Дневники мисс Фокс.

      «Давно я не бралась за перо, и теперь чувствую себя неловко, словно собираюсь писать в чужом дневнике. Будто никогда раньше я не доверяла свои переживания бумаге. Может все дело в том, что я давно не излагала мысли таким образом, а может в том, что чувства были настолько личными, что я боялась даже написать о них», - девушка нерешительно перечитала строки, вышедшие из под пера и неловко вздохнув, продолжила:       «Настала зима, долгое и жестокое время, когда дороги запорошены снегом. Уже почти два месяца земля укрыта белым покровом. Жизнь в городе упорно сопротивляется сну, который охватил природу: здесь продолжается торговля, светские вечера и балы. На улицах белоснежный холодный снег под ногами сотен прохожих превращается в серую мокрую слякоть и грязь. Иногда я думаю: каково дедушке Брюсу в далеком доме на фронтире, который, должно быть, совсем занесло снегом? Думаю, как там, в лесу, проводит дни мой потерянный друг – Коннор. Коннор! Что же произошло между нами? Сейчас я вспоминаю его лицо, полное боли, и невольно чувствую себя виноватой. Если бы я только знала, чем ранила его, сделала бы все, чтобы искупить вину. Но нет, он не удосужился посвятить меня в свою тайну, отказался открыть сердце, и именно это причиняет наибольшую боль. Теперь я понимаю, насколько наивным было полное доверие к нему…       Мне страшно. Я понимаю, что его отношение к Ли и Джонсону не может быть просто неприязнью индейца к белым. Тут кроется какая-то мрачная тайна, в которую страшно проникнуть. Я словно балансирую на двух тонких ветках, которые уносит стремительный горный поток. Долго так не может продолжаться – я неминуемо упаду, и уже не смогу выбраться».., - чувства захватили Хэлен, она отбросила перо и резко встала, беспокойно прохаживаясь по комнате. Теперь она делала это часто, когда оставалась одна. Ее не оставляло ощущение, что за ней кто-то следит, что нечто неподвластное и неведомое клубится над ней, подобно мрачной туче. Единственным выходом было навсегда позабыть странное поведение Коннора и его самого. Но зачем судьба была так жестока – сначала подарила человека, обладавшего родственной душой, а затем бесцеремонно отняла его? Несмотря на боль, Хэлл гнала мысли о метисе прочь и пыталась жить дальше.       После возвращения в Бостон она вернулась к городскому образу жизни: воскресным походам в церковь, вечерним визитам соседей, светским беседам и посещениям рынка. Ее поведение мало изменилось внешне, но внутренне она была похожа на натянутую струну. Как и всегда в период внутреннего напряжения Хэлен стала более чувствительна, больше поддавалась влиянию мистических предчувствий и страхов. И весь город с его увлекательной бурной жизнью не мог развеять ее тревогу. Вокруг нее было все, чего она могла бы желать, но молодая женщина все равно чувствовала себя потерянной.       «Я покинута, лишена части себя», - говорила себе мисс Фокс и хмурила брови, а лицо приобретало скорбное выражение, так несвойственное ее живой натуре. Солнце не грело ее, песни, которые она слышала, не достигали души. Ее раздражала неспособность насладиться течением событий, из-за рассеянности она тоже нервничала.       «Пройдет время, и я забуду Коннора. Но за всю жизнь мне не избавиться от чувства неполноценности», - с горечью думала мисс Фокс и вновь вздыхала.       Тем не менее, она пыталась вести себя непринужденно, скрывая от близких волнение. И только лишь мистер Хэйтем ощущал, что Хэлен встревожена, но, чувствуя ее замкнутость, он не донимал ее расспросами. Под властью душевной бури Хэлен любое происшествие видела как катастрофу и не могла держать себя в руках. Именно поэтому Кенуэю пришлось прервать уроки, которые он давал ей время от времени, приоткрывая тайны своей философии. Случилось это одним поздним вечером, когда дул сырой пронзительный ветер и бушевала вьюга. Они сидели в креслах на втором этаже под окном рядом с лестницей. У домочадцев это место не имело успеха: все предпочитали собираться в гостиной, которая была не только уютнее и просторнее, но и гораздо теплее.       - Я заметил, что вы не забываете посещать церковь, - заметил Хэйтем.       - Да, это так, - отвечала рыжеволосая девушка, глядя в сторону, как это у нее бывало в последнее время.       - Разве вам нравятся проповеди Пэтриджа?       - Нет.       - Тогда откуда этот религиозный пыл? Мне кажется, я сумел избавить вас от него, говоря о здравом смысле, которому нас учит Отец Понимания.       - Вы ошибаетесь, мистер Кенуэй, я всегда была истинно верующей, - раздраженно возразила Хэлл. В последнее время она слушала своего учителя в пол-уха, и потому смысл его слов часто ускользал от нее. Посему она казалась себе глупой, и в следствие этого еще больше злилась.       - Вот уж не подумал бы… - весело прищурился мужчина. Да, действительно, в мисс Фокс было много такого, чему она отдавалась со всей страстью, но религиозное рвение никогда не относилось к числу чувств, которым она уделяла особое внимание.       Но сейчас это не играло для нее роли: Хэлен была во власти своих переживаний и безотчетно возражала любым словам, которые ей говорили. Особенно это было заметно в общении с Хэйтемом, так как именно его она «слышала» лучше остальных.       - Вы ошибаетесь, мистер Кэнуэй, приписывая мне столь опасный уклад мыслей, свойственный вам.       - Но я вовсе не отрицаю Бога, - мягко возразил Хэйтем. Поскольку он чувствовал ее состояние, то воздерживался от обычного насмешливого тона.       - Но вы готовы презирать и его, если только заповеди не будут служить вашим целям! – живо возразила Хэлен и отвернулась. Мистер Кенуэй был невероятно далек от религиозного страха, от предрассудков и схоластических предубеждений. Он никогда не спорил о существовании Господа, но уделял ему мало времени и высказывал такие смелые теории, что сто лет назад его наверняка признали бы опасным еретиком, если не колдуном. Да и в 1773 году его взгляд на жизнь многие сочли бы возмутительным и кощунственным. Мисс Фокс была склонна называть его опережающим время, но сейчас это не имело для нее значения. Переживая душевную бурю, она находила успокоение в церкви, а Хэйтем относился к этому презрительно, считая, что человек не должен искать защиты в призрачном покровительстве Бога. Гораздо ближе ему был Отец Понимания, которого он с некоторых пор начал упоминать в беседах. Все, что не служит благу и целям человека, по мнению Хэйтема, было бессмысленным вымыслом. В другое время молодая леди заинтересовалась бы этой идеей, но только не теперь.       - Вы ищете повод меня обвинить, - упрекнул ее Кенуэй, что вызвало недовольную гримасу на ее лице, но она решила не отвечать, предпочитая не продолжать диалог, который может привести к бессмысленной ссоре. Да, Хэлен осознавала свою нервозность, но не могла ничего с собой сделать. Ее собеседник некоторое время молчал, и вдруг она почувствовала легкое прикосновение к руке: Хэйтем погладил тыльную сторону ее ладони, которая лежала на подлокотнике кресла. Это прикосновение вызвало у нее волну слабости и желание покориться, но она воспротивилась, вставая с кресла.       - Вы сама не своя, - не теряя самообладания, сказал Хэйтем, тоже выпрямившись. Хэлл посмотрела в его спокойное лицо и почувствовала прилив зависти – его, казалось, ничто не может вывести из равновесия. Откуда он черпает несокрушимое самообладание? И вновь она почувствовала вопрошающий взгляд, призыв поведать о тревогах.       - Наверное, это просто вьюга, - рассеянно ответила она, не желая продолжать разговор, но не отстранилась, когда Хэйтем шагнул навстречу и положил руки ей на талию.       - Ложь. Вы можете обманывать кого угодно: свою тетю и прочих друзей, но как смеете лгать мне?       - Нет, вы не заставите меня исповедаться! – упрямо сжав губы, воскликнула Хэлен, уперев ладони ему в грудь.       - Я и не требую этого. Всего лишь прошу дать мне возможность утешить вас.       - Что вам с того?       - Вы совершенно меня не слушаете, - наигранно обиженным тоном пояснил Кенуэй, и Хэлен почувствовала укол совести. Хэйтем не был человеком, которому нечем заняться. Он дарил ей свое время, а она тратила его попусту.       - Что же со мной происходит, - пробормотала она, не ожидая ответа. Это скорее были мысли вслух, но неожиданно ей ответили:       - По-моему, у вас разбито сердце, - сказал мужчина, глядя в ее голубые глаза проницательным взглядом, под которым леди покраснела.       - Это вовсе не так, - возразила она, впрочем, не слишком уверенным тоном. Она раньше никогда об этом не думала и не знала ответа. Коннор разбил ей сердце? Но ведь это значит, что она была в него влюблена! Разве это могло быть правдой, ведь Фокс, в сущности, совсем не знала его.       - Нет, я уверен. Только не знаю, кто виноват в этом, - почти печальным голосом тихо проговорил Кенуэй, отводя взгляд. Казалось, он испытывал настоящую муку, от того что не мог проникнуть в загадку ее жизни.       - Давайте не будет об этом, - опустив голову, попросила Хэлен, думая о том, что находиться дальше в его объятиях неприлично, но Хэйтем не отпускал ее.       - Нам не обязательно говорить, - мисс Фокс посмотрела ему в глаза и почувствовала, как благотворно на нее влияет его близость. Когда он хотел, то становился для нее спасителем, а его объятия были убежищем.       «Нужно прекратить это!» - думала Хэлен, прижимаясь к нему все ближе. - «Сейчас я принесу извинения и уйду», - говорила она себе, кладя голову ему на плечо и испуская усталый вздох. Мгновения складывались в минуты, а те пропадали бесследно, за окном бушевала вьюга, грозя распахнуть окно и нарушить покой и тишину дома. Но девушка была в безопасности, защищенная от всего на свете руками этого человека. Впервые она почувствовала, что помимо ребяческой робости и смущения, которые всегда испытывала к этому человеку, в ее груди зарождается более глубокое чувство. Именно в часы, проведенные с Хэйтемом, Хэлл взрослела, превращаясь из неопытной девушки в очаровательную женщину. И она не раз позже поблагодарит его за уроки и за сокровища души, которые он ей открыл. А сейчас она просто отдыхала, закрыв глаза и позабыв о тревогах, а рана в сердце начала затягиваться.       - Знаете, Хэйтем, вы крадете у меня детство, - объявила Хэлен на следующий день, когда они сидели в гостиной дома О'Коннелов.       - Это звучит как обвинение, - усмехнулся он. Как и часто, в последнее время он ожидал здесь товарищей, но неизменно приходил раньше, чтобы провести время с мисс Фокс.       - Отнюдь нет, - с жаром возразила Хэлен, жадно разглядывая его лицо, - раньше я боялась чувства, что вы вызываете у меня, поскольку не понимала его. Но теперь все изменилось: вы делаете меня лучше, вселяете веру в будущее, дарите силы. Как я рада, что могу не боясь сказать это, - слова были порывисты, но шли от сердца. Хэлли смущалась, но после объятий, которые ей подарил Хэйтем вчерашним вечером, ощущала себя более уверенной.       - А по-моему, вы как всегда поддаетесь чувственному порыву, которые так вам свойственны, - возразил Кенуэй, тихо смеясь. Покраснев, Фокс поджала губы, но решила не отступать:       - Вы не правы. Да, я порывиста, и признаю это, но не в моих правилах говорить о чем-то, не подумав. Вы всегда были загадкой, но помогаете мне познавать саму себя.       - И что же вам открылось? – все тем же чуть насмешливым тоном поинтересовался сероглазый мужчина, сцепив пальцы в замок.       - Что пора расстаться с отрочеством, в котором я так задержалась. Ах, детство – прекрасная пора. Это время, когда мир полон загадок, он светел и прекрасен. Детство – это чувство, которое позволяет человеку жить беспечно, ничего не боясь.       - Вы говорите о безумных развлечениях, которым вы предавались на фронтире? – проницательно сверкнув глазами, спросил Хэйтем. В который раз, дивясь его догадливости, рыжеволосая девушка отвела взгляд, некоторое время вглядываясь в огонь, пляшущий в камине.       - Может быть, - неопределенно ответила она, чувствуя, что не готова пустить его в период жизни, в котором царил Коннор.       - Вы завели себе друга среди краснокожих, - продолжил Кенуэй, вспоминая упоминания молодой леди об этом. Но та тряхнула головой, словно отметая тему разговора прочь.       - Я говорю вовсе не об этом. Но да, этой осенью я была невероятно счастлива, и такую благодать можно познать только будучи в детстве.       - И почему же вы решили оставить свое счастье?       - В этом есть и ваша заслуга. Тогда я откликнулась на ваше письмо. Я готова была сорваться с места словно лист, подхваченный вольным ветром. Я собиралась сбежать от реальности, гналась за ускользающим детством… и именно беседы с вами помогают мне окончательно распрощаться с ним. Человек не должен витать в облаках и окружать себя иллюзиями. Это грозит ему болью и гибелью если не физической, то моральной. Он должен твердо стоять на ногах, отметая грезы, и обязан поставить себе четкую цель, которая приведет его жизнь к порядку.       - Вы рассуждаете здраво, - одобрил Хэйтем, задумчиво вглядываясь в пляску огня в камине. На минуту он отвлекся, чтобы подбросить поленьев, которые прожорливое пламя тут же поглотило. По комнате разлился сладко-кислый запах еловых дров.       - Благодаря вам.       - И какую же цель ставите перед собой вы?- пронзительный взгляд серых глаз вернулся к девушке, пригвоздив ее к месту.       - Я еще не знаю, но теперь, когда мои глаза открыты, я ищу ее, а не бегу прочь.       Кенуэй откинулся в кресле, и на его губах заиграла если не счастливая, то торжествующая улыбка, такая откровенная, какую он редко себе позволял. По всей вероятности, он был полностью удовлетворен.       - Вы смеетесь? – спросила Хэлен, которой было незнакомо это выражение его лица.       - Нет. Я радуюсь тому, что вы открываете мне свое сердце. Может быть, вы не подозреваете об этом, но вы очень скрытны. Все это время, и даже раньше, когда мы только встретились в Джонсон-холле, я гадал: что за борьба идет в вашем сердце, какие чувства отражаются на вашем лице, когда вы уверенны, что вас никто не видит? Ваша душа удивительно полна переживаний, которые очень любопытно наблюдать и хочется разгадать. Я счастлив, что вы не противитесь моей философии, приятно думать, что когда-нибудь станете моей преданной единомышленницей.       - Я уже разделяю ваши взгляды, - порывисто воскликнула девушка, всей душой наслаждаясь его словами. Она долго ждала их, пыталась заслужить.       - Вы торопитесь, Хэлли, - Хэйтем покачал головой, - что бы ни говорили, вы все еще дитя и только начинаете прозревать, постигать науку жизни, но вы все еще дикое юное создание.       - Неправда! – она с досадой закусила губу, чувствуя все же, его правоту. Как это часто бывало, Кенуэй смерил ее насмешливым взглядом и произнес, не тая игривые нотки в голосе, будто бросал вызов:       - Разве? А еще вчера вечером вы отстраняли меня, как невинная девочка.       Хэлен почувствовала, как на щеках выступил румянец. Ей хотелось крикнуть, что они говорили совсем не об этом, но в глубине души она чувствовала истинность его слов. Если бы она была зрелым человеком, разве стала бы поддаваться метаниям, неужто пришлось бы ее утешать? Будь она взрослой женщиной, она либо решительно отстранила бы его, либо поощрила. Чтобы Хэлл не говорила, она часто вела себя как ребенок.       - Все изменилось, - наконец ответила мисс Фокс, вспоминая, как перед сном долго размышляла о тоске, которая сжимала ее сердце в последнее время. Да, Кенуэй разгадал ее чувства даже раньше, чем она сама: поведение Коннора сильно обидело ее, но терзать себя этим не было никакого смысла. Если бы она знала, где его найти, то обязательно помирилась бы с ним. Но, кажется, он навсегда ушел в прошлое, так зачем же грустить?       Своим поведением она приводила родных в отчаяние, разочаровывала Хэйтема, тревожила друзей. Права миссис Марта: надо взять себя в руки и не мечтать о химерах, обратить внимание на того, кто рядом с ней, а именно на мистера Кенуэя. Как бы то ни было, почему бы не поощрить его ухаживания? Быть может, у них что-то получиться, а если нет, то оба достаточно разумные люди, чтобы не сводить счеты с жизнью в случае неудачи.       «Как во мне много прагматизма!» - с радостным удивлением думала Хэлен. - «Это хорошо, и это - его заслуга, а я совсем не благодарю его».       - Неужели? – серебристый взгляд прожег ее, и она невольно поежилась, отвлекаясь от своих размышлений. Так он смотрел на нее лишь однажды, в тот день, когда сказал: «вы нравитесь мне». То было здесь же, в этой комнате, и тогда сильно напугало ее. И теперь она не смогла твердо встретить его взгляд, но уже не хотела сбежать. В глазах мистера Хэйтема был вызов, и Хэлен открыто встретила его, словно молча отвечала: «да, вы не ошиблись, я готова и больше не сбегу».       Ее сердце затрепетало в предчувствии чего-то необычного, и кто знает, что сделал бы Хэйтем, если бы их не прервал шум, раздавшийся у входной двери. Оба одновременно посмотрели в ту сторону с нескрываемой досадой: кто осмелился нарушить их покой?       На пороге появились Чарльз, Хики и Уильям. В этот день они сильно задержались, и Хэлл только сейчас подумала, что уже очень поздно. На лицах пришедших была написана мрачная задумчивость, а мистер Джонсон ко всему был, кажется, сильно встревожен.       - Друзья мои, - поздоровался Хэйтем, сразу заметив их настроение, - что случилось?       - Они уничтожили мой чай! – не сдержавшись, воскликнул Уильям, и тут же пожалел о своих словах, заметив заинтересованный взгляд хозяйки дома. Кенуэй чуть нахмурился и поднялся навстречу мужчинам. Девушка встала вслед за ним, чувствуя себя лишней.       - Вы извините нас, мисс Фокс? – обернулся он к ней, а потом на его лице промелькнула досада на товарищей, которые вынудили его прекратить беседу с юной леди. - Мы обязательно вернемся к этому разговору, - в его глазах мелькнул чувственный огонек. Хэлен кивнула и, попрощавшись, поднялась на второй этаж.       В своей комнате она присела в кресло возле окна: за ним виднелись огни ночного Бостона. Сейчас она не могла думать даже о многообещающем взгляде Хэйтема, ее занимало другое:       «Чай? Какое отношение Уильям имеет к чаю, ведь он землевладелец, а не торговец. Даже если он ведет какие-то дела с торговой компанией, то явно не настолько крупные, чтобы неудача так сильно волновала его», - молодая женщина почувствовала укол ревности: вот они, мужчины! Оказывают ей расположение, а потом обсуждают свои дела за плотно закрытыми дверями.       «И дело даже не в том, что я – женщина, дело в их недостаточном доверии. О, как это неприятно. Но мистер Джонсон, как он мог что-то скрывать, ведь мы так близки… Какое коварство!» - обиженно надув губы, девушка распустила прическу и позволила волосам рассыпаться по плечам. На глаза ей попалось украшение из перьев, которое лежало на подоконнике: в последнее время она не надевала его, будто окончательно порвав с воспоминаниями о Конноре.       Мисс Фокс переоделась ко сну, но все никак не решалась погасить лампу – какая-то мысль продолжала занимать ее, мешая расслабиться.       «А ведь я слышала что-то о чае, кажется, мистер О'Коннел сокрушался, что не может закупить его для таверны. У короны и местного правительства какие-то нелады с ценами. Как жаль, что я не могу припомнить точно, какой рассеянной я была в последнее время!» - досадовала Хэлен, беспрестанно ворочаясь под одеялом. - «Но какое отношение ко всему этому имеет Джонсон? Неужели это он задирает цены на чай сверх всякой меры? Но это бесстыдство, отнимать у простых людей одну из немногих их радостей! Это какая-то ошибка… нет, мне не понять этого до конца, слишком многое остается неизвестным. И кого он имел в виду, говоря «они»? Кто мог уничтожить чай, что за варварство? Я слышала о недовольстве людей, но неужели оно так велико… я словно выпала из реальности, полностью погрузившись в себя. Теперь-то я вспоминаю, что и соседи часто жалуются на корону…       Мужчины – невыносимые интриганы! Хэйтем только что обвинял меня в таинственности, а теперь сам о чем-то секретничает со своими друзьями, и они делали так всегда. Мне давно стоило догадаться, что у них какое-то общее дело. И что же это за занятие, которое требует такой секретности?» - Хэлл невольно вздрогнула и поежилась. Тайны окружали этих людей, как паука его паутина, а она неожиданно почувствовала себя запутавшейся и бесконечно увязшей в ней.       «Я многое отдала бы за счастливое неведение. Но мистер Кенуэй сам виноват: он учит меня слишком многому, и теперь я уже не могу просто отмахнуться от секретов, разгадка которых так близка», - Хэлен с трудом подавила желание прокрасться на лестницу и подслушать – не позволила гордость. Однако она решила, что непременно узнает правду, хотя бы потому, что ей было необходимо избавиться от неприятных подозрений насчет Уильяма, которые ее беспокоили.

***

      На следующее утро за завтраком Хэлен внимательно прислушивалась к разговору миссис О'Коннел и Аманды: женщины горячо обсуждали событие, которое всколыхнуло на весь Бостон – выведенные из себя поведением правительства, жители объединились и, пробравшись на корабли, где находился чай, побросали ящики с напитком в воду.       - Вода в заливе до сих пор окрашена в цвет так горячо любимого нами напитка! – говорила Марта. Аманда кивала:       - Это невыносимо, что мы лишены его. Там в Лондоне они совсем не думают о нас, далеких подданных, - она говорила так, будто всю жизнь жила в колониях. Это была простая женщина, может и порывистая, но очень искренняя. Она полюбила дом, в котором теперь жила и не стремилась вернуться в Англию, которую оставила когда-то с таким сожалением.       Несмотря на то, что разговор женщин был не совсем складным, Хэлен, в конце концов, удалось понять его суть: правительство повелело продавать колонистам чай по двойной цене. Здешние представители властей мало что могли сделать, но население, и так доведенное до отчаяния постоянными налогами и бессовестным поведением чиновников, обрушилось на неугодные им власти с яростью, на какую были способны только отважные жители Америки. Они были обидчивы и независимы, чего явно не понимали в парламенте, допуская одну ошибку за другой.       «Когда-нибудь это дорого им обойдется», - неожиданно поняла мисс Фокс, и это взволновало ее. Она осознала, как непрочен мир, в котором она живет, как много трудностей подстерегает американского колониста на каждом шагу.       «У нас здесь и без того полно проблем – суровые зимы, конфликты с французами и индейцами, а король не делает ничего, чтобы помочь нам. Люди чувствуют это, но в отличие от подданных, живущих в Лондоне, они имеют возможность выражать свое недовольство. Жизнь вдалеке от Англии сделала их своевольными, и это не их вина».       - Теперь-то чинуши остерегуться выдумывать еще какой-нибудь гнусный план, - гордясь за американский народ, добавила мистрис Аманда.       - Но что же заставит их задуматься? – с сомнением спросила Хэлен и получила удивленный взгляд тетушки и кормилицы, которые привыкли к ее отстраненному поведению. Ничуть не смутившись, она нахмурила брови и продолжила:       - Сбрасывать чай в океан – какое варварство! По-моему, это только разозлит представителей власти, к тому же это перевод высококачественного товара, без которого мы никак не можем обойтись.       - Да, бостонец без утреннего чая – несчастный человек, - вздохнула миссис О'Коннел, поболтав чашку с морсом, - но все же мы не могли терпеть бесчинства вечно. Когда-то это должно было случиться, и вот теперь Сыны Свободы, наконец, сказали свое слово.       - А я не понимаю, зачем они так долго медлили, - фыркнула Аманда, с аппетитом уплетая лимонный кекс.       - Сыны Свободы? – переспросила заинтригованная Хэлен, отщипывая мелкие кусочки от свежей сладкой булочки. К счастью, у О'Коннелов еще оставалось немного чая, которым она запивала лакомство.       - Тише, милая, о них не говорят так громко, - шепотом предупредила ее Марта, и глаза ее загорелись заговорщицким блеском.       - Но кто они? – не унималась мисс Фокс, впрочем, понизив голос. Тетя доверительно склонила к ней голову и проникновенно зашептала:       - Это те немногие из нас, кто не боится выражать свое мнение, кто готов бороться за наше благополучие.       - И что же это за мнение?       - Их мнение – наше мнение, мнение всего американского народа. Можно сказать они – это мы, - Хэлен с сомнением выгнула бровь, но спорить не стала. Она считала, что Сыны Свободы были бунтовщиками, даже если их мятеж был оправдан.       «Для нас опасно сочувствовать им, ведь мы не воины, а простые люди. Если впутаемся в это, то можем пострадать, так ничего и не добившись. Что касается этих таинственных людей… что ж, я еще слишком мало знаю о них, чтобы составлять свое мнение».       После завтрака, когда женщины занялись домашними делами мисс Фокс села читать книгу. В последнее время ее очень занимали труды Коперника, но сейчас мысли постоянно уходили в сторону: она думала о возмутительном событии, которое все уже прозвали «чаепитием». Жестокость правительства, столь открытое выражение народного недовольства, Сыны свободы… Какую роль во всем этом играют Хэйтем и его товарищи? Неужели Уильям один из тех, кто пытался ограбить людей, взвинчивая цены на товар? Она считала этого джентльмена своим другом, и ей не хотелось подозревать его в такой жадности.       «Нужно непременно расспросить его обо всем», - решила девушка, - «я не успокоюсь, пока не услышу все из его уст». Возможность поговорить с Джонсоном появилась у нее только через несколько дней, так как по какой-то причине ее друзья прекратили навещать дом О'Коннелов. Уильям явился в послеобеденные часы, и был необычно хмурым и расстроенным.       - Ах, дорогая мисс Хэлен, ваше личико способно развеять мои тревоги, - с улыбкой обратился он к ней после чаепития, когда они вышли прогуляться на улицу: стояла солнечная погода, но воздух был морозный.       - Разве вас что-то беспокоит? – довольно холодно спросила девушка. Она не в силах была избавиться от обиды, поселилившейся в душе.       - Вы, разумеется, слышали об этом происшествии в порту, - не замечая ее настроения, отозвался Уильям.       - Конечно, но какое вы можете иметь к этому отношение?       - Я потерял очень большую сумму денег, которые были мне нужны. И вот я в отчаянии…       - И вы ищете у меня утешения?       - Ваша улыбка, несомненно, поможет мне оправиться.       - Вы не найдете у меня сочувствия, мистер Джонсон! – отрезала Хэлен и воззрилась на опешившего человека гневным взглядом. - Вначале вы секретничаете, ни о чем мне не говоря, а потом оказывается, что вы бессовестно задираете цены на необходимый горожанам товар! Если хотите знать мое мнение, то вы поступили недостойно. Ваша жадность привела к этому безумию, и вы виноваты сами.       - О, не говорите так! – взмолился землевладелец почти жалобно. - Не я устанавливаю цены на товар, лишь являюсь посредником. Да, признаюсь, я рассчитывал получить прибыль, разве в этом есть грех?       - Но вы ничего не сделали, чтобы снизить эти абсурдные цены!       - Если б я мог!       - Не лгите мне, сэр, вы и ваши друзья можете многое.       - Даже если так, то я не сделал этого только потому, что мне очень нужны были деньги. Неужели вы думаете, я стал бы обкрадывать народ только из желания набить собственные карманы? Вам известно, что я не страдаю от бедности.       - Не могу взять в толк, зачем вам могла понадобиться столь крупная сумма, - пробормотала Хэлен, умело изображая недоумение. Джонсон, видя, что она готова сменить гнев на милость, рад был разоткровенничаться. Девушка не считала его глупым, но имела достаточную власть над ним, чтобы использовать его чувства в своих целях.       - Я хотел употребить свое влияние и сохранить земли местного племени индейцев, на которые положили взгляд многие землевладельцы, - Джонсон спохватился и замолчал, и, видя разочарование на лице подруги, дружески улыбнулся.       - Простите мне эту невольную скрытность, я просто не в праве сказать вам всего. Но могу поклясться, что своими действиями пытаюсь сохранить краснокожих.       - И как же вы хотели это сделать? – с недоверием спросила Хэлен.       - Я далек от мысли лишать их дома, просто не хочу, чтобы земли ганьягэха – так зовется это племя – попали в руки людей, которые непременно обойдутся с ними жестоко. А для того, чтобы вступать в противостояние с другими землевладельцами нужны немалые средства.       Мисс Фокс еще минуту задумчиво молчала, взвешивая все за и против, а потом вздохнула:       - Если все так, то ваши стремления достойны уважения. Однако все равно это выглядит сомнительно…       - Что поделать? Мне нужно было спешить, и это была отличная возможность. Теперь она, к сожалению, безвозвратная утеряна, и я боюсь за своих индейских друзей.       - Вы с ними так близки?       - Вы забываете, что я занимаю очень значимое место в колониях, когда это касается переговоров с коренными американцами. Я знаком с вождями многих племен, но это мне особенно близко: их земли недалеко от Джонсон-холла, я имел с ними немало дел и чувствую свою ответственность за них.       - Но если им действительно угрожает большая опасность, что же вы намерены делать? – спросила Хэлен, которой передалось волнение Уильяма. Несмотря на то, что Чарльзу удалось умерить ее восхищение индейцами, она все еще симпатизировала им.       «Вот достоверный пример того, как мы угнетаем их и мешаем им жить», - подумала Фокс, - «а Уильям всегда сочувствовал индейцам. Я зря подозревала его в жадности, и за это нужно извиниться. Мне следовало понять, что тут кроется какое-то недоразумение, ведь я хорошо знаю Джонсона, он совсем не плохой человек».       - Мое положение было почти безвыходным, но мы много думали над этим, и кажется, нашли решение. Томас уже отправился в Нью-Йорк, чтобы начать там дело. Мистер Хэйтем, кстати, поехал за ним следом, да и я скоро уезжаю…       - Мистер Кенуэй уехал? – пораженно переспросила девушка, которую уязвило то, что тот не счел нужным попрощаться.       «Впрочем, он всегда был своевольным, с чего я взяла, что он изменится из-за меня?» - мысленно одернула себя женщина, но досада продолжала жечь ей сердце.       - Если бы вы так же переживали из-за моего отсутствия, - обиделся Джонсон, снова хмурясь. Хэлен ободряюще погладила его руку, за которую держалась, и улыбнулась.       - Я буду очень скучать по вам, сэр.       - И вы больше не злитесь на меня?       - Почти что нет.       - Что же мне сделать, чтобы стереть с вашего лица это недовольство? – с готовностью спросил мужчина, во все глаза глядя на рыжеволосую леди, щеки которой так прелестно порозовели от мороза.       - Предоставляю это вашей сообразительности. Пусть это добавиться к вашим заботам, - кокетливо прищурившись, ответила мисс Хэлен.       - Я обязательно придумаю что-нибудь, - заверил он.       - Но теперь давайте поскорее вернемся в дом, мистер Джонсон. Признаюсь, холод пробирает меня до костей, должно быть, я оделась слишком легко для подобной погоды.       И пара поспешила обратно к дому О'Коннелов, и разговор их перешел в другое русло. Мисс Фокс была довольна, что неприятная ситуация разрешилась. Ей не все было понятно, но она запретила себе думать об этом дальше.       «Хватит, он мой друг, и этого довольно. Если я буду в каждом человеке упорно искать недостатки, я лишусь всех приятелей», - сказала себе она. Много позже девушка упрекнет себя за то, что не стала прислушиваться к интуиции, которая настойчиво подсказывала ей, что в этой ситуации не все так чисто, как кажется. Но сейчас она успокоилась, и ее стали занимать другие темы, например предстоящие праздники.

***

      Зима все крепче держала Бостон в ледяных объятиях, занося улицы снегом, рисуя на окнах узоры из инея и кусая морозом лица горожанам. В народе все еще было неспокойно: росло долго скрываемое недовольство. Порой возникали столкновения между чиновниками, сборщиками налогов и солдатами с одной стороны, и простыми жителями с другой. Однако ничто не могло отвратить предстоящие радостные дни – в город незаметно входил дух рождества.       Люди были озабочены тем, как бы украсить свои дома, где раздобыть поросенка на праздничный ужин, что еще подать к столу, какие подарки выбрать, кого позвать или к кому отправится в гости. С приближением сочельника радостное оживление охватило всех, даже самых недовольных. Народ вдруг вспомнил, что, так или иначе, все они американцы, живущие в одном городе, что перед святым днем должно оставить свои обиды и претензии. Прохожие улыбались друг другу, даже приветливо махали солдатам в красных мундирах.       Потом случилось целое приключение: выяснилось, что у армии не хватает теплой одежды для служащих. Несчастные солдаты стояли на углах улиц группами, боязливо озираясь по сторонам, переминаясь с ноги на ногу, и их лица от холода были так же красны, как и мундиры. В конце концов, горожане сжалились над ними: они вдруг вспомнили, что именно эти люди являются их защитой от опасностей, и что они заслуживают участи лучшей, чем отмораживать себе конечности.       - Это трагедия! – сокрушался Черч. Из всей компании Хэйтема только он остался в Бостоне и теперь частенько заходил к О'Коннелам, чему Хэлен удивлялась: они никогда не были особенно близки.       - Каждый день мне докладывают о случаях обморожения. Недавно пришлось сделать сложную ампутацию ноги одному бедняге. Теперь будет жить без нее, а ведь он еще совсем мальчишка. Я в таком отчаянии, что готов обратиться за помощью даже к вам!       - Ко мне? Но, позвольте, что я могу сделать? – возразила Хэлен, не в силах скрыть толику надменности, проскользнувшую как в голосе, так и на лице. Черч был слабохарактерным и на редкость злопамятным человеком. Хэлл удивляло, что он оказался среди друзей Хэйтема. Все они были убежденными идеалистами, в то время как Бэн скорее был обычным и свое мнение менял в соответствии с выгодой.       - Ну, вы же увлекаетесь медициной и травами…       - Вашим солдатам нужны не травы, а теплая одежда, - покачала головой девушка, и врач продолжил сокрушаться. Однако ситуация разрешилась сама собой: торговая гильдия, объединившись с обществом трапперов, пожаловала для королевских солдат мехов и одеял, а швеи по всему Бостону занялись изготовлением теплой одежды. Бывало так, что добрые горожанки выходили к солдатам и укрывали их своими накидками и одеялами, кто чем мог, а иногда поили горячим грогом или ромом.       - Беды примиряют всех! – ликовал преподобный Пэтридж. - Радуйтесь, друзья, мы снова едины. В преддверии святого праздника мы отбросили обиды и вспомнили о милосердии, - даже он в эти дни забыл о своем обычном мрачном расположении и перестал насылать гром и молнии на головы прихожан.       Хэлен наблюдала за городом и сердце ее радовалось. Да, такое возможно только в Америке: еще недавно люди готовы были грызть друг другу глотки, а теперь вдруг все объединились и взаимно помогали. Святые, радужные дни, какой волшебный целебный покой они несли всем вокруг!       Настал сочельник – ясный тихий и морозный день, когда снег под ногами громко хрустит. Улицы опустели, все, казалось, замерло, с трепетом встречая святое утро. В доме О'Конеллов встали рано: каждый был занят приготовлениями к званому ужину, который планировали провести прямо в зале таверны. Должны были собратьcя соседи, а двери решено было оставить открытыми для всех желающих, кого вечер застигнет в одинокой дороге.       Столы были составлены в ряд, миссис Марта лично накрыла их белоснежными скатертями, из погреба выкатили бочки с отличным вином и крепким ромом. Зал был украшен связками чеснока, можжевельника, нарядной тканью и красивыми, ароматно пахнущими травами. Закололи поросенка, которого где-то умудрилась достать бойкая Аманда. Кормилица страшно гордилась собой, ведь она обошла все рынки и торговцев, прежде чем нашла свой трофей и сумела выторговать его за неплохую цену. Хэлен не участвовала в обсуждении блюд, но зато лично приготовила традиционный пирог с хрустящей корочкой и начинкой из мяса птицы. Миссис Марта помогала ей раскатывать тесто, но девушка быстро училась все делать сама: готовить ей понравилось. Были специально приглашены музыканты, которые будут развлекать народ, когда выпитое заставит их развеселиться.       И вот, наконец, наступил вечер праздника, начали собираться первые гости. В мгновение ока пустынная таверна превратилась в шумное и веселое пиршество. Столы ломились от лакомств и различных блюд, в торжественной тишине внесли пирог, который все нашли восхитительным.       Хэлен сидела рядом с миссис Мартой и ее мужем, радостно смеясь шуткам и не слишком прислушиваясь к разговорам – выпитое вино разгорячило ее кровь, на щеках выступил румянец, в голове было удивительно легко. Девушка надела новое нарядное голубое платье с рукавами воланами и большим бантом за спиной, которое необычайно шло ее глазам. Волосы были убраны в сложную высокую прическу и украшены булавками с жемчужинками. Она была прекрасна, и благосклонно встречала комплименты мужчин, которые так и сыпались на нее в этот вечер. Надо сказать, иногда она была слишком задумчивой или даже строгой, потому лицо ее становилось отстраненным и оттого менее привлекательным. Но сегодня, когда в каждом ее слове, движении и взгляде было столько жизни, все вдруг увидели, как она расцвела.       Правда Хэлен огорчало отсутствия Хэйтема и его людей: она заблаговременно отправила в Нью-Йорк письмо с приглашением, и в тайне надеялась, что друзья все-таки приедут. Но она не получила даже ответа, и это расстраивало девушку. Ее не беспокоило отсутствие Питкерна и Черча, которые в отличие от остальных находились в Бостоне, но были приглашены на другие пиршества, но как жаль, что нет Чарльза, Уильяма и Хэйтема!       «Впрочем, в такой счастливый день нельзя грустить», - сказала себе Хэлли и отдалась всеобщему оживлению. Вдруг входные двери распахнулись, впуская новую волну гостей и вихрь морозного ветра. Одни посетители уходили спеша посетить другие приемы, а некоторые только освободились от них. В толпе этих людей она с удивлением увидела высокую фигуру Джонсона и, радостно смеясь, понеслась ему навстречу, с чувством обнимая. Его одежда вся была в хлопьях снега, и это приятно охладило ее разгоряченную кожу.       - О, мистер Уильям, как я счастлива, что вы здесь! – воскликнула она, выпуская его из своих объятий. Мужчина рассмеялся:       - Я скакал во весь опор, чтобы успеть вовремя, но все же чуть-чуть опоздал.       - Все это пустяки. Идемте скорее к столу ведь вы устали с дороги. Вкусная еда и доброе вино вернут вас к жизни, - Хэлен взяла его за руку и увлекла за собой. Когда гость немного согрелся и выпил пару чарок рома, он действительно оживился:       - Сегодня вы просто обворожительны, мисс Хэлен, - сказал Уильям, - к несчастью остальные наши друзья не смогли приехать, но передают вам горячие поздравления. Чтобы вы не грустили, я передам вам их подарки.       Он достал из своей объемной дорожной сумки какие-то свертки. От Ли ей досталось письмо, в котором он продолжал очередной спор, а так же книга о приключениях легендарного Шамплейна и его экспедиции. Она рассмеялась первым строкам его письма:       «Спешу поздравить вас, мой прелестный заклятый враг. Вы были все же не правы тогда, и у меня появились на этот счет новые аргументы»… - так началась их переписка, которую они поддерживали годами. Хики ограничился устными поздравлениями, которые передал через Джонсона, а сам Уильям торжественно вручил ей вампум. Хэлен с восхищением разглядывала это произведение искусства. На нем в самом центре была изображена фигурка человека, вышита белыми бусинами, а вокруг него совершали ритуальный танец другие человечки, строченые более темным бисером.       - Этот вампум означает, что его владелец является другом индейцев, и они не должны трогать его, - с гордостью объяснил ей Джонсон, а затем рассказал, как ему достался этот чудесный пояс. Надо сказать, что вампумы для краснокожих были не просто украшением, но зачастую имели глубокий смысл. С помощью них индейцы заключали мир, развязывали войны, совершали сделки и передавали друг другу информацию. Теперь время вампумов ушло, они потеряли свою прежнюю значимость, но все еще были ценны.       - Как он красив! – восхитилась мисс Фокс, разглядывая свое новое сокровище. - Вы сделали мне лучший подарок из всех!       - Но это еще не все, - с явным удовольствием заявил Уильям, - я рад сообщить, что дела мои вновь налаживаются, и мне, скорее всего, удастся защитить ганьягэха. Весной, как только позволят дороги, я собираюсь навестить их и приглашаю вас составить мне компанию.       - О, вы - волшебник, вы - чудо, я люблю вас! – Хэлен едва удержалась, чтобы не поцеловать его в щеку, так ее ошеломило и обрадовало это приглашение. Конечно же, она согласилась и долго с жаром благодарила довольного Джонсона.       - Теперь я прощен?       - Вне всяких сомнений! – с горячностью уверила его девушка. Усмехнувшись, Уильям молча вручил ей еще один сверток, и дал время, чтобы она смогла изучить его. Развернув оберточную бумагу, мисс Фокс увидела письмо и шкатулку из резного дерева. Сгорая от нетерпения, рыжеволосая леди начала читать послание:       «Моя милая ученица, я выражаю сожаление по поводу того, что не могу откликнуться на приглашение и провести праздник вместе с вами. Но знайте, что я не забыл о вас, и желаю вам счастья. Веселитесь и празднуйте, вам так это подходит. В этой посылке вы найдете скромный подарок, который должен прийтись вам по вкусу. Ваш друг, Хэйтем».       Девушка отложила письмо и начала рассматривать шкатулку, что лежала у нее на коленях: это оказался ларец для хранения трав и скляночек с различными снадобьями. Теперь она будет беречь все свои сокровища в надежном месте и при случае сможет взять необходимое с собой. Ларчик был украшен красивым цветочным узором и изысканной резьбой. С каким вкусом и вниманием был подобран этот подарок. Он совсем не выглядел скромным, как сказал о нем мистер Кенуэй. Все в этой шкатулке говорило о тонком вкусе Хэйтема, о том, как он хорошо знает Хэлен, и о его неусыпном внимании к мелочам. Пальцы девушки скользили по теплой поверхности темного дерева, и сердце пело от радости. В этот вечер она была умопомрачительно счастлива.       - Подарки, подарки! Пора дарить их! – воскликнул кто-то, и все принялись вручать друг другу презенты. От мистрис Гарднер Хэлен получила серебряный кулон на цепочке. Всплакнув, кормилица сказала, что когда-то он принадлежал матери девушки. О'Коннелы вручили ей бумаги, уже заверенные у нотариуса, по которым девушке отходила четверть дохода с таверны «Зеленый Дракон». Растроганная леди с чувством обняла своих родственников. От дедушки еще утром пришла посылка с меховой муфтой и серым плащом, отороченным соболиным мехом и воротником из лисьей шкуры.       Сама Хэлен подарила тетушке набор красивых столовых приборов, которые, признаться, обошлись ей не дешево, а кормилице досталась мазь ее собственного приготовления, которая должна была помочь женщине с больными суставами. Сбегав в свою комнату мисс Фокс также вручила подарок мистеру Уильяму: для него она приготовила головной убор из перьев, который сделала своими руками. Когда-то Коннор показывал ей, как делать такие украшения. Джонсон выглядел очень растроганным и тут же под одобрительный свист окружающих водрузил подарок на голову. Глядя на него, девушка с тоской подумала, что если бы Коннор только узнал этого джентльмена лучше, то перестал бы считать его врагом.       А сказочная долгая ночь продолжалась: были застольные песни, народные задорные танцы, приглашенные музыканты, уже выпившие, старались изо всех сил. В этом вечере не было чопорной изысканности, с какой рождество встречала знать. То был праздник простых людей, таких суровых в обыденной жизни, и таких веселых в этот вечер. Хэлен смеялась, двигаясь среди других, и быстро обучаясь причудам танца. Они вместе с Уильямом провели несколько умопомрачительных плясок, пока в изнеможении не опустились на стулья, чтобы выпить немного вина. А потом их снова захватывала музыка и они не могли противиться ее зову. Девушка легла очень поздно и, несмотря на усталость, ей совсем не хотелось уходить.       - Так вы отправитесь со мной к индейцам? – на прощание спросил ее мистер Джонсон, держа ее руки в своих.       - Да, сэр, это вопрос решенный, - откликнулась молодая леди. Она стояла на ступеньках, ведущих на второй этаж, а Уильям чуть ниже, и потому они были почти одного роста.       - Это будет прекрасное приключение, вот увидите, - говорил мужчина, которому мучительно не хотелось отпускать мисс Фокс. Но Хэлен засмеявшись, выскользнула из его рук и, помахав на прощание, удалилась в свою комнату. Так закончился этот шумный день, принесший ей столько радости.

***

      Долгожданное путешествие в земли ганьягэха состоялось только в конце апреля, так как весна в этом году запаздывала. Установилась сухая и солнечная погода, снег стаял, слякоть начала понемногу подсыхать. Мисс Фокс пришлось выдержать яростную схватку с мистрис Гарднер, которая была против поездки своей воспитанницы к дикарям. Хэлен и слушать ничего не желала, чем приводила кормилицу в отчаяние. В конце концов, ей пришлось уступить доводам своей подопечной, которая заверила ее, что ни на шаг не отойдет от Уильяма Джонсона и его людей, и что племя, которое они посетят, мирное.       Добираться до Джонсон-холла пришлось долго, так как мешала весенняя распутица, а по прибытии девушке понадобилось несколько дней, чтобы прийти в себя. Когда, наконец, настал день начала их экспедиции, то в воздухе уже разливался аромат майских цветов. Хэлен предусмотрительно надела свой костюм, в котором ходила по фронтиру прошлой осенью, отметя мысль проделать путешествие в платье. Уильям одобрил ее выбор и похвалил то, как девушка держалась в седле. Несмотря на долгое отсутствие практики, она быстро вспоминала навыки верховой езды. Ее лошадь по кличке Солли была светло-серого цвета и обладала добродушным, хоть и слегка нервным нравом. Ей не нравилось, что приходится ступать по скользким тропинкам и перепрыгивать через бурелом и поваленные деревья, и животное время от времени артачилось. Хэлен нашла с ней общий язык не без труда, а руки за время пути сильно натерла о повод.       - Может, вам стоит пересесть на другую лошадь? – предложил Уильям, который ехал рядом с ней и наблюдал борьбу между всадницей и Солли.       - Нет, что вы. Я только-только подчинила себе эту строптивицу, а вы собираетесь свести все мои усилия к нулю.       - Правильно говорит Чарльз, вы – упрямица, - покорно вздохнув, пожаловался Уильям. Кстати говоря, Ли и Хэйтем вернулись в Бостон еще в марте, но не последовали за Джонсоном в его экспедицию. Помимо землевладельца и мисс Фокс в состав экспедиции входила еще дюжина человек, среди которых были охранники и, а так же два управляющих имением. Хотя он заверил, что ганьягэха настроены мирно, всех участников путешествия успокаивало наличие ружей и холодного оружия. Несколько поколебавшись, Уильям вручил Хэлен кинжал и пистолет.       - На всякий случай, - сказал он. Хотя мисс Фокс так и не стала хорошим стрелком, а с ножом и вовсе не умела управляться, оружие придавало ей уверенности. С собой она взяла свою шкатулку с травами, вампум, подаренный Джонсоном, а в волосы, собранные в небрежный хвост, заплела украшение из перьев, которое для нее сделал когда-то Коннор. По ее мнению, она была полностью готова к встрече с индейцами, и немножко надеялась увидеть юношу, хотя из его слов она поняла, что он больше не живет со своими соплеменниками.       «Ведь он метис», - неожиданно подумала Хэлен, - «его мать была из племени, а отец… кто же он?» - Коннор редко говорил о матери, а уж об отце тем более. Девушка тогда сделала вывод, что он и не знает о нем ничего, хотя теперь ей вдруг подумалось, что он просто отказывал ей в доверии. Как он посмел так сильно обидеть ее?       «Но если он увидит меня, то обязательно почувствует раскаяние. Он посмотрит, как хорошо я усвоила язык его племени, и вампум, которым я теперь обладаю, произведет на него впечатление. Если он послушает Уильяма, то обязательно переменит свое мнение о нем», - мечтала молодая женщина, разглядывая пейзажи вокруг себя. Природа просыпалась после долгого зимнего сна, слышалось жужжание насекомых и неумолкающий гомон птиц. На деревьях распускались листья, а воздух был напоен пьянящим запахом свежей зелени.       Сразу после того как путешественники въехали в земли индейцев, перед ними на дороге появились краснокожие воины, с оголенными торсами и перьями в волосах. Они распространяли резкий запах медвежьего жира, который защищал их от мошкары. Эти безмолвные лесные стражи с луками в руках и полными колчанами стрел вызвали в группе белых людей тревожный шепот. Уильям Джонсон пустился в пространные объяснения с индейцами, описывая свой визит как дружественный, а также упомянул о дарах, какие не преминул захватить с собой для своих соседей. Лесные жители смотрели на пришельцев с явным недоверием, но природное любопытство взяло верх, и в конечном счете они согласились пропустить гостей в свои земли. С тех пор они бесплотными тенями сопровождали караван, не показываясь на глаза, но все остро чувствовали их присутствие.       Деревня ганьягэха располагалась возле большого озера и была обнесена высоким частоколом. В поселении было всего три или четыре длинных дома и несколько вигвамов. Были разожжены костры, на которых готовилось мясо; возле реки молодые индианки вспахивали землю – ирокезы не забывали растить маис. В каноэ недалеко от берега несколько мужчин занимались рыбной ловлей, которую потрошили и коптили сразу же на берегу несколько женщин постарше. Когда бледнолицые вошли в деревню, все жители побросали свои занятия и начали с любопытством разглядывать пришельцев. Индейцам было любопытно кто они – гости или пленники.       Джонсон приказал разложить на земле подарки, среди которых были одеяла, оружие, жемчужины, иголки и нитки, а так же много другого. Его люди несли караул возле вещей, а сам он уселся прямо на землю в кругу старших воинов и выкурил с ними трубку мира. Хэлен с неослабевающим интересом осматривалась по сторонам, дивясь внешнему виду и обычаям коренных американцев. Ее приводили в восторг сложные головные уборы из перьев, жемчуга, мелких косточек и меха, которые носили некоторые воины, как знак важного положения. Над деревней разносились запахи готовящегося мяса, крови и медвежьего жира. Все это соединялось с дымом многочисленных костров, создавая совершенно неповторимый тяжелый запах. Девушку окружила толпа малышей, и растроганная, она опустилась перед ними на колени, разглядывая их чумазые веселые личики. Дети смеялись, трогали ее одежду и дергали за волосы. Их действия грозили Хэлен остаться вовсе без шевелюры, но она не могла на них сердиться. Молодежь вышел приструнить старый худой индеец с обветренным лицом. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы малыши присмирели.       Девушка поднялась с земли и вежливо поприветствовала краснокожего на его родном языке. Казалось, он считал общение с белой женщиной недостойным себя, но ее знание индейского языка возбудили его любопытство, и он пригляделся к ней. Его внимание привлек плащ, накинутый на плечи девушки, тот самый, что ей подарил дедушка на рождество. Кажется, старику очень захотелось иметь такое сокровище, но он не знал каким образом его получить, а вступать в торг с Хэлен казалось ему возмутительным. Наблюдая за ним, за благородной осанкой и умным взглядом черным глаз, мисс Фокс приветливо улыбнулась и, сняв плащ, накинула его на плечи индейца.       - Не думаешь ли ты, белая женщина, купить старого Ахигу своим возмутительным даром? – высокомерно вскинув подбородок, произнес индеец. - Сколько лет я враждовал с белолицыми – об этом говорят скальпы, которые висят в моем вигваме. Я хорошо изучил вашу лицемерную природу, и твоим глазам не обмануть меня. Твой взгляд - взгляд хитрой лисицы, которая притворяется человеком, но рыжие волосы выдают тебя. Этот вампум, который означает, что ты друг индейского племени, получен тобой незаконно, и он не может изменить моего мнения.       - Я вовсе не собиралась обманывать тебя, Ахига, и вижу опытность в твоих глазах. Ведь имя твое означает, что ты борешься, и ты по праву носишь его. Пусть мой плащ послужит твоим предкам в их странствиях по стране духов, потому что они достойны его больше, чем я.       Хэлен пришлось употребить все свое красноречие, чтобы уверить недоверчивого и обидчивого старика в добрых намерениях. При разговоре с индейцем нужно быть осторожным: эти хитрецы любят расставлять собеседникам ловушки. Они говорят нарочито медленно и витиевато, так что приходится постоянно напрягать ум, чтобы хорошо понимать смысл, который они вкладывают в слова. Старый Ахига слушал ее, прикрыв глаза и слегка кивая, а Хэлен про себя смеялась: подумать только, она уговаривает этого человека принять дар, который он желает. Индеец некоторое время молча смотрел ей в глаза, изучая в них пляску духов, покровительствующих этой белой женщине.       - Хорошо, пусть будет так, - сказал он довольно, - но не думай, что ты усыпила мою бдительность: я буду следить за тобой Синопа, и время покажет, друг ты для нас, или враг.       Девушка поблагодарила его за доброту, и с этими словами индеец важно удалился, прижимая к груди заветный плащ. Этот старый индеец только что дал ей имя, которым ее будут называть потом все краснокожие, и переводилось оно как «лиса». Постояв немного на месте, она приняла решение устроиться у одного из небольших костров, в открытом длинном доме, возле которого сидела только одна старая индианка. Волосы ее были заплетены в две толстые тугие косы, а шею увешивали ожерелья; возле ее скрещённых ног лежал посох. Старая женщина внимательно осмотрела пришелицу и слегка кивнула, разрешая девушке присесть рядом с собой. Сев на землю мисс Фокс тут же протянула руки к огню, пытаясь прогнать дрожь: несмотря на позднюю весну, воздух все еще был прохладным.       - Ты проявила большое уважение к нашим предкам, отказавшись от плаща, который нужен тебе самой. И ты хорошо говоришь на нашем языке, странная незнакомка. Кто научился тебя ему, скажи? – спросила старая индианка. Голос ее был властным, и Хэлен только сейчас пришло в голову, что перед ней, должно быть, очень важная персона.       - На фронтире я встретила человека вашего племени, мне удалось стать его другом, он и научил меня. Но я не знаю имени, данного ему матерью при рождении, ведь отец его был белым человеком. Мне он представился Коннором.       - Я знаю, о ком ты говоришь, Синопа, - индианка кивнула, - он рассказывал о тебе, когда приходил навестить нас.       - Он сейчас здесь? – с надеждой спросила Хэлен.       - Его путь отличается от пути нашего народа, и потому он ушел и больше не живет среди нас, - в голосе седой женщины послышалась печаль, - так ты пришла к нам, чтобы найти его?       - Нет, - сдержав разочарованный вздох, ответила Хэлли. Почувствовав пристальный взгляд собеседницы, она невольно поежилась: из черных глаз Матери Рода на нее, казалось, смотрели предки ганьягэха.       - Тогда зачем ты пришла сюда, Синопа? В твоих глазах отражаются вопросы, терзающие сердце. Ты тоже ищешь свой путь, это твои духи-покровители привели тебя к нам. Вы с ним похожи, с твоим другом, и в этом нет ничего странного, что ваши судьбы пересеклись, - женщина намерено не называла индейского имени Коннора. Хэлен подумала, что раз метис сам не назвал его, старая женщина не решается делать это за него.       - Но что ты принесешь нам, белое дитя? Ты пришла с Уильямом Джонсоном, ты на его стороне? Он призывает нас союзничать с ним, одаривает нас подарками, но мы не знаем, что он затевает.       - Уильям Джонсон - мой друг, - ответила Хэлен, - хоть мне неизвестны его планы, я уверена, что он не желает вам зла. Да, я прибыла с ним, но я не принадлежу к числу его людей.       Некоторое время они молчали, глядя на огонь, потом Мать Рода тяжело вздохнула и сказала:       - Я вижу по твоим глазам, что ты сочувствуешь нам, Синопа, будто знаешь нашу судьбу. Это твои духи подсказывают тебе ответ? Что они говорят о том, когда закончится это нашествие бледнолицых на наши земли?       - Никогда, - чувствуя невыразимую печаль, тихо ответила Хэлен. Бедные индейцы, как мало они знают о мире белых людей. Если бы они только могли представить себе, на что способны европейцы…       - Послушайте, что я скажу вам, - продолжила девушка, - белые люди будут все прибывать и прибывать, и это никогда не кончится. Пока они заняты междоусобными распрями они забывают о вас, но ваши земли и независимость для них все равно что кость в горле, и они не оставят вас в покое. Прислушайтесь к моим словам – никогда не верьте белым людям: когда их собирается много, им застят глаза алчность и жестокость.       - Ты говоришь о своем народе, как о врагах, - ответила индианка, качая головой, - многие из моего племени назвали бы тебя предательницей, чьи слова не стоит слушать, но я вижу, что ты искренна. Твой взгляд на мир так же непримирим, как у ребенка нашего рода, с которым ты подружилась. Но не будем больше говорить об этом, - с этими словами Мать Рода тяжело поднялась и направилась в сторону высокой фигуры Джонсона. Хэлен осталась в сумраке длинного дома одна и еще долго смотрела вслед ушедшей старушке.       Теперь ее слегка мучила совесть – что за странный порыв вынудил ее говорить так обо всех белых людях? Вдруг своими речами она сорвет Джонсону какие-то важные переговоры, которые он сейчас вел с индейцами?       «Но они заслуживают знать правду», - упрямо сказала себе рыжеволосая девушка, - «может Уильям и не враг им, но в большинстве своем белые люди всегда будут враждовать с ними. Это племя задыхается на клочке своей земли, и жители Лексингтона или же Конкорда в конечном итоге выживут этих бедных дикарей из дома. Как это печально и как неизбежно…»       Оторвавшись от своих мыслей, она стряхнула сухой листок, упавший на нее сверху, и прислушалась к какому-то шороху. Внимательно оглядевшись, девушка не заметила ничего подозрительного, но ощущение чьего-то присутствия не покидало ее. Почувствовав себя неуютно, Хэлен поднялась на ноги и отряхнулась, собираясь направиться к Уильяму, как вдруг сзади нее что-то как будто упало на землю, а в следующую секунду она ощутила прикосновение холодного железа к своей шее. Боясь пошевелиться, Хэлл едва подавила вскрик – одно неверное действие и ее прикончат. Кем бы ни был захватчик, он держал ее стальной хваткой, оттащив подальше от входа и костра.       - Что задумали тамплиеры? – на языке ганьягэха хриплым голосом спросил он. Фокс была так напугана, что слова не сразу достигли ее сознания. Для этого неизвестному пришлось хорошенько ее встряхнуть и еще раз шепотом повторить свой вопрос.       - Кто? Я не знаю о чем вы… - пролепетала Хэлен дрожащим голосом: она готова была лишиться чувств от ужаса. Противник повернул ее к себе, но девушке не удалось разглядеть его лицо – оно было скрыто белым капюшоном и терялось в сумраке помещения.       - Уильям Джонсон, что он делает здесь? – снова раздался требовательный вопрос. - Что нужно тамплиерам от этого племени?       - Я не знаю, сэр! Я не понимаю о чем вы, клянусь! – воскликнула Хэлен, которая начала терять терпение. Что за бесцеремонные расспросы устроил этот негодяй, да еще размахивая у нее перед носом оружием?!       Девушка попыталась получше разглядеть его, но это было невозможно – слишком темно. Незнакомец был одет в белый костюм с синими вставками, на ногах его были индейские мокасины. По его речи она, конечно, поняла, что он индеец, но он явно не принадлежал к племени ганьягэха – они никогда не напали бы людей, которых приняли в свою деревню как гостей. Несколько мгновений они стояли напротив друг друга, потом у входа раздались чьи-то шаги, и Хэлен машинально повернула голову на звук. Когда она снова посмотрела туда, где только что стоял ее враг, его и след простыл – она снова была одна в глубине длинного дома.       От накатившего облечения ноги девушки подкосились, и она осела на землю, чувствуя, что вся дрожит. Сейчас Фокс как никогда раньше была близка к смерти и никак не могла избавиться от охватившего ее ужаса. Мысли в голове путались, Хэлен не в состоянии была разобраться в том, что только что пережила. Кто это был, чей он враг, почему не убил ее, и что ему нужно от Уильяма? Первой мыслью было кинуться к Джонсону и обо всем рассказать, но что-то остановило ее.       «Это событие может помешать ему в делах. Нет, если я и расскажу что-то, то только позже. К тому же, зачем волновать его, если все кончилось благополучно? Чего гляди он пожалеет, что пригласил меня с собой и отправит в Джонсон-холл. Нет, я буду молчать…» - все еще дрожа, Хэлен поднялась и на негнущихся ногах вышла под открытое небо.       Деревня окружила ее шумом, который показался ей оглушительным. Хэлл оперлась на стену дома и несколько минут стояла, отрешенно глядя в пространство и перебирая растрепанные огненные пряди распущеных волос холодными пальцами.       «Тамплиеры. Что это за странное название, и какое отношение оно имеет к Уильяму Джонсону?» - несколько оправившись от испуга, подумала она, разглядывая след чужой ладони, который остался на запястье; по ее вискам струился холодный пот.       Уже не в первый раз она задумалась над тем, что объединяет Хэйтема и его товарищей. Какие дела могли свести этих разных людей, что за общество они собой представляют? У мисс Фокс давно появились подозрения, что ее друзья входят в какое-то тайное объединение, но сегодня она будто получила реальное подтверждение свои догадкам. Тамплиеры… какое-то зловещее и смутно знакомое название, которое будило в памяти воспоминания об уроках истории и крестовых походах.       Пережитый только что ужас мешал Хэлен рассуждать трезво, и она решила вернуться к этой теме позже, в более спокойной обстановке. Она с подозрением огляделась вокруг: теперь деревня уже не казалась ей такой мирной. Здесь притаился какой-то невидимый наблюдатель, который мог оказаться заклятым врагом. Девушка ощутила острое желание оказаться как можно дальше отсюда, под защитой надежных городских стен. С севера подул пронзительный ветер: она взглянула на небо и увидела, что на горизонте собираются сумеречные тучи. Это показалось ей дурным предзнаменованием, и мисс Фокс быстро направилась к Джонсону и его людям – пора было отправляться в обратную дорогу, чтобы не попасть под ливень.