Postquam millia annorum

POV Manson Зря я считал, что Ад был после расставания с Тиллем, что все эти душевные терзания и постоянное ожидание чего-то беспредельно хорошего – это проявления злых духов, глумящихся над моей искалеченной душой. Нет, конечно, все эти сравнения весьма утрированы, но я не подобрал лучшего, чтобы объясниться. А что происходит со мной сейчас вообще не поддается никакому разумному истолкованию. Нет, но я надеюсь, что когда-нибудь мне все же удастся его найти. После первого гостевого прихода Тилля я уже потерял надежду на то, что он когда-либо вернется. И дело даже не в том, что Линдеманн выглядел в моих глазах как последняя скотина, просто он потерял мое доверие. Я понимаю, что доверие наркомана мало стоит, но так оно и было… Безумно любить человека и не верить ему – это еще то испытание. Злился сам на себя за такое поведение, ненавидел все вокруг, тысячу раз поклялся, что прогоню Тилля в следующий раз, но… В какой-то момент Линдеманн стал постоянным гостем, серьезно занялся моим лечением и демонстрировал такую сдержанность и самоконтроль, что любой мог бы такому позавидовать. На каждое мое слово у него был ответ, на любой глупый поступок он находил свое объяснение, и этот холодный, но вдумчивый взгляд... У меня от него пробегали по телу миллионы мурашек, отдаваясь приятной щекочущей дрожью где-то внизу живота. Не знаю сколько так продолжалось - я давно потерял счет времени. Тяжело понять какой сейчас день недели и считать время, когда ты начинаешь жить только с приходом любимого человека. Бывали и такие дни, когда Тилль не приходил ко мне и не пичкал своими отвратительными таблетками. У меня была уйма времени, и я мог делать все, что мне только заблагорассудится. И я, несмотря на запреты сурового немца, находил новую дозу и вновь погружался в приятную негу дурмана. На следующий день приходил Линдеманн и, видя меня в таком состоянии, лишь тяжело вздыхал и винил себя в произошедшем. Однажды ему это все надоело. Тилль просто собрал мои вещи, расплатился за гостиницу и вывез в неизвестном направлении. Я не мешал ему вести, не задавал лишних вопросов, и это было не из-за безумного доверия. Таблетки превращали меня в подобие овоща, зато притупляли безумные боли, когда ломка напоминала о себе. В таком состоянии со мной можно было делать что угодно. - Это твоя новая квартира, - улыбнулся мужчина, усаживая меня на большой и мягкий диван в гостиной. Я медленно осмотрел помещение и легко кивнул, расплывшись в улыбке. В принципе, сейчас я не хотел рассматривать свое новое обиталище, поэтому быстро устроился на диване и провалился в беспокойный и неприятный сон. Никогда бы не подумал, что отвыкать от наркоты так отвратительно. Нигде нельзя найти спасения. Во сне меня постоянно преследовали кошмары, а во время бодрствования – дикая ломка, когда все тело сводит от боли, а голову словно сжимают огромными щипцами. Тилль наблюдал за моими стенаниями, но лишь шептал успокоения и насыпал новую порцию таблеток. Как же тут откажешь. Прошло еще некоторое время. Линдеманн уже перебазировался в квартиру и жил вместе со мной. Он доблестно взял на себя роль няньки и не отходил от меня ни на шаг. При такой слежке новой возможности насладиться наркотой так и не представилось, а мой разум стал более ясно и четко воспринимать реальный мир. - Скоро будет три недели как ты пьешь эти чертовы пилюли, - Тилль покрутил в руках пустой пузырек от медикаментов и кинул его в мусорное ведро. Оторвавшись от кружки с кофе, я поднял на него удивленный взгляд. Уже прошло три недели? Так быстро? Почему я не смог этого заметить? - Как ты себя чувствуешь? - Ну, такое ощущение, что мои мозги склеивают заново. Паршиво, если честно. - Ты сам в этом виноват, - строго подметил Линдеманн и сел на стул напротив. Теперь у меня была возможность рассмотреть мужчину более детально. За все это время я наблюдал за Тиллем, как за непонятной абстракцией, что совершала надо мной какие-то странные действия. Вернувшееся сознание и способность воспринимать реальность теперь помогали рассмотреть немца более детально. Седина на висках, зализанные назад волосы, осунувшееся лицо. Тилль скинул несколько килограмм – это точно, стал более жилистым и мускулистым. Но это не так сильно поразило меня, как другая деталь – борода. С каких пор он стал ее носить? - Ты смотришь на меня таким взглядом, словно видишь впервые. Или под наркотой воспринимал иначе? Разведя руками, я невинно улыбнулся и медленно кивнул. Скрывать что-либо было бессмысленным, да я и не хотел оставлять Тилля в неведении. Еще в самом начале «лечения» мужчина попросил меня сообщать о своем состоянии чуть ли не в письменной форме - за три недели это уже вошло в привычку. Как бы того ни хотелось, но мужчина ловко подстраивал меня под себя. Делал лучше, как мне могло показаться на тот момент. - Ты представлялся мне неопределенным явлением со знакомым голосом. Я знал, что это ты, но не мог восстановить целостный образ в голове. Все было так прикольно, порой вместо головы у тебя был разноцветный шар, и он еще так переливался от голоса, - я попытался изобразить это в воздухе, на что получил лишь тяжелый вздох и точно такой же взгляд. - Тебе принести плед? – я вопросительно уставился на Тилля, и он поспешил быстрее объясниться, - Ты весь трясешься, как осенний лист на ветру. Линдеманн скрылся из вида быстрее, чем я успел ему что-то сказать. По моим ощущениям мне было весьма комфортно, никакого холода я не ощущал, а кофе приятно грел руки. Самое то: чувство, которое и должно быть в середине осени. Мои размышления на тему комфорта прервала вибрация мобильника: Тилль забыл его на столе, отправившись на поиски дополнительного тепла. Да, то, что я собирался сделать - было плохо. Но интерес был превыше морали. Осмотревшись по сторонам и убедившись, что мужчины рядом нет, а его грозные ругательства раздаются из дальней комнаты, телефон плавно оказался в моих руках. Никаких паролей или подобной лабуды - да, кажется, я сегодня счастливчик. Как ни странно сообщение было от Софии, и оно полностью, сука, на немецком языке. Конечно, не мне же писали. И что теперь делать? Догадаться о содержании на уровне чувств или удалить сообщение нахер, чтобы лишний раз не тревожить Тилля? Насколько мне известно, у них сейчас все было не очень радужно. Быстро пробежавшись взглядом по весьма объемному сообщению, я решил ничего не трогать и положить телефон на место. Только в этот момент я понял, о чем говорил Линдеманн. Руки тряслись так, словно их напрямую подключили к току, создавая непредвиденную помеху. Я чуть не расхерачил телефон немца, но был безумно счастлив, что он приземлился на стол. Теперь оставалось только сделать вид, что я не причастен к шуму на кухне. - Все в порядке? – наконец появился Тилль, сжимая в руках огромное шерстяное покрывало. - Скажи, ты за ним в Шотландию ходил? Ну, там чтобы остричь овец, сделать пряжу, вручную связать мне теплый пледик? – тяжелый вздох и огромный шерстяной лоскут ложится мне на плечи. - Я уже начал забывать, какая ты заноза в заднице. - Сам ты "заноза в заднице", Тилль, - немец не смог сдержать улыбки и насмешливо подмигнул, явно намекая на то, что я не прав в данном суждении. Как я мог отреагировать на подобное? Надулся, как девчонка, и отвернулся в сторону, не желая слушать, что Линдеманн там собирался говорить. Но он и не думал разговаривать: просто сгреб меня в охапку, словно я был его любимым плюшевым медведем - или с каким он там зверем играл в детстве? - и отнес на кровать. Вот и возвращение в привычное положение. Хоть я себя и начинал чувствовать лучше, но мне все же было херово. Это как сидеть и в горячей и холодной воде одновременно, нельзя насладиться комфортной температурой. Но даже сейчас я мог сказать, что действительно был благодарен Тиллю за все приложенные старания. Нет, этого в лицо я ему не скажу даже под страхом смерти - не заслужил. Спать не хотелось, но и для того чтобы встать сил никаких не было. Пришлось пялиться в потолок и наслаждаться тишиной и относительным одиночеством: сейчас Тилль был на балконе - я мог видеть его широкую спину через огромное окно. Черт, и телек не включишь: его попросту не было. Линдеманн сам говорил, что вычитал в каком-то блядском пособии о вреде разных гаджетов при восстановительном периоде. Не знаю, кто ему дал эту книжонку, но спасибо я ему точно говорить не собираюсь. Так за своими мыслями я мог бы провести еще уйму времени, но грозный голос мужчины за несколько секунд приковал все внимание. Присмотревшись, мне удалось заметить, что немец с кем-то эмоционально беседовал по телефону. Подобные резкие вспышки агрессии за ним не часто можно наблюдать, значит, это дело весьма серьезное. Я медленно привстал на кровати, чтобы лучше слышать и видеть немца. Можно называть меня любопытным говнюком, но ничего с собой сделать не могу. Личная жизнь Линдеманна стала предметом моего безудержного интереса: я хотел знать абсолютно все, начиная с круга знакомых и заканчивая тем, с кем он больше всего предпочитает общаться. Такие простые вещи типа: в каком нижнем белье он сегодня, или что за фигню ему подарили на какое-нибудь торжество - я знать не желал. Мне были важны люди, которые участвовали в его жизни, и какую они могут представлять опасность для наших отношений. Пока что самым главным врагом для меня и нашего счастья была София. Эта стерва знала чего хотеть от жизни и какими способами этого можно было добиться: она действовала на Тилля и заставляла подчиниться себе. Опасный враг, против которого у меня не так уж и много козырей. Линдеманн был влюблен в нее, причем достаточно серьезно - я это понял еще при встрече в ресторане. Да, подобное стечение обстоятельств больно ранило не только сердце, но и самолюбие. Я не хотел, чтобы у меня на пути были помехи, но раз таковые возникли, то придется с ними разбираться быстро и беспощадно. Отчего-то казалось - особенно сейчас - что я готов справиться с каждой тварью, которая только посмотрит в сторону Тилля. Слишком много было нервов и сил потрачено для того, чтобы получить то, что я имею на данный момент. Никогда не думал о подобной херне, но раз она произошла, то нельзя сдавать позиции. Еще мою уверенность во всем этом поддерживал факт, что Линдеманн сейчас нянчится со мной, а не гуляет где-нибудь в парке с очередной шлюхой. Он больше переживает за меня, чем за свои увлечения и желания. Черт, да чтобы удержать немца рядом с собой, я готов хоть весь исколоться героином: правда, был велик риск обжечься. У меня нет никакой уверенности, что Тиллю это не надоест. В конечном итоге он не захочет знаться с тупым наркоманом и попросту развернется. Такого допустить я точно не мог. - Придется действовать мягко, но решительно, - тихо прошептал я, продолжая наблюдать за взвинченным Тиллем: мужчина уже расхаживал по балкону из стороны в сторону, сопровождая каждое свое слово резким жестом. Не думаю, что его стоит спрашивать об этом разговоре, даже если я столь сильно заинтригован. Не нужно ставить свои интересы превыше всего, по крайней мере, не следует их так явно демонстрировать. Кажется, у меня есть отличный план, что требует немедленного исполнения.