В моем отражении - любовь

До бара мы добрались сравнительно быстро, преодолевая семимильными шагами значительные расстояния. Я не помню, чтобы мы говорили о чем-то конкретном, перекидываясь лишь несколькими фразами общего содержания. Пошел легкий, пушистый снег, и когда мы ввалились в заведение со смачным названием «У Петровича», у меня уже изрядно увлажнились волосы, а Лианозов попрощался с сухостью пальто. «У Петровича» представлял собой не совсем заурядный бар, являющийся сочетанием уютного ресторанного сектора с отдельными, скрытыми от посторонних глаз комнатками, и чередой барных стоек и шведских столов, для любителей потанцевать и пропустить по стаканчику. Музыка лилась спокойная, но располагающая к танцам и приятному времяпрепровождению. Мы с Лианозовым удалились в самый укромный уголок заведения, в часть с приглушенным светом и подальше от громкой музыки, но я не возражал. В конце-концов, для общения необходима спокойная обстановка, чем уютнее, тем лучше. Константин Сергеевич заказал бутылку коньяка, который судя по удивленно-опавшей челюсти официанта, простому смертному влетел бы в копеечку. Я не стал его отговаривать, хотя через минуту он сам решил оправдаться: - Я редко теперь где-либо отдыхаю, так что имею права себя побаловать. - Почему? – полюбопытствовал я, разбавляя ожидание выпивки и закуски необременяющим разговором. Он задумался на секунды, словно подбирая нужные слова, а потом, усмехнувшись, ответил: - Просто накопилось очень много дел, которые с недавних пор стали требовать моего непосредственного вмешательства. Мне некогда стало жить в свое удовольствие. А, может, на мою жизнь уже хватило. - Ясно. Большая шишка должна везде быть в первых рядах. Понимаю. Мой дядя был такой же, потом когда закрепился, немного успокоился. Тщеславие и алчность – не лучшие союзники по жизни. - Знаешь, а ты неплохой малый, - подумав, пробормотал Лианозов, а я непроизвольно покраснел. С чего вдруг этот айсберг стал рассыпаться в комплиментах и даже подобрел немного, «подтаял»? - Я вообще прелесть, когда сплю зубами к стенке, - ухмыльнулся я, встречая взглядом официанта с заказом. И вечер медленно, но верно переставал быть томным. Мы болтали о разном: вкусах, привычках и жизненном опыте. Обсуждали моего дядю, как истинного бизнесмена, у которого есть чему поучиться, обсуждали политику и музыку, все, что угодно. Кроме личной жизни. Было еще слишком рано, чтобы откровенничать. Мы были слишком трезвые. Но даже сейчас, сидя напротив Лианозова, я понял, что первое впечатление иногда бывает очень обманчиво. Бутылок на нашем столе становилось все больше, и больше. Но я чувствовал только тепло, разливающееся по пищеводу, а не гудение в голове и путаницу в мыслях. - Итак, я тебя еще после первой бутылки спросить хотел, что за парнишка такой сегодня нам на пути попался? И почему я сразу стал твоим «другом», - Лианозов изобразил руками кавычки и хихикнул. Слишком эмоционально для трезвого человека. Признаюсь, что был пьян. Не в той степени, когда человек не соображает, где он находится, и что делает. Но мне странным образом стало плевать, что обо мне подумают. Тем более, что обо мне подумает, и что скажет Лианозов, сидящий напротив с легким румянцем на щеках и сверкающие сквозь очки черные глаза. Сегодня вечером мне было легко. Непринужденно. Спокойно. - Это моя любовь, - ответил я, но собеседник явно жаждал продолжения, и «Остапа понесло»…. *** Я не помню во сколько мы ушли из этого бара, но точно знаю, что звонил своей теще, чтобы она присмотрела за дочкой. Ее истерический ор и последующее согласие не выбьешь из башки никаким алкоголем. Я не помню, как мы добирались до дома, но точно знаю, что до квартиры Михаила. Я не помню, как мы оказались в кровати, но точно знаю, что так крепко и спокойно я еще точно никогда не спал…. *** - Миша…Миша…. – язык скользит по разгоряченной коже. Губы меня не слушаются, онемевшие от поцелуев и укусов. Я чувствую, как меня целуют и ласкают, нежусь в этом ощущении покоя и тягучей, сладкой страсти, поддаюсь нарастающему желанию…. - Миша….Миша…. – видимо, я действительно много выпил, потому что мне снится самый яркий и реальный сон, чем когда-либо. Я тянусь губами к такому желанному телу, таким возбуждающим хрипловатым стонам, прогибаясь до предела от ласкающих губ, вскрикиваю от боли и удовольствия, чувствуя вторжение…. - Я люблю тебя, - последнее, что говорю, сбиваясь с ритма, задыхаясь от удовольствия, моему призрачному, тяжело дышащему видению. Оно мычит что-то невразумительное, но в секунду перед глазами взрывается фейерверк и голова перестает мыслить как-либо, оставляя только сладостную звенящую пустоту, а тело тает, становясь податливым в ЕГО руках, и оседает на простыни безвольным, счастливым грузом…. *** Лучше б я сдох вчера. Я больше никогда не буду пить, повторяю себе в который раз, но все равно не удерживаюсь, и получаю миллион японских барабанщиков в своей голове на утро, у каждого из которых по большому барабану, старательно и громко звучащему. Во рту, очевидно, насрала дюжина кошек, злых и обиженных, потому что усердия им, видимо, было не занимать. Все мышцы, хоть и чувствовали некоторый прилив бодрости, почему-то все равно отказывались повиноваться и вообще хоть как-то реагировать. Разлепив с трудом веки, и чувствуя, что в глаза будто песком сыпали минут двадцать, оцениваю обстановку. Квартира явно не моя, ибо маленькая слишком. Постель тоже не моя, потому что постельного белья желтого цвета у меня отродясь не было. И кстати, нечто, сопящее мне в ключицу, теплое и ровно дышащее, тоже не мое. С трудом поворачиваю голову, утыкаясь носом в приятно пахнущую макушку густых рыжих волос. В голове всплывают осколки вчерашнего вечера и ночи: Миша, бар, много коньяка, еще больше текилы, разговоры-разговоры, Миша, секс, Миша, секс…… - Бляяяяя, - обреченно и уныло хриплю, а Миша только фыркает и переворачивается на другой бок, отобрав все одеяло. Лучше б я сдох вчера……. *** Лучше б я сдох вчера. Я хотя бы помнил бы, как отходил на тот свет, а не получил бы в ответ на запрос мозгу о том, где и кто я, ответ: «А хрен знает!» Я хотя бы чувствовал свое тело в последний раз, а не какое-то желе вместо рук и ног. У меня не трещала бы голова и не онемел бы язык. В голове мелкой мозаикой выстраивался вчерашний вечер. Кажется, мне было даже весело. Пить с Лианозовым я больше не буду никогда. Медленно, стараясь не отрывать голову от подушки, переворачиваюсь на другой бок и встречаю чуть насмешливый и все еще сонный взгляд карих глаз. Память пронзает вспышкой озарения…. Лучше б я сдох вчера! *** - А!!! АААА!!! КАКОГО ХРЕНА!!! – я вскочил с кровати, запутавшись в одеяле, прикрывая им все стратегически важные части своего тела. Я даже не обращал внимания на пульсирующую боль в черепушке, потому что на моей кровати нагло развалился голый Лианозов. Чертовски красивый, голый Лианозов! С идеальным телом. С черными глазами. С довольной ухмылочкой на губах. Трезвеющая быстрее меня память услужливо подбросила воспоминания о том, ЧТО он этими губами ночью вытворял, и ноги подкосились. - ЛИАНОЗОВ! ХВАТИТ ЛЫБИТЬСЯ! - Не кричи так, пожалуйста, - Костя приподнялся на локтях, и взгляд его стал предельно серьезен, словно он пытался осознать, как реагировать на происходящую ситуацию. Аналитик хренов. - Ты что, гей?????? – не унимался я, но получив ответ, сразу же стал сомневаться в адекватности этого мира. - Наверное. Теперь, по ходу, да. Я смотрел на него во все глаза. Не мог понять, что делать и как теперь быть. Для меня конец света наступил, а этот взрослый мужик в почти сорок лет, переспав с мужиком, реагирует настолько спокойно, что подозрительно. - Костя, что ты несешь? Лианозов, вставай и уходи немедленно, - я орал так, что стены моей брежневки дребезжали. Константин, потягиваясь, поднялся и принялся нарочито медленно одевать боксеры и брюки, демонстрируя свою пятую точку мне. Я моментально покраснел, как помидор, не зная, выколоть ли себе глаза, чтобы не смотреть. У меня был секс с этим мужчиной, но сейчас наблюдать его в своей спальне было стыдно. Стыдно было наблюдать это тело, накачанное, но не необъятное, а странным образом грациозное, стройное. Эти глаза, неуловимо теплеющие, неумолимо холодные, обдающие презрением, сканирующие, как рентген. Что я наделал? Почему не сопротивлялся? - Мы с тобой изрядно напились вчера, Мих, - ответил на мой немой вопрос Лианозов, проходя в коридор. Думаю, у нас будет время подумать. Понять, как до такого дошло. - Мы пьяные были. Секс по пьяни – ерунда! Ведь правда? – умоляюще смотрю на него, пока он одевает пальто, то и дело поправляя очечки, сползающие с носа. - Ты такой ребенок, - подходит ко мне почти вплотную, радуясь несказанно, что моя макушка достает ему только до подбородка. – Рыжий, я тебе одну вещь скажу, а ты сам думай. Он наклонился так близко, и шепнул в ухо, с придыханием, гад, мурашки поползли по коже: - Я ни о чем не жалею. Вроде бы….