С удивлением Эрик вдруг осознает, что ему тут нравится. Заметно увядающий особняк все еще кажется отталкивающим, но пребывание здесь детей делает его более сносным. Да и сам Чарльз то будто забывает о своем достатке, то извиняется за него, и Эрик против воли расслабляется.
Он привыкает к ультразвуковым воплям Шона, привыкает к нервной энергичности и потрясающему техническому гению Хэнка. Ему удается поддерживать
дружескую, как он полагает, беседу с Алексом и Рейвен.
И конечно же, есть Чарльз. Чарльз, который потратил бензин, разъезжая по стране и экзаменуя Эрика о точных пропорциях железа и углерода в металлических деталях их двигателя; который играет в шахматы как демон-искуситель, со всеми уловками, контратаками и безжалостностью, кои в то же время проповедуют выдержку с невозможной смесью осуждения и наивного бесстрашия.
И который исчез однажды ночью, пока они были в Чикаго. Он появился лишь утром, похожий на смерть, но улыбаясь так, как если бы ему за всю жизнь лучше не спалось.
Эрик не стал требовать ответа, перед ним на тот момент стояла собственная задача, и давить на Чарльза, выясняя что-то личное, было не слишком-то справедливо. Но теперь он задумывается об этом, и еще о странной тревоге Рейвен, и о беспокойных метаниях человека, которого Эрик пусть и неохотно, но все же считает другом.
А Чарльз действительно беспокоен. Он неплохо это скрывает, выплескивает энергию, загружая себя делами, его движения резкие, порывистые, словно заученные на практике, и словно они результат не простого частого повторения, а именно тренировки.
И после он уходит, объясняя, что хочет вздремнуть, но находится в своей комнате ровно столько, сколько требуется для смены одежды, и сбегает в другую часть дома.
Эрик намеревается проследить за ним, но каждый раз рядом появляется Рейвен, уверяет, что все в порядке, отвлекает, и он оставляет затею.
- Ты уже видел его? – в конце концов ни с того, ни с сего спрашивает девушка.
Эрик еле удерживается, чтобы не удивиться чересчур явно.
Уже давно за полночь, и Рейвен находит его снаружи на террасе за восточным крылом, куда он выбрался подальше от внутренней роскоши. Он небрежно держит в руке бокал скотча, который отставляет на каменные перила, оборачивается и нахмуривается:
- Кого?
- Я знала, что когда мы приедем сюда, станет только хуже, - говорит она, и это звучит как-то бессмысленно. – Все из-за проклятого дома.
- Я не понимаю, - медленно отвечает Эрик.
Рейвен кивает, посчитав ответ достаточным, и продолжает:
- В общем, если увидишь, не рассказывай Чарльзу. Очень важно, чтобы он не знал.
Эрик начинает терять терпение.
- О чем ты?
- Чарльз хороший человек, - игнорирует его она, не сводя глаз со своих рук. – Он других убеждений и может быть консервативным в некоторых вещах, но он хороший человек, и если ты хочешь, чтобы так оно и оставалось, то не расскажешь ему о Уэсли.
Она быстро разворачивается и исчезает, захлопнув за собой дверь на веранду.
- Кто такой Уэсли? – Он требует ответа, но закрытая дверь его не предоставит.
Насчет кое-чего она права, думает Эрик.
Что-то не так с этим домом. Или с Чарльзом.
Или и то, и другое.
х х х
Однажды Уэсли спас ей жизнь.
Они никогда не обсуждают это.
Рейвен наблюдала немало удивительных вещей в своей жизни, и ее способность меняться тоже в их числе. Но пройдет много лет, прежде чем она сможет вытрясти из памяти момент, когда Уэсли выстрелил ей в лицо из своего сорок пятого калибра, но попал точно в висок грабителю позади нее.
- Физика, - произнес Уэсли, глядя, как Рейвен, дрожа, отшатывается от трупа, который пару мгновений назад держал нож у ее горла. – Она охеренно меня слушается.
Девушка залепила ему пощечину и ушла прочь.
Только по истечении нескольких недель она сказала:
- Ты мог бы предупредить меня раньше.
И он ответил:
- Ты не хотела знать.
х х х
Без ведома Рейвен у Чарльза порой возникают свои подозрения.
Он помнит, что никогда не был неуклюжим, выпивая, пока не поступил в Оксфорд. Как ни парадоксально, но Чарльз также помнит, что еще никогда у него не было такой четкой координации в трезвом состоянии.
Официантка из бара недалеко от Баллиол-колледжа чуть не разлила все с подноса, но Чарльз успел поймать три стакана из пяти до того, как они бы разбились об пол.
Она взглянула на него как на ненормального.
Ему захотелось достать невидимый пузырек таблеток.
Бывают и другие знаки, например, когда он просыпается с воском под ногтями, и когда мышцы болят так, как не могут болеть от утренней пробежки вокруг особняка.
В некоторые комнаты он не заходит, но за ручки и запоры явно кто-то брался, а недавно Алекс и Хэнк упоминали его бессонницу, хотя Чарльз был абсолютно уверен, что крепко спал той ночью.
Так что какие-то подозрения имелись. Но инстинктивно та часть, что удерживала его от воспоминаний о прошлом, удерживала и от вопросов о том, что с ним происходит.
У Чарльза всегда была прекрасная память и даже немного пугающая степень осознанности своих действий. И когда инстинкты уводят в сторону, глубоко внутри он понимает, что наверняка на то существуют далеко запрятанные причины, по которым некоторые вещи ему лучше скрывать.
х х х
Эрик замечает запертые комнаты.
- Ты в курсе, что там? – интересуется он у Рейвен после длящейся уже неделю нервозности Чарльза.
Эрик выходил из библиотеки, когда увидел, как тот остановился под лестницей у одной из дверей, и перед тем, как отвернуться, его пальцы почти скользнули по замку.
Спустя долю секунды он увидел Эрика, косо улыбнулся и предложил:
- Может, в шахматы чуть позже?
Эрик кивнул, но не счел нужным маскировать свою подозрительность. Чарльз колебался, ощущая это, но никак не успокоил, поспешив ретироваться в коридор.
Рейвен качает головой:
- Нет.
- И не любопытно?
- Нет, - еще тверже произносит она.
Но Эрику это только добавляет уверенности.
