Потерянный

Поцелуи падают на кожу легкими осенними листьями, отдающими нежным, пряным ароматом, слабой, возбуждающей горчинкой. Невесомо, почти неощутимо… Шерлок делает вид, что боится его разбудить, Джон - что все еще спит… Как будто рядом с этим беспардонным агрессором такое вообще возможно! Он блаженно дышит в предоставленное плечо, пробирается пальцами мимо разомлевших розово-кофейных сосков, потягивает мягкими губами кожу на тонкой ключице… ластится, льнет горячим бедром к шелковому, заинтересованному паху. У альфы такая потрясающая мраморно-античная кожа, что кажется – прикоснись и обморозишь пальцы о ее ледяную безупречность. Но Джон точно знает, какая теплая и живая она на ощупь, какие неделикатные мурашки на ней высыпают от его близости… Шерлок еще ни разу не вытерпел дольше минуты - ловил маленькую ладонь, прижимал к губам и пил из нее счастье большими глотками. Жадно и ненасытно, как воду в июльскую жару… … Они спали короткими урывками, что-то ели, когда Шерлок наконец-то договорился с заумной микроволновкой на громадной кухне с длинным дубовым столом, рассчитанным человек на десять… У Анжело нет ванны – только маленькая душевая кабина с широкой частой лейкой. Но они каким-то волшебным образом помещаются в нее вдвоем. Джон, вымотанный сексуальным марафоном, довольный и расслабленный, сонно виснет на руках, и Шерлоку приходится прижимать его к себе сильно-сильно… и у них снова вскипает обоюдная эрекция… Некогда аккуратно застеленная кровать давно превратилась в бесподобные руины из скомканных одеял, мятых, влажных простыней, и разбросанных в самых неожиданных местах, сплющенных, безвозвратно растерявших свой обывательский стыд, подушек… Шерлок, даже не замечавший собственной наготы, беспардонно смущал ею Джона, который успел порыться в объемистом хозяйском гардеробе и теперь пытался соблюдать пристойность, набросив на голое тело безразмерную рубашку. Он по-девичьи стыдливо заливался краской, прятал глаза и воровато зыркал на джентльменский прибор, что пребывал в постоянной боевой готовности, важно покачивался при ходьбе, прижимался гладкой, как сливочная глазурь, головкой к поджарому животу, заговорщицки кивал синим, голодным глазам, стоило бессовестному владельцу повернуться к Джону своим роскошным фасадом. Джон вспыхивал, как шведская спичка и совращался с чувственной непосредственностью неофита… Глупая, бесполезная рубашка капитулировала и падала под ноги белым флагом. Тела яростно сплетались в рычащий, стонущий клубок, отыскивая друг у друга новые эрогенные зоны, пока Шерлок, потеряв терпение, либо опрокидывал свою добычу на спину, жадно присосавшись к растерзанным распухшим губам, либо ставил ее в коленно-локтевую, извиняющее целуя между лопаток, вдоль позвонков до самого копчика… Джон послушно прогибает спину, прижимаясь грудью к постели и пряча в подушку лицо – на ней обязательно останется алый бисер пятнышек от искусанных губ… Напор так ошеломителен, что нет ни одной мысли о сопротивлении и даже шуточной игре… принадлежать так сладко… и подчиняться… и отдавать себя… и таких шумных оргазмов, таких яростных толчков внутри он еще не знал… осторожный, нежный Шерлок может быть и таким - сильным хозяином, властным господином своего послушного наложника… и все затопила волна оргазма… кажется, он кричал… … Шерлок стоял возле окна и не спеша пил что-то из большой яркой кружки. Его не смущали ни собственная нагота, ни распахнутые, ничего не прячущие шторы, ни запоздалое вечернее солнце, высветлившее его фигуру до молочной белизны, по которой хаотично метались красные и синие отсветы. Джон потянулся, с наслаждением похрустев суставами, как большая мартовская кошка, натрах… нагулявшаяся до мышечной ломоты, сел и подвернул под себя ноги. - Почему они нас еще не арестовали? Догадаться о происхождении разноцветных огней было совсем не сложно. Полицейские мигалки во всех странах мира выглядели одинаково. Шерлок поманил его к себе и Джон, скатившись с кровати, нырнул ему под руку. Та немедленно обняла поперек груди, прижала, как величайшую ценность. Поцелуй тронул местечко ниже уха, где уже спала припухлость и красовалась метка - ровное ожерелье из темных вишневых бусинок. Джон на секунду прикрыл глаза, мурлыкнул, а потом с любопытством выглянул в окно и присвистнул. Почти всю улицу по обе ее стороны занимали полицейские машины, чуть дальше притулилась пара фургонов с развернутыми спутниковыми антеннами, возле самого входа дежурили трое или четверо сотрудников в форме с переговорниками в руках… Разноцветные зайчики от спецсигналов и фотовспышек метались по стенам домов, множась в отражениях витрин и окон. Люди внизу их заметили. Кто-то махал рукой, кто-то тыкал пальцем, кто-то торопливо нацеливал объектив в погоне за горяченькой новостью… - Поправка Бренсона. – Шерлок демонстративно целовал его в висок, в скулу, прикусывал мочку уха и кожу на шее, поставив, наконец, чашку и собственнически обняв Джона уже двумя руками. Их обнаженность била все рекорды – подоконник, как и во всех английских домах, был предательски низким. - Что? – слабо выдохнул Джон, запрокинув голову и закрыв глаза от накатившей слабости. Поцелуи творили с его телом что-то совсем непотребное… - Inviolable time, неприкосновенное время… - Шерлок прервал свою провокационную демонстрацию и убрал своего персонального Джона из зоны жадного, недвусмысленного интереса. – Если пара на время течки остается в одном помещении, их никто не посмеет потревожить до самого ее завершения. И не имеет значения – законна их связь или нет. Все последствия будут оценены уже после… Поправку приняли после того, как лет пятнадцать назад такую же, как мы пару вытащили буквально из кровати. Они не были женаты и сбежали от агентства… Как только их разделили, альфа в ярости свернул шею двоим полицейским из АНБ* и его пришлось застрелить. Омега, которого попросту вернули на прежнее место, совсем не сопротивлялся, но той же ночью распустил простыню на тонкие ленточки, сплел веревку и повесился… - Я никогда о таком не слышал, - потрясенно прошептал Джон, зябко завернувшись в одеяло… от услышанного его начала бить нервная дрожь. Они могли закончить так же… - Дело замяли. – Шерлок хмурился и жалел, что нет сигарет, - я нашел его в полицейском архиве… Но после того случая Карл Бренсон, в то время возглавлявший комиссию по… размножению омег, внес эту поправку на рассмотрение правительством, как меру по устранению угрозы психологическому здоровью нации. Поправку приняли, хотя она и не отменяет основной статьи закона… Он сел на кровать рядом с Джоном. - Ты боишься? – Шерлок уставился на него так, что у Джона снова все начинает вздрагивать. И он вдруг понимает – это Шерлок напуган… За него. Он улыбнулся, сбросив уже ненужное одеяло и потеревшись щекой о гладкое, теплое плечо. - Да. Но я потерплю… - Тебя посадят. Закон к омегам более жесток… Мне дадут условно и придется выплатить неустойку. Год, Джон… Тебе могут дать год. Конечно, когда брак аннулируют, тебя отпустят. Но понимаешь, маленький… - он сглотнул, так интимно назвав Джона, и прикоснулся кончиками пальцев к мягким губам. – Это потребует времени, а тюрьма - плохое место… - Я знаю. Перестань так переживать, Шерлок, я сильный… И мы сделали все, что могли. Надо просто немного подождать… Ты на мне женишься? Как честный альфа? И он так лукаво сверкнул своей беспечной синевой, что Шерлоку не осталось ничего, кроме как опрокинуть его на спину и начать снова целовать… в приоткрытые, ждущие губы, в смеющиеся, блестящие глаза, в маленькие родинки на золотых плечах, в каждое ребро, проступившее под кожей… а Джон зашелся хохотом, извернулся, вдруг оказавшись верхом, стиснул бедра крепкими коленями, решив на время поменять правила игры… Альфа слабо протестовал. Его, не чуждая романтизму, логика пыталась вставить свои пять пенсов – дескать, Шерлок тут не для того, чтобы Джон его ублажал, как раз напротив… но рот у это самого Джона оказался таким умелым, таким восхитительно настойчивым и жарким, что все жалкие остатки самообладания, не попрощавшись, отбыли в самый отдаленный край Чертогов, оставив своего хозяина самого разбираться со своей эрекцией… Губы спустились по шее в ямочку, на грудь, втянули темный сосок, обласкали языком, заставив его ощетиниться острыми мурашками, рука протиснулась под спину, огладив проступившую лопатку, чтобы прильнуть потеснее, и второй сосок разделил судьбу первого. Опасный, непредсказуемый Джон вылизал впалый живот, спустился к самому паху и нахально прижался лицом к мускусным кудряшкам, призывая к ответу возбужденную, не скрывающую собственного грехопадения плоть… Пальцы приподняли готовый к подвигам член, гордо истекавший прозрачной слезой на макушке розовой головки, лукаво полюбовался на млеющего мужчину… Ладонь сомкнулась у самого основания, плотно, ощущая всей кожей, как бьется внутри плоти хмельная кровь… раз - начал неспешное движение вверх-вниз… и обратно, крепко, очень медленно, следуя за рукой жадным, горячим ртом. …усталость свалила их к следующему утру после того, как начал стихать в крови гормональный шторм и пошла на убыль интенсивность взаимного влечения, оставив вымотанную парочку в нежных объятиях долгожданного сна. Когда они покинут эти стены, им определенно не поздоровится… но сейчас - только блуждающие улыбки, да крепкий запах мускуса и семени по всему дому… … - Зачем он все это сделал? – Джон успел неторопливо вымыться, привести себя в порядок и перебирал одежду из большой дорожной сумки, оставленной возле черного хода после звонка Шерлока брату. Репортеры порвут их на куски, но и на этих кусках им стоило выглядеть пристойно. - Мне очень жаль, Джон. – Шерлоку не нравился жесткий, как асбестовый лист, воротничок и он недовольно ворочал шеей перед большим зеркалом на фасаде платяного шкафа. – Когда человек убивает своих близких родственников… замечу, единственных родственников, самой очевидной причиной служат только деньги. Наследство твоего деда. Его неосторожное завещание, которое, как он считал, должно только сплотить братьев… Он не хотел говорить об этом теперь, когда у них остаются считанные минуты вместе. Это нужно было сказать дома, когда никто не стоит над душой, когда уютно трещит разожженный камин, а в пузатых бокалах маслянистой искоркой исходит старый коньяк или в толстых глиняных кружках, напоенный остро-коричной пряностью, согревает руки глинтвейн… когда анестетичная атмосфера прольется бальзамом на рану, что Шерлок собирается вскрыть… Но промолчать он все же не имел права. Галстук, что прислал Майкрофт, был темно-синим, как любимый шарф, как глаза Джона… с тончайшей серебряной полоской, как его волосы… Непонятно – был ли в этом какой-то особый умысел, скорее всего да – брат никогда ничего не делал просто так. Шерлок повертел в руках свой шелковый «ошейник» и сел на диван, где Джон разложив две рубашки, мучился над проблемой, какую уместнее будет надеть – горчичную - сочную, из мягкого шуршащего хлопка, или пепельно-серую с небольшим отливом, смахивающую на бронированную сталь… Шерлок не раздумывая протянул первую. - Твой дед Эван Уотсон любил обоих сыновей, как бы это не выглядело со стороны. Он вполне бы мог поровну разделить состояние, если бы не один фатальный секрет, что он хранил всю свою жизнь. По завещанию, младший получал родовое гнездо и небольшое семейное дело – пару отелей в местечке Кавершем, что близ исторических развалин старого замка Уотсонов… Старший – весь основной капитал, наследный титул виконта, но при условии, что женится и обзаведется хотя бы одним сыном, способным продолжить род. До того момента он являлся наследником номинально, и брат мог получить его долю со всем прилагающимся только если брат умрет, не оставив детей, либо, сам откажется от своей доли. Таким образом, пока Чарльз не вступил в брак и не обзавелся ребенком, в семье сохранялся паритет – и он, и Седрик благополучно жили в фамильном поместье, Чарльз свободно распоряжался состоянием, строил собственную карьеру. И этого порядка не могло нарушить даже рождение Гарри и Джона - Чарльз все еще пребывал в положении потенциального мужа и отца… Однако все изменилось в начале девяностых, когда индийские колонии получили независимость от Британии, и на родину пришлось вернуться Себастьяну Морану, полковнику пятого Нортумберлендского полка Ее Королевского Величества в Западной Бенгалии, и по совместительству, наемнику для особых поручений, заработавшего небольшое состояние на сделках сомнительной законности. Гражданской профессии на отеческой земле Моран не нашел, зато нашел своего давнего знакомого, бывшего любовника, Чарльза Кавершема… И именно Себастьяну, быстро отыскавшему подход к уставшему от одиночества мужчине, Чарльз доверил свой постыдный секрет… Хотя, что может быть постыдного в том, что ты носишь в своей крови проклятие отгремевших битв и чужих преступлений? Чарльз не мог иметь детей. Ген войны делал его неспособным зачать не только драгоценную омегу, но и так необходимого для наследования альфу. Отец знал… но он не только не исключил «бракованного» сына из числа наследников – напротив, он сделал его основным носителем титула. Пока был жив Чарльз, Седрик не мог ни на что претендовать, но и игнорировать или притеснять младшего тот тоже не мог, как постоянный сдерживающий фактор… Старый Уотсон не учел только одного – нельзя полюбить вечно угрожающий твоей шее дамоклов меч… Моран, как никто, замечал, как меняется мир. Должность шефа полиции сонного, провинциального городка, устроенная любовником, очень скоро ему наскучила, а не слишком приятное положение компаньона при богатом сожителе и вовсе бесило до глубины души. Конкуренции Моран не терпел… Сказать по правде, Чарльз долго сопротивлялся его идее избавиться от постоянной угрозы в лице брата, считая, что он и так достаточно защищен законами о наследовании. Но когда в правительстве было одобрена поголовная генетическая регистрация, он сдался… Неизвестно, кто именно стрелял по колесам машины Уотсонов, но совершенно точно - изначальные документы, украденные в клинике, Чарльз получил из рук Морана… Он не знал, что его разговор подслушала маленькая тихая Молли Хупер. Не знал, кто именно взял пакет с уликами с его стола. Понятия не имел, как и куда пропал уцелевший Джон… Но был уверен – кто-то знает… От слуг ничего вразумительного добиться не удалось, следы ребенка затерялись, а так как омеги на тот день не имели ценности в отношении наследства, то со временем сообщники успокоились, полагая, что ни документы, ни сам Джон больше не несут угрозы их положению. Погибших похоронили, а его перестали искать. Прошло двадцать лет. Чарльз сделал прекрасную карьеру. Он был пожалован в маркизы, что было невозможно, не имей он титула виконта, и получил высокую должность в Парламенте… И все складывалось для него как нельзя лучше, если бы не новая угроза с принятием Поправки Холмса о включении омег в правовое поле… И опять именно Моран забил тревогу. Что, если документы всплывут и выживший ребенок вернется в отчий дом? При самом нежелательном раскладе, он наследовал имя и состояние отца, мог вступить в брак и наплодить ублюдков… Дойди дело до проверки генетической чистоты, Чарльз мог утратить и право на титул, и место в правительстве. Конец карьере, конец репутации, вероятный пересмотр дела о гибели родственников, замятого Себастьяном много лет назад. И преступная пара начинает поиск свидетелей и вероятных участников. В газете появляется объявление от имени семьи из Уотфорд-Холла с поручением от имени покойного владельца вручить некоторые денежные суммы слугам, из числа работавших там в конце прошлого века… Как показали события, откликнулся только один – спившийся садовник Уильям Симс… Неизвестно, что он мог наболтать, но опытному охотнику на тигров ничего не стоило сопоставить факты и сложить два и два… Мужчина, имевший доступ в дом, и родственника, работавшего водителем на омежьей ферме… Кузен Симса - мистер Бойл, довольно преуспевший в маленьком бизнесе неподалеку от Гилфорда, знал еще меньше, но за причастность к событиям расплатился так же, как и Сэм, жизнью. Той самой омежьей фермы, где прятали мальчика, давно не было и в помине, но выяснить, куда попали ее воспитанники было совсем не сложно - достаточно проверить три-четыре десятка агентств в Лондоне и его окрестностях… Сложнее оказалось разыскать документы, украденные кем-то из слуг. Наиболее вероятным кандидатом оказалась Молли Хупер, но спустя столько лет ее следы затерялись. Кто-то, из знавших ее прежде, обмолвился, что в прежние времена за ней негласно ухаживал камердинер мистера Сердика Франклин Арчер. И спустя полгода пожилой мужчина был найден в своем доме мертвым со следами поражения током на правой руке… Полиция сочла это несчастным случаем – старик включил неисправный чайник и его убило электричеством… Куда проще? Но Арчер был левшой… И след от разряда располагался в ложбинке между указательным и средним пальцами с обеих сторон ладони. Как если бы кто-то приставил к ней электрический шокер и включил его несколько раз подряд… Франклин любил Молли. До самой смерти. Пожилого мужчину, страдавшего сердечной недостаточностью, пытали током, чтобы узнать ее местонахождение… Он ничего не сказал, потому что Молли нашли только спустя полгода. И она предпочла шагнуть с крыши, лишь бы не дать себе заговорить… А дальше… Моран нашел и подарил Джона любовнику. Поначалу, Чарльзу было достаточно просто иметь его под боком, чтобы быть уверенным в его неведении… А вот когда права на его омегу заявил Шерлок… да еще накануне принятия скандального закона… Холмс-младший настолько не дурак, что не удержится, чтобы не потянуть за ниточку любопытного клубка под названием «происхождение потерянного омеги»… Выход был только один - у Джона должен быть ребенок, несущий идеальную генетическую линию Уотсон-Кавершем… Если допустить… пусть на миг! …что Джон что-то вспомнит из своего прошлого, что вдруг… вдруг! …найдутся его документы и брак расторгнут, по британским законам Чарльз может претендовать на патронатную опеку ребенка, как старший наследующий родственник-альфа… Но он сам не мог обрюхатить племянника физически. Поэтому, очень кстати появился милый-милый Джеймс… О, Джим! Это вообще, отдельная песня… Шерлок замолчал, напряженно выискивая в застывшем лице Джона полутона эмоциональной реакции. Джон был спокоен. Слишком… как сгоревшая лампочка. - Он… - Джон с трудом прочистил горло, - он поэтому не чувствует меня? Из-за болезни? Он не мог поднять глаз, комкая полу незастегнутой рубашки. Шерлок поднялся, взял его ледяные пальцы в свои ладони, опустился на колено, подышал, согревая, как на морозе. - И да, и нет… Это главное, за что мне удалось зацепиться… ты такой молодец. Но давай, я все же помогу тебе одеться… Теперь все будет хорошо. Посмотри на меня, Джон. – Он приподнял его лицо за подбородок, мягко поцеловал в безучастные губы… почти безучастные. Джон моргнул и ответил, выдохнув из легких скопившуюся боль. - Когда мы отсюда выйдем, нас увезут к следователям и будут допрашивать… Не бойся, они ничего тебе не сделают - можешь рассказать о нас все, что они захотят знать. Это уже не имеет значения. Джон… - Шерлок вдруг вспыхнул самым настоящим румянцем, ярко заалев острыми, скульптурными скулами… ужасно трогательно и невинно… - извини, что спрашиваю, но мне нужно знать… Как ты думаешь… то, что мы… что ты… кхм… есть вероятность того, что ты…? Господи! Интегральная, высокотехнологичная машина «Шерлок Холмс» мялась и лепетала, как первокурсник на экзамене! Это было абсолютно антинаучно, и он чувствовал себя полным идиотом, потому что до сих пор никто так и не смог выяснить, как… чем чувствовали омеги, но… Они всегда совершенно точно знали ЭТО с момента зачатия… Джон перехватил его мятущиеся руки, уложил их себе на живот и улыбнулся. - Да, Шерлок. Ты станешь папой. Определенно… … Они сказали друг другу очень много. И очень мало – для всего не хватило бы и жизни… Возле входной двери Шерлок одернул на себе сдержанно-изысканный пиджак, непременно подчеркивавший стройность и аристократичность его осанки, окинул напряженные, сведенные лопатки Джона, едва заметно проступившие под тонкой тканью на его спине, положил руку на медную рукоятку. - Ты готов? Джон взглянул, воинственно поднял подбородок и решительно кивнул. Он не был готов, но черт его побери, если он это покажет! Мир плеснул им в глаза полуденным солнцем, десятками фотовспышек, плотным человеческим гвалтом, слившимся в одну неприятную, возбужденную ноту. Их моментально подхватили под руки – не грубо, но крайне жестко, каждый получил собственные наручники и скороговорку обвинения, зачитанную без злорадства и слишком уж торопливо, чтобы быть понятой. Едва не свернув шею, Шерлок успел увидеть, как Джона усадили в автомобиль с сильно затонированными окнами и двумя женщинами в форме с сержантскими нашивками. - Голову береги, - знакомо проворчал голос в самое ухо. Ладонь опустилась ему на затылок, заставляя пригнуться и сесть на заднее сиденье не ударившись. Скованные руки не мешали, он подвинулся вглубь, а рядом поспешно втиснулся хмурый полицейский, отпихивающий бесцеремонную корреспондентку, тычущую ему в лицо диктофоном. – Без комментариев… Дверь глухо хлопнула, взвизгнули покрышки, Шерлока опрокинуло на спинку пассажирского кресла. - Ничего не говори, - инспектор так и не взглянул ему в лицо. Но Шерлок и так молчал, и в тяжелой паузе Лестрейд почувствовал себя неловко. Он кашлянул, похлопал по карманам, глянул в мешанину улиц. - Слушай и запоминай. Тебя, скорее всего, отпустят под залог, но Джону точно светит срок - супруг уже написал заявление. Майкрофт передал документы в регистрационную палату, но потребуется экспертиза, а это три-четыре дня. Джона скорее всего отправят в тюрьму Уандсворт - там есть отдельный блок для омег… не дергайся, там неплохие условия и за ним приглядят… Лучше подумай, что сказать следователю и, пожалуйста, на этот раз воздержись от обычных оскорблений… … Их допрашивали двое суток с перерывами на короткий сон и скудный обед… Они ничего не отрицали, но АНБ требовало все новых и новых подробностей, с холодным анатомическим интересом уточняя детали и стараясь деморализовать и вывести подследственных из душевного равновесия… …позы? Верхние, нижние? Колени, спина? Сколько раз за сеанс и как глубоко? Извращения, неестественный секс? Оральное удовлетворение? Насколько сильными были оргазмы по шкале от нуля до десяти? Кто инициировал первый коитус? Что вы при этом говорили? Какие прикосновения возбуждали сильнее всего? Как любовник себя вел в постели? Была ли полноценная сцепка? Если да – сколько и как долго? Степень семяизвержения… Снова и снова. Джону пришлось пережить еще и унизительный медицинский осмотр с обязательным забором проб биологического материала… Из интимной части собственного допроса Шерлок устроил целый эротический экзерсис**. Своим бархатным, полным сексуальных подтекстов голосом, он выдавал одну подробность за другой таким вожделеющим тоном, словно читал порно-роман в радиопостановке. Один из допросов закончился конфузом, когда мистер Андерсон, второй следователь постыдно кончил в штаны после красочной, предельно-детализированной сессии «Джон сверху на узле со множественными оргазмами»… Им ни разу не позволили связаться с близкими, а статьи, по которым было выдвинуто обвинение, отказывали им в праве на адвоката… Шерлока действительно отпустили под залог в полтора миллиона фунтов, а на слушание дела в суде Джона не допустили. Омег всегда судили заочно, согласно положению от 1876 года, считая их заведомо виновными в силу своей животной природы. Шерлок присутствовать мог, но всего лишь, как соответчик. Слова ему так и не дали, а за три или четыре резких комментария и вовсе пригрозили удалить из зала… Документы, подтверждающие происхождение Джона в деле не упоминались, так как нелигитимность его брака уже была вынесена в отдельное производство. Шерлоку, за присвоение чужой собственности и использование последней в целях, противоречащих нравственности, вынесли три месяца лишения свободы условно, обязали выплатить компенсацию владельцу в размере ста тысяч фунтов и пяти тысяч штрафа в государственную казну за нарушение общественного порядка… Джон получил один год заключения в исправительном доме Суррея – тюрьме Уандсворт, где он пребывает на этот момент. Однако… тут судье пришлось выдержать паузу, и зал напряженно загудел, как растревоженный улей… однако, в виду беременности осужденного дело о его дальнейшее судьбе передается в ведение ювенальной юстиции*** для установления отцовства и назначения опеки, так как одновременно два альфа-кандидата претендуют на права владения вышеозначенной омегой. Шерлок очень надеялся увидеться с Джоном хотя бы в зале суда… Но вместо него он был вынужден лицезреть самодовольное, полное холодного превосходства, лицо Милвертона. Тот бросил на него тяжелый, ненавидящий взгляд, презрительно скривил тонкие губы и отвернулся. Они столкнулись еще раз, покидая короткое заседание, оказавшись лицом к лицу в просторном фойе за громадными, тяжелыми дверями из дуба, очевидно еще заставшего казнь Кромвеля. - Как можно было так поступить с собственной кровью? - Шерлок не смог удержать рот на замке. – Вы отлично знали, кто он. - Как? – Зло сощурив глаза, Чарльз надвинулся, окатив соперника цианидной ненавистью в концентрации, способной убить все живое в радиусе пять миль. – Как?! Лучше спроси драгоценного братца, как можно ставить права человека в зависимость от его физического состояния… Наш добрый папочка так уважал законы, что не мог пойти наперекор собственной слепоте… он так носился со своими сучками… - мужчина с ненавистью выплюнул бранное слово, - у него не хватило ума понять – времена меняются, а природа человеческих особей нет… Единственное, что хоть чего-то стоит – это деньги и власть! Чувства – слабость, которая все портит… И ты сполна хлебнешь той же ложкой, Шерлок… - Аносмия****… – В голосе альфы прорезалась издевка, кривя красивые чувственные губы. – Все настолько очевидно, что никому не пришло в голову… Лишь несколько препаратов дают такой неприятный побочный эффект… Например комбинация месалазина и тиопентала… Ведь это Ваш квебекский филиал занимается их разработкой? Они блокируют следы распада белков, замедляя процессы деления дефектных генов… и они не проявляются в контрольных пробах. Но зачать ребенка это не поможет… ведь так? Милвертон не ответил, но то, до какой непроглядной черноты потемнели его глаза говорило само за себя. Он судорожно сжал кулаки. - Почему вы просто не убили сразу Джона, когда нашли? – Шерлок не мог остановиться, его несло. Но стоило произнести свой вопрос вслух, как его накрыло осознание, и шелковые брови взлетели вверх, - о… сантименты… Он слишком похож на отца… на Деми. Ведь Вы любили его, верно? Вы и теперь его любите… иначе, зачем было хранить старые фотографии? Вы не смогли избавиться от них, как и от памяти… Чарльз снова промолчал, судорожно вдохнул, расправляя плечи и разворачиваясь на каблуках. - Я знаю, как и почему Вы убили брата, зачем нашли Джона и почему погибли Симс, Бойл и Арчер… - ударило его в спину. – И сейчас я предлагаю Вам снять все обвинения, публично порадоваться чудесному возвращению племянника. Только в этом случае я готов забыть о Вашем существовании и оставить в прошлом Ваши преступления. Моего состояния достаточно, чтобы Джон не выдвигал имущественных претензий - я дам ему все, чего он достоин… Единственно, я вынужден нарушить обещание сыну светлой памяти мисс Хупер… Но перед ним я отвечу сам. - Ты ничего не сможешь доказать, - милорд резко повернулся, - дело давнее и Себастьян позаботился, чтобы свидетелей не осталось. Джона ты никогда не получишь. Он мой по праву супруга, а за ребенка – спасибо. У него чистая кровь и он вполне может наследовать… Я, как обманутый, но любящий муж, прощу моего славного Джона и дам его выродку свое имя… - Жаль разочаровывать, но Джон носит моего ребенка, - Шерлок хмыкнул, сунув руки в карманы, - а документы о расторжении брака Вы получите через пару дней… Помните Молли Хупер? А… Вижу, что помните… Эта слабая женщина Вас все же обставила. Три дня назад генетические карты Уотсонов, что Вы так поспешно сочли утраченными, поступили в регистрационный банк. Письменные показания Гарольда Лоу… вернее, Гарольда Хупера подтвердили обстоятельства их обнаружения. Джон получит свободу и все права уже на этой неделе. Обвинение снимут за отсутствием состава преступления. Белый от ярости Милвертон едва удержался, чтобы не схватить его за шею, чтобы услышать, как хрустнут позвонки. - Неужели? Запомни, щенок… Твой ублюдок родится в тюремной больнице… Твой дорогой Джон останется там, где его место и будет самой востребованной шлюхой… либо там, либо в самом дешевом борделе, что найдется в Англии… Удачи! Вам обоим! Толкнув плечом, он обогнул помрачневшего Шерлока и удалился походкой триумфатора… Шерлок задумчиво смотрел ему вслед, покачиваясь на каблуках. Чарльз Огастес Милвертон не бросал слов на ветер, и к его угрозам не стоило относиться легкомысленно… Тигру прищемили хвост, но забывать о его клыках отнюдь не стоило.