ЛЕТО В НОРВЕГИИ

Под подол куртки, в рукава, в воротник дул резкий ветер, и Эмиль ёжился. Небо было затянуто снежными облаками – серое, тяжелое. Снег лежал уже небольшими сугробами, и только узкие дорожки были расчищены от него. Впереди - дрожащая от ветра вода. Холодное, пока что не застывшее озеро вблизи Бейтостолена, на другом его берегу – темно-зелёный лес и горы за ним. И только в душе и сердце тепло, как никогда. Эмиль постепенно возвращался в реальность после волшебных вечера и ночи с Тарьеем. Будь его воля, он бы желал постоянно оставаться в том состоянии, которое навестило его. Это было незабываемо и неповторимо. Наверно, это было именно то, о чём рассказывал ему Петтер летом. Эмиль ни о чём не желал. Приходило осознание, что пережитое раньше стоит того, что он переживал сейчас. Это была самая настоящая любовь – искренняя, светлая, чистая, как свежий белый снег, падавший ночью. Тренировка у биатлонистов из-за загруженности трассы была в этот раз вечерняя, и каждый из них утром имел возможность заняться тем, что нравится. Эмиль и Тарьей шли по берегу озера, вдыхая свежий мокрый воздух полной грудью, тихо разговаривали, иногда, по своему обыкновению и натуре, дурачились, играли в снежки, кидали их в воду, толкали друг друга, подкалывали, иногда останавливались и цеплялись за руки, сжимая ладони. Но чем дальше они уходили по берегу, тем больше на Эмиля накатывало. Нет, в сердце так и оставалась былая теплота, и любовь к Тарьею окутывала его беспрерывно, но вот мысли, как облака, становились тяжёлыми. Петтер, которому он нагрубил, Тереза, которая снова грызёт себя всеми возможными способами – ему всё это не нравилось и тяготило. И если перед Петтером он мог в любой момент извиниться, поговорить с ним по-дружески или же по-мужски, чтобы поставить его голову на место, то вот что делать с Терезой, он не знал. Эмилю стало казаться, что он переживает теперь из-за нее ещё больше Тарьея. Он никак не мог забыть тот полный отчаянья взгляд, залитые слезами голубые глаза, которые смотрели на него в лесу на дорожке. Она стала ему как сестра. И он действительно переживал за нее больше, чем Тарьей. Бё давно стал равнодушным к Терезе. Он ничего не чувствовал. Былая любовь испарилась, желание, страсть – всё бесследно пропало. Сердце стало холодное, как вода в озере, слова сухими, как при их встрече на трассе. Теперь перед ним была обычная девушка, партнерша по команде, не более. Единственное, что в нём так и осталось, чувство вины, что они расстались именно так, некрасиво, с истериками, не сказав друг другу прощального слова. Тарьей предпочёл разом сжечь все мосты. Теперь он даже не пытался узнать, как она и что с ней. Ему стало так проще. Ему было хорошо с Эмилем. Он нашёл в нем того человека, с которым реально хотелось делить и радость, и печаль. Он это понял после пятинедельной разлуки, и после встречи с ним, и после того, что с ними было. Эмиль остановился, сурово смотря вдаль. На лице – ни намека на улыбку. Брови хмурые, сморщенные. Он тяжело вздохнул. Тарьей чуть не запнулся за него, натыкаясь сзади. Он встал за ним, сложив руку и подбородок ему на плечи, и так же принялся смотреть на воду, и на лес вдалеке. Он мигом почуял, что с Эмилем что-то не так. Счастливый, весёлый Свендсен превратился в уставшего, отягощенного заботами и переживаниями Эмиля. И Тарьей не совсем понимал, почему. - Э-э-эй, - гортанным бархатным голосом протянул Тарьей у Эмиля над ухом, - что снова не так? Эмиль не собирался ему лгать, ну если только самую малость, и ожидал, что такой вопрос рано или поздно последует. Он долго подбирал слова, прокручивая в голове десяток вариантов, в итоге, просто сказал всё, как есть, умолчав лишь о Терезе. Эмиль не был уверен, что Тарьей сможет нормально воспринять то, что с ней происходит, и не хотел, чтобы тот снова забивал себе голову из-за нее. Он вообще каждый раз старался избегать подобных разговоров с ним – хорошо помнил – в красках, каждое слово, которое было сказано летом. Он помнил, в конце концов, своё состояние, когда сердце чуть из груди не выпрыгнуло после того, как он нашел его, сидящего в бреду на полу в номере. - С Петтером я нехорошо поступил, - ответил Эмиль и вздохнул ещё раз. – Я не думал о нём, думал лишь о себе, делал так, как удобно мне. - Ты о чём? – удивился Тарьей. - Я тебе не рассказывал, Малыш, но когда у нас с тобой всё начиналось, Петтер был моим… - Эмиль призадумался, запнувшись, - моим проводником. Я не знал, как, не знал, что. Ты мне, наверно, не поверишь, но я дико боялся. Я даже боялся сказать тебе, что люблю тебя! Петтер мне мозги прочищал время от времени. - Но? – продолжил Тарьей. - Но… - протянул эхом Эмиль, - Петтер наплевал на себя, - он опустил голову. – На свою личную жизнь, вообще на всё. А я глупым таким был, думал, что всё нормально, как всегда. Он молчал, ничего не говорил мне. Я стал замечать, что что-то не так, когда у него резко поменялся голос, когда он смеялся надо мной через силу. Я спросил ещё раз, всё ли в порядке? И снова услышал ответ, что волноваться не стоит. Думал, что мне показалось, списал на депрессию, которая накатила на меня, когда ты уехал, - голос Свендсена становился нервным, и Тарьей, улавливая это, гладил Эмиля по руке. – Знаешь, Малыш, ты можешь сейчас послать меня, сказать: я знать не хочу тебя, Эмиль!.. – он вскликнул. - Эй… Притормози, - успокаивал его Тарьей, - куда я теперь должен тебя послать? У меня выбора нет, буду терпеть тебя таким, какой ты есть. По губам Эмиля проскочила робкая улыбка. - Помнишь Шарлотту Калла? – как будто переключаясь на другую тему, спросил Свендсен. - Забудешь ее! – усмехнулся Тарьей. – Ты мне расскажи, что дальше-то было? - Потом я узнал, что Петтер расстался со своим шведским любовником. Из-за этих дурацких звонков, - Тарьей вздрогнул, но молчал. - А дальше я приехал сюда, позавчера. Пошёл искать Петтера. Сначала позвонил ему, но звонок, на удивление мне, он скинул. Я подумал, занят наверно, перезванивать ему не стал, но всё же спустился в холл. Петтер был там. А ещё были там Шарлотта и Маркус. И… они шли к нему в номер. Ночью. Когда все нормальные люди спят. Он прижал ее на ресепшн так, что стало всё ясно без объяснений. - Быстро он… сменил свои взгляды, - Тарьей хотел засмеяться, но сдержался ради Эмиля. - Меня это всё так разозлило. Словно весь разум отшибло! Я Нортугу нагрубил. Кретином назвал его, стал допытываться, почему он вовремя не послал меня к чёрту. Я не понимал, почему так. Я до сих пор не понимаю, почему своё счастье он променял на разговоры со мной?! - Он твой хороший друг. Умеешь ты притянуть к себе людей, Эмиль, - ответил Тарьей. Он развернул к себе Эмиля и посмотрел в глаза. Тарьей печалился вместе с ним, но пытался при этом улыбаться. Он сложил руки Эмилю на плечи, а затем крепко обнял. Эмиль только прижался щекой к нему, закрывая глаза. - Ты правильно сделал, что рассказал это мне, - продолжил Тарьей. – Теперь я точно знаю, что ты мне доверяешь. Но ты успокойся, успокойся, Эмиль… - Ты же отпустишь меня от себя на один вечер? – спросил Свендсен. – Я должен перед ним извиниться. Тем более, его вчера на трассе не было. Это наверняка из-за этого всего. Петтер просто так не пропускает лыжные тренировки. - За меня не волнуйся. Я найду, чем заняться несколько часов. По крайней мере, это меньше, чем пять недель! – Тарьей широко улыбнулся, и Эмиль улыбнулся вместе с ним. - Вот за это я и люблю тебя, Чертёнок. Эмиль потянулся, невесомо прикоснувшись к его губам. Шарлотта после выходки Маркуса вконец перестала понимать чего-либо. «Я схожу с ума. И Хелльнер сходит с ума. И мир сходит с ума. Мы все сходим с ума!» - каждый час повторяла себе девушка. Она перестала понимать даже саму себя. Шарлотту бесило всё то, что складывалось вокруг нее: непонятное поведение Маркуса, норвежская неразлучная компания, которая постоянно крутилась в поле зрения, Петтер Нортуг, из-за которого была заварена вся эта каша… Шарлотта сидела, опрокинув голову в ладони, и минуты напролёт смотрела в одну точку, пока какой-нибудь непонятный резкий звук вдруг не отвлекал ее от столь «увлекательного» занятия. Часы наедине с собой сейчас казались самым наилучшим времяпрепровождением. Даже тренировка не принесла никакого удовольствия, впрочем, как и всегда в последние недели. Шарлотта начала думать, что предстоящий сезон для нее потерян, и мечтать об очередном блестящем восхождении, как на Тур де Ски чуть менее двух лет назад, ей больше не стоит. Даже Олимпиада виделась не в лучших красках. Предшествовал всему этому скандал, который она закатила Маркусу в тот вечер, стоило им только оказаться в его номере. Девушка бушевала, как разъяренная фурия. Настолько вызывающее поведение Хелльнера не нравилось ей от слова «совсем» и мириться с такими его настоями она не собиралась. Для нее это было слишком. На секунду стало казаться, что он из нее делает средство для манипулирования, но потом… - Маркус! Так не поступают! Ты понимаешь, не пос-ту-па-ют!!! Хелльнер сидел на своей кровати, закрыв лицо руками. Да он и сам понимал, что плохо это, вот так, без предупреждений использовать девушку – лучшую подругу, которая однажды помогла выбраться ему из эмоциональной ямы. Но так же понимал, что как-то иначе, чтобы до Петтера дошло, тоже не сделаешь – никакие слова тут явно не помогали, между ними была будто стена. А ещё Маркус хотел мстить. Долго. Жестоко. Это была главная причина. Хотел бить по самым больным и уязвимым местам – только в этом он видел своё душевное успокоение. Он так и продолжал думать, что Нортуг смеется над ним, любыми способами показывая своё превосходство. Теперь решил бить Маркус. И ему было не важно, что будут думать остальные, главное, задеть Петтера. Нужно было получить моральное удовлетворение. - Нет, Лотта, нет, - он покачал головой. Нарезавшая по комнате круги Шарлотта замерла на месте, услышав такое обращение, и оглянулась на него, но в эту же секунду продолжила своё движение – так она пыталась успокоить нервы. - Ты чего добиваешься этим? – гневно спросила девушка. – Ты только представь, что сейчас они все о нас думают? Ладно, Нортуг, черти б его подрали! А Йохауг? А Свендсен? – кричала она. – Они-то тут причём? А? Скажи спасибо, что кроме них никого там больше не было! Иначе тебе не сдобровать, Маркус! - Я хочу мстить, - тихо ответил Хелльнер, почти шёпотом, хотя Калла ожидала, что он ответит ей таким же яростным криком, - я ненавижу норвежцев… Шарлотта остановилась окончательно и теперь внимательно смотрела на Маркуса. Тот сидел всё также, не шевелясь и не поднимая головы. Душа Шарлотты дёрнулась, в сердце кольнуло иголкой. Она поморщилась и окликнула сама себя. Вот только этот несчастный вид Хелльнера, у которого не было сил даже на то, чтобы начать кричать в ответ… В голове пробежала сотня мыслей. «Правильно» и «не правильно» вдруг столкнулись в бешеной схватке, постепенно уничтожая друг друга. Девушка присела на край, складывая руки перед собой. Она нервно отстукивала ладошкой по покрывалу один и тот же ритм: три точки – три тире – три точки4 - она где-то слышала это, но делала всё на уровне подсознания, как будто крича: помогите мне разобраться! - …всеми возможными способами, - продолжал Хелльнер. – На трассе. В каждой гонке унижать его, чтобы он перестал думать, что он здесь главный! Я хочу его провала на Олимпиаде, и я сделаю всё возможное для этого, - закончил он. - Не говори так, - успокоившись, протянула Шарлотта. – Это может вернуться, ты знаешь. - Мне уже всё равно, что может вернуться! – завопил Маркус, подпрыгивая. Калла интуитивно отшатнулась от него, не ожидая, подскочила на ноги, скрещивая на груди руки. Настроение Маркуса было переменчивым. Она никак не могла угадать его. Теперь девушка смотрела на него широко распахнутыми глазами, сердце билось, как ненормальное, дыхание резко срывалось. Хелльнер подошел к стене, опираясь руками на нее, будто он после пятидесяти километровой гонки. Он снова не мог держать себя в руках. Ярость, боль, горечь – всё перемешалось в нём. Запутанный клубок чувств висел мёртвым грузом в груди. От него невозможно было избавиться. - Прости меня, Шарлотта! – с надрывом продолжил он. – Нам не следовало затевать это всё! Я провожу тебя до твоего номера! – он развернулся. Девушка подошла ближе к нему, не имея ни единой мысли, чтобы согласиться и уйти, ничего не сказав. Она не знала, что на нее нашло, и хорошо помнила о договорённостях с Маркусом. Только безграничная жалость и чувства долга и ответственности охватили ее в эти минуты. И вот из раздражённой и кричащей она стала спокойной и сочувствующей. Она не могла оставить его загибаться в очередной раз. Сложив ему руки на шею, Шарлотта крепко обняла Маркуса, позволяя ему обнять себя тоже. Так, как хотелось ему. - Только ради тебя. Я не знаю, зачем это всё делаю, - прошептала Калла. Слеза медленно потекла по щеке. Стойкое ощущение дежа вю, только вокруг день, плавно переходящий в вечер: Эмиль снова бежал за Терезой. Но теперь девушка не удирала на всех парах от него, от Петтера, от себя – она просто прогуливалась в лёгком темпе вблизи отеля. - Тереза, постой! – настиг ее Эмиль, останавливая. Йохауг обернулась, непонимающе смотря на него. - Почему ты не с Тарьеем? – последовал вопрос без приветствий. – Зачем, Эмиль, зачем ты носишься за мной? – недоумевала она. - Прекрати! – отмахнулся Свендсен. – Дело есть. Нам надо бы с тобой извиниться перед Петтером за тот вечер. Плохо получилось, а Нортуг, наверно, себя грызёт из-за этого. Его вчера на тренировке не было. А ты сама знаешь, что вряд ли он просто так пропустит лыжную подготовку. Тем более, сейчас. - А, Нортуг… - отозвалась Тереза. В общем-то, сходить вместе к Петтеру, Тереза согласилась сразу без каких-либо притязаний и раздумий. По прошествии суток она и сама понимала, что не следовало делать всё то, что сделала она. Нужно было просто промолчать и мирно остаться сидеть в холле втроём, или же, на крайний случай, встать и спокойно уйти. Да и слова Эмиля звучали очень убедительно. Казалось, что из всей их кампании сейчас он один мог сохранять здравый смысл и нормальное мышление. Так Тереза ощущала окружающих и себя: она давно помешалась и не давала сама себе прохода; Петтер истерил внутри, не позволяя эмоциям выливаться наружу, Тарьей… Тарьей и вовсе был для нее недоступен; Маркус просто чокнутый, а Шарлотта – вселенская стерва. И только Эмиль говорит более-менее правильно, не поддаваясь никаким чувствам. Она ему стала верить. - Ты только не нервничай, Тереза, - медленно говорил Эмиль. – Постарайся спокойно и обдуманно воспринять всё то, что с нами. Да, мы друг друга запутали и, да, мы поступали не правильно. Пришло время расставлять все точки. Когда начнутся соревнования, нас ничего не должно тяготить, если мы хотим добиться результата. Тереза согласно кивнула головой. - Между собой, я надеюсь, мы разберёмся, - вздохнула девушка. – А вот шведы… - Ты о шведах тоже не думай. Это у нас в крови ненавидеть их. Они сами по себе, мы – сами. - Я не ожидала такого от Шарлотты, - рассказывала она. – Их личные отношения – их дело, но чтобы вот так, на публику. И ладно Хелльнер! Часто мне кажется, что у него совсем головы на плечах нет, но она-то куда? – развела руками Тереза. - Ее можно понять, если у них действительно всё серьёзно. Ради любви горы сломаешь, реки вплавь переплывёшь… - задумчиво говорил Эмиль. - Тебе ли не знать? Прости, - остановился он. - Ничего, - усмехнулась Тереза. – Моя любовь – это в прошлом. Я стараюсь не думать. Я сейчас нацелена на результат в гонках, а о Тарьее вспоминаю меньше всего. Таким образом, разговаривая, Эмиль и Тереза, наконец, дошли до номера Петтера. На ручке двери уныло висела табличка с надписью «Do not disturb», вокруг было тихо, ни души. Это был самый дальний номер по коридору, будто выбранный специально. Тереза несколько раз постучала о дверной косяк, и оба принялись ждать, когда им Петтер откроет. Они сосредоточенно смотрели на цифры – 311 – наверно, это что-то значило. - Эмиль, заходи, - послышался хриплый голос Нортуга, ели уловимый, тихий. Свендсен поморщился, пожимая плечами; Тереза вопросительно смотрела на него. Петтер будто наперёд знал, что это он пожаловал к нему. Эмиль открыл дверь, пропустил девушку, зашёл сам, озираясь по сторонам. - Привет Тереза, привет Эмиль, - равнодушно произнес Нортуг. Йохауг и Свендсен присели на небольшой диванчик. В номере чисто, будто здесь никого не было. Все вещи аккуратно прибраны, даже кровати застелены покрывалом поверху, что совсем не свойственно Петтеру. Только несколько пустых бутылок от воды ровным рядом стояли на полу, и ноутбук на небольшом столике, вблизи которого ещё одна не полностью опустошенная бутылка. Петтер заболел, но не физически, а душевно. От этого исчезли любые силы, и даже мотивации на тренировки у него не было. Ничего не хотелось. Было проще сказать тренерам, что он плохо себя чувствует, и не выходить на трассу. Стало казаться, что его бросили все. Не только Хелльнер – чёрт с ним – Нортуг давно смирился, но и Эмиль, и Тереза тоже. Как хорошо, что такое мнение стало ошибочным. Стоило только увидеть их лица, как лучики радости мгновенно заиграли внутри Нортуга. Эмиль улыбался – сдержанно, аккуратно. Тереза была чуть печальней в отличие от Эмиля, но так же приветливо смотрела на Петтера, всем своим взглядом будто говоря: спасибо за всё, что ты для меня сделал. Видя их, Нортуг понял, что он им нужен, и они его не бросят, что бы ни случилось. Все их разногласия медленно отходили на второй план, когда речь заходила о настоящей дружбе. Он понимал, насколько сплоченная их сборная. Нортуг сел на край кровати напротив них. - Петтер, я и Эмиль должны перед тобой извиниться за тот вечер, - уверенно начала Тереза, не дожидаясь, когда заговорит Эмиль. Свендсен даже был удивлён такому напору девушки. В ней проснулся энтузиазм. Ее глаза заблестели. Тереза потянулась ближе, и взяла Петтера за руки, сжала ладошки. - Ты на нас зла не держи, - продолжил Свендсен. – Мы тоже за тебя переживаем. Мы любим тебя, Нортуг! - И хотим, чтобы у тебя всё было в порядке! – добавила Тереза, поднимая голову и смотря Петтеру в глаза. По его губам проскользнула улыбка. - Забудь всё, что мы наговорили тебе. Я был не в себе, про Терезу, - он качнул головой в ее сторону, - ты и сам знаешь лучше меня. Прости и забудь. Я никогда так не думал и не думаю. А твоя личная жизнь пусть будет только твоей. Тебе лучше знать, как надо поступать! - Я всегда знал, что вы такие! – воодушевлённо произнес Нортуг. – Вы – лучшие! Эмиль и Тереза потянулись к нему, и они втроём обнялись, словно скрепляя свою дружбу ещё больше. Тарьей сидел в холле, перед стеклянной стеной, и наблюдал за происходящим на улице, когда Тереза и Эмиль возвращались. Эмиль в красках о чём-то рассказывал девушке, активно жестикулируя руками и время от времени поглядывая на нее. Они медленно шли по дорожке, направляясь ко входу второго корпуса. Почти около самых дверей они остановилась, Эмиль развернулся к Терезе, улыбнулся ей, потряс ее за плечи, после чего отпустил. Тереза ушла куда-то дальше по улице, Свендсен же направился вовнутрь. Он спешил к Тарьею. Вот только Тарьей был немного смущён ситуацией. Глаза широко распахнулись, стоило только узреть ему Эмиля рядом с Йохауг. Сначала казалось, что он не узнал Терезу, и рядом с ним любая другая блондинка из сборной. Но это были только домыслы, зрение его не обманывало, да и глупо бы было не узнать девушку, с которой провёл так много времени. В голову сразу стали закрадываться разные мысли. Тарьей сидел на диванчике, сложив руки на груди, и взглядом вёл вошедшего Эмиля, который быстрым шагом направлялся к нему. Бё был озадачен, и Эмиль не мог не заметить этого. Сразу стало понятно, что он только что видел его с Терезой и что сейчас будет море вопросов, от которых он никуда не денется. Эмиль покорно и виновато осел на диванчик напротив Тарьея, и поджал губы. Он выжидал. Тарьей ни в коем случае не хотел ругаться с Эмилем. Такие мысли ему были противны и не правильны в их положении. Однако тот факт, что Эмиль скрывал от него, что общается с Терезой, Тарьею не нравился. Во-первых, он знал, что это не просто так, во-вторых, легко было догадаться, что из-за Терезы и ее душевного состояния, которое, как выяснилось для Тарьея, ещё далеко не идеально. И понятно, что таковое оно из-за него в первую очередь. Былая тяжесть неожиданно вернулась в душу, а чувство вины стало чуточку сильнее. - Что у тебя с ней? – спросил Тарьей. Эмиль поднял голову, заглядывая Бё в глаза. Свендсен молчал, не найдя, что ответить. Сказать всё, как есть – расстроить Тарьея и заставить его вновь думать о ней, солгать – повесить на себя клеймо лжеца, и не понятно тогда, что будет с ними дальше, а главное с их отношениями и любовью. Хотя, истеричному Эмилю уже начало казаться, что всё рушится. Хорошо, что Бё так не думал и точно знал, что когда его отпустит в очередной раз, всё станет, как прежде. Однако сейчас он продолжал на своей волне, теперь хотелось выяснить положение дел наверняка. - И давно? – последовал очередной вопрос. - Как она? Эмиль продолжал многозначно молчать. - Понятно, - выдохнул Бё. Сомнений не оставалось. Эмиль устало закрыл глаза, откидываясь на спинку дивана. В теле было нереальное напряжение, в душе зудело. Одна проблема стремительно сменилась второй – неожиданной и более неприятной. Он не ожидал от Тарьея такой реакции, и не думал, что после трех месяцев метаний, в итоге, видимого внешне успокоения, всё начнется сначала, стоит Тарьею только увидеть ее. Эмиль усмехнулся внутри себя, допустив грешную мысль о том, что Тарьей и Тереза – это нечто идеальное, нечто неразрушимое, связанное навсегда вместе такими связями, которые невозможно разорвать никакой силой. Они как цельный алмаз, который не распилить ничем. Да, он любит его, любит всей душой и понимает, что никуда Тарьей от него теперь не денется после тех слов, сказанных друг другу, и минут, проведенных вместе, но их история – это нечто удивительное, о чём можно слагать легенды. Он практически восхищался ими. - У тебя ещё чувства к ней? Скажи мне, я пойму, - попросил Эмиль. - Нет, - уверенно ответил Тарьей. – У меня угрызения совести, что она до сих пор страдает, а я нет, - немного нервно воскликнул Бё. - Ты же с ней поэтому общаешься, да? Знаешь ведь всё, а мне не говоришь специально, чтобы я голову себе не морочил, - он махнул рукой, отвернувшись и смотря куда-то в сторону, - не хочешь видеть меня расстроенным. - Это всё упирается в одну вещь, - перебил его Эмиль. - Да, я понимаю, во что это упирается, - встревожено продолжал Тарьей. – И я тебя лю… - он осёкся, чтобы не сказать это в холле при куче народа. Начал нервно смотреть по сторонам, не оглядывается ли на них кто. Всё было, к счастью, спокойно. - Тарьей, пойдём лучше отсюда наверх, - предложил Эмиль. Бё согласно поднялся и ушёл вслед за Эмилем. Он был расстроен и чуточку зол на Свендсена за то, что тот умолчал. Несколько часов после этого случая они даже не разговаривали, и сидели в номере по разным углам. Тарьей с таким же успехом мог уйти и к себе в номер, и Эмиль бы это понял без лишних вопросов, вот только то обстоятельство, что совсем скоро вновь нужно будет расстаться друг с другом, когда они уедут в Швецию на этапы, не позволяло сделать это. Оба знали, что снова будет сложно, оба знали, что даже если разругаются в пух и прах между собой, всё равно ведь будут страдать, считать дни до тех пор, пока не встретятся. Расставание получилось как обычно тяжелое. Тарьей вновь уезжал в Идре первым. Эмиль, как и в октябре, держал его за руки, целовал, на этот раз прижимая к стене – более требовательно, более напористо; говорил слова откровеннее, ловил губами его дыхание. - Ты же постараешься? – шептал Эмиль на ухо. – Я в Ванкувере с ума без тебя сойду. Тарьей, Тарьей, Тарьей… любимый мой мальчик, - срывался он. Эмиль вглядывался в родные голубые глаза, на морщинки около них, и понимал, какие бы невзгоды – личные или окружающие – не падали на их плечи, они вдвоём становятся только сильнее. После разговора с Терезой и Эмилем у Петтера Нортуга словно открылось второе дыхание. Откуда ни возьмись, появились силы, самоуверенность, мир перестал казаться скучным и блёклым, ушли мысли о том, что все его бросили. Нортуг с удовольствием выходил на последнюю тренировку перед Куусамо, и с удовольствием уделал там всех сборников, с которыми проводил совместную гонку. Он бежал вперёд, не оглядываясь на прошлое, и видел перед собой единую цель – она называлась Олимпийские Игры. А ещё Нортуга дёрнуло, и дёрнуло так, что после слов Эмиля и Терезы, он чётко для себя решил встретиться с Маркусом и, наконец, по-человечески поговорить с ним после пары месяцев некорректного и порой даже грубого, неприятного общения. Петтер вдруг начал думать, что ещё действительно всё возможно вернуть, окунуться вновь в былое счастье, забыть о навалившихся проблемах. На него будто нашло озарение. Поздно вечером, когда уже стемнело, Петтер разбирал лыжи в технической зоне на стадионе, после чего вместе с парой человек из сервиса упаковывал их в чехлы перед отправкой в Финляндию. Когда всё было сделано, он шёл на стоянку, чтобы сеть и уехать в отель. Между машинами промелькнул темный силуэт, Нортуг вгляделся внимательно, и разглядел в нём Хелльнера, направляющегося к микроавтобусу. Это был его шанс. Петтер сорвался с места, и буквально через пару секунд оказался около шведа, остановившегося и удивлённо смотревшего на него. Нортуг осторожно огляделся по сторонам, убеждаясь, что рядом никого нет, после чего незамедлительно принялся говорить. - Маркус! Маркус послушай меня! – Петтер схватил Хелльнера за запястье, чтобы тот случайно не двинулся от него. – Послушай до конца! Маркус пребывал в неком оцепенение от резко налетевшего Петтера. Он даже слегка приоткрыл рот, глаза стали круглыми. Он смотрел на него, не в силах сориентироваться. Он будто из реальности выпал на пару минут. - Я всё понял, - продолжал Петтер, - я был не прав. Я делал всё не правильно, я не должен был позволять Свендсену и Йохауг забирать меня у тебя. Я прошу прощения перед тобой, - бегло говорил он. Маркус внимательно слушал его, не перебивая. - Я не знаю, что сказать ещё, - не замолкал Нортуг. – Ты можешь ничего мне не отвечать, можешь уйти сейчас, но если ты простишь меня – позвони. Пожалуйста, Маркус, чтобы я знал! Слова закончились, взгляды на мгновение встретились. На Петтера находило всё больше. Ни на десятую долю секунды не раздумывая, он сделал шаг ближе к Маркусу. Губы робко скользнули по губам; рука произвольно легла на шею, притягивая крепче. Петтер ловил в поцелуе давно знакомую сладость, терпкость, привычные движения. Маркус, на удивление, подчинялся ему, он даже раскрылся навстречу, не отталкивая, не отдаляясь. У Нортуга словно во второй раз выросли крылья. 4. Международный сигнал SOS в радиотелеграфной связи на азбуке Морзе.