Ни на Земле, ни в изведанном космосе

День на Макемакие длится дольше, чем на Земле. В то время, как у нас сутки состоят из двадцати четырех часов, на Макемакие – аж из тридцати восьми. Но час у них короче, примерно как наши сорок минут. Так что не такая уж и большая разница, скажу вам. Поначалу мы сидели возле бара и разговаривали. Ждали, пока Кармордул закончит свой рабочий день. Первые часа три мы сидели на снегу и разговаривали, но потом я стал ныть, что мне холодно, и мы снова зашли внутрь. Я с Лейлой здорово так разговорился, мы сравнивали наши планеты. Я узнал, что ее планете скоро стукнет тысяча лет. Удивительно, что за какую-то тысячу лет ее род научился бороздить просторы космоса. Даже слабо верится как-то. Много чего она мне еще рассказала. Про технику, про всякие разные приборы, облегчающие жизнь. Мне казалось, что у Земли нет ничего такого, чем можно было бы удивить Лейлу, но потом я кое-что вспомнил. -А у нас есть стихи! – говорю. Лейла нахмурилась. Это слово было ей не знакомо. -Вот слушай… Тогда я понял, что за свою жизнь учил очень мало стихов, да и те – в средней и старшей школе. Я стал бешено вспоминать известных русских поэтов, чтобы выдавить из своих извилин хотя бы один толковый стих. И я вспомнил. А кого ж из поэтов вспоминать-то…? Вот, назовите первого русского поэта, который придет вам в голову. Получается, прав был Флопик, когда стихи мне свои зачитывал. Я откашлялся и начал: -«Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты». А дальше я не помнил, поэтому замолк. -Здорово! – протянула Лейла. – А кто такой «гений чистой красоты»? Если бы этот вопрос задали гуманитарию, он бы ответил на него целой лекцией. Говорил бы так долго и нудно, что собеседник сам бы пожалел о том, что спросил. Увы, я не гуманитарий. -Это гений, - отвечаю. Хотя, причем здесь гений? -А причем здесь гений? – Лейла словно прочитала мои мысли. И я начал объяснять. Пушкин, наверное, в гробу перевернулся от моих объяснений. -Речь идет о девушке. Автор стиха встретил девушку, прекрасную настолько, что в своих стихах сравнивает ее с чистой красотой, - боже, что я несу? – А в чистой красоте есть свои гении, как есть и идиоты, и средненькие такие по уму. Понимаешь? Простите меня, Александр Сергеевич. Кажется, я только что опозорил Вами весь людской род. -Не понимаю. -Вот смотри, - я приподнял руки, как будто собрался объяснять смысл четверостишья на пальцах. – Вот ты, например, очень красивая. -Что значит «например»?! Я резко прикрыл ладонью рот. -То есть, ты очень красивая, да. Очень. Вот ты – гений чистой красоты. Донеслось тихое протяжное «а». Недоумение спало с лица Лейлы, и она продолжила: -Я поняла, поняла! А Кармордул тогда – идиот чистой красоты? Я промолчал. Во-первых, никакой чистой красотой там и не пахло. Во-вторых, я терпеть не могу, когда кривляют русскую классику. Ну, а в-третьих, я сам не знаю, почему он так написал. Просто некоторые вещи нельзя объяснять, ими нужно просто любоваться, как пейзажами. Да и число оборотом Пушкина за сегодня уже достигло критической отметки, поэтому я просто махнул рукой и продолжил слушать про всякие приборы, о которых рассказывала Лейла. Так мы просидели до тех пор, пока посетители не стали потихоньку рассасываться. Бар «У Кармордула» закрывался. Когда мы вышли на улицу, я не сразу понял, что наступила ночь, уж больно светло было. Тогда я взглянул на небо и увидел, что та яркая звезда, которая освещала планету, как наше солнце, сменилось другой, более мелкой и тусклой. Для нас сейчас была бы полночь, но здесь я видел почти так же хорошо, как при земных сумерках. -Пора, - говорит Флопик и подталкивает меня к входу. Я говорю: -Подожди. Гости уже ушли, а этот жирный тролль, может, еще там. Но Кармордул не вышел ни через десять, ни через двадцать минут. Тогда я обвел взглядом зимнюю пустошь и медленно направился к входу. Помните, я рассказывал вам о том, как взламывал замок на входной двери? Этот оказался таким же, если не легче. На него у меня ушло всего пару минут. А Лейла и Флопик стояли чуть поодаль и подбадривали меня, то похлопывая в ладоши, то выкрикивая что-то невнятное. Света в баре уже не было, но я знал, что осталась еще одна дверь, ведущая в подсобку. Я видел эту дверь и висевший на ней замок; свет, бросаемый щелью с приоткрытого входа, освещал мне почти всю дорогу. Перед тем, как продолжить, я хочу, чтобы вы знали: я еще ни разу ничего не крал. Честно, ни разу, не считая тех папиных конфет. Не знаю, как это все делается, но мое подсознание автоматически приказало телу встать в нужную позу. Такую, как в старых голливудских мультфильмах, где воры крались на цыпочках и жутко согнувшись. Я медленно приближался к заветной двери, осматривая безлюдный бар. Хотя, «безлюдный» - не совсем верное слово для этого бара, то есть, совсем неверное. Все же единственный человек, который только был на Макемакие, сейчас находился в этом баре. Страшно все-таки было. И почему я не заставил их пойти со мной? А Лейла и Флопик все стояли у входа и о чем-то разговаривали. Они разговаривали даже тогда, когда Кармордул вышел из бара, держа меня за шкирку, как провинившегося щенка. Дескать, они не со мной. -Вы…, - сказал он своим мерзкий низким голосом. – Обокрасть меня хотели? Я подумал, что это конец. Всё, нагулялся по чужой планете… сейчас этот тролль сожрет меня и не подавиться. -Мы?? – рожица на мониторе Флопика стала недоуменной. – Нет, что ты?! Это все он. -За дурака меня держите? – второй свободной рукой Кармордул схватил оставшихся двух воришек и понес нас всех куда-то в глубину темного бара. – Уж я вам покажу! В один момент я хотел сбежать, но Кармордул был таким большим и сильным, что даже не заметил этих моих попыток. Он забросил нас в тесный чулан и громко хлопнул дверью. Так громко, что у меня еще несколько минут звенело в ушах. -Ребят, - голос Лейлы жутко дрожал. – А что нам теперь делать? Кармордул даже свет нам не включил. Мы не знали, чем набит этот чулан и как долго нам здесь сидеть. Пару часов назад, когда я сидел с Лейлой в баре (по ту сторону чулана) и разговаривал, она сказала, что отлично видит в темноте. За это она благодарна своим змеиным глазам. Увы, темнота в этой кладовой была просто кромешной, и даже Лейла ничего не видела. -Не думал, что он до этого дойдет, - буркнул Флопик. Так мы сидели час за часом, дожидаясь своей участи. Пару раз я пытался начать разговор, но ни у кого не было настроения его продолжать. В один момент у меня онемела нога и я вытянул ее вперед. Тут же уткнулся в другую вытянутую ногу. -Ай, - донесся из темноты шепот Лейлы. Здесь было очень тесно и очень темно. Есть хотелось просто невыносимо, но мысль о том, что с нами сделает Кармордул, если выпустит (и выпустит ли вообще), притупляла чувство голода. Кто же знал, что он ночует в этом своем дурацком баре?!