Ни без тебя, ни с тобою жить не могу

      Утро не задалось с самого начала. Едва проснувшись после двухчасового сна, который больше походил на небольшую дрему, Ута едва не снес один из своих экспонатов, недавно передвинутый к месту его блаженного сна. Тихо выругавшись и растерев ногу, которой ударился о железную стойку, парень осмотрелся, проверяя, все ли на месте. Он делал это каждый божий день. Как будто думал, что кто-то придет по его душу. Это поистине нечеловеческие чувства самосохранения и подозрительности во всем были его самыми главными, не раз спасавшими его козырями. Однако подобное появилось у него не сразу. Он с удивлением оглядывался в прошлое, вспоминая все переделки в какие попадал и видал на темных улочках Токио. Хотя днем тоже никто не был застрахован от внезапного нападения. Ута хотел показать Канэки весь тот кошмар, который видел воочию еще пару лет назад, когда по дури еще красил волосы в светлый оттенок. Сначала этого не было в его планах. Осталось дело за самим одноглазым гулем. Будет он согласен или нет.       Он не хотел что-то начинать, пока не удостоверится, что парень не будет воспринимать с отвращением все то, что окружает мастера масок день за днем: каннибализм, групповой секс, каждодневные битвы за территорию, жажда, которую так тяжело сдержать. Да, жажда. Ута все чаще начинал думать перед сном именно об это. Желание крови намного опаснее, чем многое, что творящееся на улочках, насквозь провонявших гулями. Канэки еще толком не разобрался со своей силой, но наверняка захочет стать сильнее. В этом можно было не сомневаться.       Но если не успеет?       Ута с силой сжал пальцы в кулак, костяшки медленно побелели. Он страстно любил человеческую кровь, такую вкусную и сладкую, но научился сдерживаться. Что будет, если с Кэном этого не выйдет? Не сдержится и выпьет того полностью? Ведь едва он его увидел, учуял запах одноглазого, то ощутил странный тонус: как будто кровь приливает к мозгу, становится тяжело дышать; а жажда, как большой ком, встает где-то в горле. И эта жажда не проходит просто так. Она продолжается длительное время, словно опухоль, которая развивается за счет живых тканей. Она все больше поражает тело и мозг. А что в итоге? Даже во время изнасилования не смог удержаться и расцарапал спину Канэки, слизывая выступившую кровь – настолько велико было желание «попробовать» этого странного и необычного полугуля.       Находясь в раздумьях, мастер с самого утра сделал звонок Йомо. Наконец-то смог найти подход к этому таинственному ворону, после всего, что между ними было. Меньше всего на свете ему бы хотелось когда-нибудь рассказать Рендзи о своих новых отношениях с Канэки, точно также как и поведать Кэну о своей бывшей пассии. Паренек явно не будет рад услышать о его веселых похождениях. Ута прекрасно понимал, что рано или поздно это все всплывет наружу. Ему что-то подсказывало, что это произойдет не так уж и скоро, потому что сначала его жертва будет озадачен тем, что ей покажет мастер масок. Обычно так и бывает, что поначалу не задумываешься с кем был человек до тебя, сколько парней и девушек у него было. Когда ты наконец-то добиваешься предмета обожания, то неожиданно под коркой черепа начинают появляться самые разные непрошеные мысли. У кого-то и вовсе фантазия заходит слишком далеко, пытаясь представить того, чего и не было вовсе. Ута же не сразу задался этим вопросом в своих прошлых отношениях. Тогда, к счастью, он не был больно ранен. Но теперь боялся ранить хоть и сильного духом, но ранимого Кэна. По крайней мере одна часть мастера рьяно этого хотела. И это часть была лишь внешним прикрытием его сущности.       Йомо говорил, что хочет потренировать Канэки. Ничего более, обычный рабочий разговор. Затем он положил трубку. Повисла тишина, раздираемая лишь частыми гудками. Электронные часы над его кроватью уже показывали пять часов утра, но вставать не хотелось. Масочник был поглощен собственными мыслями. Он снова вспоминал о Йомо, что в душе его немало разочаровало, хоть внешне он выглядел все таким же беспристрастным.       Слишком часто вспоминает о Йомо. Пора это прекращать.       Все-таки встав и собравшись, он оглядел себя в зеркале. Он сильно изменился с времен подросткового бунта: появилось большое количество тату, пирсинга самых разных видов. Также изменил цвет волос и выбрил один висок. Он считал своей заслугой, что меньше стал походить на куклу Чакки из знаменитого американского фильма ужасов. И волосы больше не торчат в разные стороны. Ничего лишнего. Идеальный вид для неформала.       На улице стояла пасмурная погода: небо затянули тяжелые свинцовые тучи, готовые обрушить крупные дождевые капли на идущих по своим делам жителей Токио. Где-то вдалеке грохотал гром, а значит нужно было поторапливаться. В такой ранний час большинство улиц пустовало, изредка можно было встретить ранних пташек, торопящихся к открытию магазина или по любому другому важному поводу. На вид все прохожие подозрительно напоминали живых зомби: изможденный вид (синяки под глазами, невыразительный взгляд) и серая неброская одежда, лишь дополнявшая их скучный и печальный образ. Хмыкнув про себя от увиденного, гуль двинулся по злачным улочкам, которые специально избрал местом своего жительства. Мастер давно сросся с ними, став частью этого темного мира – иного измерения, совсем отличающегося от того, где живут все остальные счастливые люди. Несмотря на это, Ута все чаще задавался вопросом, могут ли люди называться людьми, потому что не раз видел, как члены «темной стороны» намного человечнее, чем бездушные «поборники добра».       Что Ута смутно представлял то место, где обитает Канэки. Раньше тот жил как обычный человек. Мужчина с трудом мог вспомнить какого это – жить человеческой жизнью. Как Ута понял из рассказанного ему в кафе, то в семье парня не замечали, словно тот был мебелью. С радостью уйдя в Антейку, Кэн работал официантом. Так же мастер знал о его друге Хидэ, но кроме этого имени больше не располагал никакой важной информацией. Было решено придти к нему на работу, и все спросить у Тоуки – эта талантливая и трудолюбивая девушка точно знала, где найти юношу.       Антейку находился в самом спокойном уголке в районе: довольно далеко от бара Итори и его собственной мастерской. Заняло приличное время, чтобы добраться до гульского «ящика Пандоры». Вывеска оставалась прежней и чуть покачивалась на ветру, в огромных окнах еще не мелькала ни одна тень. Ута любил представлять лица обычных людей, узнай они, кто на самом деле скрывается под личиной милых и приветливых официантов. Эти лица всегда искажала гримаса ужаса и отвращения.       Постучавшись и не дождавшись ответа, Ута заглянул внутрь. Было еще не время открытия, но ведь неформала здесь знали абсолютно все и нисколько не боялись. Он был своим, как и Йомо. Быстро пройдясь взглядом по барной стойке, столикам, мужчина заметил девочку. Она находилась в самом дальнем и темном углу и склонялась над фарфоровым блюдцем. По запаху Ута быстро определил, то в ее блюдце был кофе, так как аромат распространился по всему помещению. Мастер легко улыбнулся и прошел внутрь, мягко захлопнув за собой дверь. Легкий хлопок разбудил девочку, и та сонно посмотрела на вошедшего, легко улыбнувшись. — Ута-сан, неожиданно увидеть вас здесь в такой ранний час. Что-то случилось? — она устало смотрела на мастера, но никакой агрессии и недовольства в ее глазах не было заметно. — А, да я зашел поболтать тут кое с кем, — Ута краем глаза увидел часы, шел седьмой час. — Хотел посмотреть, как поживает Канэки, если он здесь, конечно. Проведать его. — А, этот… Он живет наверху. Около дверей есть таблички с именами жильцов, так что вы сможете легко и быстро найти того, кто вам нужен, — Тоука чуть улыбнулась и отпила кофе, а затем осторожно спросила. — Что-то по поводу маски? Он вроде не жаловался ни на что, — девушка начала прощупывать почву. — Нет, проблема вовсе не в маске, она идеально ему подошла, — Ута задумчиво приложил палец к щеке, вид у него был уж слишком забавный. — Просто на днях он часто заходил и хотел поговорить о чем-то. Вот я и решил придти к нему, узнать что его беспокоит. — Этот… Он даже другим доставляет кучу хлопот, — недовольно пробурчала девушка. — Кстати, он попросил о помощи. Хотел, чтобы я его обучила навыку рукопашного боя. Он вас об этом спрашивал? — Нет. Я звонил сегодня Йомо, он сказал, что хотел бы его тренировать. Думаю, вы могли бы устроить совместные тренировки и задать жару нашему маленькому одноглазому гулю, — мужчина чуть улыбнулся, внимательно следя за реакцией Тоуки. — Ладно, хорошо, но меня он все равно бесит. Ужасно раздражает, до дрожи, — пожаловалась Тоука, выглядя крайне недовольной. — Поначалу он и правда может немного раздражать, но на самом деле Кэн довольно милый и способный парень. Мне кажется, если он станет сильнее, то сможет задать драйва даже нам с тобой, — чуть приподняв уголки губ, Ута весело смотрел на девушку, а потом решил, что уже пора бы дальше продолжить свой путь. — Ладно, приятно было тебя увидеть сегодня. Я, пожалуй, пойду. Надеюсь, Канэки будет рад меня видеть. — Удачи вам с ним, Ута-сан, — мягко сказала девушка, провожая взглядом гуля, когда тот направился к жилому отсеку.       Дойдя до лестницы, мужчина потихоньку поднялся наверх, стараясь не шуметь и не будить жильцов комнат. Поочередно разглядывая таблички, он улыбнулся, когда нашел комнату Тоуки, но еще больше радости ему доставило, когда на следующей табличке были выведены следующие иероглифы: «Канэки Кэн». Обычная деревянная дверь с металлической ручкой. Ута отчего-то долго всматривался в эту дверь, как будто она была единственной преградой, делившей его жизнь на двое. До Канэки, когда он враждовал с Йомо: лихие времена с бегающей в одной ночнушке Итори, зазывающей голубей. И всего этого, когда они будут идти вместе по жизни. Вместе по жизни – слишком громко сказано. Где-то в глубине себя мужчина понимал, что никто не вечен. Сегодня Ризе, а завтра жертвой может быть он сам.       Постучавшись, мастер вслушался в тишину. Стучал громко, потому что предполагал, что Канэки спит и вряд ли слышать стук с первого раза. Тем более, мастер взрослый гуль так и не написал точное время своего прихода, ограничившись расплывчатым «утром». Это давало ему право заявиться в абсолютно любое время. Сообщение о приходе он отправил ночью, посему предполагал, что Канэки его так и не прочел. Тишину по-прежнему ничего не нарушало. Ута постучал еще раз, пытаясь достучаться до хозяина. Решив, что мальчика нет в комнате, и Тоука об этом просто не знала, Ута развернулся и собирался уходить, как из глубины комнаты послышался голос. — Войдите.       Ута вздохнул и взялся за ручку. Дверь незамедлительно поддалась, мужчина вошел внутрь. В помещение было очень чисто, прибрано, но вещей практически не было. Сложилось ощущение, что его только вот-вот начали обживать. Впрочем, зная, что Канэки совсем недавно влился в их общество, это было совсем не удивительно. Едва он оказался на распутье между комнатами, мастер задумался, а откуда исходил голос. Скинув обувь на входе, Ута решил прямиком направиться в спальню, чувствуя, что мальчик именно там. Едва он оказался на пороге комнаты, его глазами открылась милейшая картина: среди белоснежного одеяла, которое было так взбито, что, казалось, представляет собой перину из облаков, лежал Канэки, уткнувшись носом в подушку и по-прежнему мирно сопевший и улыбающийся во сне. Молодой гуль обнимал подушку и прижимал ее к себе. Наверняка тому снились хорошие сны, раз выглядел настолько счастливым. Ута тихонько умилился такому зрелищу и был рад, что хотя бы во сне одноглазый гуль находит себе достойное утешение. Правда какое именно, он не знал.       Какое-то время Ута просто наблюдал за ним, а потом подошел поближе, открывая себе обзор и с другого ракурса. Видимо вошел не так уж и тихо, потому что Канеки встревожился и все-таки открыл глаза, переворачиваясь и пытаясь разглядеть вошедшего. На его лице больше не красовалась счастливая улыбка. — Тоука, только не бей… — протянул Кэн, видимо не разобрав стоящего перед ним гуля. Юноша по-прежнему пытался собрать волю в кулак и разлепить тяжелые ото сна веки.       Едва он смог сделал, присмотревшись к силуэту и различив его, Канэки негромко вскрикнул от испуга и подорвался с кровати. Сорвавшись с места, он запутался в одеяле, которое опутывало его ноги как корни многовекового дерева. Тот рухнул ничком на пол, повергнув Уту в полный ступор. Мастер молча смотрел на все, что быстро промелькнуло перед его взором и задумчиво протянул. — Ты там не ушибся? Я вроде на сатану не похож, да и в Ад тебя еще не забираю, — усмехнулся Ута и присел около мальчика, подавая ему руку.       Мальчик же испуганно боролся с одеялом, а когда замер, то ошарашено посмотрел на протянутую руку, испещренную в самых разнообразных тату. Они красиво опутывали руку и походили на черную, плотно сотканную паутину. — Простите, Ута, но как вы… — Просто взял и вошел, — Ута ткнул указательным пальцем в сторону входа в спальню, — Потому что ты мне разрешил. Или ты ждал кого-то другого? Ты меня сначала Тоукой называл. Не ее ли? - мастер чуть прищурился, желая получить ответ на свой вопрос. — Я… Тоука часто ко мне заходит и иногда даже бьет, если я вовремя не встаю на работу, — Канэки говорил очень быстро и сбивчиво, будто боясь, что Ута его съест. — А, вот как, - мягко улыбнулся неформал, посмотрев Канэки в глаза. — Она просто очень не любит ленивых людей. Лучше не зли ее, она довольно эмоциональна, когда дело касается невыполнения рабочих обязательств. — Я знаю, — прошептал Кен, потихоньку успокаиваясь, а затем задал вопрос, ответ на который хотел получить, еще когда летел с кровати головой вниз. — Из-за чего вы пришли? И почему так рано? — А ты разве не получал сообщение о том, что я приду? Я так и думал, что отправленное ночное сообщение до тебя не дойдет — мужчина чуть нахмурился. — Сообщение? — удивился мальчик и повернулся к столику около кровати, забирая оттуда телефон.       Канэки схватил со столика телефон, быстро нажимал на сенсорный экран, а увидев сообщение, отправленное ему ночью, не нашелся что сказать и замер. — Я совсем забыл про телефон и даже не знал, что вы придете… — замялся гуль, не смотря на своего гостя, а прожигая взглядом свое средство связи. — Вы же мне сказали, что между нами ничего не может быть. Может быть вы пришли по какому-то другому поводу? — Нет, все по тому же самому, — поправил его Ута, задумчиво вглядываясь в лицо юноши, подмечая мелкие царапины, которые тот уже успел где-то получить за такое короткое время. — Я полночи не мог уснуть. Даже испортил маску, пока размышлял о том резком отказе в отношениях.       Мальчик молчал и лишь поднял голову, вглядываясь в молодое и свежее лицо Уты. Рассматривая разнообразные тату, подметил и то, что мужчина вероятно всего еще выщипывает брови. Казалось, что их практически нет, если бы не подводка для бровей. — И знаешь, — продолжил взрослый гуль, — я долго думал о моих словах про то, что мне не хочется ничего начинать новые отношения из-за прошлых неудач. После того, как я все обдумал, мне на секунду показалось, что не прав. У тебя жизнь только начинается, но у меня она тоже еще не окончена. Я готов за нее бороться. Если жить прошлым, то это отравляет действительность, в которой мы пребываем, - масочник ненадолго затих, будто смотря сквозь юношу.       Канэки удивленно посмотрел на этого загадочного мрачного парня. Иногда казалось, что мастер просто скрывает свою мягкость и ранимость за своим агрессивным и несколько пошлым, развязным внешним образом и своевольным стилем жизни сильного гуля. Может быть лишь отчасти, но он был прав в этом. Жаль, что одноглазый гуль нисколько не смыслил в том, что называется «личность». — Вы хотите сказать, что изменили свое решение?       Ута будто отмер от своих мыслей и снова сконцентрировался на милом пареньке, спокойно разглядывая его и улыбаясь уголками губ. Это милое, юношеское личико. Глаза все еще полны светлой надеждой и не замутнены яростью и ненавистью. — Да, я хотел бы изменить свое решение. Обычно так не поступаю, но тут особый случай. Знаешь, ты мне нравишься. Ты отличаешься от других и забавляешь меня этим. Когда отказываешься от еды. Когда из раза в раз говоришь, что не хочешь становиться убийцей. Отчасти я тебя понимаю. Поначалу мало кто хочет марать свои белоснежные ручки во всяком дерьме, - последнее было сказано слишком резко. – Ты как на это смотришь? — Я рад, что вы изменили решение насчет меня… — начал Канэки, но тут же замер, потому что Ута его остановил, приложив подушечку указательного пальца к кончику носа своей милой жертвы. — Но у меня есть одно условие. — Какое? — Я не уверен, что ты без энтузиазма воспримешь мою жизнь: с кем и как я живу, - мужчина неожиданно стал выглядеть серьезнее, чем обычно: в его красных зрачках, контрастирующих с черным яблоком, был заметен небывалый скептицизм. Прогнал все безразличие. – В начале нашего знакомства я тебе предлагал тебе побывать на моих родных улочках и насмотреться всякого, вроде каннибализма. Так вот. Я не уверен, что ты готов это принять ровно так же, как и то, что гуль – это часть тебя.       Ута приложил ладонь к груди парня, туда, где должно было находиться сердце. Чуть сжав пальцы на тонкой майке молочного цвета, гуль внимательно всматривался в эти большие ясные глаза. Напуган мальчик или нет? Есть ли в его душе смятение или он правда готов принять свою участь? Каков удивителен стокгольмский синдром. Канэки боится его ровно также, как и хочет. — Если ты сможешь продержаться со мной пять дней, то тогда я соглашусь на все, что ты так хочешь.       Юноша внимательно вслушивался в каждое слово мужчины, а потом насторожился. Чувство подозрительности истошно кричала бежать от этого соблазнителя, но он не мог даже шевельнуть пальцем. Потом и вовсе настойчиво и уверенно закивал на слова Уты. — Я согласен. Я смогу, — чеканя каждое слово, сказал одноглазый гуль.       Еще некоторое время просидев в задумчивости и исследуя Канэки взглядом, Ута наконец-то смог унять собственные тревоги, закравшиеся слишком глубоко, наклонился к парню и впился в эти сухие губы жестким настойчивым поцелуем. Практически как тогда, в мастерской, только перед тем у них не случилось такого задушевного разговора.       Канэки был не против поцелуя, даже такого требовательного. Паренек все еще ворочался ногами в вездесущем одеяле и пытался сесть удобнее. Осуществить задуманное не удалось, так как в следующую секунду мужчина прижал его к краю кровати, целуя глубже, как-то развязно и пошло. Ута в дальнейшем хотел оказать малышу, что любит не только жесткие поцелуи, но и кое-что поинтереснее. Хотя после изнасилования, паренек как никто другой хорошо знал его грубость и любовь к ней. Мастер провел своим языком вдоль его, иногда скользя и по белым зубам и небу, чувствуя, как Канэки становится щекотно. Тот чаще задышал, опуская ладони на широкую накаченную спину, плотнее прижимаясь к мужчине. Это не могло ускользнуть от мастера.       В таком положении было не очень удобно, поэтому Ута разорвал поцелуй, что ввело Кэна в легкое недоумение, и тут же поднял того на руки, выуживая из одеяла. Аккуратно опустив того на мягкую кровать, Ута навис сверху, ладонью разводя ноги парня в разные стороны, чтобы удобнее уместиться между ними. Прижимаясь своим пахом к его, он вновь поцеловал Канэки, страстно и властно, как он уже привык это делать. Мальчишка лишь покраснел, по-прежнему водя ладонями по груди и спине. Мастер заметил, как у того слегка подрагивают руки от волнения. Оторвавшись от губ, мужчина выпрямился перед ним и схватил за майку, задрав ее. Открылся крайне соблазнительный вид: хрупкий паренек с раздвинутыми ногами, чуть покрасневший, с приоткрытым ртом и необычным взглядом, в котором читался оставшийся страх боли, но желание заняться сексом пересиливало его. — Раздевайся, — лениво протянул мастер, наблюдая за округлившимися глазами своего любовника. — За… — Не с одеждой же мне сексом заниматься. Да и я хочу посмотреть на тебя, — улыбнулся и ухмыльнулся, — ведь тогда я так и не исследовал твое тело. Не хочу упускать такую возможность в очередной раз. — Ладно…       Гуль осторожно свел ноги, когда чуть отодвинулся от Уты и начал снимать с себя майку. Мастер внимательно следил за ним, увидел его обнаженный торс, маленькие розовые соски и хрупкое юношеское тело, такое худое и соблазнительное одновременно. Мужчина замер, когда мальчишка взялся за брюки. Он как будто нарочно снимал их очень медленно, сначала оголяя бедра, затем спускаясь ниже, показывая тонкие и довольно длинные ноги. Ута еле сдерживался, чтобы сразу не перейти к делу — дыхание буквально перехватило от подступившего возбуждения.       Усмехнувшись, он наклонившись к нему, начав стягивать тонкие трусы, которые уже четко очертили возбуждение одноглазого. Стянув их, провел языком по головке, которая уже начала сочиться. Облизнувшись и почувствовав вкус спермы, он поднял голову и посмотрел в глаза мальчишки, который был уже вне себя от нахлынувших эмоций. — Ты все так же заводишься от поцелуев и прикосновений? — шепнул он на ушко Канэки, пытаясь еще больше смутить бедного паренька. — Нет… — Врать нехорошо, — все таким же мягким голосом шептал Ута, задевая губами ухо своей жертвы и проводя кончиком языка по мочке, не больно прикусывая ее.       Откинув трусы куда-то за кровать и осмотрев одноглазого гуля во всей его красе, Ута вновь сел между его ног и прямо перед ним начал раздеваться сам. Он снял майку и открыл для Канэки хоть и немного худощавое, но подтянутое тело, где вся грудь и руки были украшены черными тату. Юноша невольно завис, нарастало волнение. Он рассматривал мужчину, будто видит его впервые. Мышцы, сильные руки, большие ладони, которыми он ласкает его. Фантазии заводили паренька не меньше, чем действительность. Взгляд скользил по груди. Он не знал, что означали его тату. Может быть, он когда-нибудь спросит о них лично у самого владельца, но точно не сейчас. Абсолютно неподходящий момент.       Некогда.       Ута снял штаны и тоже откинул их на пол, но в другую сторону. У него была мания раскидывать вещи перед сексом, что раньше многих бесило. Одного это особенно бесило. Канэки был другим, он ничего ему не сказал. Мастеру это очень нравилось. Полное подчинение.       Наклонившись к нему, Ута провел пальцами по набухшим затвердевшим соскам, чуть сжимая их, а сам пахом плотно прижался к его. Тут же почувствовал насколько горячо и влажно у парня между ног и усмехнулся, даря тому новый страстный поцелуй. Канэки положил одну ладонь ему на макушку, зарывшись пальцами в его хвост и сдирая с него резинку, а другой сжал крепко плечо. Ута укусил жертву за нижнюю губу, чуть оттягивая ее, перед этим ощутив, как все тело того вздрогнуло от неожиданности. Несмотря на то, что они делали это второй раз, мастер посчитал, что мальчишке все еще нужна подготовка.       Руки мужчины блуждали по телу паренька, сжимая соски, проводя ладонью по внутренней стороне бедер, намеренно задевая член, который по-прежнему сочился смазкой. Мастер выдохнул и опустил голову, разрывая поцелуй, мягко коснулся соска и сжал его губами, немного посасывая, что выбило из мальчика тихий, но чертовски чувственный стон. Он обводил затвердевший бугорок языком, прижимаясь своим членом к его. Обхватил ладонью оба органа и начал водить по ним ладонью, с каждым мгновением все быстрее и быстрее, то сжимая сильнее, то ослабляя хватку, доставляя этим удовольствие и себе, и ему. Слышал, как сбивчиво дышит новоявленный гуль, как все новые и новые хриплые стоны вырываются из его горла. У Уты помутилось сознание, когда вспомнил, как с этих миленьких губ срывались громкие стоны боли и страха. Он едва не сорвался, чтобы вновь заставить страдать этого податливого паренька.       Когда ему надоело возиться с сосками, взрослый гуль усмехнулся и спустился ниже, беря член мальчика и проводя по нему шершавым языком и собирая часть выступившей смазки. Сам же внимательно смотрел на его лицо, на реакцию. Это того стоило: красные щеки, затуманенный взгляд, уже более громкий и протяжный стон, тонкие бледные дрожащие пальцы, сжимающие ткань покрывала. Будучи рядом, он ощутил, как кровать заходила ходуном от того, как Канэки выгнулся и зашевелил ногами. Какой ты страстный, так и хочется съест тебя, трахнуть тебя, сделать тебя своим, - промелькнуло в голове Уты.       Гуль до Канэки слишком долго воздерживался от сексуальных связей и теперь хотел оторваться с ним за все свое одинокое время. Внимательно следил, чтобы паренек не кончил раньше времени — не хотелось обламывать такое удовольствие по своей же собственной глупости только из-за желания доставить юноше как можно больше удовольствия.       Минет не входил в сегодняшнюю «трапезу». Вместо этого Ута отодвинулся и демонстративно провел пальцами по своим запачканным губами, собирая сперму и решив вновь использовать ее как смазку, раз не подготовился заранее. Ведь могло быть и так, что Канеки бы просто отказал и отправил его к чертовой матери. Приставив перепачканные влажные пальцы к мышцам, мужчина навалился на мальчишку всем телом, придавливая и не давай возможности двигаться. Надавив на вход, буквально рывком ввел в него палец, заставляя парня глухо вскрикнуть, изогнуться от боли. Рефлекторно зацарапав ногтями по спине, Канэки задрожал от боли. А глаз тем временем покраснел-почернел, высвобождая наружу ненавистную ему сущность. Ута чувствовал, как мальчишка совсем не следит за собственной силой, с каждым разом расцарапывая кожу все сильнее и сильнее. «Впрочем, это всего лишь месть за свою некогда разодранную спину», - промелькнуло в мыслях у мастера.       Он продолжил. Ута двигал пальцем внутри него, по-прежнему ощущая тот самый жар, который испытал неделю назад. К первому пальцу добавился второй, они все глубже погружались в мальчика, стараясь растянуть анус как можно сильнее. С первого раза прошло уже достаточно времени, поэтому Канэки был узким, как девственник. Пришлось похлопотать над ним.       Молодой гуль сминал пальцами простыни, пытаясь смириться с болью, а мужчина ловил все эти изгибы тела, томные вздохи и опьяненный взгляд.Покрывая поцелуями грудь, свободной рукой Ута ласкал маленький член, чтобы хоть как-то смягчить его страдания. Проводил по всему стволу, то сжимая, то ослабляя хватку, обводил головку и чуть надавливал на нее. Спустя несколько минут настойчивой ласки, мужчина услышал, как дыхание мальчика совсем сбилось к черту. Во всем его виде читалась мольба взять его как можно быстрее. Жаль, что мастер не услышит от него подобных слов. По крайней мере сейчас. В этой постели.       «Пора».       Вынув пальцы из растянутого ануса, Ута прижался к нему головкой, потерся ею о влажные расслабленные мышцы. Это было-таки испытание на прочность - резко не вогнать в него член на всю длину, едва только погрузив в него головку. Надавив на мышцы, мастер медленно входил в него, ощущая, как заполняет своего малыша. Когда он вошел в него до основания, то ощущения заставили Канэки сильно прогнуться, а его ноги, подрагивая, стиснули бока мужчины. Проведя ладонью по животу и груди паренька, немного давя на них, Ута тут же начал двигаться, не давая ни минуты на то, чтобы привыкнуть к глубоким толчкам. Он жаждал его стоны, чтобы он просил еще, чтобы показывал это всем своим видом. Незабываемое ощущение, когда трахаешь непорочное создание. Незабываемое ощущение, когда слышишь самую прекрасную мелодию, какую только мог напеть ему на ушко одноглазый гуль.       Глубоко двигаясь в нем и задевая чувствительную точку, Ута тяжело дышал, постанывая от нахлынувших ощущений: влажно, горячо, звук его сотрясающегося тела в своих сильных руках. Одной рукой мужчина сгреб его, а второй вздернул за бедра, чтобы проникать в него настолько глубоко, насколько это вообще было возможным. Канэки то сжимался, то разжимался. Мышцы сжимали весь ствол и когда мужчина изо всех сил толкался в него, то искры сыпались из глаз. Тем становился все яростнее, быстрее.       Неожиданно вздрогнул, почувствовав на талии тонкие, худые, но сильные ноги, которые сжимали талию словно тиски. Необычно чувствовать чужую силу, когда ты считал себя единственным, кто может ее применять. Такое подогревало интерес и полностью снесло крышу нерадивому насильнику. Быстрый темп и сильные толчки, иногда отдающиеся болью. Парень стонал, буквально извиваясь под ним, метаясь по кровати, будто пытаясь куда-то деться от нахлынувшего на него удовольствия и боли. Он уже слабо понимал что происходит и как бесстыдно действует сам. В нем остались только звериные инстинкты. Хотел этого мужчину. Всего. Сейчас.Абсолютно все не так, как в прошлый раз.       Ноги, сжимавшую талию мастера, зашевелились: то сжимали его еще сильнее, то одна из них опускалась вниз, будто ласково поглаживая, заигрывая. Тело мальчишки вздрагивало от толчков, а пальцы той самой опущенной ноги сминали простынь.Эти двое были почти на пике, когда взрослый гуль положил ладонь на маленький член, лаская его. Подогнав темп под тот, с которым он вбивался в желанное тело, мастер без устали водил ладонью вверх-вниз, одновременно кусая того в шею. На шее того уже и так красовались темные засосы. Канэки изгибался и все-таки исцарапал спину Уты в кровь. В комнате образовался смешанный запах из крови человека и гуля.       Вновь задев чувствительную точку, Ута укусил за мочку уха, оттягивая ее. Паренек сильно жмурился, застонав еще пронзительнее: громко и страстно. Изогнувшись, он запрокинул голову назад, цепляясь пальцами уже не за мужчину, а за ткань простыни, яростно сжимая ее. И резко все кончилось, когда с обоих сторон послышались громкие протяжные стоны. Канэки обильно кончил, перепачкав живот своего мужчины. Еще пара толчков и незваный гость разрядился вслед за своим любимцем, изливаясь в одноглазого и наваливаясь на него от неимоверной усталости, которая волной нахлынула на него после оргазма.       Оба тяжело дышали и еле шевелились. Оба едва понимали, что сорвались, но были согласны на столь быстрое сближение. Теперь они зашли слишком далеко. С хлюпающим звуком Ута вытащил свой член, видя, как стекает белесое семя по бедрам и ногам любовника. Зрелище было уж слишком милым для человека, который чрезмерно брезгует своей физиологией. Они пролежали вдвоем около часа, абсолютно ни о чем ни говоря друг с другом. Так, без слов, они разговаривали через язык тела: Ута неспешно поглаживал одноглазого гуля по щеке и волосам, а Канэки в свою очередь крепко обнимал и разглядывал мастера, касаясь кончиками пальцев его тату. Когда за дверями комнаты послышался шум, Ута завертел головой и возвел глаза к потолку. — Черт возьми, я надеюсь наши стоны не слышал весь Антейку, — сказал он, с беспокойством взглянув на лежащего под ним парня.       Мальчишка удивленно моргнул, наконец-то начиная все осознавать. Веселье только начиналось.