Нас штормит, Грейнджер

Гермиона пребывала в самом наилучшем расположении духа: вот уже месяц миновал, а писем с назойливыми словоизлияниями Драко Малфоя не приходило. Это не могло не радовать; великий Мерлин, да от такого счастья можно было проскакать от подземелий Слизерина и до конца Запретного леса! Правда, всё это омрачалось одним чёртовым но: Малфой пялился на неё почти двадцать четыре часа в сутки, а ночью ему мешали разве что староста школы и секретный пароль башни Гриффиндор. Подумать только, в Хогвартсе — десятки магглорождённых девушек и парней, а Малфой избрал объектом своих дурацких игр Гермиону Грейнджер. Нет, вполне понятно, что тем самым он просто хочет досадить Гарри, но сути дела это не меняет. Если честно, Гермиона лелеяла в себе надежду на то, что когда они вернутся в школу, Драко, в силу некоторых обстоятельств, прекратит так изводить её. Однако все её умозаключения на этот счёт быстро испарились ещё в поезде, когда Драко и его дражайшая свита проходили по вагону мимо их купе: — Вы только поглядите, кто здесь. Великий Поттер, его шестёрка и заучка-девственница, — он по обыкновению неприятно растягивал слова. — Каково, Поттер, знать, что если бы не мозги этой лохматой предводительницы учебников, то твоя гибель в Министерстве была бы неминуема? Хотя, насколько я слышал, этому грязному псу Блэку ваша Грейнджер так и не помогла, — Драко ядовито ухмыльнулся, наблюдая за реакцией Трио, которую он так любил лицезреть. Драко нравилось смотреть, как Золотой Мальчик каждый раз из кожи вон лезет, чтобы врезать ему. Этот вкус предстоящей ссоры — Драко ощущал его не только на языке, но и на коже. Риск, словно липкий сироп, разливается по каждому участку его тела, а сладость ему придаёт уничтожающий взгляд Гермионы. Иногда Драко даже чувствовал себя мазохистом: так ему нравились эти большие глаза, наполненные ненавистью и отвращением к нему. Пока он думал обо всём этом, в «битву» вступил этот рыжий придурок в обносках, который пытался урезонить своего друга тем, что «им самим попадёт за драку в поезде, и что в Хогвартсе достаточно мест, где они смогут расквасить Малфою рожу». Наконец, Гарри успокоился и уселся на место. — Так драки не будет? Нет желающих начать её сейчас, а, Поттер? — издевался Драко. — А я уж было решил, что кара за все мои деяния настигнет меня прямо здесь! — Настигнет, не сомневайся, Малфой, — тишину, последовавшую за последними словами Драко, нарушил спокойный и стальной голос единственного человека в мире, который обычно молча переносил все распри между ними. — Что ты сказала? — Малфой зашипел от неожиданности. — Что ты имел счастье услышать. Забавно наблюдать, как ты нарываешься. Изо дня в день, раз за разом. Тебя самого от себя не тошнит? Хотя, позволю себе заметить, что рвотный рефлекс даже у окружающих тебя людей — дело обыденное, так что наверняка ты уже привык к этим ощущениям, разве нет, Драко? — его имя Гермиона почти выдохнула, внимательно глядя Драко в глаза. — Да как ты смеешь, мерзкая... — выплюнул Драко, напрягшись. — Ну... Договаривай... Не медли. Я ведь думала, что мне позволяется так с тобой разговаривать. Разве я ошиблась? — Гермиона сидела около окна, скрестив руки, и улыбалась. Каждое её слово источало какое-то магическое, невероятное спокойствие, которому удивились даже Рон с Гарри. — За мной, — скомандовал Драко, и Крэбб с Гойлом проследовали за ним к своему купе. Он поверить не мог, что она позволила себе выкинуть такое. Шесть, чёрт возьми, лет прошло, и только сейчас она впервые сказала то, что так давно держала внутри себя. В тот самый момент, когда Гермиона произнесла его имя, Драко забыл, что вокруг него за окном Хогвартс-экспресса мелькают деревья, текут реки, а рядом, с тупыми выражениями на лицах, стоят Крэбб и Гойл. Поттер и Уизли и вовсе исчезли. Драко был готов сжечь эту девушку на костре за одно только её обращение к нему, за то, что она так задела его. И как, однако, ловко у неё это вышло. Он решил, что его косвенное влияние всё же как нельзя лучше сказывается на ней, и улыбнулся этой мысли. Она могла бы стать для него великолепной... Нет, это всё глупости. Отец никогда не дал бы жениться на ней, будь она хоть самой богатой в своём этом мирке магглов. Но Гермиона, как и прежде, ненавидит его, это очевидно. И лучше, чтобы так продолжалось и дальше. Драко не может позволить ей к себе приблизиться, несмотря на то, как сам того желает. Эти противоречия в его жизни доканывают всё больше и больше. Он так хочет её, так боится за неё, и так не переносит её. Даже Паркинсон не даёт себе воли так разговаривать с ним, но ей он может заткнуть рот, а Гермионе — нет. Пусть бьёт его словами и впредь: так намного легче излечиться от инфекции, которой не могут найти противоядие самые знаменитые целители волшебного мира. Убеждать себя, что Гермиона Грейнджер ему не нужна, бесполезно и ни к чему не приведёт, а вот осознание того, что он никогда не будет нужен ей, может отрезвить его затуманенный разум. — Ты что-то слишком напряжён, Драко, — Пэнси провела рукой по его платиновым волосам. — Не хочешь рассказать мне, что случилось с тобой за эти каникулы? — Брось, Паркинсон. Ты что, до сих пор веришь в наше с тобой «долго и счастливо»? Забудь об этом, если и дальше хочешь, чтобы я говорил тебе доброе утро. — Не бери в голову, Пэнс, — хмыкнул Блейз, видя, как надулась Пэнси, — просто наш принц сегодня не в духе. Он придёт в себя за ужином. — Хогвартс. Жалкое подобие школы. Я бы скорее сбросился с башни, чем проучился там ещё два года, — произнёс Драко с отвращением. — Ну, что я говорил? У Малфоя всего лишь критические дни, не более, — засмеялся Блейз. На такую удачную шутку среагировали даже Крэбб с Гойлом, заржав как лошади на всё купе. — Прикрой пасть, Забини, — обозлился Драко, смерив друга взглядом. — Эй, да я же пошутил, расслабься, приятель, — Блейз примирительно выставил вперёд руки. — Я и без твоего вселенского гнева догадался, что ты не в себе. — Подумай о том, что я сказал тебе несколько минут назад, прежде чем открыть свой милый накрашенный ротик для очередного глупого вопроса, — Драко повернулся к Пэнси, слегка сжав её плечо, и девушка тут же закрыл рот, едва открыв его.

***

Тем временем в другом купе Гарри и Рон никак не могли взять в толк, откуда их подруга набралась такой речи: — Гермиона, где ты научилась так... так говорить? — глаза Рона были полны почти щенячьего восторга. — Я даже не знаю, как ещё это назвать... Ты была великолепна! — И вечно этот удивлённый тон, Рон. Начнёшь читать столько же, сколько читаю я, поймёшь где. Ох, Гарри, да не думай ты об этом негодяе! Он того не стоит, глупо вечно срываться с цепи из-за любого его слова. Перестань обращать на него внимание, неужели тебе заняться больше нечем? — Гермиона перевела взгляд на Гарри, который никак не мог успокоиться. — Этот ублюдок ещё заплатит за свои слова. Он поплатится за всё, что он и его семейка натворили. Он ответит за Сириуса... — Гарри трясло, а глаза вновь стали влажными. Костяшки пальцев побелели, когда в памяти возник момент смерти любимого крёстного. Растерзать Малфоя на куски — всё, что было нужно Гарри. За всё, что тот когда-либо сделал или сказал. За него, за его семью, за Рона, за Джинни, и в особенности за Гермиону. Ей каждый день доставалось больше остальных. Как она до сих пор терпела его издевательства, ему было не ясно. Но то, что сегодня произошло не могло его не насторожить. Гермиона никогда прежде ни слова не говорила о Малфое, пока тот не скроется из виду, так что же изменилось сейчас? — Гарри, ты прости меня, но это же помешательство. Драко Малфой не виноват в смерти Сириуса. Нам всем очень тяжело, Сириус был нашим другом, но не стоит забывать, что его убила Беллатрикс. Мне не понять до конца твою боль, Гарри, но нет надобности так себя накручивать... — Гермиона пересела к Гарри и крепко обняла его. — Почему ты его защищаешь? — процедил Гарри. Гермиона резко отстранилась. — Ну знаешь! Это уже ни в какие ворота не лезет. Я не защищаю его, Гарри, я говорю правду. Может, ты не заметил, но я тоже была в Министерстве Магии и видела гибель Сириуса. Я говорю то, что твёрдо знаю. Драко Малфой — наш враг, но он никого не убивал. И уж тем более Пожирателем Смерти, как ты всё время твердишь, он тоже не становился. — О чём это ты? — спросил Рон, открывая шоколадную лягушку. — Гарри считает, что Драко Малфой стал Пожирателем Смерти. — Бвось, Гарри, ему же всего шешнадцать лет, он не может им быть! — с набитым ртом сказал Рон. — Пожирателем имеет право стать только совершеннолетний волшебник. — А я вам говорю, что то, что мы видели в Боргин и Беркс — подозрительно! Сомневаюсь, что Малфой решил себе новую мебель подыскать! — не унимался Гарри. — А почему бы и нет? У него в особняке полно всяких жутких штук, — Рон дожевал шоколадную лягушку и принялся за драже Берти Боттс. — Папа говорит, что Малфои любят такие вещи, которые продаются в той лавке. — Я всё равно в это не верю! Он Пожиратель, говорю же! И он явно что-то замышляет. У него на уме очередная пакость, и я не успокоюсь, пока не выясню, что это! — Гарри уже махал руками. — Тебе явно нужно пересмотреть свои приоритеты, — изрекла Гермиона, уткнувшись в учебник по Древним рунам. Она и не заметила, как Рон и Гарри переглянулись между собой, вспоминая на секунду первый курс и их знакомство с Флаффи.