Райская Башня

На следующий день охранники избивают меня до полусмерти. Сижу, ем в столовой, и тут меня тащат на середину зала, а тарелка с кашей из спор и клубней летит в сторону. Я заранее слышал, как они подходят, но реагировать не стал. Позволяю себя забрать. Наказание совершается на глазах у других заключённых. Меня швыряют на пол и со всей силы бьют короткими дубинками. Есть техника внушения, которая помогает заглушить боль и отгородиться от происходящего. Но я ее не использую. Так мне и надо. За то, что не спас Клори. Остальные возмущаются. Некоторые вскочили с лавок, охранники грозят им мечами. Слышу гневные крики, заключённые осыпают охранников оскорблениями. Причём на собственно выдуманном языке — специально для таких случаев выучили. По столам из корневого дерева стучат каменными ложками и пустыми мисками. Повара замерли около котлов над центральным огнём и тоже стали наблюдать за происходящим. К счастью, в лицо меня охранники почти не бьют. Все зубы на месте, ни одна кость не сломана. За это я им благодарен. Когда избиение заканчивается, я впадаю в полубессознательное состояние. Меня куда-то тащат за руки. Во рту солёно-металлический привкус крови, всё тело пылает от боли. То отключаюсь, то снова прихожу в себя. Затем окончательно проваливаюсь в забытье, но из этого состояния меня выводят пощёчиной, и я вдруг оказываюсь в тёплой воде. Трепыхаюсь, захлёбываюсь, тону… наконец снова выныриваю на поверхность, и меня тошнит — наглотался воды. Я в круглой пещере с гладкими стенами, полной застоявшейся, солоноватой воды. Вонь проникает внутрь, пронизывает насквозь. Из помещения сверху просачивается свет факелов. Узкие, бледные лица гурта, склонившись, глядят на меня. Над водой в стены вделаны ржавые металлические кольца. Хватаюсь за одно из них. Охранники уходят и уносят факелы с собой. Дверь захлопывается, и становится темно. Мы, маги, хорошо видим в темноте, и самого слабого источника света нам достаточно. Однако в темноте мы беспомощны. Боль постепенно нарастает. Подбитый глаз закрывается сам собой. Щека распухла до невероятных размеров. Единственный звук, который до меня доносится, — плеск воды. С мрачной иронией радуюсь, что наконец разрешила загадку — так вот куда девают всё дерьмо из камер. Даже немного улыбаюсь разбитыми губами. Клори всегда говорила, что мышление у меня извращённое. Это ей даже нравилось, хотя иногда всё-таки раздражало. Несмотря на своё плачевное состояние, чувствую подъём. Держусь на поверхности, продев одну руку сквозь кольцо, и мысленно насмехаюсь над охранниками, которые меня избили. Презираю их за то, что не разделались со мной окончательно. Мне и так хуже некуда, ничего страшнее они со мной сделать не могут. Да пошли они все. Пусть даже не надеются меня сломать. До меня доносится тихий, заунывный звон колокола, отдающийся эхом в стенах пещеры. Так определяю, что провел здесь уже два оборота. Хотя точно не уверен — один-два раза мог и не услышать, пока был без сознания. Спать тут не так-то просто. Нужно просунуть руку в кольцо по самую подмышку, чтобы не захлебнуться, но потом просыпаюсь оттого, что циркуляция крови прекратилась и рука совсем онемела. Кажется — лучше бы и вовсе не спал. Но что поделаешь? Таково моё наказание. Некоторое время назад мне спустили ведро воды. Чистой, а не той мути, в которой я плаваю. Выпиваю, сколько могу, приникнув распухшими губами к краю ведра. Ведро вытягивают слишком рано, но и этого достаточно, чтобы продолжать держаться. Наконец слышу поворот ключа в замке, и дверь со скрипом открывается. Вижу над головой свет факела, совсем тусклый. Но на глазах выступают слёзы, поэтому загораживаюсь ладонью и отворачиваюсь. Мне сбрасывают верёвку, к которой прикреплено что-то вроде грубой сбруи из ремней. — Надевай, — приказывает кто-то из охранников. Простой приказ доходит до меня не сразу. Медленно протягиваю руку и берусь за ремни. — Надевай, — снова повторяет голос. Прикидываюсь, будто их не услышал. Тогда на меня начинают орать, чего от меня хотят. Послушно пристёгиваюсь. Одной рукой это сделать не так-то просто. Вторая онемела. Меня поднимают наверх. Я совсем ослаб. Едва могу отталкиваться от стен пещеры, когда в них врезаюсь. А охранники не обращают внимания, знай себе тянут. В верхнем помещении меня ставят на ноги, расстёгивают ремни и ведут прочь, тыча в спину остриём меча. Меня ведут по коридорам, в которых я раньше не бывал. Одни отделаны лакримой, другие покрыты витиеватый узорами опять же из лакримы. В стены вделаны маленькие светящиеся лампы. Один их вид вызывает острую ностальгию по благам цивилизации. Я уже привык к мрачному, жаркому миру сырых пещер, каменных комнат безо всяких излишеств и грохоту кузни. Даже не ожидал увидеть здесь такую роскошь, как светящиеся на магии лампы. Эти коридоры намного чище тех, по которым мне приходилось ходить до сих пор, и украшены намного богаче. На притолоках и держателях для факелов — знаменитые темномагические завитушки. Мимо с тихим шелестом проходят темные-маги в мантиях, некоторые совсем молодые, с детскими лицами. Кажется, они вовсе не удивляются, столкнувшись с избитой, измождённым мужчиной, который только что плавал непонятно в чём. Меня проводят в комнату, где с потолка свисает фонарь из кованого железа, внутри которого находится светящийся лакрима. Вдоль стен выстроились стеклянные шкафы и ящики. На рабочей поверхности — перегонные кубы, другие алхимические приспособления и непонятные медные штуковины, издающие тихое тиканье. Рядом — открытые книги и схемы. Чую запах крови. В центре комнаты — рама в форме креста, наклонённая под углом, к каждому концу приделаны ремни. Рядом стоит тот самый врачеватель, который недавно приходил в кузницу. Значит, вот зачем они меня сюда привели. Хотят на органы разобрать, как ту женщину. Нет! Начинаю яростно сопротивляться. Вырываюсь из рук охранников. Неизвестно откуда берутся силы. Как представлю, что меня привяжут к раме и начнут резать… Бью одного из охранников ногой и чувствую, как ломается его лодыжка. Тот кричит — типичным «девичьим» криком. Этот звук мне прекрасно знаком. Тут кто-то бьёт меня дубинкой по голове, и я повисаю на их руках. Больно. Но для того, чтобы оглушить, этого мало. Снова пытаюсь вырваться, но меня бьют опять, и я успокаиваюсь. Бесполезно. Я слишком долго голодал и слишком много времени провел в той пещере, почти не двигаясь. У меня сейчас никаких шансов противостоять оставшимся охранникам. Один проклинает меня на чём свет стоит и, держась за ногу, оседает на пол. Остальные привязывают ремнями, а врачеватель подходит всё ближе и ближе, в руке у него длинная полая стеклянная игла. Внутри искрится янтарная жидкость. Всё ещё пытаюсь увернуться, но сил не осталось. Игла всё ближе. Наконец втыкается в руку, и неожиданно мне становится очень спокойно. Постепенно расслабляюсь, пока не проваливаюсь в сон. Поле битвы усеяно окровавленными останками. Потолок пещеры нависает низко, при каждом взрыве с него дождём сыплются лакрима. Воздух разрывают последовательные залпы магической пушки. Но я цел и невредим. Лечу на огромных, белых крылышках над искалеченными телами воинов — и наших, и темных. На лицах убитых навечно застыли ужас и потрясение, они покрыты грязью и кровью. Воздух наполняют отвратительные запахи сражения, а меня несёт ветром дальше, к моей цели. Наконец я вижу ее. Лежит, скорчившись, на краю воронки, рядом с убитыми товарищами. Глаза их пусты. Она дрожит. На грязном лице дорожки слёз. Это мой дочь. Подлетаю к ней, она поднимает глаза. Отчаянно тянет ко мне руки, но я слишком высоко, ей не дотянуться. — Я здесь, — говорю я. — Я нашел тебя. Кагура шепчет в ответ какую-то бессмыслицу. И тут понимаю — это шифр. Наш тайный язык. Я должен разгадать смысл. — Где ты? Где? — Я иду к тебе, — отвечаю я. И вдруг налетает мощный порыв ветра и, пахнув удушающим жаром, относит меня совсем в другую сторону. — Где ты? — кричит Кагура, но меня увлекает прочь. С такими огромными крыльями, но сопротивляться урагану не получается. Я всё же пробую и пробую, но ничего не выходит. — Я всегда с тобой! — выкрикиваю я, но меня унесло так достаточно далеко, что Кагуда не слышит.