Обещание

Дождь барабанил по стеклу, словно играя колыбельную. Капли отскакивали от изумрудных листьев и стекали по стеблям цветов, жадно хватавшим влагу. Холодный свет луны отражался в лужах; звезды ярко блестели на темно-синем бархате неба, словно россыпь совершеннейших алмазов. Люси не любила ливни и плохую погоду: все в ней противилось ненастью, ей ближе было солнце и веселье, в противовес задумчивой Мине. Мадемуазель Вестенра спала очень чутко, словно кошка, поэтому даже такая мелочь, как мелодия дождя, могла легко разбудить ее. Девушка закрывала уши подушкой, заворачивалась в одеяло, утыкалась в наволочку и считала баранов (порой «баранами» были ее хорошие знакомые), но сейчас ничего не помогало – у нее уже даже мелькнула мысль выпить горячего чаю, чтобы успокоить нервы. Она перевернулась на бок и открыла глаза, чтобы привыкнуть к темноте. Поверхностная, девушка практически забыла о странном визитере, лишь жжение ранок заставляло ее об этом вспомнить; Люси встала было с постели, но заметила тонкий белый силуэт возле картин, похожий на привидение из книжек. Сердце ее замерло. - Мина? – с недоверием прошептала Люси, желая и боясь услышать (или не услышать) ответ. – Ты почему не спишь?.. Фигура в белом не ответила, но повернулась. На бледном лице Мины застыла блаженная улыбка, будто ей снилось нечто приятное; глаза ее были закрыты; она шла, повинуясь чему-то – или кому-то. Стройный прямой стан плавно двигался в темноте, словно в медленном танце; светлые волосы видения были раскиданы по точеным плечам – она была прекрасна; и это зрелище вполне могло бы быть очаровывающим, если бы не было столь жутким: по себе Люси знала, чем это может закончиться... Блондинка осторожно ступала босыми ногами по скрипящим половицам. - Иду, - пробормотала она и неожиданно рассмеялась. Смех был пугающе ненатуральным, деланным, жутким; так смеются сломанные куклы, брошенные за ненадобностью на чердак. Люси, борясь с леденящим душу ужасом и оцепенением, решила проследить за подругой, чтобы понять, что ею движет: обычное расстройство сна, вызванное, возможно, волнением, или что-то другое, куда более опасное... Мина, почти истерично смеясь, вышла в сад. Погода неожиданно испортилась: завыл ветер, яростно срывая листья с деревьев; дождь усилился и больно бил ледяными каплями в лицо, словно отравленными стрелами; они нахально затекали за шиворот, оставляя неприятный мокрый след. Спящей, казалось, все нипочем: она упорно шла вперед к какой-то цели, известной только ей одной. Люси пряталась неподалеку и молилась всем известным ей богам, чтобы это поскорее кончилось: стало ясно, что с посланием Джонатану откладывать нельзя, и чем скорее она напишет – тем лучше... Тут Мина остановилась возле каменной статуи горгульи в центре лабиринта. Вдруг из ниоткуда появился мужчина в черном – тот самый, что искушал Люси. Он внимательно взглянул на Мину и провел пальцем по ее щеке и губам. Она очнулась и в страхе отпрянула от него. - Не бойся... – голос его звучал также страстно, как и впервые. – Я не... причиню тебе вреда. Мина с непониманием и ужасом глядела на огромную фигуру перед ней. Где она? Как сюда попала? Кто это и почему он выглядит таким злым... и несчастным? Мужчина подошел к ней ближе и припал к ее губам. Та не стала сопротивляться, понимая, что он во много раз сильнее ее. - Ты не помнишь... – с горечью произнес незнакомец и исчез. Люси вышла из укрытия и едва коснулась плеча подруги. Та, вздрогнув, повернулась. - Кто это, Люси? Как ты... Как я... – спрашивала Мина, дрожа от холода и страха. – Кто... Зачем?.. Кого я должна помнить?.. В чем дело, Люси? Я не понимаю!.. Она не могла собрать разлетающиеся мысли, фрагменты упорно не хотели собираться в голове в картинку. - Я помню... Голос. Ясный, глубокий голос, - отчетливо произнесла Мина, прикрыв глаза. – Знаешь... он... обволакивающий, спокойный... И слишком страстный, пламенный... Это было будто в какой-то другой жизни... Люси поняла, что описывает подруга, ведь она сама пережила это. - И ты ... больше ничего не помнишь... из «другой жизни»? – спросила она осторожно, помогая блондинке идти. Мина покачала головой. - Разве что... Глаза. Черные, как угли, они словно в душу смотрят... И в них... жизни нет. Боль, печаль, ненависть... Но жизни нет. Рыжеволосая не обладала умением так красочно описывать детали, поэтому не сумела бы вспомнить облик визитера в так подробно, как это сделала блондинка. Но очевидно, что и к Мине, и к Люси заглядывал один и тот же... человек? Или это что-то другое? - Мина... это просто дурной сон. В комнате было душно... - Ты правда думаешь, что я в порядке и пытаешься уверить в этом меня? – горько усмехнулась девушка. - Перед свадьбой... Считай, что ты утомлена... - Люси, глупо отрицать очевидное! - Что – очевидное?! - Я больна! Нездорова психически! Хожу по саду – не осознавая – и слышу странные голоса! Это, по-твоему, нормально? - Не будь так категорична; я уверена, что... - Люси! Я читала об этом в книгах. Люди сходят с ума, и одним из проявлений... - Люди вообще имеют обыкновение престранными делами заниматься, однако никто не считает заскоки светских львиц психическим расстройством. Пойдем; успокойся, все наладится. – Люси, упорно умалчивая о своих догадках, тащила Мину за руку. - Люси. – резко остановилась та. - Что? - Ты ведь... если я все-таки сойду с ума... - Слушай, - с плохо скрытым раздражением сказала рыжеволосая. – еще одно слово о твоем «расстройстве» - и уже расстроюсь я. Ты же не хочешь волновать Джонатана, правда?.. - Нет, но... - Прекрати нести чушь, - отрезала Люси, смутно понимая, что сама может считать себя такой же. - Нет, ты послушай, - настояла обычно робкая Мина. – Если со мной что-то случится... Не только это... Вообще... Ты и Джонатан... «О нет, только не это!» - Да-да, я помогу ему в печали и горе; пойдем... - Нет. Вы поженитесь. Я видела, как... вы друг на друга смотрите, и... «Черт!» Теперь озадачена и удивлена была Люси, но ни единым жестом, ни единой гримасой не выдала своего изумления и раздражения: происшествие, несомненно, было из ряда вон выходящим, но отнюдь не повод сходить с ума – во всех смыслах. Но... неужели она видела – вернее, чувствовала, - ту искру, что промелькнула между Люси и Джонатаном?.. - Я выйду за него, и он будет глубоко несчастлив в браке. Этого ты хочешь? – хмыкнула насмешливая бестия. - Люси... – улыбнулась другая. – Я уверена, что ты... ты... Он не будет... Если и быть другой женщине... раз уж на то пошло, ею должна быть ты. Люси хотела закатить глаза, но Мина внимательно на нее глядела. - Ладно, ладно, - отмахнулась та. – Только пойдем, а то холодно. - Нет; пообещай. - Я, Люси Вестенра, клятвенно обещаю выйти замуж за Джонатана Харкера и сделать его таким образом самым несчастным мужчиной на свете, потому что Мина Мюррей мечтает оказаться в психушке. – скучающим тоном произнесла она. – Так? - Хотя бы; - вновь улыбнулась Мина. – Спасибо... – поблагодарила она и покорно пошла за подругой. Значит, на их физиономиях все мысли крупным шрифтом написаны, думала Люси, ложась в постель. А она-то считала, что ничего не ясно – да даже она сама не понимала, что испытывает по отношению к Джонатану!.. А проницательная Мина... все равно уверена в возлюбленном. «Завтра же напишу ему... – глядя в потолок, решила девушка. – Надо... с этим разобраться». «Джонатан, Надо срочно встретиться. Через час на веранде у усадьбы. Л.В». Именно такую записку получил журналист, едва проснувшись. - Когда прислали? – спросил он слугу, неуклюже застегивая рубашку. - С полчаса, мсье. - Отлично. Джонатан понятия не имел, о чем собирается говорить Люси, но подозревал, что это как-то связано с разговором в беседке, иначе с чего бы ей, красивой девушке, этим интересоваться? У нее могут найтись дела и поинтересней всяких оборотней!.. Журналист собрал в стопку все листки и квитанции, что валялись у него на столе, а вышколенный, тщательно вымуштрованный слуга, не смея что-либо сказать, с каплей удивления смотрел на хозяина: никогда тот прежде не вел себя так рассеянно. - Меня ни для кого нет, - бросил молодой человек, уходя. – И когда вернусь – не знаю. Прислужник пожал плечами: - Как изволите. - Замечательно. ...всю дорогу до усадьбы Джонатан пытался разобраться, только ли чувство долга им движет, и если нет – то что еще? Только ли осознание того, что он может – или попытается – помочь Люси подгоняет его? Он не понимал себя, и это его настораживало: всегда уверенный в себе, в невесте, сейчас журналист терялся в догадках и путался в лабиринте чувств и мыслей, списывая это на открывшиеся перед ним ворота Тайны, что он постигал. Прежде скептичный, Джонатан отвергал любое проявление необычного и «противоестественного». Теперь приходилось мириться с тем, что помимо людей существует что-то еще – опасное, сильное и беспощадное.