***
Следующий день выдался еще более ненастным, чем прежний. Ута еле разлепил глаза и высунулся в окно, как тут же намок. У него была привычка лезть куда-то без промедления, поэтому он всегда высовывался, чтобы посмотреть, как дела на улице: жара, холод, дождь или весенняя прохлада. Разочарованно выдохнув, масочник вернулся обратно к себе, плотно закрыв окно, и решил приняться за дело, как в дверь постучали. Было странно, ведь он вовсе не ждал гостей у себя, тем более в такую погоду. Невольно промелькнула мысль о гулях, которых он смачно расковырял ночью ранее, но стук был не настойчив, а значит, скорее всего, ему «работать» не придется. Лениво потягиваясь в своей старой серой майке со знаком «666», Ута вальяжно направился к двери, отпирая ее и чуть приоткрывая. Высунувшись, он замер, удивленно уставившись на парня перед ним. Длинное темное пальто с кучей заклепок из твердой кожи, такая же серая бесцветная шапочка и серебряные волосы. Он знал прекрасно, насколько они бывают жесткие. Сглотнув, Ута поначалу опустил глаза, уже намереваясь закрыть дверь, но ему не дали. — Ты не хочешь меня пускать как друга? — А, ну, да, мы же уже в таких отношениях, — съязвил Ута, не сдержавшись. Перед ним стоял Йомо. Казалось, что с того самого времени в нем абсолютно ничего не изменилось. — Ты зачем пришел-то? Я, знаешь ли, только проснулся и вообще не в очень потребном виде, — напыщенно и недовольно затараторил Ута, пронизывая Йомо своим внимательным взглядом. — Ты думаешь, я что-то у тебя не видел? — А разве друзья должны показывать свои тела друг другу? Не боишься, что опять не сдержишься, как в первую ссору? — прищурился Ута, еще более внимательно разглядывая серебряного. — Нет, исключено, — спокойно ответил ему Йомо. Ута задумался, будто взвешивал на весах Фемиды слова бывшего любовника. Потом все же с очень тяжелым вздохом отворил дверь и впустил его внутрь. Он не хотел показывать, что одет в трусы в черепушки, но деваться было некуда. Ута тут же отправился за штанами, сказав, что Йомо может раздеться и ждать его в маленькой кухне. Зайдя к себе, Ута быстро переоделся и кинул трусы на диван, недовольно подумав, что надо быть в следующий раз более осмотрительным с Йомо. Бывший же сидел на кухне и разглядывал все вокруг, однако он никогда не вертел головой. Его порой неподвижный взгляд поначалу всегда приводил Уту в ступор, но постепенно он привык. Да и после стольких событий он в целом привык к этой глыбе льда. — Чего зашел-то? Давай, выкладывай, ты обычно просто так не заходишь, — Ута собрал длинные волосы в пучок и затянул резинкой так туго, чтобы ни одна прядь не выпала. Плюхнувшись на стул, Ута манерно закинул ногу на ногу и поставил локоть на стол, демонстративно начав разглядывать свои ногти и татуировки. Мастер не хотел встречаться взглядом с парнем, потому что для него это было еще пока что тяжело. Сам он не понимал, как же Йомо остается таким холодным, как будто не переживает ни о чем. «Или я просто такой дурак эмоциональный?» — недовольно подумал про себя Ута, хмурясь. — Ты же заботишься о Канэки, так? — напрямую спросил Йомо. — Да, а что? Уже нельзя? — Ута не отрывался от самолюбования, полностью игнорируя Йомо. Масочник начал улыбаться, будто подсказывая «глыбе льда» нужный ответ. — Я видел вас вчера, — коротко сказал гуль, отчего Ута замер и медленно перевел взгляд на него. — Ну и что ты видел, м? — настойчиво произнес мастер, сжимая губы в одну тонкую линию, напрягшись. — Ты не думаешь, что те гули принадлежали к Аогири? — Нет, не думаю, — покачал головой черноволосый, снова возвращаясь к пальцам. Йомо пришел не по вопросу об их отношениях. Это уже радовало парня. — Думаешь, из низших? — Я не люблю категорию на низшие и высшие, ты же знаешь, — фыркнул Ута и откинулся на спинку стула, ставя ноги на сидение и обнимая их руками. — Просто я хотел преподать Канэки пару жизненных уроков, развеять эту наивность, которая в нем как камень преткновения. Парень должен знать, что жизнь — суровая штука, в которой вообще отсутствует понятие справедливости. Кто успел или силен, тот и победил. — Ты бы не показал свое кагунэ, если бы этого не хотел, — скептически произнес Йомо, ставя Уту в неловкое положение. — Что ты имеешь в виду, а, Йомо? — с ноткой недовольства произнес масочник, все-таки обратив взор на друга. — Ты преследовал другую цель, ведь так? — Даже если и преследовал, то думаю, что тебе не следует о ней знать, — хмыкнул мастер, отпустив колени и заводя руки за голову, принимая расслабленную позу. — Ты знаешь, что я хитрый. Сам думай и догадывайся. — Это же из-за Канэки, да? — Ну, в этом ты прав, — Уте не нравились эти кошки-мышки и угадай мелодию. Ему хотелось уйти и продолжить делать маски. — Они были слабаками, почему ты открылся? Это значит, что ты хотел либо напугать Канэки, либо показать ему свою сущность, так же? Ута скривился, поморщился и отвернулся. То, что Йомо зачастую видел его насквозь, как и его боевые движения, довольно-таки раздражало. — Иди ты нафиг, а, — недовольно пробубнил Ута, махнув рукой в его сторону, — это мое дело что делать и когда. — Просто это необычно. — Ну и что? — Ничего. — Вот и отлично. Поговорили. Ты только за этим пришел? — Ута вглядывался в Йомо, который ни кивал, ни вертел головой в стороны и фыркнул, вставая. — Можешь допить чай и перекусить что-нибудь. У меня было много заказов, поэтому я неплохо подзаработал. Потом уходи. Дав псевдоинструкцию, Ута поспешил ретироваться с глаз долой и направился прямиком в свою комнату. Зайдя в нее, он ощутил любимое мягкое освещение, которое давало такое ощущение, как будто он находится где-то глубоко под землей. Потянувшись, он разминал кости и мышцы, прикрыв глаза и чуть выгнувшись. Он каким-то образом умудрился пропустить едва слышимый шорох от двери, а затем и шторы, которую он вчера повесил на входе. Занавесив свое жилище, он ограждался ото всего. Но люди, как он понял позже, все всё равно умудрялись проникать внутрь. Теплые руки скользнули по серой майке, прижимая к большому крепкому телу. Ута почувствовал спиной мягкую ткань, видимо это был свитер – холодало же на улице. Мягкие волоски одежды даже через ткань щекотали кожу. Ладони кружили по животу и груди будто коршуны, ищущие место, куда можно впиться. Дыхание на секунду сбилось, мысли тоже, что позволило Йомо еще больше распустить руки. Его губы припали к шее, а затем тот укусил, отчего Ута невольно выдохнул. Ему казалось это все нереальным, он видимо просто провалился в дрему, когда упал на кровать. Йомо после расставания всегда был холоден с ним, зачем начинать все заново, когда он полностью отвернулся? Белоснежные зубы прокусили кожу, а указательный и средний пальцы погрузились в рот, тут же становясь влажными и скользкими. Именно когда Йомо сделал это, Ута понял, что пора прекращать происходящий театр глупых масок. Парень попытался вернуться, но был прижат тяжелым телом. Он всегда проигрывал тому в силе и тяжести. Ута отклонил голову в сторону и попытался изогнуться, чтобы не дать ласкать себя, но пальцы погрузились еще глубже – теперь их можно было ощутить и языком. Ута взбешенно встрепенулся и вывернулся, выдворяя пальцы, тяжело дыша, и только хотел накричать на Йомо, как услышал совершенно другой, тихий, но наполненный невообразимыми эмоциями голос. — Ута-сан… Йомо-сан… Ута подумал, что сейчас мир рухнул. Это был Канэки. Масочник резко повернулся, отпихивая заторможенного Йомо, который тоже был немало удивлен появившемуся Кэну. Сам же мальчишка был бледен, смотрел на них обоих распахнутыми глазами. — Это не то, что ты… - заторопился объясниться мастер, но Канэки его перебил. — Вы встречаетесь, Йомо-сан? — Нет, встречались. — Вот как… - поджал губы одноглазый гуль и опустил голову. Мастер тут же подошел к нему, но был остановлен рукой, которую молодой гуль выставил перед собой. — Я так хотел верить вам, Ута-сан, - Канэки поднял голову и в его глазах мастер прочел несоизмеримое разочарование. В нем. — Канэки… - Ута попробовал коснуться его еще раз, но молодой одноглазый гуль тут же сбежал. Макушка парня в одно мгновение исчезла, мастер даже не успел проводить ее взглядом. Ута стоял в дверях будто пораженный громом, все еще смотря вслед Канэки. Гуль в нем самом неожиданно ушел, оставив глазные яблоки человеческими, больше не подернутыми черной пеленой. Сейчас он был как обычный человек, которого обуяло одно из самых худших чувств. Ужас и страх почему-то охватили его сердце. Только после подобной сцены он все понял. Что выбор давно сделан, а кокетничать с бывшим молодым человеком, хоть и бывшим длительное время для него самым важным человеком – бессмысленно. Бессмысленно держаться за странное прошлое. Он все равно ни с кем не видел стабильности. — Йомо, что ты наделал…***
Ута выкуривал сигарету за сигаретой, погружаясь в собственные сумбурные мысли. Он не мог выкинуть из головы лицо Канэки. — Ты пришел, чтобы вернуться, да, Йомо? Они стояли над длинной рекой, на мосту, смотрели куда-то вдаль, где вода едва блестела от света луны. — Да, — тихо произнес Йомо, стоявший поодаль от черноволосого парня. — Лучше бы ты просто спросил, нежели так делал, — горько усмехнулся Ута, скользнув взглядом по серым макушкам деревьев, стоявших где-то вдали. — Или в штанах прижало? Серебряный стоял ровно, смирно, будто боец в армии и молчал. Их диалог больше походил на обрывки фраз, а то и вовсе на односложные предложения, между которыми интервал был в несколько минут. Им сложно было говорить друг с другом. — Ты же знаешь, что все кончено, Йомо, — наконец-то Ута повернулся и посмотрел на ранее так горячо любимого человека. — Ты меня уже не завлечешь одним сексом. Я больше не глупый парень, ищущий приключения на свою голову. Конечно, — он усмехнулся. — В другом плане я их ох как ищу, но… — он замер, вглядываясь в асфальт под ногами. — Прежним я с тобой не буду. — Этого и не надо. — Ты не понял, — масочник усмехнулся сильнее и наконец-то поднял на Йомо глаза. — Я не могу быть с тобой, потому что знаю, что тебе не нужен. Может быть, ты скучал, может нас и связывает много, может с тобой и стабильно, но… Я порой сам не знаю почему так… — выдохнул. — Пока ты меня отшивал, я уже спал с Канэки. — Ты же сам сказал, что секс не показатель. — Я знаю, — Ута мягко улыбнулся, смотря на Йомо. Мысль о Кэне и радовала его, и разрывала на части одновременно. — Ты помнишь, что было, когда я показал тебе мое кагунэ? Ты его чуть не разрушил. Ты хотел меня уничтожить, когда я тебе открылся еще очень давно. Может глупо, но я долго думал над этой маленькой деталью. В глубине души ты меня недолюбливаешь, да же, Йомо? Ута подошел к нему поближе, кладя свою ладонь ему на грудь. Он мог устраивать представления и похлеще этого, но теперь он должен был завершать свой затянувшийся спектакль. — И ты знаешь, что я прав, — Ута усмехнулся и приподнялся на цыпочках, касаясь своими губами губ Йомо, отчего тот замер в удивлении и напряжении одновременно. Мастер старался представить тот момент, когда был счастлив с этим человеком, когда был с ним так близок. Однако он так и не понял, удалось ли передать это все в поцелуе. Оторвавшись от него, Ута тихо произнес прямо в губы, но уже не касаясь их. Глаза встретились с серебряными, будто объясняя Йомо доходчивее свою идею. — И знаешь, я благодарен тебе за все. Действительно благодарен за ночи, дни, драки, да вообще за многое, каким бы засранцем я не был тогда. Спасибо тебе. Но мне кажется, что теперь я люблю Канэки. Прости, Йомо. Наверное, я вновь тебя разочаровал, — мастер усмехнулся и опустился на ноги, больше не приподнимаясь на цыпочки, чтобы достать до губ Йомо, и после этого немного размял колено. — На этом все. Прощай. Ута развернулся на каблуках и, напевая какую-то песню, оставил бывшего одного, идя сам не зная куда. В его голове все смешалось, а мысли пульсировали, будто у него подскочило давление. Он понимал, что теперь Йомо точно не будет приближаться. Он впервые сказал в их отношениях, в момент их разрыва, что любит другого. А значит, для Йомо он потерян. Однако они, как и прежде будут видеться, потому что их связало слишком многое, что уже никогда не разорвать. Блуждая по городу, он думал о Кэне. Надо было объяснить все от А до Я.