помещения туда - все близко. Я сделал так, чтобы нужные мне вещи всегда были под рукой. Я ведь теперь один живу. Тут же, на вмонтированной в стену перед дверной панелью вешалке, висит мое обмундирование – привычный с юности ремень через левое плечо с креплением в крученой обмотке слоя кожи, он стал немного толще, его я одеваю крепко, до боли туго застегивая пряжку так, что мышцы на секунду прережимает, и я чувствую, как слегка немеет конечность, но почти сразу же свободно расправляю плечи. Натянутая на тело кожаная амуниция характерно поскрипывает, пока я закрепляю налокотники вывернув сустав и прикасаясь кистью к плотно прижатому к пластрону ремню. Осталась моя темно-фиолетовая бандана - слегка подпаленная по краю, с мелкими жжеными «крапинками» под нижними веками, отчего разрез кажется рваным и, сколько я за собой замечал в отражении – один раскосый глаз выглядит чуть больше другого визуально. Еще одна из немногих вещей, что связывает меня с прошлым. Ветхая, потемневшая от копоти тряпица, ставшая почти черной, но сохранившая грязно-фиолетовый оттенок, это непременный атрибут меня самого, неразделимая часть меня нынешнего, и меня того времени. Хотя я все чаще и чаще ее снимаю, отдаляясь от своих воспоминаний, так же заключенных в этой тряпочке. Но снова ее надеваю, когда покидаю свое пристанище – без этого никак! Напротив, на крючке висит в чехле мое единственное оружие… Это удивительно, что оно одно, ведь раньше, шесты очень часто ломались в процессе боя. Древко бывало обгорало, а бывало просто его кто-нибудь кхм... обкусывал… разрезал, размалывал, что только с моим посохом не творили, так что «любимых» и незаменяемых у меня просто не было. Попробуйте обломать, или обрезать нунчаки, саи, или катаны. Последние так вообще почти невозможно. А шест, как обычную деревяшку – запросто. Очень даже… сколько я «родных» щепок повидал. Моя сила теперь далеко не такая безобидная, как простая, прямая палка. Помниться я жаловался на то, что посох – это вообще не оружие. Но Мастер доказал мне обратное не раз… и все-таки я изменил себе, взяв в руки что-то новое… Ладони аккуратно обхватывают слегка изогнутую деревянную ось и я осторожно снимаю косу с гвоздя. На вид тяжелая и громоздкая, вопреки первому впечатлению, она достаточно легка, и удобно ложиться в руку благодаря различной толщине древка для лучшего захвата. Лезвие тонкое, достаточно длинное, сплав очень прочный, но легкий, настолько прочный, что может пробить тело ботов. Само по себе оно не сильно загнутое, дабы не соприкасаться с моим и без того исцарапанным панцирем. Поверх, прямо на стыке дерева и железа, небольшое углубление, вмятина с тупыми краями - удобное для того, чтобы можно было совершить прыжок от земли, опираясь одной рукой о стоящую перпендикулярно земле косу. Из-за изогнутого корпуса и металлического наконечника ее не покрутишь так же легко, как шест, увы, в ней отсутствует столь же гибкая аэродинамика в техническом смысле, но я приспособился делать раскрутку вокруг запястья - дело муторное, к тому же, быстро стирается обмотка и я уже заработал себе приличные мозоли от такого трения: поворот выполняемый «силой», прежде всего, идет медленнее и раскрутка занимает определенное время, но в такой смертельной «карусели» я могу легко разрезать конечности подошедших слишком близко Футов. Имеет смысл забыть об осторожности и защите – что, прежде всего, символизировал собой мой бо, ведь я никогда не отличался выдающимися силовыми параметрами среди братьев. Теперь для меня важно – это напасть первым… и уничтожить. Аккуратно убираю косу в крепление за спиной и поворачиваюсь, наконец, к дверям. Вот и ключи от шеллрайзера. Наш старенький «семейный» фургончик – стоит, и ничего ему не делается. Почти ничего. С усмешкой провожу рукой по последним вмятинам от пуль, кривой линией змеящейся по всему корпусу, оставленным после последней веселой поездки по городу. Шреддер не теряет надежды стереть с лица земли последнего Хамато, то и дело устраивая на меня облавы. Мы как в шахматы с ним играем. Только я играю одним ферзем, делая длинные забеги наискосок, а он обкладывает меня своими пешками, не удосужившись оторвать свою королевскую задницу от трона. Возможно это больше, чем нагло, разъезжать по городу на черепахомобиле, красуясь, мол, а вот он я, подойди и возьми, но на хорошую приманку и рыба клюет – мне нужны роботы футы. Мне нужна вся та техника Шреддера, всех видов и всех подразделений. Я должен знать, против чего борюсь! Как Дон, Донателло, черепаший гений, я просто обязан, пускай и сильно опоздав, но обязан попробовать расчистить от этого д*рьма хотя бы половину города. Поэтому, на свой страх и риск я каждый день подлавливаю этих тварей, а потом захламляю их полуразобранными телами гараж… плата с искрящимися проводами непременно перекочует на мой стол, где будет подетально развинчена. Перед тем, как отъехать, тщательно проверяю общее состояние моего старичка – и хотя я много чего переделал, шеллрайзер остался шеллрайзером, а после вылазок он с каждым разом становится все более изношенным, нужны новые детали, но на свалку металлолома я смогу выехать еще не скоро. Постучав носком ноги по колесу, проверив топливо - не был ли пробит в последний раз бак, я в принципе остался доволен состоянием автомобиля. Завтра придется что-то думать с лобовым стеклом – дыры с кулак, окруженные сеточкой трещин, меня совсем не радуют, ветер в лицо сквозь них – тоже. А из-за «паутинки», дорогу видно чертовски плохо. Где достать нормальное стекло? Хороший вопрос… Техосмотр закончен, осталось только залезть в машину. А когда-то руль держал Лео… Ладонь мягко ложиться на баранку, а вторая крепко сжимает рукоять коробки передач, перед этим включая радар и открыв интерактивную карту города на панели над стандартными датчиками. На соседнем сиденье мой ноутбук, а сзади… пустое пространство с упаковочными коробками стащенными мною с задних двориков магазинов. Кроме того, там несколько ящиков с банальным набором инструментов вроде тисков, отверток, разнокалиберных гаечных ключей и молотков. Ломать – не строить. Автоматическая настройка ворот спокойно позволяет мне покинуть жилище, и при этом никуда лихорадочно не тыкать, не трясти пультом дистанционного управления смачно ругаясь на японском. Посыл сигнала идет прямо из под бампера снизу, едва стоит мне тронуться с места. Моим врагам будет очень трудно как войти, так и выйти отсюда, если мой фургончик находится далеко от укрытия. Верх наглости – включить музыку на всю мощь динамиков. Так, что меня будет слышно на соседней улице. Темно, здесь всегда темно, фонари слабо освещают улицу, пустынную, как всегда, но она только кажется такой. Уж я то знаю… Это самая настоящая дорога в ад, и не зря гремят биты из окон мчащейся по безлюдному шоссе знаменитые строчки - I'm on the highway to hell, - от которых, я буквально чувствую, дрожат окна, но никто, как прежде, как раньше, не высовывается из своих квартир, чтобы выкрикнуть в след лихачу перебудившему полрайона: «Ты совсем свихнулся кретин?!». Всем плевать… вернее всем страшно… А я лишь ехидно улыбаясь прибавляю громкость, откинувшись карапаксом на мягкое сидение и терпеливо жду, когда у кого-нибудь лопнет терпение. В не поверите, я скучаю... Да, как тихоня, вечно зажатый в своей лаборатории я должен до дрожи обожать тишину, но я скучаю, по гневным окрикам, по хоть какому-нибудь проявлению жизни, в этом затхлом городке, который совершенно утратил свою красочность, свой общий масштаб превратившись в руины. Он утратил свой смысл существования… - No stop signs, speed limit,- Светофоры давно не работают, хотя бы потому, что переездом здесь промелькивают по дорогам, лишь принадлежащие Футам черные фургоны,- Nobody's gonna slow me down, Like a wheel, gonna spin it. Nobody's gonna mess me round. – Конечно кроме реакции жителей города, я прежде всего дожидаюсь появления моих злейших врагов, изредка бросая нетерпеливые взгляды на радар и на карту, жаль охватывают они малое поле, и я не вижу, что дальше чем через улицу. Большая карта города получила повреждения и выведена из строя только вчера. Не ленись Донни, возьми себя в руки и нормально ее почини. Почему их все-еще нет? - « Какая прелесть,» - ироничная мысль сама собой повисает в воздухе и я делаю резкий поворот влево – срежу угол на пару кварталов, - « И у роботов бывает выходной день.» - Hey, Satan paid my dues, Playing in a rocking band. Hey Momma, look at me. I'm on my way to the promised land. Теперь меня уже разбирает тревога – непривычная тишина, непривычная пустота , и это откровенно говоря, настораживает. У меня уже вошло в стандартную привычку, что за шеллрайзером ежедневно тащится целая процессия ботов и живых футов-солдат, от пяти, до пятнадцати за раз, а тут, ни одного на хвост не село. Да Донни, здесь что-то явно не так. Притормаживаю у обочины, развернув авто чуть-ли не поперек дороги и приглушаю музыку, где зазывно воют припев. Ладно, дружище, я и так знаю, по какой дороге я еду.- I'm on the highway to hell… Когда голос совсем затихает, я приоткрываю дверь и выглядываю наружу, высунувшись за пределы своей «самоходной» крепости на полкорпуса. Взгляд вверх… взгляд вниз… взгляд по сторонам… - ЭЙ! – Я высунул одну руку, второй крепко цепляясь за ребро дверцы, дабы просто-напросто не вывалиться мешком на проезжую часть. Задиристый, поддразнивающий взмах и моя ухмыляющаяся зеленая физиономия должны взбесить любого Фута, как бы он терпеливо не поджидал меня в густом сумраке. – ЭЙ, КРАСНОГЛАЗЫЕ? ВЫ ТАМ ВСЕ ПЕРЕДОХЛИ ЧТО ЛИ? – Хоть бы тень шевельнулась… Неужели и правда передохли? Я хмуро прислушивался к звукам с переулка, пытаясь различить в типичном городском шуме звучание тихих, почти не слышных, особенно не натренированному уху шагов, поскрипывания механизмов… Ничего этого я не услышал, не увидел, только пожалуй потратил пару лишних минут в пустую.. Ну что же, ладно… но без трофея я назад не вернусь. Резко даю по газам, срываясь с визгом с места и подняв столб пыли… теперь уже мне не до того, чтобы как-то выделываться, или дразнить окружающих, и мое расслабленное, можно даже сказать скучающее выражение, мигом как ветром сдуло. Хвостом чувствую, что это не с проста. То и дело мрачно смотрю на карту, пытаясь не словить столб в фары от рассеянности. Ого… а вот и какое-то движение… Наконец-то, а то я уж подумал. Ох, нет, слишком близко они бегут, я не успею сбавить скорость. Ну да и черт с ними – была не была, иду на таран, поэтому вольно не убираю подошву с газа. Правда зеленая тень, мелькнувшая у меня в свете фар, волей-неволей заставила меня резко вдавить в пол педаль тормоза аж так, что шелл подпрыгнул, как дикий мустанг, встав на передние колеса, и с грохотом, всем своим весом приземлился на асфальт, подняв при этом фейверк искр, сопровождаемый ароматом жженой резины провонявшей все, что можно, в радиусе пяти метров вокруг и совершенно утонув в дымной завесе, мгновенно окружившей машину. Удача, что я сам через окно головой вперед не пролетел – хвала панцирю, умудрился каким-то образом остаться с сиденьем в обнимку, вжавшись в него и обхватив за края обеими руками, истерично давя двумя ногами в пол… Что… это… только что было? Большевато для кота, слишком зелено, для человека… Поперек горла встает неприятный комок, который я не могу протолкнуть в себя. Расслабься Донни, это опять глюки. Просто глюки.Проклятые таблетки. Если теперь галлюцинации меня будут мучить и во время рейдов по городу, как я смогу водить машину? Однажды я тупо угроблю и себя, и фургон, врезавшись в стену дома, потому, что мне почудится старушка, переходящая улицу в неположенном месте. Какой же ты, Донателло, кретин. Честное слово. Ладно, надо вылезти и посмотреть, в каком состоянии машина, и скольких я футов сумел сбить. Смешно – почти как игра в боулинг… Вылезая, я уже заранее вытащил косу из крепления. Покачивая лезвием вверх-вниз, ожидая, когда в этом тумане, оно наткнется на чье-либо тело… или на капот автомобиля. А… ну вот. Два солдата… Голова одного прямо под моей ступней, я едва не наступил на нее, остальное похоже оказалось где-то под брюхом шеллрайзера, а второй, в позе морской звезды безвольно разлегся по мятому железу. С недовольной гримасой замечаю еще одну широкую трещину, пересекающую лобовое наискосок – сто процентов, до дома не «дотерпит», развалится по дороге на два ровных куска. За спиной знакомый шелест крадущихся шагов… Не разворачиваясь, я делаю выпад концом толстого древка назад, перехватив косу ближе к лезвию покрепче, и довольно заключаю, что не глядя попал точно в грудину. Хотя тут же разочарованно пониманию, что это не очень хорошо – возможно я повредил главный сектор и плату – такого робота остается только на переплавку. Сверху на меня прыгает еще один… Короткий взмах косой… И меня орошает кровью – слышится сдавленный стон умирающего где-то в дыму справа от меня . Все так-же безмолвно вытираю края железа о обмотку на запястье. Сожалею. Хотя не думаю, что что-нибудь изменилось, знай я, что не все в этом отряде состоят из железок и микросхем. Я никого не могу отпустить просто так. Жатва весьма успешная, как я погляжу. Но почему они толпятся не вокруг меня, а уходят в сторону? Мне не очень хочется оставлять фургон со всеми распахнутыми дверями, но хочу я, или нет, ноги уже сами подносят меня к скрюченному фонарному столбу – трое, ан нет, четверо солдат плотно окружили неизвестный мне объект и пытаются оттеснить его к стене. Похоже там человек. Наверное один из тех борцов за свободу, которого и преследовала вся «кавалерия», понятно, почему им было не до меня… Хотя что может быть интереснее ловли большой, весьма досадившей не меньше подпольной группировки, умной черепахи-мутанта? Только ловля четырех черепах-мутантов... - Пригнись, - коротко указываю я ему, после чего, не дожидаясь реакции футов и преследуемого ими(я сказал, а если ты не сделал – сам виноват, прости), я готовлю широкий замах своей поблескивающей в отсвете фонаря «красавицей», и с короткой раскрутки на пятке, со свистом рассекаю воздух на уровне чужих голов… Срубив две из них буквально – бот и человек рухнули прямо на сжавшегося в комочек парнишку. Кровь попала мне в глаза – плохо, черт возьми… Жмурясь, я слепо отступаю назад, яростно растирая веки кулаком… Вашу мать… И естественно получаю не слабый удар в плечо, поскольку, зазевался дурачина. Коса входит в живот нападающего на меня, а тот, в свою очередь, оставляет лезвием меча в моем пластроне внушительную глубокую зазубрину… Эта железная зараза застряла в кости... придется потом долго выковыривать. Но не время расслабляться – остался последний. С катаной в пластинах, с слезящимися глазами, я долго не попрыгаю, и стойка уже будет не такой эффектной учитывая, что металл торчащий из моей грудины сильно мешает, а мне промахи очередные не нужны. Прижимая два пальца к припухщим векам, приоткрыв глаза в две узкие щелочки, я поудобнее перехватываю деревяшку в своей руке на манер топора – руби, так с плеча. Теперь все намного сложнее – мы кружим, словно два тигра по одной клетке, хорошо хоть, что дым улегся, но все-еще воняет паленой резиной, что тоже действует не благоприятно ко всему прочему. Он делает довольно быстрый выпад вперед, но даже не долетает до меня… Гулкий стук чего-то тяжелого о череп моего противника, и тот красиво опадает мне прямо под ноги. Где я прижимая ладонь к закрытым глазам, без церемоний расквашиваю ему череп противоположным концом косы. Сквозь пелену навернувшихся слез, я разглядываю нечеткие очертания черепашки рядом с собой. Пытаюсь. Я не удивлен ни капли – чертовы глюки… но почему мне все-время чудится именно, - …Майки… - а не кто-то другой? И снова растираю кулаком глаза, угрюмо морщась, - Молодец парень, хорошо поработал... А теперь, иди домой и не шатайся по улицам. – Бурчу я в сторону незнакомца, старательно игнорируя до боли знакомый оранжевый цвет цвет и расплывчатые углы панциря. Это не Майки… Ведь Микеланджело уже давно мертв, и кому, как не мне…это знать…