И вспыхнули сосны смолистым огнем

Сказать, что Шеппарда терзало любопытство, значило не сказать ничего, хотя бы потому, что его терзали еще по меньшей мере возмущение, обида и зависть к Родни, которого наверняка посвятили во все подробности. Он спал еще хуже, чем в предыдущие ночи, и когда утром Джон вошел в ангар, Шеппард уже был там, нетерпеливый и воинственный. Он тут же набросился на подполковника, требуя объяснить ему поведение МакКея. Джон сначала удивился, потом нахмурился и решительно потащил Шеппарда в лабораторию разбираться. - Что вы затеяли? - без предисловий обрушился подполковник на Родни. - Почему нам не сказали? Раздраженное выражение лица ученого сменилось удивленным. - С чего ты взял, что мы что-то затеяли? - поинтересовался он. Шеппард рассказал Родни об их с МакКеем вчерашнем прощании, ученый сорвался с места, убежал в глубь лабораторий и через несколько минут вернулся ни с чем. - Он говорит, что кое-что нашел у Древних, а что – не говорит, - расстроенно сообщил Родни. - Говорит, скажет, когда будет уверен. - И даже не намекнул? - спросил Джон, умоляюще изгибая брови. - Никак, - вздохнул Родни. На несколько минут повисло молчание, а потом Родни вздохнул и выгнал их из лаборатории. Шеппарды уныло побрели обратно, злобно поглядывая на беспечно снующих туда-сюда лантийцев и думая, что им-то хорошо беспечно сновать, их не дразнили конфеткой, а потом эту конфетку не отнимали. Путь до ангара, вылет и первая четверть часа полета прошли в траурном молчании. - Поговори с ним, а? - наконец не выдержал Джон. Шеппард дернул плечом. - А толку? Я вчера спросил его прямым текстом. Он пробурчал что-то и ушел, я не уверен, что он вообще меня слышал. - Ну сегодня-то у него со слухом лучше, раз он услышал Родни и даже что-то ему ответил, - заявил Джон. - Поговори, старик. Тебе трудно попробовать, что ли? - Не трудно, - буркнул Шеппард, недовольно косясь на подполковника. - Только ты-то сам небось не очень любишь, когда тебя посылают лесом, пусть мягко и вежливо. Джон закрыл рот, признавая поражение, и Шеппард немножко оттаял. - Я попробую, - пообещал он, - но вряд ли он откроет карты раньше времени. Подполковник этим вполне удовлетворился и к слову о картах предложил дать им с Рононом шанс отыграться сегодня вечером. - Ронон только для виду надулся, а вообще его очень захватило, - без зазрения совести сдал друга Джон. - Все равно раньше одиннадцати, а то и полуночи, МакКей к себе не вернется. - Ладно, - проворчал Шеппард, изо всех сил стараясь не показать, как рад этому предложению. Очередная порция планет снова ничего не дала. Они высадились на еще одной обитаемой планете, но ушли опять ни с чем, хотя по причине, прямо противоположной той, что была в первый раз: жители охотно начали делиться с гостями такими явными небылицами, что Шеппарды предпочли поскорей ретироваться. Глазастые ребятишки бежали за ними до самого прыгуна, крича: «Одинаковые! Одинаковые!». - Очень смешно, - проворчал Джон, поднимая прыгун, который почему-то стоял посреди поля вполне видимо, хотя Шеппард отчетливо помнил, что Джон включил режим маскировки, как только они вылетели из Врат. Прыгун возмущенно фыркнул, словно соглашаясь с подполковником, и вздрогнул, распространяя вокруг себя волну жара и начисто выжигая траву под собой и фута на три вокруг. Ребятишки с криками разбежались, а Джон одобрительно хмыкнул и похлопал ладонью по подлокотнику. - Какая-то польза от этих выбросов все-таки есть, - заметил он. Шеппард засмеялся. По возвращении Шеппарды снова совместными усилиями разобрались с отчетом и даже начали потихоньку разгребать какие-то старые делопроизводственные завалы, образовавшиеся, когда город еще был в Пегасе и у Джона находилось время на что угодно, только не на бумажки. Работа кипела, и Джон периодически растроганно благодарил Шеппарда, которому неожиданно понравилось это всегда казавшееся ему скучным занятие. Тем не менее, когда в кабинет заглянул Родни и предложил сопроводить его в столовую, оба согласились, не раздумывая. - А МакКей где? - спросил Шеппард, садясь напротив Джона. - Он уже обедал, - обиженно ответил Родни и свирепо пронзил бифштекс вилкой. - Крепкий орешек твой МакКей. Мы с Радеком целый день пытаемся его разговорить – ни черта! - Я попробую что-нибудь выведать, - быстро сказал Шеппард, и Джон, уже открывший рот, чтобы поделиться с Родни их планом, закусил губу. Родни очень оживился и спросил, нет ли у Шеппарда предположений, что же у МакКея на уме? - Откуда же им взяться? - удивился Шеппард. - Скорее, ты должен что-то подозревать. - Ладно, - влез Джон, - пусть скрытничает, лишь бы результат в конце концов был. Если Джон ничего не узнает, будем ждать. И все, закрыли тему. После обеда Родни вернулся в лабораторию, предварительно подозрительно поинтересовавшись, чем они собираются заниматься. Джон ответил, что еще пару часиков посидят в его кабинете, и Родни, пристально посмотрев на Джона, кажется, удовлетворился ответом и ушел. Подполковник сказал Шеппарду уголком рта: - Ты за Бекеттом, я за картами и Рононом, - и тоже исчез в боковом коридоре. Шеппард направился в медчасть. По дороге ему навстречу попался Лорн, только что вернувшийся из рейда, очень обрадовался Шеппарду и стал расспрашивать про его дела. Шеппард ответил, что дел никаких особенно нет, и поделился с майором конфиденциальной информацией про покер в кабинете подполковника. Лорн вполголоса доложил, что через полчаса прибудет на позицию, и Шеппард продолжил путь. В медчасти было не в пример спокойнее, чем в других частях города. Сюда больше не поступали полумертвые от ран, потери крови, высасывания жизненных сил солдаты, больные страшными неизвестными болезнями беженцы, еле живые от голода и усталости, ученые, павшие жертвой очередного устройства Древних, и прочие сирые и убогие, которых в достатке поставляла галактика Пегас. Медики этому радовались и отчаянно скучали, воспринимая носовое кровотечение как операцию на мозге и до бесконечности совершенствуя свои ретро-вирусы и прочие чудо-средства. Сидящая в примыкающей к кабинету Бекетта комнатке доктор Бейкер оторвалась от книги, которую читала, положив ее на стол и держа спину прямо, как на уроке, и встала навстречу Шеппарду. - Мистер Шеппард, - тоненько сказал она, розовея. - Как поживаете? Шеппард смутился. - Извините, что помешал, - невнятно пробормотал он. - Все в порядке, спасибо, не жалуюсь. Мне бы, собственно, доктора Бекетта... - А, - сказала она, заметно стараясь не казаться разочарованной; Шеппарду стало совсем неловко, а она махнула рукой в сторону следующей комнаты. - Он там. - Не слишком много работы, да? - спросил Шеппард, неуклюже пытаясь реабилитироваться. Доктор Бейкер наклонила голову, сверкая золотыми искорками в волосах. - Это не так плохо, - ответила она, - вот и доктор Бекетт свободен. Шеппард не нашелся, как отреагировать, подумал: «Туше», криво и немного виновато улыбнулся и боком вошел в следующую комнату. Бекетт немедленно утопил его в бурных волнах радости, еще больше оживился при известии о большой игре и сказал, что ему осталось только дописать вот эту ерунду. Шеппард присел на стул, дождался, пока Карсон допишет, и скоро они уже подходили к кабинету Джона, где их ждали остальные участники заговора. К вящей радости Шеппарда доктора Бейкер на месте уже не было. Время пролетело со страшной скоростью, и Шеппард, наконец посмотрев на часы, присвистнул, дождался конца партии, сказал, вставая: - Джентльмены, я вынужден оставить вас. Меня ждет еще одна чрезвычайно важная операция, - и испарился, оставив Джона одного против двух донельзя заинтригованных землян и одного угрожающе заинтересованного сатедианца. Было ровно одиннадцать, когда Шеппард остановился у двери МакКея. Он сомневался, что ученый уже вернулся, но все равно позвонил. МакКей, однако, оказался на месте, открыл почти сразу, улыбнулся и жестом пригласил Шеппарда войти. Комната выглядела так, как будто в ней взорвалось несколько бумажных бомб: клочки и стопки бумаги, скомканные исписанные и едва тронутые листы, распечатки, рукописи, символы, цифры, буквы и совсем уж непонятные загогулины усыпали стол, стул, большую часть пола, и даже на кровати лежали какие-то мятые бумажки. Зато МакКей сегодня был похож на себя, смотрел осмысленным взглядом и не натыкался на предметы. - Извините за беспорядок, - сказал он, ослабляя галстук. - Недавно вернулся, хотел убрать, но кое-что пришло в голову, и вот... - канадец выразительно указал на стол. - Вот об этом я как раз и хотел поговорить, Родни... - начал Шеппард, но МакКей вздохнул и перебил его, предложив: - Выпить не хотите? Не дожидаясь ответа, ученый ушел в кухонную часть и вернулся с двумя невысокими стаканами, позвякивающими кубиками льда, и пузатой бутылкой светло-коричневой жидкости, почти весело подмигнув в ответ на удивленно поднятые брови Шеппарда: - Подполковник теперь не единственный человек со связями. - Оперативно работаете, - улыбнулся Шеппард и взял протянутый стакан. - Просто иногда люблю поговорить с людьми, - невозмутимо сказал МакКей, - иногда бывает полезно. Садитесь, Джон. Шеппард сел на диван, МакКей сел рядом, осторожно пригубил виски и откинулся на высокий подлокотник, оценивающе глядя на Шеппарда, все порывавшегося начать разговор. - Неплохо, правда? - спросил МакКей, поднимая стакан, и Шеппард не мог не согласиться, сделав глоток. - Знаю, о чем вы хотите поговорить, - продолжал канадец, взбалтывая виски, - и придется мне вас отшить, Джон, уж простите. Вы удивитесь, но когда можно, я очень суеверный, а это дело... Я сам не ожидал, что оно станет для меня таким важным. Оно, однако, стало, поэтому я очень боюсь сглазить, так что потерпите немножко, хорошо? - У меня есть выбор? - усмехнулся Шеппард. МакКей покачал головой. - Нет, - сказал он. - Знаете, у меня такое чувство, что дело может выгореть, поэтому я даже Родни ничего не сказал. Давайте просто так поговорим. Вам ведь наверняка есть, что рассказать. Шеппард искоса посмотрел на ученого. Тот выглядел неважно, наличествовали синяки под глазами, поникшие плечи и прочие классические признаки сильной, долго копившейся усталости, но по крайней мере МакКей был спокоен и... умиротворен, наконец подобрал слово Шеппард. В этой умиротворенности была значительная доля так раздражавшей Шеппарда обреченной покорности, но большей частью это было что-то скорее хорошее, чем плохое. Поэтому Шеппард набрал в легкие воздуха и выдал длинный восторженный монолог про все чудеса, которые он видел и которые для МакКея были скучной повседневностью, а для Шеппарда – событиями исключительными и прекрасными. Шеппард говорил, а МакКей слушал, подперев голову рукой, не перебивая, улыбаясь глазами, неотрывно следящими за Шеппардом, время от времени вздергивая светлые брови, подрагивая пушистыми ресницами, и Шеппард поймал себя на том, что тоже не может отвести глаз от малоподвижного лица канадца. Он закончил рассказ, и МакКей опустил глаза, покусывая верхнюю губу. - И почему мне так приятно, что вам здесь нравится? - спросил он, поднес стакан к губам, но тут же опустил его и снова посмотрел на Шеппарда. - И особенно приятно, что городу вы тоже нравитесь. - Почему вы так решили? - пробормотал Шеппард, ни с того, ни с сего смущаясь. - Некоторых он не принимает, - ответил ученый, - артачится. А к вам сразу привык, в первый же день. Шеппард улыбнулся, хотя от этих слов ему стало немного жутко. Воцарилось молчание. Шеппард, освободившись от груза впечатлений, ни о чем не думал, чувствовал, как медленно нагревается стекло под его пальцами, и маленькими глотками пил виски. С виду все было отлично, два добрых приятеля приходят в себя после нескольких долгих нелегких дней, но Шеппарду было неспокойно, и в первую очередь, похоже, из-за того, что МакКею было неспокойно, а Шеппард не мог устранить это беспокойство, даже не знал, как подступиться. Ему хотелось дать ученому понять, что если и надо из-за чего-то беспокоиться, то только не из-за Шеппарда и трудностей его адаптации к новым условиям и людям; что ему здесь хорошо, хотя происходящее с ним иногда начинает казаться галлюцинацией и в голове никак не укладывается. Что бы там ни было, Шеппард собирался со всем справиться, в чем он хотел уверить МакКея, потому что то и дело ловил на себе его непонятные взгляды, которые трактовал как «я не уверен, что ты в порядке, и мне это не нравится, потому что ты мое последнее творение, неопытное и совершенно беззащитное». Еще одной причиной волнений и дискомфорта ученого Шеппард быть не желал. Пока он решал, с чего начать, МакКей навалился плечом на спинку дивана и спросил: - А как вам люди? - Не знаю, - поколебавшись, признался Шеппард, - странно. Они все – то есть те, кого я встречал у нас, такие знакомые... И в то же время... - он замолчал, подбирая слово. МакКей спросил с изрядной долей язвительности и тихим смешком: - Незнакомые? - Ага, - Шеппард тоже усмехнулся, но тут же снова нахмурился. - Меня это, знаете ли, иногда здорово пугает. Очень редко, но бывает. В голову лезут мысли про армию клонов. - Он виновато посмотрел на МакКея. - Я, похоже, пересмотрел дурацких фильмов. Канадец сел прямо, откинулся на спинку дивана, уставился на противоположную стену, и выражение его лица Шеппарду категорически не понравилось. Ничего особенно страшного в нем не было, человек посторонний не придал бы этому никакого значения, но Шеппард понимал, что что-то снова не так. Он знал нормальное выражение лица ученого, и эта гримаса была чем-то прямо противоположным. - Тот Шеппард, про которого я вам рассказывал, помните? - спросил МакКей и после утвердительного кивка Шеппарда продолжил: - Он спас мне жизнь. Вытащил меня из горящего здания. Оказал первую помощь и так далее. - От этих отрывистых предложений у Шеппарда кровь леденела, но он заставлял себя слушать. МакКей наконец перевел взгляд на Шеппарда. - Они не такие, как мы, но не хуже нас. Допускаю, что в какой-то из реальностей я серийный убийца, а вы – буйнопомешанный, но думаю, вы согласитесь, что это явно не она. Шеппард опустил голову, представляя себя буйнопомешанным и ухмыляясь. Такие редкие моменты, когда МакКей немного оживал, иронизировал и вообще говорил с ним о не связанных с работой вещах, очень помогали Шеппарду психологически еще в их реальности, а здесь оказались и вовсе чудодейственными. МакКей толкнул его колено своим. - Не одному вам не по себе, Джон, - сказал он, склонив голову набок и улыбаясь. От легкого прикосновения Шеппарда словно прошило током. Он ошалело посмотрел на МакКея, не сводившего с него спокойного взгляда, и тихо сказал: - Я думал, вам это не в новинку. - Еще как в новинку, - ответил МакКей, ставя стакан на колено. - Тогда все получилось случайно, а сейчас я сам все это затеял, следовательно, если что-то пойдет не так, винить можно будет только себя. А я этого не люблю. - Канадец вдруг всем телом развернулся к Шеппарду, и тот чуть не вскрикнул от столкнувшихся в нем желаний податься ему навстречу и отшатнуться. - Мне кажется или вы меня переоцениваете, Джон, считаете чуть ли не сверхчеловеком? Сердце Шеппарда со страшной силой заколотило по ребрам, во рту пересохло, ладони, прижатые к бедрам, мгновенно вспотели. Надо было что-то ответить, но все слова куда-то исчезли, и он просто смотрел на МакКея огромными глазами, пытаясь хотя бы вспомнить, что надо сделать, чтобы сказать «да» или «нет». Ученый еще немного подождал, потом закинул руку на спинку дивана и уставился в свой стакан, в котором жидкость стала почти бесцветной от растаявшего льда. - Если так, то не стоит, - сказал МакКей, и Шеппард с горьким чувством увидел, как его лицо снова замирает. Необходимо было срочно что-то сделать, чтобы не дать глазам ученого опять стать пустыми и серыми, но что – Шеппард даже отдаленно не представлял. То есть, конечно, можно было ударить его по щеке и заорать: «Не вздумай больше так делать никогда!», или сгрести за воротник и хорошенько потрясти, или хватить стакан об пол, или упасть на колени и заплакать. Но это было не совсем то, зачем Шеппард пришел сюда, вернее, совсем не то. Поэтому он просто встал, дошел до стола и аккуратно поставил на него стакан, подвинув стопку бумаги, потом вернулся к дивану и остановился за его спинкой. Рука МакКея по-прежнему лежала на сером мягком материале, которым был обит диван, и Шеппард после секундного колебания положил пальцы на манжету темной рубашки и сказал: - Считаю и буду считать. МакКей поднял голову, и Шеппард с облегчением увидел в его глазах веселое удивление. Он набрал воздуха в грудь и продолжил: - Я плохо умею говорить задушевные речи, Родни, и часто от этого страдаю. Сейчас, например, я ненавижу себя, что слишком долго подбирал слова, чтобы сказать, как я благодарен вам, потому что то, что вы сделали для меня... Никто для меня такого не делал просто так, безвозмездно. - Не так уж безвозмездно, - пробормотал МакКей. - Вы не знали, соглашусь ли я на ваше предложение, когда вытащили меня из пустыни и обеспечили первоклассную медицинскую помощь, - возразил Шеппард. - И я уверен, что вы устроили бы мою жизнь, даже если бы я не согласился. - Почему? - МакКей прищурил глаза, и Шеппард почувствовал, как у него внутри словно открылся шлюз. - Потому что вы хороший человек. Потому что чужие проблемы вас не веселят и не утешают. Потому что когда вам плохо, вы хотите, чтобы хоть кому-то было не так паршиво, как вам. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы не дать вам разочароваться во мне, подумать, что вы поставили не на ту лошадь. Этот долг я уплачу. - Пальцы Шеппарда скользнули вперед, обхватывая запястье МакКея, и тот едва заметно сжал губы. - Спасибо, Родни. МакКей опустил голову, немного помолчал, потом снова поднял глаза на Шеппарда, накрыл свободной рукой его руку и сказал, устало улыбаясь: - У вас прекрасно получилось подобрать слова, Джон. Силы мгновенно оставили Шеппарда, и он чуть не рухнул на пол бесформенной кучей. Ладонь МакКея была сухая и теплая – полная противоположность его собственной, пальцы слегка вжимались в кожу, начинавшую гореть, и вверх по руке от запястья к плечу шло тепло и вяжущая слабость; Шеппард почувствовал, что если канадец не уберет руку, случится что-то совсем неправильное, что сведет на нет все достижения этого вечера. Когда секунду спустя МакКей убрал руку, он сделал это именно так, как было нужно, чтобы Шеппард пришел в себя: просто снял ее с руки Шеппарда и вернул на стакан, который до этого поставил на диван. Никакого прощального скольжения кончиками пальцев или более крепкого пожатия; теплый комнатный воздух нахлынул на кисть Шеппарда ледяной волной, голова прояснилась, он тоже отпустил запястье МакКея и даже смог улыбнуться. - Предлагаю разойтись, Джон, - сказал ученый, посмотрев на часы, и зевнул. - Я, оказывается, страшно устал и хочу спать. Вам тоже не помешает, думаю. Шеппард послушно развернулся и пошел к двери, с которой на этот раз воевал дольше, чем обычно. Когда дверь с недовольным шипением открылась, он обернулся к вставшему с дивана МакКею, и тот широко улыбнулся. - Спокойной ночи, Джон. Хорошо, что зашли. - Спокойной ночи, Родни, - такой же широкой улыбки не получилось, но голос почти не дрожал, так что Шеппард был доволен собой, шествуя к своей комнате. Его дверь, чутко реагируя на душевное волнение хозяина, открылась сразу. Шеппард постоял у двери, потом подошел к стене, разделявшей их с МакКеем комнаты и прислушался. Как всегда, ничего не слышно. Шеппард вздохнул, разделся и полез в кровать; чистить зубы было лень. Он лежал с закрытыми глазами. Голова приятно гудела, как тело после долгой, тяжелой, но полезной и продуктивной работы. Разговоры с канадцем словно обладали магической силой: после них Шеппарду становилось легче, хотя ничего особенного не говорилось. Наверно, было что-то в самом МакКее, что позволяло Шеппарду по-настоящему расслабиться; это что-то как будто говорило: «Никогда, ни при каких обстоятельствах я не причиню тебе вред и по мере сил постараюсь свести к минимуму последствия агрессивных действий других людей». Совместная жизнь родителей Шеппарда была далеко не безоблачной, они часто и крепко ссорились, но бывали моменты, в его раннем детстве, когда они собирались вместе у телевизора, смотрели с ним какие-нибудь детские передачи, сидя по обе стороны от него, и вот тогда его охватывало чувство, подобное тому, что появлялось, когда МакКей смотрел на него, пряча в глазах улыбку, слушал и кивал, словно укутывая в толстое невидимое одеяло. И Шеппарду вдруг до слез захотелось, чтобы дело выгорело, всё немного успокоилось, все отстали от МакКея и перестали требовать от него невозможного, выдавливая все соки, и они смогли чаще сидеть вот так, молчать и разговаривать. Шеппард уже почти уснул, когда из глубин памяти вдруг всплыл фрагмент их разговора про другого Шеппарда, который спас МакКея. Голос ученого был пуст и ровен, но короткий рассказ, больше похожий на выписку из личного дела, засел у Шеппарда в голове и теперь потихоньку вылезал наружу в красочных картинках. Вот расслабленная рука МакКея закинута на плечи того Шеппарда. Он осторожно кладет ученого на землю, оттащив его на безопасное расстояние от лижущего стены, потрескивающего пламени, встает на колени рядом с ним. Его ладонь ложится МакКею на грудь, он сосредоточенно вглядывается в бледное лицо, измазанное сажей и, может быть, кровью. Он деловито, знающе несколько раз резко надавливает основанием ладоней выше солнечного сплетения МакКея, и Шеппард отчетливо видит, как перекатываются под джемпером мускулы. Потом он наклоняется вперед, зажимает МакКею нос, придерживает язык и прижимается губами к бескровным губам канадца. Шеппард сел, вздрагивая и прижимая ладонь к груди. Он видел все, как будто сам был там, и зрелище ему нравилось: легко было представить, что это он действует так решительно, правильно и умело. Но Шеппард был в ужасе от крепко схватившего его за горло непонятного чувства, душного, причиняющего почти физическую боль, и это чувство было очень похоже на ревность. Где-то глубоко внутри, где не было места ни разуму, ни даже сколько-нибудь оформленным чувствам, заворочалось что-то огромное, косматое, черное, завывающее: «Мое!». Шеппард лег набок и свернулся в клубок, прижимая колени к груди. Несмотря на то, что последние годы все его имущество состояло из машины и того, что могло в нее поместиться, природа наделила Шеппарда очень сильным собственническим чувством. Он рано понял, что это не самое хорошее свойство человеческого существа, и старательно давил его в зародыше. Иногда оно прорывалось сквозь заслоны разума, но никогда, никогда с такой силой, до скрежета зубовного, до желания схватить, привязать к себе, никуда не отпускать, и уж тем более никогда это чувство не возникало по отношению к человеку. Усилием воли Шеппард запихал это косматое и завывающее туда, откуда оно вылезло, твердо сказал себе: «Тебе просто его жалко», встал и на негнущихся ногах пошел в ванную. Ледяная вода отлично справилась со своей задачей, и Шеппард вернулся в кровать, тщательно очистив сознание и бдительно следя за мыслями и воображением. Прохладный ночной воздух покрыл Шеппарда гусиной кожей, когда немного поутихло ощущение, что его облили напалмом, и Шеппард утомленно опустил веки. Искать объяснение, пытаться хоть как-то осмыслить случившееся ему не хотелось. К людям, сходящим с ума в присутствии чего-то необъяснимого или необъясненного, Шеппард не принадлежал, поэтому просто запретил себе вспоминать об этом, но все-таки не удержался и пробормотал, как мантру: - Он очень хороший человек, еще никто не был так добр ко мне, я просто благодарен ему. Как связаны благодарность и желание безраздельно владеть, Шеппард не знал и предпочел не развивать эту мысль.