Обещание

Через несколько дней Мина уехала. Дом Люси опустел; в нем не разносился больше задорный девичий смех, не лежали на столике нитки в ожидании умелой рукодельницы, не раздавался быстрый шепоток секретничающих подруг... Люси испытала облегчение: не нужно больше прятать чувства, можно спокойно плакать, уткнувшись лицом в подушку и рассказывать обо всем белоснежной наволочке, не боясь осуждения. С другой стороны, девушка опасалась повторения истории: ранки зажили и не напоминали о себе, но память не залатаешь: чтобы забыть такое, требуется значительное время... Она сидела за столом и бездумно водила пером по белому листу бумаги. Выходили глупые рисунки, бессмысленные надписи, отображавшие всю путаницу в голове. Каждый лист был словно главой ее жизни, которую она не сумела начать – и должным образом закончить. Следовало написать Джонатану – но каждый раз, выводя чернилами его имя, девушка вспоминала прикосновения прохладных пальцев к ее шее. От вороха мыслей ее оторвал негромкий, но настойчивый стук в дверь. - Войдите. – равнодушно отозвалась Люси, машинально скомкав листы. - Добрый день, Люси. Вы мне так и не написали. – улыбнулся Джонатан, чуть склонив голову. - Я... как раз хотела это сделать. – она попыталась незаметно выбросить испорченную бумагу. - Дай угадаю: тебе вновь что-то помешало. Так, а это у нас что?.. – он обратил внимание на свое имя. – О, гляди-ка, и правда пыталась. Снимаю... снял бы шляпу, если бы она у меня была. - Извини, я ... задумалась. - Порою мне хочется знать, что творится в твоей очаровательной головке, Люси. - Мне самой очень хотелось бы узнать, что же там происходит, - буркнула она, отвернувшись к окну, где сгущались черные тучи. – Если ты по поводу Мины, то... - Я знаю; пару дней назад она пела тебе дифирамбы и обронила что-то вроде... что едет отдохнуть. – Джонатан пожал плечами. Задумавшись о чем-то своем на какое-то мгновение, он хмыкнул и сел слева от стола. - Вот и чудесно. Наступило неловкое молчание. - Неужели не догадываешься, зачем я пришел? - Нет. Журналист приподнял брови. - Ты ли это, Люси Вестенра? - Я. Ты решил поговорить о вампирах, выяснил, как отправить их... на тот свет, если он для них существует?.. - И это тоже. - А первоначальная причина визита...? - Скажем так, меня распирает любопытство: как долго мы будем делать вид, что все хорошо. Меня ни капли не радует мысль, что на свадьбе ты будешь ходить с кислой миной и портить всем настроение. - Не обольщайся. - Мне бы очень не хотелось видеть тебя с видом женщины, только что потерявшей мужа. - Ты не поверишь: мне тоже. И для справки: я буду искренне радоваться. - Конечно, будешь. – журналист придвинулся к ней как можно ближе и аккуратно взял за подбородок. – Ответь мне на один вопрос: не проще ли сейчас все выяснить, разобраться с кровососущей тварью и жить в мире и согласии, чем... Нет, не отводи глаза! Люси серьезно смотрела на гостя, раздраженно поджав губы. Он говорил правильные слова, однако ей не хотелось это признавать. - Да или нет? Я не требую от тебя объяснений, просто одно короткое слово. Девушка прикрыла на мгновение глаза и пробормотала: - Oui. - Согласись, это было просто. - Не так, как хотелось бы. Джонатан чувствовал ее волнение, какую-то напряженность и был уверен, что сам является тому причиной. Это ему льстило: дикая, никем еще не покоренная и насмешливая Люси смотрела на него, словно затравленный зверек, не зная, чего ждать. - Боишься? - Опасаюсь. - Меня? - За свое целомудрие. Даже сейчас она пыталась острить. - Напрасно. - Наверное. «Что же ты медлишь!» - Целуй уже! – выпалила, сдавшись, она, не вполне понимая, зачем он ее дразнит. - Я практически женат. – хмыкнул он, откинувшись на спинку стула. - Три минуты назад это тебя не волновало. - Три минуты назад речь не шла о поцелуях. - О женах, кстати, тоже. Ему крыть было нечем. Ехидная улыбка на алых губах практически опьяняла; настороженность и смелость Люси притягивали. Джонатану хотелось задеть ее, чтобы умерить колкость. - Когда-нибудь я за это заплачу. – пробормотал молодой человек и припал к ее полуоткрытым губам. Он приобнял девушку за талию и ближе притянул к себе. Люси, удивленная, попыталась отстраниться; Джонатан этого не допустил. Хотя в глубине души она и жаждала такого поворота, сейчас, словно впервые, растерялась и смутилась. - Ты так легко сдаешься? – глубоко дыша, спросила она, внимательно глядя на собеседника. - Тебе идет румянец. Смущайся чаще. - Приму к сведению; ты не ответил. Джонатан испытывал угрызения совести перед любимой невестой, но не мог не признать, что страстная натура бестии пробудила в нем что-то...чему никак не получалось найти название. Его непроницаемость испарилась, Люси своей жаждой к жизни будто растопила его. - Ты так легко просишь о помиловании? – ухмыльнулся молодой человек. Люси фыркнула. - Мы квиты, - признала она. – Теперь можем судить о наших отношениях? - После первого поцелуя? Интересная теория. - Просишь второго?.. - Приберегу это право на потом. – ухмыльнулся он уголком рта. – А все же я пришел с чудесной новостью: знаменитый доктор Ван Хельсинг, который мне помогает, нашел способ найти и убить то, что напало на тебя. - Ну сначала оно пыталось меня соблазнить... – скорчив глупую рожицу, уточнила Люси, поправляя прядь огненно-рыжих волос. - Ты говоришь об этом, как о личной победе! - Ну... для вампира он был фантастически красив! – продолжала дурачиться она. – Такой... представительный, сильный... - И клыкастый. Джонатан нахмурился и принялся расхаживать по комнате. - Эй, Люси, мы вроде как о серьезных вещах беседуем. - Зануда; - констатировала она и расправила подол на коленях, успокоившись. – И что же вы, господа светлые головы, придумали?.. - Забочусь о невесте и ... ее взбалмошной подруге, между прочим!.. Доктор Ван Хельсинг собрал ряд занятных документов; он выяснил, когда и где появится эта тварь. - Ну и? – ехидно осведомилась Люси. – Что, так и преподнесет себя на блюдечке с голубой каемочкой? - Прекрати уже издеваться! – вскипел обычно спокойный журналист. – Что с тобой?! - Хорошо. Извини. – прокашлялась Люси. – Ну и? – переспросила она, изменив интонацию. Молодой человек закатил глаза, но ответил сдержанно. - Док сегодня заглянет на огонек; я тебе сообщу. Люси задумчиво глядела в окно, где во всю бушевала молния. Ей казалось, что сегодня что-то должно измениться; к чему эта перемена – лучшему или худшему – девушка не знала, и думала о том, что может случиться. - А почему ты все это мне рассказываешь? – голосом, едва слышим в шуме дождя и грома, спросила красавица. - Ты не вопишь и не машешь руками, а вполне способна дать вменяемый совет. - А Мина? - Не ревнуй меня к моей же невесте. - Прекрати думать о себе слишком много. – резко сказала задетая словами девушка. – Ты не ответил. - Она разволнуется. Слишком впечатлительна... Вся эта грязная и пошлая сторона жизни... Не для нее. - Я сильнее?.. - Ты приземленнее. Это прозвучало немного грубовато; Джонатан не общался с Люси, как с невестой: речи его были жестче, слова – резче, а манеры менее отточены. С этой девушкой он мог вести себя как человек – а не как джентльмен, от которого все мечтают слышать в первую очередь любезности, а не видеть личность. - Резко. – поморщилась она. - Ну хочешь, поцелую тебя еще раз, чтобы смягчить слова? - Прибереги для другого раза. - Намек на то, что он будет? - Не исключаю возможности... – Люси вновь кинула взгляд в окно. – Ты ведь такой романтик. - Да, есть во мне подобная черта. – кивнул журналист. – Но я вовсе не собираюсь за тобой ухаживать. - А я и не прошу. Почему-то ей стало больно. Обижаться было решительно не на что, он не сказал ничего такого, что могло бы задеть. Впервые она почувствовала что-то сильное – большее, чем влечение, но меньшее, чем любовь, - и была заложницей собственного разума, твердившего ей, что все это в корне неправильно. Неправильно с тех пор, как она случайно увидела встречу Мины и ее жениха; неправильно с того момента, как Джонатан ее приобнял; неправильно, когда он ее поцеловал. - Это неправильно. – слетело с ее губ. – Все неправильно! Джонатан обернулся: - О чем ты? - Обо всем. - Не забивай голову, - улыбнулся он и поцеловал ее в лоб, как сестру. – Ничего нет, помнишь? «Помню. Ничего нет, и никогда уже не будет». - Улыбнись мне. – попросил журналист. – У тебя очень красивая улыбка... Сдержав вздох, она попыталась выполнить просьбу. - И не унывай. У тебя все наладится. – пообещал он и вышел за дверь. – Береги себя!.. – услышала она. «Хотелось бы верить, что это все действительно так...» ...Очередная дождливая ночь. Сверкает молния, делит черное небо пополам, освещает все вокруг на какое-то мгновение и снова все погружается во тьму. Природа беснуется, словно предчувствуя несчастье. Гром, будто стук огромной колесницы, раскатывается и ударяет совсем рядом; так громко, что трещат стекла и тихонько звенит зеркало... Люси ходит из угла в угол, не находя себе места. Что этому виной? Поцелуй? Пугающие рокоты за окном? Скрип несмазанных петель? Удары капель дождя о стекло? Она чувствует себя виноватой перед подругой и счастливой одновременно. Несомненно, она найдет силы спрятать в себе чувство – а потом и вовсе забыть о нем, - но ей хотелось дать себе волю, рассказать кому-нибудь о том, что с ней происходит, почему она стала мягче и уступчивее... Она выходит на балкон, забыв о предостережении друга. Ловит руками дождевые капли, смотрит в небо и почти истерично смеется, чтобы забыть поскорее обо всем и стать той прежней безмятежной Люси, которую все знали. Ветер рвет листья, клонит траву к земле, словно молящуюся монахиню; он беспощадно раздает пощечины девушке своей холодной рукою, пытаясь отрезвить ее. С каким-то мазохистским удовольствием она упивается своей печалью, не пытаясь даже бороться, не пытаясь ничего изменить, не стараясь разобраться в себе... - И как всегда из крайности в крайность!.. – бормочет она, перегибаясь через парапет. – Все сначала!.. Она вновь видит тень – и даже не боится, зовет ее, смеется и рыдает, не понимая, что делает...