Обещание

Джонатан пришел на аллею, где он когда-то встретил Мину: сейчас ему казалось, что прошла уже целая вечность с того момента. Он относился к ней с искренней нежностью и заботой, но иногда ему хотелось, чтобы в ней появился огонек задора, которого порою недоставало. Молодой человек сразу же увидел на лавке подруг и подошел. - Здравствуй! – радостно воскликнула Мина, вставая. – Люси, это Джонатан Харкер; Джонатан, это Люси, моя лучшая подруга. - Не могу выразить словами, как мне приятно с вами познакомиться, - произнес он с нажимом последнее слово и поцеловал тыльную сторону протянутой руки. - Спасибо, что нашли время уделить нам внимание. – не осталась в долгу Люси. – Это крайне мило с вашей стороны. Мина с удивлением посмотрела на подругу, но ничего не сказала. - Что ж... – прочистил горло журналист. – Смотрю, вы не скучаете? – он выразительно посмотрел на вышивание в руках девушек. Его цепкий взгляд остановился на исколотых в кровь пальцах рыжеволосой. – Что это у вас? Кровь? - А вы ожидали увидеть воду? У меня в жилах не вино течет, - попыталась улыбкой смягчить ответ Люси. - Не любите рукоделие? – без интереса, но учтиво спросил Джонатан, присаживаясь рядом с ней. - Ненавижу. – лаконично ответила та. – Если бы не Мина – и не прикоснулась бы. Вышиваю я отвратительно. - О, Люси такая шутница! – попыталась Мина сгладить неловкую ситуацию. – У нее... весьма... необычное чувство юмора, но ты привыкнешь, уверяю!.. «Будто он жить со мной собирается, - угрюмо подумала бестия. – Какое ему дело до моего чувства юмора!» Мина в обществе двух близких ей людей чувствовала себя абсолютно спокойно и уверенно; она не подбирала слова для разговора и не лукавила. Люси же чувствовала себя не в своей тарелке, она была необыкновенно напряжена – хоть Джонатан и не напоминал об их встрече в саду, в самом его облике, случайных жестах и взоре светлых глаз проскальзывала усмешка. И несмотря на это, девушка понимала, что должна каким-либо образом сообщить ему о ночном происшествии; она почему-то была уверена в том, что если он и не может ее защитить, то обязательно знает, что же с ней случилось и как объяснить эти две саднящие отметины. Но как побеседовать с ним наедине, если рядом сидит подруга – невеста единственного человека, который, возможно, способен ей помочь? Увести его – дурной тон, но обсуждать это при подруге и переполошить ее – еще хуже испорченной репутации: та бы обязательно разволновалась и заламывала бы руки, хлопотала бы, как могла, чтобы помочь, и этим бы более угнетала деятельную Люси. Той бы казалось, что она уже одной ногой в могиле и ожидает хор плакальщиц на свои похороны. - Да, я вижу, что твоя подруга имеет ряд черт, способных шокировать кого угодно; наслышан о вас. - То же могу сказать о вас, Джонатан, - стрельнула глазами та. – Расскажите о себе, о своей работе, которая для вас важнее свадьбы. Джонатан хмыкнул, проигнорировав явную издевку со стороны, и улыбнулся краешком рта. - Не самая интересная тема для двух очаровательных барышень. - Джонатан, не будь букой, - улыбнулась блондинка. – Люси у нас чрезвычайно активная девушка. А мне было бы крайне любопытно узнать, над каким же делом работает мой жених. Мина не смогла удержаться от этого ласкового и серьезного обращения: для нее определение «жених» было чем-то важным, каким-то символом нового этапа жизни. Под двойным натиском молодой человек не устоял, но все карты, разумеется, раскрывать не стал, справедливо считая, что таким образом подставляет под удар не только себя, но и Мину... и это так же опасно для Люси... Он взглянул на ее платье и изумленно приподнял брови: на улице тепло, к чему она надела практически монашенский наряд, да еще закрыла шею – что вообще немыслимо для модниц... - Тема моей работы, - прокашлявшись, ответил журналист, - это суеверия разных народов. Я съездил по делам в Трансильванию, и эта поездка натолкнула меня на мысль, что именно здесь, в сердце Карпатских гор, зародились... Люси едва сдержала зевок: «неужели ты всегда такой зануда, прекрасный рыцарь сердца юной белокурой Брунгильды?» - ...и я решил посвятить довольно объемный опус поверьям и легендам. – завершил он наконец. - Замечательно. Просто ужасно увлекательно. А вот вы в своем... репортаже делаете упор на какие-нибудь... определенные легенды и предания? - Да, - немного подумав, ответил он. – Люси, интересуетесь мифологией? - Отчасти. Хотела бы у вас проконсультироваться по одному вопросу. - Попробуйте. - Не сейчас; не хочу утомлять Мину... Думаю, ей занятнее слушать вас, а не меня. Оставьте адрес, я вам напишу. Люси понемногу освоилась, и к ней вернулась былая простота в обращении и шутливая доброжелательность. - А на каких легендах и по какому принципу ты делаешь упор в своей работе? – подняла голову от вышивания невеста. - По-разному, - повернулся к ней жених. – Полагаю, в зависимости от того, насколько распространено то или иное сказание. Чаще всего ходят слухи, например, об оборотнях, это буквально повсеместно... Джонатан боялся, что девушки не удовлетворятся этим ответом и начнут расспрашивать подробнее, к примеру, о вампирах – той самой теме его исследования. Но, видимо, ни одна из не уделяла должного внимания этой ветви истории, поэтому его ответ был принят. Плавно разговор перешел на другие, более широкие темы; от балов у некой мадам N до книг, которые сейчас принято читать. Молодой журналист веселил невесту, снисходительно упоминая «законодателей моды», которые едва слушали оперу, но упорно рекомендовали ее к просмотру и настоятельно советовали посетить в ближайшее время. - «Ах, это было так чудесно! Феерично! Эйфория, мсье Харкер, все, что я могу вам ответить!», - заявляла мне тогда одна гостья. – Джонатан очень похоже передразнил чужую манеру говорить с придыханием. – Она восклицала столь громко, что остальные оборачивались. На самом деле оказалось, что она даже не могла припомнить ни одной занимательной сцены, которая бы повергла ее в такой экстаз. Заливистый серебристый смех Мины разносился по аллее; взгляд молодого человека стал теплее, когда невеста рассмеялась. Одна Люси была непривычно задумчива и тиха, хотя из приличия делала вид, что слушает неторопливую беседу. - Вам с нами скучно? – немного язвя, поинтересовался Джонатан. – Наше общество вам докучает? Мина с упреком посмотрела на жениха. - Нет... – не заметила насмешки та. – Вы сказали об оборотнях... - Да; - превратился в слух он. – Что-то не так? - Я бы хотела спросить... Они... ведь... они убивают? Сразу? - По сути – да, но вдруг вам повезет. – пожал плечами исследователь. – А почему вас это интересует? - А они выглядят как люди? – проигнорировала вопрос Люси. Мина недоуменно моргнула и отложила рукоделие. - Днем. В полнолуние обращаются в животных, и только тогда могут убить. В Средневековье даже придумали название для этого «недуга» - ликантропия. Если желаете, могу дать вам свою книгу. - Нет, спасибо... Вы мне... очень помогли. Джонатан пристально взглянул на нее. Девушке показалось, что он был обеспокоен и излишне насторожен. Люси сочла нужным объяснить свое поведение: - Я где-то наткнулась... в газете... На рассказ. И решила спросить. Мина улыбнулась и бросила на нее взор, полный заботливой усталости, так мать глядит на испачкавшееся вареньем дитя: с некоторым изнеможением и нежностью. - Люси, тебе в голову лезет Бог знает что! Подумай о чем-то радостном! - Действительно, Люси, не забивайте вашу очаровательную головку... – протянул журналист. – Вам следует танцевать на балу, а не читать на ночь газетные страшилки. Люси неуклюже улыбнулась: - Спасибо, я приму к сведению... Однако... Мы слегка засиделись, - она чуть заметно кивнула на часы. – Нам пора идти, мсье Харкер. – она встала и расправила складки платья. - Разрешите откланяться, - улыбнулся журналист. – Люси, позвольте вашу ручку. Девушка протянула ладонь, боясь вновь вздрогнуть. - До свидания, мадемуазель Вестенра. – с какой-то странной интонацией протянул молодой человек. – Надеюсь, еще увидимся. Растерянно улыбнувшись, Люси поспешила уйти, чтобы не мешать паре: Мина, конечно, никогда бы е сказала, что подруга ей мешает, поэтому бестия сослалась на неожиданно приключившуюся головную боль. Уже подойдя к порогу дома, она обернулась и увидела, как Джонатан нежно целовал Мину, у которой от смущения выступил румянец на щеках...