Райская Башня

Один из них бьет заклинанием сопротивляющуюся заключенную и парализует ее. Несчастную утаскивают. Мужчина в халате окидывает нас взглядом и уходит. Смотрю на Ирну. Та замечает мое недоумение. – Это один из ученых темных, – поясняет он. – Они забирают заключенных на опыты.

***

В камере "жирдяй" опять избивает Фейн. Все молчат. Он был крупным, самым сильным из всех, такого врага наживать не следует. Я лежу с прикрытыми глазами, но, несмотря на изматывающую усталость, отключиться не могу. Фейн не идет у меня из головы. Сначала слышу крики боли, потом приглушенное поскуливание – девушка пытается сдержать слезы, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Свернувшись на теплом влажном камне, пытаюсь избавляться от своих мыслей, но безуспешно. Неудачно вышло. В первый раз пришлось заговорить, и как раз из-за этой девушки. А хуже всего, что она обратилась ко мне с просьбой. Попросила о помощи. Ну почему меня не оставят в покое? У меня ничего нет, и мне ничего не надо, потому что знаю – лучше вовсе не иметь, чем иметь и потерять. А Фейн все продолжает плакать. Она ведь уже не ребенок, а почти взрослая и сильная женщина. Неужели до сих пор сдерживаться не научился? Когда же она, наконец, замолчит? И вдруг замечаю, что у меня влажные щеки. Ощущаю на щеках прохладные соленые капли. Но не издаю ни звука – просто лежу, съежившись в темноте камеры, и тихо лью слезы. Жду, пока успокоюсь, потом поднимаюсь и шагаю к давнему *приятелю*. Один из его приятелей замечает меня и встает. Он и второй приятель – тоже. Остальные оживляются, их темные тени в углах зашевелились. Они в первый раз видят, что я предпринял какое-то активное действие. Моего имени тут никто не знает, поэтому кое-кто прозвал меня «призрак». Так же называют призраков, печально скользящих по кладбищам. В других обстоятельствах я бы посмеялся. В моем ремесле слово «призрак» тоже в ходу, хоть и употребляется в другом смысле. Поддержка толстяка ниже его ростом, однако крепки и коренасты, а у одного, судя по всему, не плохая реакция. Все приготовились к стычке. Он скрещивает руки на груди и посмеивается. Страха он не показывает, но на самом деле нервничает. Сразу видно. Свет факелов не падает на их лица, они погружены в полумрак. Все готовятся к словесной перепалке. Драться не намерены. Толстяк уже привык, что он самый сильный, поэтому ожидает, что я постараюсь с ним договориться. Все таки есть такие штуки – авторитет, сила, лицо, которое надо сохранить… Но я не из разговорчивых и в их игры не играю. Поэтому сразу начинаю действовать. Первым делом атакую того, кто с хорошей реакцией. Удар под нос, потом по ноге – вывих бедра обеспечен. Другой настолько ошеломлен, что даже шевельнуться не успевает. Бью его в лицо ребром ладони, потом – коленом в солнечное сплетение. Тот валится на землю, хватая ртом воздух. Ставлю ногу ему на спину и давлю. Раздается треск ребра. Третий упал на колено, весь бледный от страха. Кажется, вот-вот завопит. На всякий случай бью его в челюсть. Похоже, сломал. Что ж, тем лучше донесу до них нужную мысль. Толстяк облизывает губы и отступает на шаг. Ударить меня опасается. Если разозлюсь еще больше, мало не покажется. С другой стороны, его единственный шанс – достать меня прежде, чем я достану его. В конце концов он набирается смелости и замахивается, но я ловлю его кулак в воздухе и ударяю в предплечье, прямо в нерв. Меня тоже так били, на тренировках. Боль ужасная. Подвижность восстановится нескоро. Он хоть и мужчина, но визжит, как девица. Стыдно. Зажимаю его нос меж пальцами и поворачиваю свое запястье. Слышу хруст хряща. Теперь толстяк орет еще громче, вырывается и падает на пол, прижав руки к лицу. Это ему за то, что он хотел со мной совершить, пока я был без сознания, говорю про себя. Тут на меня что-то находит, и отстраненность развеивается окончательно. Меня переполняет нечто жестокое, бурное, пламенное. Гнев. Но не на толстяка, а на себя. За то, что не смог спасти женщину, которую любил. Потому что позволил взять себя в плен. Потому что ничего не смог сделать – в очередной раз. Стою над мужчиной, который хотел меня обесчестить. Он повержен. Весь мой боевой дух улетучился. Я своего добился. Толстяк пытается встать на колени, и я бью его снова. Сначала – вполсилы, но неожиданно это доставляет мне непонятное удовольствие. Второй удар посильнее. Он сразу валится на пол. С размаху пинаю его в живот. Толстяк морщится, ноет, стонет. Даже уползти не пытается. И вот эта его покорность доводит меня окончательно. Сдался, тряпка! Окончательно теряю над собой контроль. Обрушиваю на него град ударов, бью руками и ногами куда попало. Толстяк визжит, смутно замечаю брызги слюны и крови. Голосов наблюдателей почти не слышно, хотя те что-то кричат мне сверху. Внезапно Фейн опускает руку мне на плечо. Касание было мягкое. Она дает мне понять, что не враг. Силой бы меня никто остановить не смог, но дружеский жест сразу успокаивает. – Хватит, – тихо говорит Фейн. Смотрю на окровавленного тушу, валяющегося у моих ног. Ярость прошла. Теперь вообще ничего не чувствую. Наблюдатели отходят, довольные, что беспорядки прекратились. Вниз лезть им лень. Отхожу от тушки толстяка и обращаюсь ко всем сразу. После долгого безмолвия голос звучит хрипло. – Девушку не трогать, – произношу я, возвращаюсь на свое место и тут же засыпаю. Стоны раненых мне спать не мешают. Не то что рыдание Фейны.