***
«Я витаю в облаках. Простите меня мистер Кенуэй, прости меня матушка, но я далека от здравого смысла! Я поднялась так высоко в небо, что реального мира уже не различить. Земные заботы кажутся мне смешными, проблемы – мелочными. Жить здесь, рядом с Ним – какое блаженство! Решать хозяйственные дела, и разбираться с проблемами с Ним вместе – какое счастье! Что-то светлое коснулось моей души, призрачное, неуловимое, но оно здесь - во мне. Я влюблена. Прости меня, дорогая Аманда, что это не богатый лорд. Прости отец – это не чистокровный индеец. Коннор, мой милый Коннор, я влюблена в тебя! Каждую минуту я посвящаю ему, стремлюсь познать, разгадать. И ему всегда есть чем меня удивить. Он доверяет мне, но хранит столько секретов. Добр со мной, но я знаю, каким безжалостным и холодным он может быть. Он раним и нежен, но бывает страстным и эгоистичным во всем, что касается любви». Хэлен покраснела, вспоминая минуты, проведенные в пылких объятиях Коннора, и закусила губу, улыбаясь. Девушка рассеянно отодвинула свой дневник и провела пером по щеке, вспоминая, как недавно ее касалась рука Коннора. «Когда-нибудь, я узнаю каково это – принадлежать ему. Полностью, духовно и физически. Не сейчас, но когда-то…», - мечтала она. Ей хотелось этого и теперь, но перед ней вставали рамки приличия. Если кому-то станет известно о том, что происходит между ними, она будет скомпрометирована. Такие объятия и поцелуи, какие они с Коннором дарили друг другу, даже у супругов в строгом пуританском обществе считались почти неприличными. Преподобный Пэтридж назвал бы ее еретичкой, падшей женщиной, одержимой злыми духами дикарей. Представив себе лицо пастора, на котором переплелись праведный гнев и суеверный ужас, рыжеволосая девушка откинула голову и расхохоталась. Жалкий старикашка! Что он может знать о любви? Он, который всю жизнь считал ее проявлением греха. Его жена, должно быть, была самой несчастной женщиной на свете, ибо в плотских удовольствиях ему чудился дьявол. Наверное, он видел его везде, даже в собственном отражении, и потому был несчастен. Хэлен не считала себя искушенной в любви, напротив, ясно чувствовала, что только открыла новый увлекательный мир. Радость вновь заполнила ее, когда она поняла, что не одна погружается в любовь, но с тем, с кем хотела бы. Для Коннора все это тоже было впервые. Невинность еще больше сближала их, вызывала взаимное доверие. За окном опадали первые листья, которые рано пожелтели в этом году из-за продолжительной засухи. Но пришел сентябрь, и ветер переменился, сгоняя облака в плотные мохнатые кучи, готовые разразиться долгожданным ливнем. Но дождь никак не начинался: все тот же ветер разгонял тучи так же быстро, как собирал их воедино. В этом году фермеры жаловались на плохой урожай: сказалось засушливое лето, а моряки угрюмо хмурили брови – в океане бушевали шторма. Индейцы и трапперы обещали суровую долгую зиму. Простой народ все громче кричал о своем недовольстве: ходили слухи о новой континентальной армии, о сопротивлении лоялистам, о грядущей войне. Но Хэлен не замечала лихорадки, охватившей колонии, а точнее, не придавала никакого значения. Что происходит там, в суматошном мире, где люди не могут поделить власть? Какое это может иметь значение для нее и для всех жителей Дэвенпорта, который был словно оторван от остального мира и находился под защитой молодого наследника поместья – так шепотом называли Коннора местные люди. Поначалу девушка удивлялась, но потом стала замечать, что все здесь смотрят на метиса как на покровителя. Волей случая вышло, что каждого жителя он так или иначе спас, чем заслужил безграничную преданность. Так мисс Фокс открыла еще одну сторону характера Радунхагейду – он, без сомнения, был прирожденным лидером; его слова не подвергали сомнению, а к советам прислушивались. Лишь за одним человеком Хэлен замечала такую харизму – за Хэйтемом Кенуэем. Но этот джентльмен был блестяще образован, у него был красивый голос и располагающие манеры, острый ум и умение околдовывать окружающих. Словом, Хэйтем обладал всеми качествами, чтобы завладевать умами и сердцами, и с успехом ими пользовался. Коннор же просто был собой; он умел убеждать, если хотел, но не стремился покорить каждого – люди сами тянулись к нему, видя в нем надежную опору. «А ведь он еще так молод», - удивлялась Хэлен. Многое в Конноре поражало девушку. В некоторых вещах он был наивен и казался ребенком, а потом вдруг обнаруживал глубокие познания в том или ином вопросе. Он был неизменно робок, когда выстраивал отношения с окружающими. Именно поэтому индеец казался молчаливым, замкнутым и скрытным, даже угрюмым. Но когда дело доходило до решения проблемы, то обнаруживалась его решительность, смелость, уверенность в своих силах. У людей создавалось такое чувство, что он всегда знает, что нужно делать, и потому все неизменно шли к нему за советом. Хэлл долго смеялась, когда узнала, что Норрис спросил Коннора о том, что стоит подарить Мириам. Девушка так веселилась, что даже обидела брюнета, но просто не могла сдержаться. - Спрашивать об этом тебя, Тебя! – сквозь слезы и задыхаясь от смеха, повторяла Хэлен, а Коннор недовольно хмурил ястребиные брови. В качестве извинений она размяла ему натруженные плечи. Постоянные тренировки, особенно теперь, когда они так сблизились, тоже интриговали девушку. С какой целью он занимается? Но это оставалось тайной. Радунхагейду во многом был очень таинственной личностью, и чем сильнее Хэлен пыталась разгадать его, тем больше глубины видела в его натуре. А в поместье жизнь текла своим чередом – иногда гонец приносил письма, но в основном никаких нежданных гостей больше не появлялось. Тетушка Марта писала в своем послании, что их совсем одолели королевские чиновники: они хотят конфисковать у них таверну. О'Коннелы оставались без средств к существованию, а поскольку мисс Хэлл являлась совладетелем, это несчастье касалось и ее. Однако ни она, ни ее тетушка не располагали нужными средствами и влиянием, чтобы отделаться от властей. Мисс Фокс вздыхала и старалась об этом не думать: во-первых, Бостон был слишком далеко, чтобы уделять время его проблемам, а во-вторых она все равно ничего не могла поделать. Куда больше ее занимали ее отношения с Коннором. Он пытался сдерживать себя, будто запоздало вспоминал о приличиях. Но все его попытки она успешно преодолевала, считая это своей единственной победой. Да, он многое не рассказывает ей, может, не расскажет никогда, но что касается чувств, то Хэлл считала своим правом наслаждаться ими. И тогда молодой человек взрывался вспышками страсти, от которой они оба теряли голову. Обычно они встречались по вечерам и проводили долгие упоительные часы, гуляя по окрестностям и стараясь не попадаться знакомым на глаза. Их близость, конечно, заметили, но нельзя было допустить, чтобы посторонним стало известно все. Однажды, когда они, тесно прижавшись друг к другу, целовались в тени деревьев, только ворчание Тэкоды предупредило их о чьем-то приближении. Это оказалась Мириам: она окинула их понимающим взглядом, но ничего не сказала. С тех пор Хэлен пыталась быть более осторожной, но это плохо ей удавалось. Все эти тайны встречи, тихий страстный шепот, взгляд, брошенные украдкой; поцелуи, украденные в темном коридоре после завтрака, или объятия перед сном, пока в комнату не вернулась Абигаиль: все это было очень волнительно и кружило голову. Несколько раз вечерами метису пришлось удирать из спальни в окно, скрываясь от мисс Фишер или Аманды, а Хэлен судорожно поправляла на себе одежду и скрывала лихорадочно блестящие глаза. Каким-то чудом дело пока не дошло до скандала. Кормилица конечно подозревала парочку в чем-то недопустимом, но не могла себе даже представить реальные масштабы «катастрофы», как она выразилась бы. Абигаиль верила в благоразумие подруги и в честность Коннора, и потому воспринимала все куда более благосклонно, чем мистрис Гарднер. Но и с ней Хэлен не могла быть полностью откровенной – Абигаиль была слишком набожна и скромна. Она представляла себе любовь чувством возвышенным, платоническим. Фокс не отрицала духовной ценности чувств, но и физической их стороне придавала большое значение. Единственным откровенным приключением мисс Фишер был скомканный поцелуй с юным пастухом. Это краткое касание губ Хэлен находила почти дружеским, но обижать подругу не стала. Она с увлечением погружалась в изучение собственного тела, ей всегда было мало полученного удовольствия. Ее чувственный смех, притягательная улыбка и зовущий взгляд толкали Коннора на безумства. А Хэлл нравилось ощущать такую власть над мужчиной. Самая яростная сцена произошла между ними, когда однажды ранним утром Коннор зашел попрощаться: он на несколько дней отправлялся по делам в город. Абигаиль как всегда удалилась для утренней молитвы, а Хэлен, тоже привыкшая просыпаться рано, уже распахнула глаза, но все еще нежилась в постели. Узнав о его отъезде, девушка почувствовала ревнивое желание удержать его возле себя, запретить покидать ее, но Радунхагейду был непреклонен. Он устремлялся вслед за своими мечтами и проектами, в которые не считал нужным ее посвящать. Хэлен вскочила с постели и кинулась ему на шею, обвивая ее руками. Различив требовательный приказ остаться, мужчина чуть нахмурился и оттолкнул ее от себя, непреклонно глядя в глаза. Несколько мгновений она ошарашено осознавала эту вспышку непокорности и стремления к свободе, но потом склонила голову и повела плечом, в безуспешной попытке поправить сбившуюся сорочку. «Иди же, иди, я не смею мешать тебе», - думала Хэлен, уже представляя себе горечь разлуки, хоть и не долгой. Коннор шагнул к ней, властно прижимая к себе и целуя, но девушка знала, что это не ее победа. Она все еще испытывала шок, но не от его поведения, а от своей покорности. Отвечая на поцелуй, подчиняясь его ласкам, она была поражена пронзительной мыслью: «Я люблю тебя», - и губы непроизвольно шептали эти слова. Лишь позже она осознала, что действительно произнесла эту фразу. Слышал ли ее Коннор, осознавал ли? Он покрывал поцелуями ее лицо и шею, руками сжимая хрупкое почти обнаженное женское тело, которое так доверчиво прижималось к нему. Пальцы непроизвольно сжимали легкую ткань сорочки, борясь с желанием разорвать, чтобы соприкоснуться с нежной теплой кожей. Он держал ее в объятиях и думал, что никогда еще так не владел человеческим существом. Даже когда в руках чья-то жизнь и смерть, остается недоступной душа и сердце. И только когда обладаешь любящим человеком, тогда чувствуешь всесокрушающую силу. Их поцелуи всегда были сражением, а это было самым пылким из всех. И индеец понял: еще минута, и он забудет о своих делах, о поручениях Ахиллеса, о своей войне. Он останется здесь и будет принадлежать ей, как и она ему. С усилием оторвавшись от девушки, Коннор силой воли заставил себя оторваться от Хэлл и выпрыгнул в окно, приложив все силы, чтобы не оборачиваться. А Хэлен провожала его неотрывным взглядом: ее сердце отправилось вслед за ним. Дни, когда Коннора не было в поместье, девушка проводила с Абигаиль или Амандой, помогая той по хозяйству. Приходилось тренировать волчонка, который к осени заметно подрос. Теперь он стал еще более независимым и дерзким, но, слава богу, суровые уроки не прошли даром: хозяйку он слушался беспрекословно. Пруденс была очень занята на ферме, поэтому с ней молодая англичанка стала видеться реже. Мириам и Брюс были погружены в охоту – близилось окончание сезона. Траппер стремился завладеть лучшими шкурами, а Мириам - запасами на долгую зиму. Мистрис Гарднер неодобрительно относилась к этому ажиотажу: не проходило дня без очередной ее ссоры с Брюсом. Она от чего-то невзлюбила Мириам, и Хэлен начала подозревать, что кормилица просто ревнует. Приходилось признавать, что предположения Абигаиль насчет романтических чувств между дородной женщиной и траппером не были лишены смысла. - Вы были правы, а я – так близорука, - говорила Хэлен Абигаиль, когда подруги сидели после обеда в гостиной первого этажа. Мисс Фишер смущенно улыбнулась. - Мне кажется, они будут хорошей парой, - Хэлл задумчиво нахмурилась: ответа на этот вопрос она не знала. Странно было представить их вместе: дорогую Аманду и любимого дедушку. Фокс, привыкшая считать себя самой близкой для каждого из них, с некоторой ревностью восприняла мысль, что они могут связать свои жизни. «И пусть! Разве это не прекрасно?!» - тряхнув головой, подумала она, отгоняя эгоистичные мысли. Что может быть лучше, если два любимых ею человека воссоединятся и будут счастливы? «У меня будет настоящая семья, словно мама и папа. Брюс очень похож на отца, но мама… какой она была?» Хэлен смутно помнила, как выглядела ее мать, а еще меньше, каким характером она обладала. Подумав об этом, девушка решила на днях расспросить кормилицу – женщина служила их семье уже долгие годы и должна была хорошо помнить миссис Фокс. На этом рыжеволосая леди остановила матримониальные размышления, понимая, что забегает вперед. Еще неизвестно, смогут ли эти двое упрямцев признать свои чувства. - Ваше умение видеть то, что у других на сердце, просто поражает, - в который раз признала Хэлен. Она не уставала дивиться интуиции подруги. Внезапно ей захотелось узнать, что Абигаиль думает о Конноре. Все еще побаивается его или после недавнего происшествия у реки, она тоже поддалась его очарованию? Англичанка со смехом поделилась своими мыслями, и заставила блондинку покраснеть. - Что вы, мисс Хэлен, как я могу, - пробормотала Абигаиль, и на некоторое время задумалась, - по-моему, мистер Коннор очень добрый. Добрый? Хэлл вспомнила, как он оттолкнул ее недавно, а потом, ведомый слепой животной страстью, сжал в объятиях, как его зубы и пальцы оставляли на ее коже следы. «И все же, подарив мне такие объятия, он оставил меня. Ушел, не оглядываясь», - подумала девушка и неопределенно повела рукой. Да, он был добрым, но и жестоким тоже. Он мог быть необычайно страстным и нежным, но порой его фантастическая бесчувственность ставила в тупик. Сейчас, Хэлен показалось, что Коннор – такой человек, каким хочет быть: всегда разный, подчиненный только самому себе. Вдали от него она забывала ту власть, какую имела или могла иметь над ним в будущем. День протек незаметно, и вот уже пора накрывать на стол к ужину. Аманда как всегда была поглощена делами: так повелось, что время от времени вечером заглядывали местные поселенцы, а старик Дэвенпорт вообще проводил с гостьями каждый вечер – его соблазнила стряпня усердной мистрис Гарднер. Хэлен по мере сил старалась помогать кормилице и находила большое удовольствие в домашних хлопотах. Ей нравилось создавать вокруг себя атмосферу уюта, наводить порядок в доме и готовить. Сохранять тепло домашнего очага для того, кого она с нетерпением ждала. Девушка часто мечтательно улыбалась, вызывая этим горькие вздохи Аманды. - Мое бедное дитя, - сказала женщина, глядя на свою воспитанницу. Хэлен удивилась, расслышав в голосе кормилицы трогательную жалость. - Не тревожься, добрая Аманда, ведь я счастлива, - ответила девушка, беря ее за руки. Хэлл захотелось быть откровенной, и она решила ответить на вопрошающий взгляд. - Я люблю его, - призналась длинноволосая красавица, а мистрис Гарднер сокрушенно покачала головой. - Сердечко мое, - с этими словами старая женщина обняла Хэлен, гладя ее по голове. Ее любящее сердце чувствовало, что эта любовь принесет ее обожаемой госпоже горе. - Почему ты так вздыхаешь? – удивленно спросила Фокс, отстраняясь. - Нельзя идти на поводу у сердца, дорогая моя, - ответила Аманда, и скорбные складки пролегли в уголках ее рта, - чем сильнее испытанное чувство, тем дороже за него приходится платить. Поверь старой кормилице: нельзя раскачивать качели души. Закрутит, завертит так, что не сумеешь вздохнуть, а сердце разобьется. Хэлен нахмурилась и промолчала: она не знала, что ответить. С одной стороны она не хотела слушать мрачные напутствия, но с другой не могла не признать их правоту. Аманда, видя, что девушка погрустнела, поспешила сменить тон: - Не слушай, меня, глупую! Первые холодные ветра всегда нагоняют на меня страх, а косточки начинают болеть. Леди тепло поблагодарила верную Аманду и пообещала приготовить мазь, чтобы облегчить боли в суставах. Когда накрыли на стол, девушка вспомнила, что хотела поговорить с кормилицей о своей матери. Обычно при воспоминании о миссис Фокс Аманда начинала плакать и причитать, так как очень любила свою прежнюю хозяйку. Она начала служить в доме Фоксов когда семья только перебралась в Англию, а мать Хэлен была беременна. Но сегодня мистрис Гарднер улыбнулась, впрочем, немного печально. - Она была такой, как ты, дорогая. Такая деятельная, всегда чем-то занималась, планировала, обустраивалась. И животных тоже любила. Знаешь, она как-то спасла котенка от своры собак, с тех пор он был ее любимцем, прямо как твой волчонок, - Хэлен улыбнулась: она помнила степенного кота, который долгое время жил в их Лондонском доме и после смерти матери. Этот разговор задал тон всему вечеру: у каждого нашлось, что вспомнить и о чем рассказать. Ахиллес снизошел до того, что сказал Хэлен несколько слов о ее матери: - Она кругом наводила порядок, нужный ей. Но… она дружила с моей женой, а мой сын ее обожал. Этой ночью Хэлл уснула с легкой грустью в сердце: такое чувство бывает, когда погружаешься в воспоминания о прошлом, но не сожалеешь о нем, не мучаешься от боли, но черпаешь силы и отдыхаешь. В полночь за окном тихо зашелестел дождик. Следующее утро встретило людей ярким светом солнца и свежестью. Дождя как не бывало, и только обильная роса на траве и листьях напоминала о нем. На небе не было видно ни единого облачка, дул приятный игривый ветерок. Хэлен вышла на крыльцо, с удовольствием подставляя лицо солнечным лучам и вдыхая горьковатый лесной запах. Она забыла, что Дэвенпорт – не ее дом, так хорошо и спокойно здесь жилось. С края дороги послышался топот копыт по размытой от ночного дождя дороге. Посмотрев в ту сторону, девушка с радостью узнала во всаднике возвращающегося из города индейца. Он был как-то необычно одет, но Хэлен не успела разглядеть его: он скрылся за деревьями, въезжая во двор конюшни. Девушка подавила в себе первый порыв поспешить мужчине на встречу, боясь показаться навязчивой, и отправилась на кухню, чтобы поставить утренний чай. «Он вернулся. Все так, как должно быть», - с умиротворением думала Хэлл. Вчерашняя ностальгия прошла, но душевное спокойствие осталось. Немного позже метис сам пришел в гости, а его уже ждал легкий завтрак и чай. Мистрис Гарднер была сама любезность, чем немало удивила всех присутствующих. Услышав от Хэлен такое откровенное признание своих чувств, она постаралась быть с избранником девушки повежливее. Да и присутствие Брюса, который накануне заявил, что официально закрыл свой охотничий сезон, сыграло немаловажную роль. Наблюдая за женщиной, траппер щурился, как довольный кот: Аманда полностью сменила тактику и не переставала расхваливать его меховую добычу. - Хоть я и разбираюсь в этом похуже Мириам, но уж точно лучше, чем в прошлом году. Поздравляю вас, сэр, отличный «улов», - говорила она. После завтрака, на прогулке с Коннором, Хэлен вспомнила уловку своей кормилицы и невольно рассмеялась. Ох уж эти мужчины – как легко ранить их или доставить удовольствие. По крайней мере, Брюс Фокс точно был одним из таких. А Коннор? Она украдкой посмотрела на своего спутника. Он вновь был в привычной для себя одежде: черном сюртуке, в темно-зеленом жилете поверх белой рубашки, в серых бриджах и гольфах. Словом он был одет так, как одеваются обычные Бостонское жители. «Легко ли доставить ему удовольствие и задеть его? Иногда, кажется, что нет. Но если вспомнить его перья…», - подумала Хэлен и снова улыбнулась. Метис восхищенно смотрел на нее, не понимая, чем вызвана эта милая улыбка. Незаметно они дошли до рыбацкого поселка, который расположился перед причалом. Там было несколько хижин, где жила команда корабля, стоявшего в бухте, и несколько рыбаков. В ноздри ударял запах трески и соленая горечь моря, слышалось, как волны с тихим шорохом накатывают на берег. Девушка увлеченно разглядывала бриг, вокруг которого сейчас сновали матросы. В большом котле на берегу варили смолу, чтобы привести корпус судна в порядок. Паруса были спущены, можно было разглядеть хитросплетение канатов и вант. Мачты возвышались над палубой подобно лесу, широко раскидывая реи. Корабль не был большим и выглядел довольно проворным, нос украшала фигура летящей птицы с хищно изогнутым клювом. - Это Аквила, - не без гордости сказал Коннор, будто представлял живое существо. За время плавания в новый свет Хэлен успела оценить ту влюбленность, которую каждый капитан питает к своему кораблю. Ее умиляли эти чувства, а в конце путешествия она научилась разделять их, ведь корабль - единственный союзник и друг во время шторма. - Он прекрасен, - нисколько не преувеличивая, сообщила девушка, скользя взглядом по покатому борту судна. Она не увлекалась морем, хотя и признавала его красоту. Корабли мало интересовали ее. Но Аквила стал для нее особенным, ведь он принадлежал Коннору. Это часть его самого, и Хэлен мечтала изучить и полюбить ее. Мисс Фокс смущенно улыбнулась и опустила голову, чувствуя на себе изучающий взгляд темно-карих глаз. - Я намереваюсь выйти в море, - сказал Коннор, - не хочешь отправиться со мной?***
Предстоящая прогулка на корабле взбудоражила всех. Если вы сомневались, что мисс Фокс ответила на приглашение Коннора радостным согласием, то вы ошибались. Хэлен удивительно легко переносила морские вояжи, совсем не страдая от морской болезни, и ожидала предстоящего предприятия с нетерпением. Аманда же сохранила не очень приятные воспоминания путешествия через Атлантику. Она сетовала на неуемный темперамент мисс Хэлл, но покорно смирялась с будущим. Абигаиль, ни разу в жизни не ступавшая ногой на борт корабля, не скрывала своего страха. - Кто угодно может бояться моря, мисс Фишер, но только не вы с вашей фамилией, - с улыбкой ободрил ее индеец. Девушка посмотрела в его глаза и лицо ее просветлело. Несколько приободрившись, она согласилась на морскую прогулку. Молодой капитан собирался совершить короткое путешествие до Мартас-Винъярда, чтобы там поставить несколько дополнительных пушек на свой корабль. Поездка не должна была быть долгой, так как остров находился всего в трех морских милях от мыса Кейп-Код (северная граница Массачусетса. Кейп-Код – самая южная часть залива Мэн). Хэлен грезила предстоящим знакомством с таинственными водами гавани. Среди местных жителей и моряков ходили легенды о его островах, укромных бухтах, неприступных скалах и высоких приливах. Она знала о влиянии луны на моря и океаны, но находила удивительным, что ее сила так велика именно в этом месте. Это были опасные берега, где не просто пристать к берегу, и лишь самым опытным и отважным морякам это по силам. Так говорил квартирмейстер Коннора – Роберт Фолкнер, желавший похвалить капитана. Аманда решительно взбунтовалась против подобных авантюр, и Коннор поспешил успокоить ее, заверив, что они не станут приближаться к берегу, к тому же их путь лежит к острову, а не к скалам коварного залива. Хэлен была несколько разочарована этим, но не подала виду, решив, что не имеет права перечить решению капитана. А вот Брюс открыто выразил свое разочарование: ему бы хотелось поторговать с тамошними индейцами. Иногда там можно было встретить алгонкинов или абенаков - Детей Зари, как они гордо себя именовали. Эти краснокожие в большинстве своем были обращенными христианами, но относились к англичанам хуже, чем можно было ожидать. Их неприязнь к жителям Новой Англии постоянно разжигали католические миссионеры-французы, уверяя, что только большим количеством скальпов еретиков-протестантов можно заслужить место в раю. Однако в отличие от ирокезов, абенаки были очень пристрастны к водке - Огненной воде, и в обмен на нее готовы были дать свои лучшие меха. Пагубное пристрастие к алкоголю привело к тотальному вырождению их расы, но они ничего не могли с собой поделать. Огненная вода давала им возможность связаться с духами предков. Накопив достаточно водки, они собирались все вместе, и устраивали безумные пьяные оргии, часто заканчивающиеся жестокостью и кровопролитием. За это ирокезы, не принявшие новой веры и алкоголя, презирали своих северных соседей и вели с ними такую же непримиримую войну, как с бледнолицыми. Хэлен было интересно узнать мнение Коннора на этот счет, и она с любопытством посмотрела на него. Радунхагейду поморщился, но промолчал, решив не вмешиваться в дела Брюса. Обсудив этот вопрос, они условились, что при попутном ветре зайдут в удобную бухту, чтобы там высадить неутомимого траппера. Аманда обиженно поджала губы, и, чувствуя, что женщина готова разразиться бранью, старик положил ей руку на плечо и отвел в сторону. Никто так и не узнал, о чем они говорили, но мистрис Гарднер перестала злиться и лишь с тревогой вздыхала, заранее переживая за мистера Фокса. Ахиллес, разумеется, остался в Дэвенпорте. Таким образом, на борту Аквилы оказались все гости поместья. Мистер Фолкнер тихо негодовал, наблюдая за тем, как Хэлен гордо ступает своей ножкой на палубу, ведя за собой более робких спутниц. Роберт не относился к тому типу моряков, которые верили в примету, что женщина на борту - к беде. Скорее он склонялся к мнению, что женщина – всегда к беде, если она не у кастрюли или не в постели. Во всех других случаях женское существо вносит суматоху и беспорядок в размеренную мужскую жизнь, так как мыслит совершенно иначе. В молодости это не может не очаровывать, но влюбленный капитан, особенно если предмет его чувств прохаживается у него перед носом по палубе, может натворить кучу бед. Мнение команды разделились: особо горячие головы свистом приветствовали молодых пассажирок, а моряки постарше, наблюдая за этим, недовольно ворчали. Впрочем, стоило Коннору взглянуть на одних и успокоить других, как порядок был восстановлен. Мужики переглядывались между собой, разглядывая Хэлен: кто-то пустил слух, что она – женщина кэпа. Девушка с достоинством переносила эти изучающие взгляды и старалась не ударить в грязь лицом. Она страшилась не штормов, не возможных встреч с пиратами и нескромных взглядов матросов, но боялась, что Коннор пожалеет о том, что взял ее на борт. Фокс не желала быть обузой и лишь наблюдала за метисом издали, стараясь не мешать ему или кому-то другому. Когда бриг вышел из бухты, качка усилилась, и пассажирам стало трудно сохранять равновесие. Абигаиль в сопровождении Аманды благоразумно ушла с верхней палубы, но Хэлен вместе с дедом остались наверху. За время прошлогоднего плавания она научилась довольно ловко держаться на ногах на скользкой палубе. Держась за борт, Хэлл распустила волосы, позволив ветру играть прядями. Она смотрела вперед, туда, где бурное море сливалось с безмятежным небом. Да, в нем было свое очарование, и оно не могло не волновать чуткое сердце. Некоторое время рядом с кораблем летел альбатрос – прекрасная белая птица, которая напомнила ей ангела. Но моряки с неодобрением посматривали на гордое создание – эти птахи были вестниками несчастий, душами погибших в море людей. Очень скоро малиновое платье Хэлен отяжелело от влаги, соленые брызги осели капельками на волосах и лице. На губах чувствовался соленый привкус воды, и девушка с удовольствием облизывала их. Аквила на всех парусах, надуваемых ветром, мчался на норд-вест. Леди украдкой оборачивалась на красавца-капитана, чей силуэт виднелся за штурвалом. «Как он красив!» - с почти мучительным чувством, подумала девушка. Наряд капитана необычайно шел Коннору: белоснежная рубашка, небрежно заправленная в серые кожаные штаны, резко контрастировала с темной кожей, поверх был надет темно-синий камзол с длинным подолом, а на голове красовалась такого же цвета треуголка. Его статная высокая фигура четко вырисовывалась на фоне неба, он прищурился, всматриваясь в безбрежные дали океана. Порывы ветра раздували полы его камзола, он стоял, неподвижный и безмолвный, пока не приходила пора менять курс. Тогда над Аквилой разносился его громкий грудной голос, отдающий приказ матросам. Взволнованная, мисс Хэлл постигала этот новый образ, без сомнений, весьма романтичный. Он сам был неотъемлемой частью корабля, вдыхал в него жизнь и душу. Его сосредоточенное, чуть нахмуренное лицо было суровым и немного надменным. Казалось, он никогда не улыбается, взгляд был таким же холодным, как морская вода. Коннор летел вперед, единый с Аквилой, устремившись туда, куда звал его жизненный путь. В это мгновение можно было пожалеть его врагов: столько сил чистоты и воли было в его облике. «Посмела бы я заговорить с этим незнакомцем? Нет, не думаю. Он выглядит таким далеким, неприступным, чужим. Кажется, сейчас он посмотрит на меня и разозлится, увидев женщину на борту, которая ничего не понимает в происходящем», - размышляла Хэлен, чувствуя себя неуютно. Большого труда ей стоило убедить себя, что метис лично пригласил ее на борт - так сильно было впечатление от его нового образа. Как и обещал, индеец свернул от открытого океана к Мэну, отдавая команде отрывистые короткие команды. Как объяснил девушке Брюс, капитан стремился успеть войти в одну из бухт с вечерним приливом. Впереди из тумана выплывал величественный скалистый берег. Мисс Фокс с беспокойством смотрела на острые пики рифов, видневшихся из воды. Каждый матрос полностью погрузился в свою работу – стихли разговоры и шутки, лица мужчин были сосредоточенными и жесткими, чувствовалось общее напряжение. Твердой рукой Коннор удерживал свой корабль на верном курсе, искусно обходя коварные скалы. Впереди показался далекий песчаный берег, путь в бухту перекрывал риф. Хэлен порадовалась, что Аманда и Абигаиль не могут видеть ощетинившиеся каменные шипы, на которые надвигался Аквила. Какое-то время корабль маневрировал, то удаляясь от берега, то приближаясь, а потом вдруг паруса наполнил сильный ветер, и судно с угрожающей скоростью понеслось на скалы. Корпус заскрипел под напором волн, и на гребне самой высокой преодолел опасное препятствие, плавно опускаясь в спокойные воды бухты. Хэлен изумленно оглянулась, чтобы поглядеть на риф, который остался позади. Это была победа! Девушка с восхищением посмотрела на Коннора, который спокойно стоял у штурвала, о чем-то говоря с матросами: кажется, собирались спускать шлюпки на воду. Зазвенела якорная цепь, Аквила остановился неподалеку от берега. Сделали одиночный пушечный выстрел, оповещая местных жителей о начале торговли. Если поблизости есть люди, желающие торговать или меняться, они непременно выйдут на берег. Леди Фокс во все глаза смотрела на темный зеленый лес, стеной стоящий сразу за пологим песчаным пляжем. Песок был странного цвета и казался розовым, а вода в заливе была удивительного синего оттенка. Солнце, которое уже клонилось к западу, освещала бухту золотистым светом, заставляя все вокруг искриться в лучах. Через некоторое время на берегу показались индейцы и несколько белых людей с мушкетами. Коннор велел поднять свой флаг – серебристый треугольник с закругленным основанием на светлом фоне. Люди на берегу какое-то время посовещались, а потом подняли белый флаг в знак мира. Капитан, наконец, подал сигнал ставить шлюпки на воду. Пассажиры и большая часть экипажа направилась на землю. Он лично помог Хэлен, Аманде и Абигаиль спуститься в лодку, а потом, вместе с другими матросами, вытащил ее на берег, чтобы женщины не замочили ноги. Девушка подумала, что было бы чудесно, если бы он перенес ее на руках, но по отношению к мистрис Гарнднер и мисс Фишер это было бы некрасиво. Ей достаточно было и того, что он подал ей руку, приветливо улыбаясь. На земле он снова стал самим собой, и Хэлл больше не смущалась его вида бравого капитана. На берегу разожгли костры: над одним на вертеле жарили большого кабана, а над другими коптили рыбу. Индейцы прямо на песке, на листьях выкладывали мидии, устрицы и сырые дары моря. Брюс сразу же направился к компании краснокожих, которые размахивали шкурками выдр и бобров. С собой он взял несколько бутылок настойки собственного приготовления. Белыми людьми оказались местные жители – Акадийцы (Акадия(от фр.) – обширная область земель в районе штата Мэн. Права на нее всегда оспаривались Англией и Францией. По договорам, земля отходила англичанам, но в реальности это был дикий край, который активно заселялся французскими переселенцами.), все явно французского происхождения, но сносно говорящие на английском. Поначалу они держались не слишком приветливо, но потом узнали Коннора и мистера Фолкнера. Как оказалось, подвиги Аквилы гремели и в этих краях: метис вел успешную охоту на пиратов и контрабандистов, терроризирующих берега Мэна и Массачусетса. Хэлен не могла не смотреть на него с восхищением: оказывается, ее друг был знаменит! Одна из индейских женщин, заметив рыжеволосую девушку, подбежала к ней и стала предлагать бусы, сережки и четки из жемчуга, кораллов и бисера, требуя в обмен водку. Хэлл очень приглянулось одно из ожерелий – оно было собрано из осколков розовых ракушек и крупного жемчуга, но у нее нечем было расплатиться, тем более при себе она не носила водку. Заметив это, Коннор отошел от группы белых людей, с которыми разговаривал и приблизился к Хэлен. Без улыбки, но спокойным тоном, он что-то тихо сказал индианке, а затем протянул ей кошель с золотом. Черноокая женщина вытаращила глаза и с любопытством посмотрела на Фокс, а потом протянула метису то самое ожерелье и ушла. Под невозмутимым взглядом молодого человека она, казалось, почувствовала стыд. - Что ты сказал ей? – с любопытством спросила Хэлен, которой окружающий шум помешал расслышать этот тихий разговор. И действительно, вокруг царило оживление: индейцы ставили на опушке вигвамы; Акадийцы выкатывали бочки с ромом, ставили столы и стулья. Видимо, все готовились к небольшому пиршеству. Весело потрескивали костры, дым от которых поднимался в небо тяжелыми клубами. Девушка внимательно огляделась и увидела, что в некотором отдалении на холме виднеется деревня французов, которой она раньше не заметила. На скале справа возвышался небольшой приземистый деревянный форт. По дороге, шедшей по склону, спускалась группа людей. Хэлен и Коннор пошли по берегу, глядя на все это бурное оживление. - Эта женщина была из ирокезов. Я сказал ей, что у тебя есть вампум, который означает, что ты - наш друг. И что негоже ей уподобляться предателям-гуронам и абенакам, и пить водку, так как ирокезы не признают ее, - с этими словами он протянул ей ожерелье, которое до этого вертел в руках. Хэлен с благодарностью приняла подарок. - Значит, здесь есть ирокезы? – с живым интересом просила она, надевая ожерелье на шею. Эта безделушка составляла отличный комплект с украшением из перьев в ее распущенных волосах. - Да, - в голосе индейца послышалась радость, - сегодня я буду танцевать со своими братьями. Значит, их поездка в Винъярд откладывалась, по крайней мере, до завтра. Но это не тревожило ее – Мэн способен был совершенно очаровать кого угодно. Тем временем к ним подошли те самые люди, которых она раньше заметила на дороге, ведущей от форта. Это оказался французский дворянин, видимо начальник форта в сопровождении четырех солдат. Мужчина представился ей маркизом Аленом де Сент-Лироем. Оказалось, что с Коннором он уже знаком. Француз галантно поцеловал ее руку и поклонился совершенно очаровательным придворным образом. Вид этого молодого человека совершенно поразил Хэлен. У него была смуглая кожа и угольно-черные блестящие глаза, лицо безбородым, а волосы - темными. Он больше напоминал индейца, чем француза, да и одет был почти как коренной американец. Волосы украшали перья, на груди во множестве висели индейские бусы, в ухо была вдета серьга. Поверх поношенного военного голубого мундира он носил индейскую серую шаль, а на ногах высокие мокасины. Это был совершенно фантастический персонаж, которого можно встретить только на причудливых берегах Мэна. Как оказалось, он был аквитанцем, тем и объяснялось его необычайная смуглость и горячность нрава. - Сударыня, вы – прелестны! Я почти готов объявить мистеру Коннору войну, чтобы отбить вас у него, - прямодушно заявил дэ Сент-Лирой, активно жестикулируя руками. Хэлли смутил его фривольный тон, и она успокоилась лишь тогда, когда увидела, что Коннор остается невозмутимым. Метис о чем-то говорил с мистером Фолкнером: видимо давал последние указания до того, как квартирмейстер и вся команда погрузятся в кутеж. Сен-Лирой ловко подхватил ее за руку и увлек за собой, намереваясь показать окрестности. - Не бойтесь, мадемуазель, но я - пират, - шутливо прищурившись, сказал он, доверительно склоняясь ближе к собеседнице. - Пират? Вы? – Хэлен удивленно моргнула. В этот момент рушились все ее представления о французах. Вот почему Джон Аммел был так влюблен в них. В его характере было что-то французское, та же легкость и жизнерадостность. Но таких жизнелюбов, как маркиз Ален де Сент-Лирой еще нужно было поискать. - Не делайте такое невинное лицо, сударыня. Ваш любовник грешит тем же. Все мы здесь немного корсары, в нашей любимой Акадии, - Хэлл хотела было опровергнуть его вольную трактовку их отношений с Коннором. - Как вы думаете обмануть француза в том, что касается любви? В ваших глазах есть страсть, и я готов дать руку на отсечение, что ее причина – капитан Аквилы. Ну, или я сам. Хэлен была настолько обезоружена его заявлениями, что не выдержала и рассмеялась. Французы – они такие. Эти люди обожают видеть во всем романтические тайны и интриги. Красивая дама на борту корабля получает подарок от капитана – конечно, она - его возлюбленная! А любовь без плотской страсти невозможна для француза, тем более для гасконца. - Вы забываете, что мы – не гасконцы, сэр, - все еще смеясь, покачала головой девушка, но маркиз не унывал: - Вот видите, вы – смеетесь. А я рад вызвать улыбку прелестной дамы. Жизнь прекрасна! У него был причудливый немного резковатый акцент, который выдавал в нем южанина. Он размахивал руками и делал широкие жесты, сопровождая свои слова восклицаниями: «О-ля-ля!». Мужчина еще некоторое время рассуждал о французской интуиции в амурных делах, а конкретно о своей собственной осведомленности в этом вопросе, но через минуту у него уже поменялось настроение: - Да, вы – англичане, вы не умеете веселиться и наслаждаться жизнью. Вы избегаете любви, как будто это страшный грех. Подумать только, между вами действительно ничего не было! Англичане - невыносимые соседи, но я вам сочувствую. Вы так хороши, мисс Хэлен, вы заслуживаете поклонения и страсти. А ваш капитан - как красив, у него благородное и выразительное лицо, но он бывает так холоден, - пока он говорил это обиженным тоном, у Хэлл все сильнее вытягивалось лицо. Да, она предполагала, что на этих берегах у нее появятся соперницы за внимание Коннора, но чтобы соперником оказался маркиз Ален? - Зачем вы смотрите на меня так? Я люблю любовь, я люблю красоту во всех ее проявлениях. Вы знаете, я поцелую вас, когда вы не будете этого ожидать, а потом у нас будет дуэль с вашим прекрасным метисом. Что за чудесная будет интермедия! Он был невыносим, но иногда очарователен. Хэлен понравилась пылкость и искренность де Сент-Лироя, к тому же, несмотря на громкие слова, он говорил не серьезно. С ним сложно было понять, когда маркиз шутил, а когда нет. Но девушка уверилась в его лояльности к Коннору, и больше ничего не опасалась. Мужчина показал ей берег и деревню, потом повел обратно к берегу, минуя форт. - Это скучное серое здание, там не на что смотреть. Увы, пока что я лишен всех удобств, но погодите, вернется мой корабль из Франции. Святая Мария, о, он прекрасен и куда больше, чем Аквила. Я говорил вам, что не так давно чуть не лишился его? Это замечательное приключение мне довелось пережить недалеко от порта Бостона. Я только что загрузил товары в трюм, и стоило мне отплыть от города, как за мной увязалась целая эскадра головорезов. Они преследователи меня на утлых корытах несколько часов, пока не загнали Святую Марию на мель. Мы были обречены, как вдруг появился ваш друг – Коннор, и разгромил пиратский флот как котят! С тех пор мы неразлучные друзья, не правда ли, Коннор? – обратился маркиз к подошедшему метису. Индеец наградил его снисходительной добродушной улыбкой. - Там было всего три небольших судна, у одного из них к тому же был крен. Все они были плохо вооружены и больше походили на отчаявшихся безумцев, чем на пиратов. Стоило пустить на дно один из кораблей, как двое других кинулись наутек, - развенчав героический эпос дэ Сен-Лироя, пояснил Коннор, но француз не обратил на это особого внимания: - Хорошую историю не грех и приукрасить. Вы лишены романтики, господин Коннор. Ну, ничего, я когда-нибудь научу вас. А теперь пойдемте к столам, я чувствую, уже приготовили мою любимую жаренную дорадо. Дорогая Хэлен, вам непременно нужно попробовать эту рыбу, приготовленную по местному рецепту. Празднество длилось до глубокой ночи. Маркиз ликовал – он был звездой сегодняшнего вечера. Он завладел вниманием публики, развлекал ее забавными рассказами и с удовольствием ловил на себе завистливые взгляды мужчин: по одну его руку была Хэлен, по другую - Абигаиль. Окруженный красивыми молодыми девушками, этот гасконец был на вершине блаженства. Даже Аманда поддалась его южному обаянию. - Вы видели Версаль? – поинтересовалась она, вспоминая мечты своей юности. Блистательный Версаль, двор французского короля, где совсем недавно правил Людовик четырнадцатый - легендарный Король-Солнце. Что за вопрос, конечно, он видел Версаль! Он лицезрел короля и даже исполнял почетные обязанности, подавая Его Величеству нижнюю рубашку по утрам. - Ах, Версаль, Версаль… как я скучаю по приемам, по фейерверкам… а какой там парк, - де Сент-Лирой мечтательно вздохнул, - прекрасное место, сказочное, где праздник не заканчивается никогда. Но это правда, что Версаль уже не тот, что в эпоху «дорогого Луи». И все же, это поистине рай на земле. Версаль, король - я скучаю! - Почему же вы здесь? – спросила Абигаиль, на что Ален поморщился и махнул рукой. - Там невозможно долгое время находиться. Чем ярче блеск, тем мрачнее сгущаются тени. Но я не покинул бы двор сам, это так. Со мной случилось то же, что и со многими из изгнанников старого света – я разонравился. Но не будем об этом, лучше выпьем за здоровье наших королей! Хэлен нравился этот оживленный вечер, с шутками, сплетнями и захватывающими историями. Это правда, что французы веселятся так, как умеют только они. Любое безумство в их исполнении выглядит привлекательным. В какой-то момент Хэлл потеряла из виду Коннора и поняла, что он отправился к индейцам. Рыжеволосая девушка поднялась из-за стола и направилась на его поиски. Доброе бургонское вино гнало кровь по венам, горячность де Сент-Лироя взволновала ее. Ей хотелось разделить свои впечатления и веселье вечера с Радунхагейду, поцеловать его и почувствовать привкус соли на его обветренных губах. Сегодня она подарит поцелуй отважному капитану корабля или загадочному индейцу? В каком обличье он предстанет перед ней? Мисс Хэлл переходила от одного костра краснокожих к другому, стремясь отыскать его среди собравшихся людей. Девушка едва узнала его, так он был не похож на себя. Коннор был в индейских мокасинах и набедренной повязке, его тело и лицо покрывали причудливые узоры из красных, белых и голубых линий. Его черные волосы были заплетены в красивую прическу на индейский манер. Метис сидел, скрестив ноги, перед костром в кругу индейцев и курил трубку мира. Хэлен не решилась подойти ближе и присела на поваленное бревно неподалеку, оттуда наблюдая за тем, как празднуют ирокезы. Сначала они о чем-то говорили, а потом, докурив, начали сложный ритуальный танец, и языки пламени причудливо играли на их мускулистых телах. Танцующие индейцы издавали воинственные крики, а их собратья вокруг били в барабаны в такт танцу. На первый взгляд их движения казались беспорядочными, но приглядевшись, можно было угадать сложную изящную гармонию. Что это было: танец войны, мира или урожая, мисс Фокс не знала, но это странное зрелище глубоко запечатлелось в ее памяти. «Они так далеки от нас, они нам чужды. Боже, как Коннору удается жить в столь разных мирах одновременно?» - гадала молодая женщина, наблюдая за ирокезами. Их фигуры то сплетались, то распадались, каждый танцор существовал отдельно, а потом вдруг исчезал в общем потоке. Сколько длился этот танец – пять минут или несколько часов, Хэлл совершенно потеряла представление о времени. Становилось прохладно, и она плотнее укуталась в плащ, который предусмотрительно взяла с собой с корабля. Когда все закончилось, от группы краснокожих отделилась высокая фигура. Хэлен подняла глаза и вновь испытала удивление, когда узнала в дикаре Коннора. В этом не могло быть сомнений: с холодного, ничего не выражающего лица индейца на нее смотрели его теплые опаловые глаза. Радунхагейду подал ей руку и помог подняться. Оглядевшись по сторонам, Хэлен увлекла его за собой, прочь от соплеменников: в их присутствии она испытывала невольную неуверенность. В тени деревьев Хэлен остановилась и обернулась к своему спутнику, придирчиво разглядывая и ища знакомые черты. Коннор молчал, словно ожидая приговора, и девушка поняла, что должна что-то сказать. - Это было волшебно, - тихо сказала она и кивнула, выражая благодарность за то, что ей было позволено наблюдать за танцем. Метис чуть склонил голову на бок и сделал шаг навстречу, кладя руку ей на плечо. От его тела исходил жар, который приятно согревал в прохладную осеннюю ночь. - Я думал, ты испугаешься, - простодушно признался он, а Хэлен непонимающе выгнула бровь. - Чего же? - Капитана Аквилы. - Он был неподражаем. - Острых рифов у входа в бухту. - То как ты преодолел их, было великолепно. - Могавка, танцующего с другими ирокезами. - Я говорила, это – волшебно, - она улыбнулась, чувствуя чистую радость. Он все-таки реален, это заметно по его страху. Этот мастер перевоплощений тоже боится разочаровать, испугать и обидеть – это были чисто человеческие чувства. Это все еще Коннор, как бы он не выглядел и что бы ни делал. На губах метиса заиграла легкая улыбка. Он обнял ее за плечи, соприкасаясь с ней лбами. - Так ты и правда? - Что? - Любишь меня? – тот бесхитростный тон, каким молодой человек задал вопрос, исключал с его стороны любую, даже малейшую возможность флирта. Храбрый капитан, могучий ирокез, просто друг, страстный возлюбленный и вот теперь дитя, наивное и доверчивое. Хэлен зарделась, вспомнив, что под влиянием момента недавно шептала о любви и задумалась. «Быть может еще не люблю…нет, я не стану лгать. Прошло слишком мало времени, и нам еще многое предстоит узнать друг о друге. Но я знаю, что не смогу не полюбить его, рано или поздно», - мысли пронеслись у девушки в голове в мгновение ока. Она прижала ладонь к его щеке, покрытой белой краской и улыбнулась. - Я полюблю тебя, каким бы ты ни был, - искренне ответила Фокс и увидела радостный огонек в глазах метиса. Приподнявшись на цыпочки, девушка дотянулась до его лица, обвивая руками шею, и поцеловала в уголок узких губ. Радунхагейду крепко обнял ее, горячо отвечая на поцелуй, и Хэлл отчетливо поняла, что сегодня одержала еще одну победу над его недоверчивым сердцем. «Аманду хватит сердечный приступ», - мелькнуло у рыжеволосой девушки в голове. Она в объятиях индейца, его губы настойчиво целуют ее. И вряд ли в этой темноте кормилица узнает в полуобнаженном могавке Коннора. Словно в ответ на ее мысли послышался женский вскрик, Хэлен и Радунхагейду отпрянули друг от друга, в недоумении уставившись на пришелицу. Это действительно была мистрис Гарднер, находящаяся в глубоком шоке. Рядом с ней стоял маркиз де Сент-Лирой, принявший выражение святой невинности, но глаза его хитро блестели. «Негодный аквитанец! Держу пари, он все подстроил, ведь он так любит драмы!» - раздраженно подумала Хэлен и бросилась к Аманде, боясь, как бы с женщиной на самом деле не случился сердечный приступ. - Аманда, дорогая, ничего не бойтесь - это ведь Коннор, посмотрите на него, - успокаивающим тоном проговорила девушка. Метис осторожно приблизился и встал рядом с ней. - Ну вот, мисс Хэлен, а вы уверяли меня в том, что между вами и капитаном Аквилы ничего нет, - произнес мистер Ален, не заботясь о точности изложения слов молодой женщины, - держу пари, для того, чтобы разжечь в моем сердце напрасную надежду. Хэлен кинула в сторону Сен-Лироя испепеляющий взгляд, но француз уже сказал все, что хотел. Впрочем, на него не обратили внимания. Неожиданно заговорил Коннор: - Мистрис Гарднер, это действительно я. Прошу меня простить, тут есть и моя вина. Я держал свои намерения относительно вашей воспитанницы в тайне. Уверяю вас, они благородны, и мисс Хэлен незачем опасаться за свою честь. Аманда немного пришла в себя и собиралась было отчитать Хэлен за безрассудство. Даже если это Коннор, воспитанной девушке не подобает тайком целоваться с ним в лесу среди ночи. Но слова индейца повергли ее в новый ступор, как и всех остальных присутствующих. Маркиз быстрее всех справился с удивлением и радостно улыбнулся, хлопнув в ладоши, как довольный ребенок. - Ба! Неужели вы зайдете так далеко, мой друг, в своем стремлением обладать этой прелестной девушкой? Ах, любовь, я понимаю вас! Пойдемте, мистрис Аманда, я расскажу вам кое-что интересное, - он ухватил женщину за локоть, увлекая за собой. Аманда пыталась что-то сказать, но из цепкой хватки маркиза еще никому ускользнуть не удавалось. На прощание Ален обернулся, заговорщицки подмигнув Коннору. Еще мгновение, и они вновь остались наедине. Хэлен во все глаза смотрела на метиса, не веря услышанному и надеясь, что в темноте не заметен румянец на ее щеках. Неужели он решил сделать их отношения официальными? Конечно, леди Фокс не думала, что он поступит с ней бесчестно, но все произошло так неожиданно... Видя, что девушка сконфужена, Радунхагейду тоже растерялся, не понимая ее реакции. - Ты… говорил серьезно? – неуверенно переспросила Хэлл, закусывая губу, чтобы сдержать нервный смешок. - Да, - осторожно ответил Коннор, и она снова рассмеялась, подходя к нему ближе и беря его руки в свои. - Что-нибудь не так? - с тревогой спросил юноша. - Нет, все прекрасно, - тихо прошептала Хэлен, безнадежно счастливая.***
Поездка в Винъярд запомнилась Хэлен бесконечными радостными днями. Больше не нужно скрывать своих чувств, своего счастья! Можно часы напролет говорить об этом с Абигаиль, принимать нужные и ненужные советы мистрис Аманды. Ловить на себе влюбленный взгляд Коннора, которого метис больше не скрывал. Мистер Фолкнер, узнав о намерениях своего капитана, издал громогласное: «Ха!» и от всей души хлопнул метиса по плечу. Команда находилась в приподнятом расположении духа. Брюс меланхолично пожал плечами и только окинул индейца пронзительным взглядом, а потом, взвалив на плечо поклажу, отправился в лес. Он собирался вернуться в Дэвенпорт пешком, и ничто не могло отвратить его от этой затеи. Конечно, все было не так безоблачно, как Хэлен хотелось бы. Аманда, к примеру, время от времени тяжело вздыхала, но отказывалась говорить о причинах своего дурного настроения. Погода переменилась, подул северный ветер, нагоняя на синюю гладь моря белые барашки волн. Но все равно девушке во всем виделся добрый знак. На пути в гавань Дэвенпорта, она позволила себе приблизиться к штурвалу, чтобы поближе рассмотреть мужественный профиль Коннора. Метис улыбнулся ей и предложил взять штурвал, озорно прищурившись – он шутил. Хэлен, со смехом, отказалась, видя побледневшее лицо мистера Фолкнера, который не понимал, как на такую тему можно шутить. - Это отличный корабль, - сказала тогда девушка капитану, - он тебе подходит. Когда они вернулись в поместье, Фокс все еще находилась в своем сладком сне. Все вокруг вдруг заговорили о каком-то празднике. Она все никак не могла взять в толк, к чему готовятся люди. - Какие цветы лучше выбрать для украшения обеденной залы? – спрашивала Абигаиль. - Быть может, люпины, но что за повод? – рассеянно отвечала Хэлен и получила удивленный взгляд подруги. - В честь вас, мисс Хэлен. Вас и мистера Коннора. Рыжеволосая девушка слегка нахмурилась, не понимая, почему в честь них устраивают праздник, словно они новобрачные. - Мы все рады за начало ваших отношений, - пояснила Абигаиль, улыбаясь. Хэлен некоторое время непонимающе смотрела на нее, а потом тоже улыбнулась, порывисто обнимая подругу. Коннор признал их отношения открыто! Теперь она всем сможет заявить: «да, у меня есть возлюбленный. Образованный, красивый и молодой, он отличный капитан и охотник. И да, он – метис! Индеец, который танцевал ритуальный танец на берегу волшебной Акадии. Да, вот это новость - будет о чем посплетничать Бостонским кумушкам». - Ах, Абигаиль, я так счастлива! – сказала девушка. - И я так рада, что могу разделить свое счастье с близкими. Я не знаю, куда это нас приведет, но надеюсь… - Все будет хорошо, - уверила ее мисс Фишер, украдкой пряча слезы, которые выступили у нее на глазах из-за избытка чувств. Беззаботными октябрьскими днями Хэлен суждено было жить в мире чудесных надежд. Она не замечала пасмурного неба, не прислушивалась к чужим словам. Тревожные письма тетушки не волновали ее. Мисс Фокс видела лишь Коннора и только рядом с ним чувствовала себя живой. Однажды вечером после общего ужина, Ахиллес неожиданно попросил ее о личном разговоре, который он хотел бы сохранить от остальных в тайне. Девушка недоумевала о предмете диалога, который хотел вести с ней старый дворянин, но не посмела отказывать ему, так как слишком уважала. Дождавшись, пока останется одна, она украдкой последовала в комнату старика Дэвенпорта. За окном потемнело, но в спальне было достаточно светло от светильников и жарко пылающего камина. Ахиллес сидел в своем излюбленном кресле, не выпуская из рук трость. Хэлен не хотела признавать, но этот сварливый человек ей не нравился. В нем чувствовались затаенная злоба и горечь, накопившиеся в его сердце за время одинокой жизни. Он потерял жену и сына – это накладывало на него особый трагический отпечаток. Но старик не признавал жалости и приходил ярость, если ему приходилось видеть ее в чужих глазах. Ахиллес был желчным и ворчливым стариком, несчастным и таким несносным, что почти невозможно было испытывать к нему сострадание. Он был словно старый облезший гриф, следящий за человеком маленькими злобными глазками-бусинками, и ждущий момента, чтобы больно укусить кормящую его руку. Дэвенпорт был умен и образован, и страдал еще и от того, что рядом с ним не было такого человека, с которым он мог бы поделиться своими мыслями. Мистер Фокс был его старым другом, но был человеком более простого склада ума. Таков он был, упрямый Дэвенпорт, его нельзя было не уважать, но и симпатию к нему испытывать было невозможно. - Вы хотели о чем-то поговорить? – немного подождав, спросила Хэлен, чувствуя неловкость. Она думала, что Ахиллес первым начнет диалог, но старик упрямо продолжал молчать, так что пришлось заговорить ей. - Да, барышня, - Ахиллес слегка кивнул. Он так и не предложил ей стул, и Хэлл не рискнула сесть сама. - О чем же? – с раздражением поджимая губы, снова спросила она, теряя терпение. Из этого человека невозможно было вытащить лишнее слово и клещами, а ведь он выступал инициатором разговора. - О моем дорогом ученике, о Конноре, - сказал он, и в его скрипучем голосе послышались нотки нежности, поразившие Хэлен. Она не думала, что старик способен на такие чувства. Фокс непонимающе посмотрела на старого мужчину, не догадываясь, куда тот клонит. Их взгляды пересеклись, и Хэлл бросило в жар – она все поняла. Леди с негодованием смотрела на Ахиллеса, который твердо выдержал ее взгляд. «Оставь мне его, ты же видишь, у меня больше никого нет. Отпусти его, он не принадлежит тебе, его предназначение в другом», - как бы говорил Дэвенпорт. Полумрак комнаты пронзила вспышка молнии, и в ее неровном свете его лицо показалось девушке гримасой дьявола. - Я вас не понимаю, - упрямо сжав кулачки, медленно произнесла Хэлен. Старик устало вздохнул и посмотрел на огонь. - Я прошу, чтобы вы не стремились завладеть его сердцем. - Я уверяю вас, нет никаких причин подозревать… - начала было девушка, но Ахиллес прервал ее взмахом руки и поморщился. - Раньше я тоже так думал, но не теперь. Уверяю, вы приобрели достаточную власть над ним, чтобы он забыл все, для чего я его готовил. - Кто вы такой, чтобы распоряжаться его жизнью? – запальчиво спросила Фокс, тряхнув медными локонами, в беспорядке рассыпавшимися по плечам. - Я его наставник. Учитель. Я - все, что у него есть. - Это уже не так, - довольно едко заметила Хэлл, и старик вздрогнул. Она почти физически почувствовала, как сильно задели ревнивого старика эти слова. Однако Дэвенпорту удалось взять себя в руки и он попробовал зайти с другой стороны: - Разве вы пара, мисс Хэлен? Подумайте хорошенько. Он метис, у него нет ни отца, ни матери и ни гроша за душой. Что за жизнь вас ждет? - Я не бедна, - коротко бросила Фокс и отвернулась, с досадой закусив губу: ради счастья драгоценного воспитанника Ахиллес мог оставить ему в наследство свое поместье, о чем говорят все местные жители. Но старик намеренно подчеркнул, что метис беден. Но деньги – это было меньшее, что сейчас волновало ее: она искала не материального благополучия, но любви. И совсем неважно, что по этому поводу скажут ее друзья, как воспримет общество этот неравный союз, если они решатся скрепить свои отношения узами брака. Боже, как далеко еще до этого! Быть может, этому никогда не суждено случиться, но Ахиллес забил тревогу уже сейчас. Он верно подметил, что нужно задушить привязанность Коннора сейчас, пока она еще не слишком сильна. «Коварный, жадный эгоист!» - со злостью подумала Хэлен. Ради чего он готов был отобрать у нее счастье? Он все еще не назвал истинной причины, она чувствовала это. Видя, что его аргументы разбиваются о несгибаемое упрямство собеседницы, Дэвенпорт потерял терпение и выругался сквозь зубы: - Ты упрямая, как твоя мать! - При чем здесь она?! – Хэлен подалась вперед, вцепившись в старика взглядом. Если он попробует вновь увильнуть от ответа, она вытрясет его из этого иссохшего тела. Видимо в ней хорошо читалась эта решимость, потому что Ахиллес заговорил: - Много лет назад она отняла у меня одного ученика. Твой отец должен был следовать пути, который выбрал для себя. Но появилась твоя матушка. Что тогда началось! – Ахиллес хрипло рассмеялся. - Ты можешь удивиться, но у нас с ней произошел почти такой же разговор прямо в этой комнате. - О, я не сомневаюсь, что вы были так же любезны, - сквозь зубы прошипела Хэлл, теряя самообладание. - А она была такой же, как ты: упрямой и своенравной, она отказывалась признать свой эгоизм. - Уверяю, мой отец был счастлив с ней и вряд ли жалел о том, что оставил вас! - Личное счастье – не самое главное, что есть в жизни, - тихо прошептал Ахиллес, и Хэлен смутилась, услышав печаль в его голосе. «Я ничего не понимаю. Оставить Коннора…отказаться от него, зачем? Почему мы двое должны лишиться своего счастья, даже не счастья, а лишь надежды на него? Ради какой цели?» - Что вы имеет в виду? – спросила она, нахмурив лоб и всеми силами стараясь понять Ахиллеса. Она не могла поверить в то, что старик поступал так только ради личной выгоды. Коннор никогда не стал бы уважать такого человека. Или же Ахиллес обманул его, обвел вокруг пальца? Но нет, это было решительно невозможно. Девушка была уверена, что все дело в той тайне, что связывает старика Дэвенпорта и Коннора, в их уроках и тренировках. Но Ахиллес угрюмо молчал – он не собирался открывать свои секреты по неведомым для Хэлен причинам. И тут она взорвалась: - Как вы смеете молчать?! Вы требуете от меня невозможного, а сами отказываетесь даже назвать истинную причину отвратительной просьбы! Более того, я уверена, что моя матушка говорила именно эти слова, и вы точно так же отказывались объяснить во имя чего она должна пожертвовать счастьем. А вы обвиняете ее в эгоизме! Вы называете меня упрямой и эгоцентричной, но посмотрите на себя, старый, отчаявшийся старик, забились в свою нору как крот, отреклись от мира, и вам кажется, что Коннор должен сделать то же самое. А вдруг вы сделаете его несчастным навсегда? И ради чего? Ради чего?! Ахиллес опустил голову, спрятав глаза за полями шляпы и молчал. Он готов был выслушать любые обвинения, потому что знал, что делает это ради того, чтобы защитить и ее, и Коннора. Когда метис рассказал ему о том, с какими людьми водит дружбу мисс Хэлен, уже тогда ставшая индейцу подругой, Ахиллес принял решение посоветоваться с дедом девушки. Брюс согласился с тем, что его внучку нужно оградить от влияния тамплиеров, и по возможности выяснить, насколько она вовлечена в их дела. Тот факт, что она была с Джонсоном во время весеннего визита в земли ганьягэха, и потом, когда он пыталась эти земли заполучить, наводил на мысль, что Хэлл была втянута в интриги тамплиеров, быть может, даже была одной из них. Стань мисс Фокс врагом, неизвестно, что предпринял бы Коннор, который итак излишне сочувствовал своему отцу Хэйтему. Посоветовавшись, мужчины решили «выкрасть» девушку у тамплиеров испод носа, изобрется длительную поездку в поместье. Поначалу, когда Ахиллес замечал близость между ней и Коннором, это не вызывало у него большого беспокойства, хотя он не мог не вспомнить, как однажды мать Хэлен «похитила» у Братства одного талантливого ученика. И все же сердце его радовалось, когда он видел, как счастлив его подопечный. И вот теперь он вынужден выступить палачом, сыграть гнусную роль, чтобы защитить Братство. Брюс и Коннор были решительно против того, чтобы посвящать мисс Фокс в тайну ассасинов. Такое знание тяжким грузом ляжет на плечи молодой женщины и подвергнет ее опасности. Она не создана для этой жестокой войны. За время ее пребывания здесь Ахиллес сумел убедиться, что она ничего не знает о тамплиерах. Сама ее натура, свободолюбивая и непокорная, восстает против упорядоченных строгих тамплиерских догматов. Хорошо было бы оставить ее тут насовсем, чтобы оградить от возможного пагубного влияния. Чтобы когда-нибудь в будущем Коннору не пришлось убить ее собственными руками... Или, лишиться жизни из-за ее сознательного решения. Однако это становилось невозможным. Ее присутствие сглаживало шрамы на сердце Радунхагейду, он становился мечтательным и рассеянным, как все влюбленные люди. Сможет ли он поднять руку на друзей женщины, которую полюбит? Сумеет ли сохранить верность Братству, когда его сердце будет стремиться к ней одной? А если она заставит его предать Братство или, хуже того, воспользуется его доверием и… Хэлен не казалась Ахиллесу злодейкой, но разве можно доверять судьбу мира случаю? Капризу женского сердца? Болтливая мистрис Гарднер успела рассказать ему о том, какие неоднозначные отношениях связывают мисс Фокс с Хэйтемом, отцом Коннора. Если бы парень услышал об этом лишь полслова… Метис был слишком молод, и он был один – последняя надежда ассасинов во многих колониях. Нельзя было рисковать. «Любовь безмерно эгоистична, она заставляет человека полностью отдать себя тому, кого он любит». Ассасинам не запрещено было иметь семьи, но мало кто из них пользовался этой свободой. Слишком явная слабость, слишком велик был риск. Когда-то Ахиллес готов был рискнуть, и ему повезло: его жену и ребенка не убили тамплиеры, но их забрал другой непримиримый, не менее опасный, враг – болезнь. И хуже всего, что он не может ничего сказать Хэлл, этой умной девушке, которая ждет его ответа. Бессмысленно открывать часть правды – говорят либо все, либо ничего. Неведение – ее лучшая защита от смерти физической. Расставание с Коннором – от смерти душевной, так как если тайна откроется, Хэлен, несомненно, тоже будет страдать. Ей придется выбирать меж двух огней. Трагедией будет, если сердце подскажет одно, а разум повелит выбрать иное. Это уничтожит ее… Уж лучше бы она могла уехать вместе с Коннором из Америки, как когда-то ее мать. Но ни она сама, ни тем более Радунхагейду не согласились бы покинуть этой земли – здесь была их судьба. Возможно, существовало лучшее решение, но Ахиллес его не видел. Итак, он молчал, выдерживая негодующий взгляд голубых глаз мисс Фокс. Однако он не мог не признать правоты ее слов. Ему мучительно не хотелось оставаться в одиночестве – он был слишком стар, а Коннор дарил ему надежду. Это правда, что он чувствовал облегчение от того, что цель их ордена позволяет ему оставить любимого ученика подле себя. В эту минуту старик чувствовал себя невероятно жалким существом, особенно под взглядом Хэлен, пылающим праведным гневом. Сохраняя внешнее спокойствие, Ахиллес выразительно посмотрел ей в глаза: - Всего тебе и не положено знать. Так будет лучше для всех, - ворчливо произнес он. Девушка вглядывалась в его лицо, стремясь понять, но не могла. Она корила себя за глупость, за слепоту, за злобу и нетерпение. Но ничего не могла поменять: слишком больно ей было подумать о том, что предстоит. Убежать от своего счастья? Уничтожить его? Это было для нее равносильно самоубийству, именно теперь, когда она так уверилась в том, что ее ждет светлое будущее. «Да, мне жаль старика. Жаль его одиночество, и я могу допустить, что существует нечто более важное, чем я, он, или Коннор, но… как я могу? Я слабая женщина, он прав, я эгоистична, мне кажется, что любовь – самое главное в мире. Кому наши чувства могут причинить вред?.. Разве что нам самим. Но даже если так…» - Я не смогу принять это решение, - с горечью в голосе произнесла Хэлен, после долгого молчания. Этими словами она как бы отказывалась от дальнейшей борьбы: пусть решение принимает Коннор. Она не сможет отказаться от него, потому что даже не ведает причин. Он знает больше – ему и решать. Ахиллес мог видеть, как на ее лице проступают разные эмоции: благородство, отчаяние, ярость, разочарование, обида, понимание, сомнение и снова боль. Внутренняя борьба охватила Хэлен, и это одно делало ей честь. Считая разговор оконченным, рыжеволосая девушка резко развернулась на каблуках и вышла, чувствуя полное внутреннее опустошение. Она ничего не понимала, и только одна мысль крутилась у нее в голове: все кончено. Ее счастье ускользнуло, так и не успев начаться. Она едва позволила себе мечтать о том, что когда-нибудь Коннор сделает ей предложение, а теперь вынуждена потерять его навсегда. Леди вышла на улицу: оказалось, что в небе грохотала гроза, но дождя пока еще не было. «Это какое-то наваждение», - говорила она себе, изумленно хмурясь, - «этого просто не может быть. Что за отвратительная комедия? Насмешка надо мной. Я не понимаю… не могу понять!» - в отчаянии повторяла Хэлл, нервно стирая слезу со щеки. У ее ног крутился Тэкода: он тоже ничего не понимал. Он не мог осознать, почему хозяйка так рассеянна и не приветствует его. Она итак куда-то надолго ушла, ушла за большую соленую воду. А теперь была еще дальше от него, так далеко, что волчонку стало страшно. В небе снова загремел гром, и он уныло поджал хвост, распластавшись на животе и пряча голову под подол юбки Хэлен. Она стояла посреди двора как безмолвное дерево и смотрела перед собой невидящим взглядом. Что-то постоянно ускользало от нее, казалось, она вот-вот соединит кусочки головоломки воедино, но в самый последний момент все рушилось и снова все происходящее казалось ей хаосом. Навстречу ей, из дверей дома, выступил Коннор. Когда взгляды их встретились, Фокс поняла, что он обо всем знает. Ее охватило безумное желание спрятаться на его груди, ведь его объятия способны были развеять любой кошмар. Но Хэлл подавила в себе это стремление, не желая мешать ему в принятии решения. Она слишком уважала его и просьбу старика Дэвенпорта, да и себя саму, чтобы теперь о чем-то просить или умолять. Коннор подошел к ней ближе и взял ее руки в свои. На миг Хэлен показалось, что сейчас он раскроет свои объятия, но этого не произошло. Она посмотрела в его глаза и увидела там отражение собственного разочарования и горечи. - Ведь это же навсегда, ты понимаешь? – тихо спросила она, и метис едва заметно кивнул. - Навсегда, - эхом, едва слышно ответил он, будто клялся в том, что будет рядом, а вовсе не расстается с ней. Девушка печально улыбнулась. Да, она всегда будет помнить о том, как счастье коснулось их, а потом исчезло. Но почему, почему? Хэлен не стала спрашивать: она знала, что не дождется ответа. «Но когда-нибудь я узнаю», - с ожесточением подумала она, - «и горе тому, кто в этом виноват».Минутка авторской упоротости. Представим себе ситуацию, что автор снимает фильм/постановку, а персонажи – актеры, обладающие приблизительным сходством характеров с каноном. Итак, сцена у причала, Аманда и Хэлен спустились на берег. Автор возбужденно бегает по пристани, размахивая листками бумаги. - Где баск? На ванты и махай рукой. Что значит, не учили акробатике на курсах актерского мастерства? На ванты - живо! Вот так, - бледный актер изображает матроса, прощающегося с Хэлен, постепенно зеленея как травушка-муравушка. - Отлично, с этим закончили, - автор потирает рученьки, скептически оглядывая едва живого баска - унесите этого зеленого, как сопля горного тролля, голубчика - да простит меня Толкиен! Нам тут не нужен труп в гавани: водичка и без того подозрительным ароматом отдает. Бедного «матроса» стаскивают с вант. Мимо проходит Хэйтем, поправляя манжеты на рукавах и комментирует: - Страшная женщина. По трупам пойдет, ради писулек своих.