Дневники мисс Фокс.

      Нью-Йорк был голландским городом, купленным англичанами с тугими кошельками. За сравнительно короткий срок поселение приобрело черты британской колонии, хотя в нем еще остались едва заметные признаки принадлежности к другой стране. Здесь было куда меньше домов из кирпича, в то время как Бостон называли красным городом из-за обилия строений из этого прочного материала. Нью-Йорк был не меньше северного соседа, но менее развит. Город разрастался вширь, был полон широких улиц, зачастую не замощенных булыжником. У окраин было много огородов и других сельскохозяйственных построек, в то время как Бостон больше напоминал промышленный центр и обладал бОльшим портом. Глядя с палубы ялика на медленно приближающийся городок, Хэлен гадала, что ей готовит это место. Издали Нью-Йорк казался серо-коричневым нагромождением невысоких строений, широко растянувшихся вдоль пологого берега. Он был огорожен деревянным частоколом, сразу же бросались в глаза оживленные форты. Разглядывая их бастионы, девушка с неудовольствием подумала, что война докатилась и сюда. Однако пока здесь было спокойней, чем в Бостоне, который вот уже два месяца находился под осадой: несмотря на неудачи, патриоты упорно продолжали оккупацию.       Как и в любой другой гавани, в порту Нью-Йорка было оживленно: несмотря на трагические события, охватившие штаты, торговля неумолимо продолжалась. Царила неописуемая суета, одни суда разгружались, другие наоборот, производили погрузку. У причалов было много кораблей, обилие мачт создавало впечатление, что все происходит в уродливом обгорелом лесу, наполовину погруженном в воду.       Вместе со своими спутниками Хэлен высадилась на берег. Тэкода и Жанни робко жались к ней, с опаской оглядывая незнакомые шумные улицы. Вместе с мужем Хэлл направилась в ближайший постоялый двор, а Хэйтем остался на пристани заниматься багажом. Хотя графиня была готова дать голову на отсечение, что у тамплиера возникли неотложные дела.       Найти трактир со свободными комнатами оказалось трудно. Причиной тому было обилие беженцев со всей округи. Эти несчастные люди с изможденными лицами были повсюду: в порту, на улицах, в тавернах. Их можно было легко отличить от нью-йоркцев по затравленному и растерянному взгляду. В их глазах были заметны тени недавно пережитых трагедий. У всех одно и то же: кто-то попался под горячую руку военных, у иных власти отобрали землю, другие прятались от чиновников, а кому-то не посчастливилось повстречаться с мародерами и дезертирами.       Блуждая по улицам в поисках временного пристанища, Хэлен вдоволь насмотрелась на нищету, грязь и разруху. То ли во всем была виновата война, то ли жители Нью-Йорка и впрямь были менее чистоплотны. В Бостоне улицы всегда были чистыми, в то время как над всем Нью-Йорком словно было повисла атмосфера хаоса. Бродвей оставил после себя и вовсе неприглядные воспоминания. Сытая по горло видами нового города, миссис Аммел мечтала о той минуте, когда, наконец, можно будет хотя бы присесть. Окружающая обстановка действовала угнетающе, и даже привлекательные достопримечательности не радовали глаз.       Когда чета Аммелов вышла за пределы центрального округа, стало лучше: улицы стали еще шире, а большие добротные дома располагались на приличном расстоянии друг от друга. Здесь яснее чувствовался английский дух, и это скрадывало первые неприятные впечатления от знакомства с городом.       В конце концов, удалось найти пару комнат в небольшом трактире, и то только благодаря туго набитому кошельку графа. Комнаты оказались небольшими и просто обставленными, но в них хотя бы было чисто. Тэкоду оставили на заднем дворе, где он сразу же вступил в единоборство с хозяйским псом и, разумеется, одержал безоговорочную победу. Жанни согласилась помогать на кухне, и потому ей выделили уголок там, где спали слуги. Одну из комнат должны были занять Аммелы, другая предназначалась мистеру Кенуэю. Джон явно был не рад такому соседству, но честь не позволяла ему бросить временного попутчика на произвол судьбы. К тому же мужчина рассчитывал в ближайшее время найти новое жилище, возможно снять особняк, или даже купить его. Как и Хэлен, он был не в восторге от центральных улиц, и потому они договорились, что будут искать дом в пригороде. Пусть он будет небольшой, зато уютный и тихий.       В таверне, название которой Хэлен так и не смогла запомнить, была общая ванная в конце коридора на втором этаже. Джонатан отправился в город повидать местного нотариуса, чтобы устроить денежные дела, а миссис Аммел спустилась вниз, заказав у хозяев обед на три персоны и ванну. В ожидании пока нагреют воду, она устало опустилась на кровать в своей комнате, со слабым интересом оглядывая помещение. Стены были чисто выбелены, под ногами скрипели деревянные доски. Напротив входной двери было небольшое окно с чистыми занавесками. Две простых одноместных кровати, застеленные бельем из грубой ткани, стояли у противоположных стен, изголовьями к окну. Хэлен испытала невольное облегчение от того, что не придется делить с мужем одну кровать, и устыдилась этой радости.       Между кроватями, под окном, находилась небольшая тумбочка с выдвижными ящичками. Подергав ручки, девушка с удивлением поняла, что они заперты. У стены с дверью стоял небольшой шкаф для одежды, а с другой стороны - большой сундук, окованный чугуном. Над ним на стене висело маленькое некачественное зеркало, в которое не хотелось смотреть. На этом обстановка заканчивалась.       Хэлен хотела распахнуть окно, так как в помещении было довольно душно, но у нее не хватило сил открыть его. Тем временем в дверь постучал слуга и сообщил, что вещи госпожи Аммел доставлены. Поблагодарив посланника, она подивилась тому, как быстро мистер Хэйтем узнал, куда нужно доставить багаж.       Следующие десять минут Хэлен занималась раскладыванием своего нехитрого скраба. Она выбрала из немногочисленных нарядов, позаимствованных у Абигаиль, простое платье темно-зеленого цвета с воротником под горло и решила, что наденет его после ванны. Вещи милой мисс Фишер были под стать хозяйке: скромные и не притязательные, но не лишенные простой привлекательности. Впрочем, Хэлл они все равно не нравились: она любила более открытую и яркую одежду, но выбирать не приходилось.       «Завтра же возьму с собой Жанни и отправлюсь по магазинам», - решила рыдеволосая девушка, категорично осмотрев пожитки. Страшно было представить, сколько всего предстоит сделать: купить все необходимое для хозяйства и одежду, обустроить новый дом, словом - начать все заново. Хэлен и Джон с тоской вспоминали Фокс-холл, который олицетворял собой руины прошлой жизни. Но хотя хлопот предстояло много, Хэлли не отчаивалась: она чувствовала сильное желание обжиться, восстановить разрушенное и обрести новое. Джонатан смотрел на все менее оптимистично, но взял себя в руки и с обыкновенной энергичностью принялся за дело. Если бы он не переживал за судьбу жены, которая вот-вот свяжется с опасной организацией, то был бы вполне счастлив.       Хэлен, в свою очередь, изнывала от желания поговорить с Хэйтемом и поделиться тем, что успела узнать за время разлуки. Но не представилось ни одной удачной возможности: муж как нарочно не спускал с нее глаз, что немало раздражало. Теперь же, занятая мыслями о предстоящих делах, графиня на время забыла о своем намерении, а в данный момент вообще могла думать только о том как бы поскорее вымыться.       Наконец служка сообщил, что вода нагрета, и можно принимать ванну. Хозяйка таверны пожаловала гостье небольшое полотенце, простыню и кусок простого мыла, но Хэлл была рада и этому. Подхватив чистое платье и банные принадлежности, она устремилась в ванную комнату. Это было маленькое помещение, с небольшим оконцем у самого потолка. Тут не было ничего, кроме большой деревянной лохани и ведра с ковшом. От воды, наполнявшей ванну, поднимался густой горячий пар.       Скинув одежду, Хэлен с наслаждением погрузилась в обжигающую воду, и некоторое время просто блаженствовала, откинувшись на спину. С каждым мгновением к ней возвращались силы и бодрость, а утомленное дорогой сознание прояснилось. Вымывшись, она полила себя чистой водой из ведра и с неохотой вылезла из лохани. Отжав отяжелевшие темные пряди волос, Хэлл обернула тело простыней подмышками, и стала неспешно вытирать голову полотенцем, прикрыв глаза и наслаждаясь негой, волнами разлившейся по телу.       Почувствовав нежное прикосновение чужих ладоней к плечам, расслабленная девушка даже не вздрогнула. Ей почему-то подумалось, что вернулся Джон. Хотя для него подобное поведение было странным, но Хэлен была рада обнаружить в нем экстравагантную чувственность. Она склонила голову к плечу, прижимаясь щекой к чужой руке и умиротворенно вздохнула, когда почувствовала на шее ласковый поцелуй.       И тут же выскользнула из грез, когда поняла, что не узнает этих губ. Сердце подскочило в груди, живот скрутило от страха и смущения. Хэлен отпрянула и резко развернулась, мгновенно заливаясь краской. Некоторое время она не знала, что сказать: выставить незваного гостя вон или умолять продолжить начатое. Перед ней стоял мистер Кенуэй, с таким безмятежным видом, будто они только что вели светскую беседу за завтраком.       - Я все думаю, для кого вы оставили дверь открытой, - с улыбкой прокомментировал ситуацию мужчина, - это можно было расценить как приглашение.       «Уж точно не для вас», - хотела ответить Хэлли, но промолчала, понимая, что это прозвучит глупо. Она так торопилась залезть в воду, что действительно забыла запереть дверь за засов. Благо, что сюда не зашел кто-то посторонний…       «Посторонний! А он, значит, не посторонний?» - негодуя на себя, думала Хэлен, пылая алыми щеками. И как вообще можно было подумать, что это - Джон? Вот уж кому не придет в голову явиться к женщине, когда она моется. Граф Аммел счел бы это неприличным, но… как было бы чудесно, если бы он забывал о манерах хотя бы изредка! Ее мужу, при всех неоспоримых достоинствах, явно не хватало страсти. Вот Хэйтем сделал именно то, что следовало сделать любому нормальному мужчине при виде полуобнаженной женщины, в согласии которой он не сомневается.       «Не сомневается», - язвительно повторила про себя Хэлен, от всей души желая провалиться сквозь землю. Неужели ее чувства и желания всегда будут настолько очевидны для Хэйтема? Она со стыдом поняла, что ей большого труда стоит оставаться спокойной и помнить о супружеском долге. А как она скучала по сероглазому мужчине! Быть рядом и при этом даже не разговаривать – это невыносимо. Но она не желала ранить Джона еще больше, и для нее пытка продолжалась. Хэйтем скользнул по ней еще одним заинтересованным взглядом, а потом развернулся, чтобы уйти.       - В следующий раз заприте дверь надежнее, потому что вряд ли найдется еще один блаженный, который соизволит оставить вас одну, - с усмешкой бросил Кенуэй и уже приоткрыл дверь, но Хэлен остановила его движением руки, которое он заметил краем глаза.       - Я хотела с вами поговорить, - неловко пролепетала она и опустила голову под откровенным взглядом неожиданного визитера.       - Неужели это желание посетило вас именно сейчас? – не скрывая веселья в голосе, поинтересовался тамплиер. - Уверяю, меньше всего я расположен к беседе.       Хэлен снова густо покраснела и обиженно надула губы: вот вечно он так!       - Я буду в своей комнате, - тихо рассмеявшись, сказал брюнет и вышел в коридор, прикрыв за собой дверь. Кожа в том месте, где ее коснулись его губы, все еще пылала. Слушая затихающий смех, Хэлен с досадой топнула ногой и фыркнула, упрямо подавив желание побежать к двери и закрыть ее.       - Черт бы тебя побрал, Кенуэй, - совсем не по-графски выругалась она, что, конечно же, услышал Хэйтем, и это вызвало у него новую волну веселья.       Немного успокоившись, Хэлен оделась и спустилась в низ, чтобы отдать купальные принадлежности, а так же дорожное платье слугам. С кухни к ней выбежала Жанни, которой графиня и поручила заботу об одежде. Ужин обещали подать только через полчаса, Джон пока не возвращался, так что это была прекрасная возможность поговорить с мистером Кенуэем.       Если бы девушка была уверена, что представится другой случай, то непременно отложила бы встречу. Но в присутствии мужа о разговоре с тамплиером можно только мечтать. Не зная, когда еще ей улыбнется удача, Хэлл поборола уязвленную гордость и направилась прямо в комнату к магистру, надеясь, что они успеют поговорить до возвращения графа.       В комнате Хэйтема царила такая же обстановка, как у Аммелов, только была одна кровать, а вместо второй стоял письменный стол. Мужчина сидел возле него, откинувшись на стуле, закинув ногу на ногу и развернувшись корпусом к дверям, будто только и ждал гостей. У него было очень довольное выражение лица, а по взгляду можно было легко догадаться, о чем именно он вспоминает с такой хищной улыбкой на губах. Заметив его взгляд, Хэлен мгновенно забыла, что хотела сказать и вместо этого выпалила:       - Как вам в голову могло прийти прокрасться в ванную, когда там кто-то есть?       - Я знал, что там были вы, - без видимого раскаяния признался Хэйтем, все еще забавляясь. Хэлл почувствовала новую волну смущения, слова застревали в горле.       - На самом деле я тоже хотел поговорить, пока не вернулся ваш муж, - смилостивился мужчина, вдоволь насмотревшись на розовые щеки гостьи, - собирался подождать в коридоре, но заметил приоткрытую дверь. Это показалось мне подозрительным…       - И вы заглянули в комнату, вместо того чтобы закрыть дверь, - гневно закончила за него Хэлен, а про себя подумала: «и вы только лишь поцеловали, вместо того чтобы…»       - Ну, разумеется, - выгнув бровь, ответил Хэйтем, - кто же откажет себе в удовольствии? Разве что ваш неуклюжий муженек, - он тут же пожалел о своих словах, заметив тень страдания на женском личике. Вздохнув, он поднялся со стула и подошел к окну, давая Хэлен время собраться.       - Какие у вас планы? – немного погодя спросила девушка, когда ей удалось взять себя в руки. Шутка мистера Кенуэя была неосторожной, но вместо того чтобы разозлиться, она почувствовала только боль и разочарование.       - Я собираюсь наблюдать за делами ордена в Нью-Йорке, - уклончиво ответил Хэйтем, явно не решаясь рассказать все, - как вы знаете, Томас Хики сейчас находится в городе, а через некоторое время приедет и Чарльз. Предстоит изрядно потрудиться, чтобы возместить потерю Питкерна.       - Я сожалею, - тихо сказала Хэлен, искренне переживая за его дела. Кенуэй потерял не только давнего товарища, но и единомышленника. Наверняка дела ордена еще больше подорваны, чем после смерти Уильяма.       - И если чем-то могу помочь… - добавила она, но замолчала, увидев чужой взгляд.       - Не уверен, что ваш муж одобрит это, - наконец произнес Хэйтем. Было похоже, что он намеревался закрыть перед миссис Аммел все перспективы, а этого она не могла допустить.       - Ах, вот оно что, опять не хотите ничего рассказывать? Ну, я итак все знаю! Знаю, кто вы такой, и кто убил Уильяма Джонсона, и Питкерна и… - порывисто поддавшись вперед, Хэлен сразу выложила все, что ей было известно. Почувствовав на себе подозрительный взгляд, она запнулась на полуслове и сконфуженно опустила голову.       - Гарт Льюис рассказал, - как бы оправдываясь, добавила она, боясь посмотреть мужчине в лицо. Хэйтем пожал плечами и кивнул.       - Что ж, этого следовало ожидать от капитана-пройдохи, - без всякого удивления констатировал он и подошел, требовательно заглядывая в глаза.       - Ну, и что конкретно вы узнали?       - То, что вы – магистр ордена тамплиеров, - пролепетала Хэлл, чувствуя себя как на исповеди, - а убийца ваших товарищей – ассассин. Уверена в этом, ведь я видела его, и не один раз.       - Вы его видели? – Хэйтем заинтересованно прищурился. Казалось, именно это заинтриговало его больше всего. Хэлен кивнула и рассказала Кенуэю о своих не слишком приятных встречах с Капюшоном. Она надеялась, что он сможет пролить свет на странное милосердие ассассина, которое тот проявил по отношению к ней вот уже дважды, но Хэйтем только задумчиво качал головой.       - Об этом стоит подумать, - только и сказал он, а потом сменил тему:       - Ну, и что же мне с вами делать? – поинтересовался он с напускной серьезностью. Но Хэлен было не до шуток: слишком долго она изводила себя догадками, теперь пришла пора узнать все. Она взяла тамплиера за руку и с мольбой заглянула в глаза.       - Расскажите. Я уже знаю слишком много.       - Полагаю, что так, - скорчив недовольную гримасу, согласился брюнет и задумался. Пройдясь по комнате, он остановился возле убогой кровати и сел на нее, сделав приглашающий жест рукой.       - Ну что ж, ладно. Я расскажу вам немного истории…       Хэлен села на краешек ложа вслед за собеседником и затаила дыхание, приготовившись слушать. Следующие полчаса были посвящены краткому экскурсу в историю ордена тамплиеров от его создания до сего дня. Хэйтем не углублялся в детали, лишь в общих чертах обрисовал политику тамплиеров, а так же их идеалы и цели. Хэлен поразило то, что многие известные исторические личности состояли в этой могущественной организации, окутавшей весь мир невидимой сетью. Об ассассинах мужчина упомянул лишь вскользь, заявив, что если говорить о них подробнее, лекция растянется на несколько часов. По его словам, у них было много общего с тамплиерами. Конечные цели орденов зачастую совпадали, однако используемые ими средства всегда были разными. Ассассины стремились к миру и свободе, а тамплиеры ценили структуру и порядок. Хэлен не сказала этого вслух, но подумала, что теперь понятно, почему ассассин сотрудничает с патриотами, которые борются за свободу. И конечно, стало очень интересно, чью сторону поддерживают тамплиеры. Девушке почему-то казалось, что им ближе корона. Однако Хэйтем со смехом развенчал эту теорию, заметив, что все не так просто, как кажется на первый взгляд.       - Мы часто поддерживаем правящие верхушки, это так, - пояснил он, - в основном потому, что именно от этих людей зависит, какого курса будет придерживаться государство. Но в данном случае действия парламента просто вопиющие, и я, как магистр Американского обряда, просто не могу встать на сторону Георга.       - Тогда все-таки патриоты? – не унималась Хэлен и получила укоризненный взгляд серебристых глаз.       - Возможно, но для этого ими нужно управлять, - без охоты ответил Хэйтем, и стало понятно, что он не хочет говорить на эту тему. Видимо, после смерти Питкерна, ордену действительно нужна новая стратегия, и это слишком важная тема, чтобы обсуждать ее с непосвященной девчонкой.       И все же Хэлл была невероятно благодарна магистру за те сведения, которыми он решил поделиться. Она подалась вперед и порывисто взяла его за руку, преданно заглядывая в глаза. Хэлен хотела сказать, как много для нее значит оказанное доверие, что постарается быть полезной, что чувствовать с Хэйтемом единство – самое дорогое, что у нее осталось. Но разве можно подобрать нужные слова, чтобы передать все, что лежит на сердце? Поэтому она просто молча смотрела тамплиеру в глаза. Кенуэй повернулся к ней, пристально разглядывая и чуть склонив голову на бок.       «Конечно, юношеский энтузиазм не то, что нужно ордену, но неужели ее сердце будет принадлежать нам… мне?» - подумал мужчина, склоняясь к собеседнице ближе. Как хочется иногда украсть немного счастья для себя. Всю жизнь он посвятил служению ордену, из-за этого лишился когда-то возлюбленной, которой теперь уже нет на свете. Боль этой потери до сих пор саднила в сердце, как старая рана. Может хотя бы теперь мир извинит его, и можно подумать об израненной душе, к которой судьба никогда не была снисходительна? Кто это юное создание, всего лишь живая кровь и плоть, которой хочешь коснуться и почувствовать, которой желаешь владеть. Но Хэлен неожиданно отстранилась, прикрыв глаза и как бы проводя между ними черту: все думает о чести.       - Больше никогда так не делайте, - хриплым голосом тихо сказал Кенуэй, отсаживаясь от недоступной леди и хмуро уставившись в окно.       Хэлен перевела погрустневший взгляд на руки, сцепленные в замок на коленях. Что ж, он действительно прав: она заявляет о верности супружескому долгу, а вместо этого словом или делом все время демонстрирует расположение Хэйтему. Только сейчас Хэлл подумала о том, что для магистра это недолгое путешествие, возможно, тоже было пыткой. Но не от него зависит будущее их отношений, решить должна она. Закусив губу, Хэлен сильнее сжала пальцы, с горечью думая:       «Это ты называешь «хранить верность»? Безнравственная… как низко ты пала!» - презирая себя всем сердцем, она тяжело вздохнула и украдкой посмотрела на собеседника: тот отрешенно смотрел в окно. Это решение далось графине нелегко, но было твердым. Невозможно устоять на двух бревнах, нельзя обманывать доверчивого мужа и поддаваться сиюминутным желаниям сердца. Если она хочет сохранить добрые отношения с Джоном, равно как и доверительные – с Хэйтемом, необходимо отринуть мечты. Хэлен вздохнула и закрыла глаза, вспоминая тихую ночь в Монмуте, которая принадлежала им одним. Именно тогда она позволила себе помечтать о том, какой могла быть их совместная жизнь, сложись все иначе. В то время она даже не знала, увидит ли снова графа Аммела, он казался далеким и будто не существовал. Но они больше не в форте, а совсем скоро вернется Джон – началась реальность. Рыжеволосая девушка распахнула глаза и резко поднялась на ноги, вырываясь из омута.       - Простите, - коротко сказала она и развернулась, собираясь уйти. Хэлен не знала, как произнести вслух то, что должна была:       «Простите, я не могу быть с вами и больше не стану искушать», - но сказать это было просто невозможно. Слова означали, что она отвергает его, а это было совсем не так. Просто проклятые обязательства и честь…       - Конечно, - отозвался Хэйтем, избавляя ее от необходимости подыскивать верную фразу. Не без сожаления Хэлен пошла к выходу, но у самой двери остановилась и нерешительно обернулась, собираясь еще что-то вымолвить.       - Я никуда не денусь, - опередил Кенуэй, точно угадав вопрос, который она хотела задать, и посмотрел на нее смеющимися серыми глазами. Хэлл смущенно улыбнулась на прощание и вышла, размышляя, рада ли его невозмутимости или нет. А что если он так спокоен просто потому, что она ничего для него не значит?       «Ты радоваться должна, глупая», - укоряла себя Хэлен, но неприятное сомнение все равно осталось в груди. Невозможно постичь природу женского сердца: миссис Аммел поклялась в верности мужу, и, в тоже время, была разочарована той легкостью, с которой Хэйтем согласился с ее выбором. Тем не менее, она прекрасно понимала, что лучше оставить все как есть. Ситуация итак была не из легких, незачем еще больше все усложнять.       Поужинать решили в общем зале. Это было небольшое помещение на первом этаже таверны, с обшарпанными грязными стенами и тусклым освещением чадящих ламп. За барной стойкой сидел важный хозяин. С высокого стула, который напоминал насест, он окидывал свои владения царственным взглядом и раздавал короткие указания слугам. В главном зале было не так много народу: традиционный кутеж начнется позже, после захода солнца.       К вящему неудовольствию Джона, мистер Кенуэй решил составить Аммелам компанию за ужином.       Хэлен присматривалась к нему, ища на лице признаки душевных переживаний, но мужчина выглядел невозмутимым. Как всегда безукоризненно вежливый и обходительный, Хэйтем ничем не выказывал каких-либо эмоций относительно их «разрыва». Правда девушка не была уверена, что это можно было назвать «разрывом», ведь между ними ничего и не было.       «Но могло быть, если бы я позволила», - подумала Хэлен, уныло уставившись в содержимое своей тарелки. На ужин подали мясное рагу, вкус которого громко хвалил Джон, но ей, что называется, кусок в горло не лез. Поднявшееся после ванны настроение снова упало, хотелось только одного: лечь спать и поскорее забыть этот долгий изматывающий день.       С неохотой приступив к еде, она со слабым интересом начала прислушиваться к разговору Джона и Хэйтема. Беседа протекала относительно спокойно: мужчины говорили сдержанно, но без злости. И все же чувствовалось едва уловимое напряжение, нависшее над их компанией. Хэлен в который раз подумала, что совершенно не умеет оценивать чужое настроение. Природа отношений этих двоих оставалась для нее загадкой. Как не хватало сейчас Абигаиль: блондинка сразу же разобралась бы, что к чему.       Но вот мужчины заговорили на повышенных тонах, что заставило Хэлен насторожиться. Она выпрямилась, подобно натянутой струне, и отложила ложку, обратившись в слух.       - Вы принимаете меня за бесчестного человека, - пылко возмущался Джон, а Хэйтем отвечал с ледяным спокойствием:       - Вовсе нет, лишь за того, кто ищет работу.       - Как вы могли подумать, что я соглашусь на участие в таком сомнительном предприятии? И это уже не впервые.       - Видимо, вы собираетесь проявлять упрямство, как и в прошлый раз, - иронично констатировал Кенуэй, без охоты делая глоток виски. Хэлен старательно делала вид, что ее здесь нет: чего доброго джентльмены вспомнят о том, что рядом с ними дама, и она опять ничего не узнает.       - Это фальшивомонетничество. Я должен доложить об этом, - горячился граф, позабыв об обыкновенном благодушии. Тут тамплиер отставил в сторону чарку, наклонившись к собеседнику через стол и сложив руки на столешнице.       - Попробуйте, мистер Аммел, но у вас нет доказательств. И я бы не советовал вставать у меня на пути, - с нескрываемой угрозой ответил он. Его бесстрастное лицо приобрело страшное выражение, от которого у Хэлен перехватило дыхание. Неожиданно она поняла, что если ее муж встанет на пути ордена, Кенуэй расправится с ним, не задумываясь, и она не сможет его остановить.       - Вам не сойдут с рук ваши дела, - запальчиво ответил Джон, ничуть не испугавшись, хотя вполне осознавал опасность, исходящую от оппонента. Хэйтем резко поднялся на ноги и хрустнул костяшками пальцев.       - Попробуете угрожать еще раз, и я вас убью, - вкрадчивым до ужаса спокойным голосом пообещал Кенуэй и широкими шагами пошел в сторону выхода, поклонившись онемевшей Хэлен на прощание. И она почему-то ни на миг не сомневалась в правдивости его угрозы. Ей вдруг стало по-настоящему страшно за судьбу милого Джонатана, который явно был намерен проигнорировать грозное предупреждение. Он не заслуживал такой участи. Девушку больно ранило то, что он не разделяет ее взглядов, но эта боль не шла ни в какое сравнение с тревогой за его жизнь.       - Джон, проявите благоразумие, - взмолилась она, кладя ладошку на широкое мужское плечо. Граф перевел на нее яростный взгляд: ее вмешательство еще больше разозлило его.       - Вы защищаете их? Конечно, ведь вы теперь с ними! – со злостью прошипел Джон и поднялся, собираясь последовать за удаляющимся магистром, но Хэлен изо всех сил удерживала его за руку.       - Опомнитесь, ведь они же убьют вас, - дрожащими губами прошептала она, чувствуя, как глаза наполняются слезами.       - И я ничего не смогу сделать…       Неподдельный страх, застывший на ее лице, заставил Аммела взять себя в руки. Он обернулся к жене и нежно взял ее за руки, тронутый тем, что не безразличен ей.       - Дорогая графиня, неужели вы согласны спокойно мириться с возмутительной деятельностью ваших друзей?       Хэлен нахмурила брови, пытаясь разобраться в сути услышанного разговора. Кажется, Хэйтем предложил Джону сотрудничество. Дело в том, что графу удалось получить место капитана в городской страже. Хотя он так и не подал прошение о восстановлении в регулярную армию, но все же отказался от мысли полностью покончить с военной карьерой. Городская стража официально не участвовала в военных действиях и в сложившихся обстоятельствах приобрела некоторую независимость от короны. Стражи закона обеспечивали порядок в городе, и им было не важно, какую носить форму: красную или синюю. Благодаря своему титулу, деньгам и хорошему послужному списку (если не брать в расчет действия в Лексингтоне), Джон мог стать командиром городской стражи.       Видимо для каких-то целей ордена Хики занимался фальшивомонетничеством, и лояльность со стороны стражей порядка могла значительно облегчить ему жизнь. Но граф Аммел скорее удавился бы, чем позволил себе даже думать об участии в таком грязном деле. Хэлен тоже не одобряла мошенничества, но раз мистер Кенуэй к этому причастен, значит, в конечном счете, это служит какой-то обоснованной разумной цели. Девушка закусила губу и неуверенно ответила:       - Но ведь никто не пострадает. – граф печально улыбнулся и покачал головой:       - Вы понимаете, что говорите? Такая деятельность подрывает благосостояние всех жителей города, от богатых до бедных. Так что это проносит людям вред в самом прямом смысле. В стране, охваченной хаосом войны, где все заняты тем, как бы перерезать друг другу глотки, очень легко нажить состояние подобным бесчестным образом. И это как раз в духе тамплиеров – воспользоваться ситуацией в своих целях.       - Откуда вы столько знаете о них? – пораженно воскликнула Хэлен, неожиданно поняв, что он знает о существовании тайного общества. Судя по всему, Аммел осведомлен обо всем давно, и куда лучше, чем она сама. Но Джон проигнорировал ее слова, неопределенно махнув рукой, и повторил недавний вопрос:       - Так вы с ними? Тоже считаете, что цель оправдывает любые средства?       - Разумеется, нет, но… - девушка горячо мотнула головой. Бурная сцена между новыми постояльцами привлекла всеобщее внимание собравшейся публики, но молодым людям было все равно: они замерли напротив друг друга, стоя неподалеку от стола, где остывал их ужин.       - Ваши друзья считают именно так, - безапелляционно заявил Джон, не дав Хэлен даже слова лишнего вставить.       - Но кто сказал, что их цели навредят человечеству? – упрямо возразила она, убежденная в справедливости идеалов Ордена.       - Нельзя творить добро, причиняя зло, - просто сказал военный, одарив ее снисходительным взглядом, - высшая цель, говорите вы, всеобщее благо? Но праведному делу не служат неправедными способами.       Хэлен нахмурилась и промолчала: она не знала, что противопоставить бесхитростной логике этих слов. В них был резон, возможно более истинный, чем казалось сначала, но она не готова была так просто принять это. Проведя ладонью по лбу, Хэлл тихо проговорила, обращаясь скорее к себе:       - Но должна быть причина…       - Она действительно есть, - с готовностью отозвался Джон, - только вряд ли вам понравится: это недостойное дело может быть выгодно только самим тамплиерам. А когда люди наживаются на других и говорят, что служат всеобщему благу, их называют лицемерами, только и всего.       - Замолчите, - почти жалобно попросила Хэлен, порывистым движением отступив на пару шагов назад. Ей не хотелось уверяться в бесчестном поведении людей, в чьи идеалы она готова была верить. Это означало новые сомнения и неопределенность, а ей так хотелось твердо встать на ноги.

***

      «Жизнь в Нью-Йорке мало чем отличается от той, что я вела в Бостоне. Другие улицы и лица, но та же рыночная суета, такие же люди: встревоженные и напуганные. Мы с Джоном перебрались в небольшой дом неподалеку от берега моря. Он не так велик, как Фокс-холл и не так далек от центра города, как мы хотели, но зато рядом шумит прибой. Шорох волн успокаивает перед сном и помогает просыпаться по утрам. Вместе с нами, конечно, живет Жанни, но других слуг пока нет. Вместе с этой девчушкой я веду все хозяйство. Джон хотел нанять еще слуг, но я отговорила его: у нас небольшое одноэтажное жилище с несколькими комнатами и лишние люди в доме нам ни к чему. Обустроить дом стоило большого труда, все еще не куплены некоторые необходимые вещи, хотя я почти каждый день что-то докупаю. Помимо хозяйственных вещей, я приобрела новый гардероб и свежую тетрадь для ведения дневника.       Соседи приняли нас не очень приветливо, но, в целом, люди они не злые, просто сейчас тревожные времена. Да и я не стремлюсь заводить новые знакомства, мне хватает компании Тэкоды и Жанни. По вечерам, когда Джон возвращается со службы, мы все вместе собираемся на ужин, болтаем и смеемся, а волк лежит у камина, лениво метя по каменному полу пушистым хвостом. Иногда к нам заглядывает Пол Ревир, к которому Джон относится благожелательно, несмотря на то, что продолжает называть патриотов мятежниками и смутьянами.       Хотя мне нравится новый дом и я в восторге от того, что могу сама вести в нем дела, со стыдом признаю, что это дается мне нелегко. Содержать комнаты и мебель в чистоте, готовить, стирать и штопать – юная Жанни понимает в этом куда больше, но я стараюсь научиться.       Иногда днем, пока Джона нет, ко мне заходит мистер Хэйтем, а порой я сама отправляюсь к нему в гости. Он живет вместе с Томасом Хики, который прочно обосновался в Нью-Йорке и ничуть не изменился. Я не стала расспрашивать тамплиеров об их сомнительном предприятии, которым занимается, конечно, только Томас. Хотя Хэйтему это и не по душе, он явно не собирается ничего менять. Так же, разумеется, он знает о том, что я не одобряю этот поступок, но даже если бы я попыталась заговорить об этом, он не стал бы меня слушать. Поэтому мы редко говорим об ордене и встречаемся просто для того чтобы вместе попить чай и обсудить последние сплетни. Возможно, мне кажется, но между нами словно возникла глухая стена из-за мошенничества Хики или из-за нашего «разрыва». Постоянно чувствуется некая недосказанность: не прозвучавшие упреки и недоговоренные фразы, чувственные взгляды, украдкой брошенные друг на друга через стол, который в эти мгновения кажутся непреодолимым препятствием. Но я держу чувства под контролем, и наверняка мистер Кенуэй это оценил, так как проповедует главенства разума над сердцем.       С Джонатаном мы тоже никогда не касаемся темы тамплиеров, с того первого дня в городе. Тогда перед сном мы многое обсудили.       Оказывается, его отец и даже дед, вели дела с тамплиерами в Англии, так что у их семьи довольно прочные и давние связи с этим орденом. Но Джонатан отказался последовать традиции и ничего не желает слышать о тамплиерах. Он мало что знает об истории ордена или о его истинных целях, зато прекрасно разбирается в методах и видит их почерк. Джон рассказал много такого, чего мне не хотелось бы знать.       Но даже если мне не нравятся некоторые действия ордена, все равно я продолжаю симпатизировать многим убеждениям Хэйтема. Чувствую, что меня разрывает пополам желание жить в согласии с супругом и стремление разделять убеждения моего кумира. Однако я понимаю позицию Джона, и, что хуже, никак не могу окончательно решить, какой стороны придерживаться.       Многое, из того что рассказывал мистер Кенуэй, приходится мне по душе, но чтобы там ни было, я никогда не смогу одобрить мошенничество и другие подобные дела, которыми не гнушаются тамплиеры. Так же в памяти всплывают сомнительные махинации Уильяма Джонсона с продажей чая и землями индейцев. Теперь мне известно больше, и я понимаю: Джонсон действовал, прежде всего, в интересах ордена, но для чего тамплиерам земля ганьягэха? Аргументировать это благородным желанием позаботиться о судьбе коренных американцев просто смешно. Орден не станет прилагать столько усилий ради одного единственного племени, даже если его конечная цель – благо человечества. Какие интересы преследовали тамплиеры, сумели ли их защитить, и если нет, продолжат ли попытки в будущем? Значит ли это, что ганьягэха снова грозит опасность? Нужно ли мне предупредить их или бездействовать, предоставив ассассину заботы о народе, за который он однажды уже вступился?       Мне-то казалось, когда я узнаю правду, то найду ответы на все вопросы, но загадок стало только больше: они не дают спокойно спать по ночам и сопровождают всюду, куда бы я ни шла и что бы ни делала. Я устала от тайн, устала выбирать и решать, что правильно, а что – нет.       Наверное, именно поэтому, когда вечером я кладу руки на плечи мужу и целую его в щеку, я чувствую нечто похожее на удовлетворение. Наша семья живет простой жизнью, мы редко ссоримся, в доме царит уют и покой. Все просто, правильно и естественно, так, как должно быть у обычных людей.       И все же страшные события прошлых месяцев до сих пор омрачают мою жизнь. Все начинается с приходом ночи: мучительно делить супружеское ложе, и дело даже не в том, что я не люблю Джона как женщина. Каждый раз, когда он прикасается ко мне, я вспоминаю о том, что потеряла его ребенка. Меня парализует ужас, навязчивый страх, который не оставляет вот уже несколько месяцев – боюсь, что у меня больше никогда не будет детей. Я смотрю на Джонатана, меня гложет чувство вины, в горле собирается ком, а к глазам подступают слезы. Это еще одно бремя, которое мне приходится нести в одиночку: знаю, что никому не смогла бы довериться.

12 октября 1775 года».

      - Госпожа, пришло письмо из Лексингтона, - с этими словами в комнату вошла Жанни, которая в последнее время сильно изменилась. Прилежная, всегда хорошо причесанная, в чистой одежде и очаровательном передничке, она не была похожа на ту непоседу, какой была в Фокс-холле. По всей видимости, сказывалось влияние графини, которая сильно привязалась к девчушке и взялась обучить грамоте.       Хэлен подняла на Жанни затуманенный взгляд и нерешительно отложила перо. Ее мысли вновь были заняты потерянным ребенком, и даже тайны тамплиеров не угнетали ее так сильно, как страх перед бесплодием. Она и сама не знала, откуда пришло тоскливое чувство, но оно не проходило, поселившись тупой болью где-то под сердцем. Ее так же мучила невозможность поведать о своих тревогах мужу. Щадя чувства Джона, она твердо решила не посвящать его в свою мрачную тайну, но, несмотря на все усилия, граф стал замечать ее затаенную боль и чувственную скованность. Очень скоро он потребует ответа, и что будет тогда, Хэлл боялась даже представить. Поборов природную скромность, она написала о своих переживаниях Абигаиль в Лексингтон. Письмо было отправлено около месяца назад, но долгожданный ответ пришел только теперь.       Хэлен моргнула и выпрямилась, возвращаясь к реальности. Приняв конверт, и с волнением сжав шуршащую бумагу пальцами, она хотела немедленно приступить к чтению, но заметила, что Жанни все еще топчется на месте.       - Что-нибудь еще? – голосом, выдававшим явное нетерпение, спросила рыжеволосая графиня, и служанка неуверенно кивнула:       - Принесли те занавески оливкового цвета для спальни, госпожа. Стало быть, их повесить позднее?       Хэлен прищурилась, пытаясь понять, что именно известно деликатной служанке, и о чем она только догадывается. Хотя Жанни и была еще совсем юна, ей уже довелось пройти через многое. Порой она обнаруживала исключительные наблюдательность и память. Вполне вероятно, что девчушка подозревает о причинах беспокойства своей госпожи, если только уже не знает обо всем наверняка. Но Хэлл была не готова откровенничать с кем бы то ни было. Ей стоило больших усилий довериться Абигаиль, а до сегодняшнего дня она надеялась, что письмо затерялось в дороге и не дошло до Лексингтона.       Значит, нужно вести себя, как ни в чем не бывало. Хэлен закрыла дневник и мягко поднялась со стула, шурша юбками малинового домашнего платья и спрятав руку с конвертом в складках одежды.       - В этом письме ничего важного, прочитаю позже, - непринужденным тоном сказала она и улыбнулась, - давай повесим занавески вместе прямо сейчас, мы же так долго выбирали подходящую ткань.       Жанни просияла и поспешила за занавесками, а Хэлен, тем временем, спрятала заветное письмо в ящике письменного стола. Закончив с этим, она остановилась возле окна, которое выходило на задний двор, в сад. Если присмотреться, за деревьями можно увидеть узкую полоску песка на побережье; слышалось мерное дыхание океана.       Хэлен любила эту небольшую уютную комнату, служившую Амеллам кабинетом и спальней. Потому стол, за которым хозяева обычно читали корреспонденцию, вели дела и писали письма, стоял именно здесь. Можно было бы конечно повесить занавески позже, но Хэлен невольно робела перед возможным содержанием письма. Вдруг в Лексингтоне случилось новое несчастье? Что Абигаиль скажет о личном горе своей подруги? Нет, графиня просто не могла прочитать послание вот так сразу, уже почти перестав ждать его. Лучше отвлечь себя милыми сердцу домашними хлопотами. Повесить занавески вместе с дружелюбной Жании например, почему бы и нет?       В доме у Амеллов имелись просторная гостиная и уютная кухня, где была дверь в прелестный маленький садик на заднем дворе, а так же еще две комнаты для гостей, в одной из которых сейчас жила Жанни. Съестные припасы и напитки хранили в погребе, в который вел люк, располагающийся на кухне. Так же в особняке был большой чердак, который при желании можно было утеплить и превратить в полноценное жилое помещение. Стараниями Джона, Тэкода разжился большой удобной будкой у заднего крыльца, но любил бывать в доме, рядом с хозяевами. Вид лесного хищника смущал соседей, так что волку позволялось много времени проводить в гостиной. Зверь предпочитал дремать возле камина, у ног Джона, который в свою очередь любил по вечерам погреться в кресле у огня.       Надо сказать, эти месяцы Хэлен действительно самоотверженно занималась обустройством нового дома. Девушка с тщательным вниманием относилась ко всем мелочам: от салфеток и занавесок, до цвета и высоты забора, который должен был ограждать участок. Осеннее время года не позволяло заняться огородом, но у хозяйки были большие сельскохозяйственные планы на весну.       Хотя восстановлением Фокс-холла активно занимались Гэбриэл и рядовой Потс, который пожелал стать управляющим графа Амелла, переезд в прежнее жилище откладывался на неопределенный срок. В колониях продолжала бушевать война, и перспектива жизни в стенах города казалась более разумной. Хэлен с удовольствием пожила бы в Бостоне, который неизменно нравился ей больше, чем Нью-Йорк, но город все еще был под осадой. От тетушки не было слышно никаких вестей вот уже несколько месяцев, хотя Хэлен и пыталась отправить ей весточку. Впрочем, это был выстрел наугад: если учесть, как долго пришлось ждать послание от Абигаиль, на ответ из осажденного Бостона вообще не приходилось надеяться.       На улице впервые за долгое время было ясно, хотя с моря дул прохладный ветер. Хэлен решила, что прочтет заветное письмо вне дома, подальше от возможных визитеров и любопытной Жанни: она не хотела показывать, какое значение придает письму подруги. Во-первых, она, конечно же, волновалась за оставленных друзей, во-вторых, рассчитывала получить разумный совет и сочувствие от Абигаиль в том вопросе, который ее так тревожил. Эти переживания были слишком личными, чтобы делится ими с кем-либо еще.       Покончив с занавесками, которые прекрасно подходили маленькой спальне, Хэлен, испытав слабое удовлетворение, тихо вышла из задней двери дома. Оказавшись в маленьком саду, она устроилась на укромной скамеечке у стены, скрытой от посторонних глаз старой раскидистой яблоней. В саду было много клумб с цветами, но все они уже отцвели, трава начинала жухнуть, а листва с деревьев почти опала, усыпав землю шуршащим желтым ковром. Невдалеке слышался веселый разговор рыбаков: эти двое жили в соседних домах и часто выходили в море на промысел. Даже сейчас ветер доносил резкий запах свежих морских даров, но Хэлен уже привыкла к нему. В этот час неутомимые мореплаватели латали лодку под навесом у самой воды. Вид счастливых людей, занимающихся привычным и любимым делом, заставлял Хэлл чувствовать себя неуютно. Она никак не могла избавиться от ощущения, что ее мрачная тайна, ужасающая трагедия, каждодневным напоминанием о которой служит собственный муж, написана на ее лице. Что всем вкруг уже давно все очевидно, что женщины осуждают ее, а мужчины – смотрят с презрением. Она позволила своему ребенку погибнуть, не подумала, не предугадала, не приняла меры, не была готова. И хотя в первое время Хэлен будто бы онемела от горя и ничего не чувствовала, то теперь боль в груди становилась острее с каждым днем, прожитым под одной крышей с Джоном. Она виновата…       Хэлен скорбно опустила плечи и тяжело вздохнула, не в силах отогнать новую волну грусти. Но, быть может, письмо Абигаиль вернет ей доброе расположение духа? К хозяйке неслышно подошел Тэкода и сел на землю рядом со скамьей, словно безмолвный страж.       Подруга писала, что жизнь в Лексингтоне возвращается в привычное русло. У фермеров нет времени на войну – нужно работать в поле, содержать скотину и хозяйство. Ранние холода, пришедшие в этом году, грозят погубить посевы. Часть зерновых безвозвратно утрачена – поля затоптаны солдатами. Хотя среди жителей Лексингтона были погибшие, горе не коснулось семьи девушки.       Потс самоотверженно занимается восстановлением Фокс-холла, хотя в нынешнее время трудно достать нужные строительные материалы и мебель. У Гэбриэла на это совсем нет времени – военный погружен в свои заботы. У лоялистов почти не осталось власти в тех краях – барон был меж двух огней: неумолимым начальством, требовавшим возвращения контроля над городком, и патриотами, которые, не скрываясь, маршировали по улочкам Лексингтона. Теперь над деревней развивается новый флаг, а запасы продовольствия отправляются в недавно сформированную континентальную армию. Гэбриэл не мыслил жизни без войны, а честь и упрямство не позволяли ему перейти на сторону очевидных победителей. Его взвод давно разбежался, так что он остался в одиночку бороться с ветряной мельницей. Впрочем, мисс Фишер выражала надежду, что здравый смысл заставит офицера остановиться и смириться с тем, что ничего не поделаешь. Мужчина подал было рапорт о переводе, но командованию было недосуг заниматься кадровыми перестановками. Несчастный с таким достоинством носил свой мундир, что никто несмел оскорблять его, а патриоты старались обходить стороной, чтобы не ввязываться в бессмысленную драку и не убивать одинокого вояку. Впрочем, барон всегда чем-то занят, как всегда собран и сдержан, у него много дел. Он как будто занимается каким-то расследованием, но никому не говорит, над чем работает. Это беспокоило его знакомых, которые все еще сохранили к нему дружеское расположение.       По тому, с какой нежностью Абигаиль писала о Гэбриэле, Хэлен поняла, что подруга безнадежно влюблена в красавца-барона, и возможно даже вызывает в нем ответные чувства. Но холодный блондин был поглощен своими заботами, у него не было времени думать о сердечных делах.       «Как и всегда», - констатировала Хэлен, недовольно хмурясь. Она предчувствовала, что эта любовь не принесет мисс Фишер ничего, кроме разочарования.       А вот у Брюса и Аманды все хорошо – эти двое некоторое время пользовались гостеприимством дома Фишеров, пока мистер Фокс не отремонтировал свое нехитрое жилье. Теперь же пожилая пара перебралась в прежний дом егеря. Кормилица слала Хэлен самые теплые пожелания. Удивительно, но о свадьбе речь не заходила. Вначале графиня удивилась, но, вспомнив, что мистрис Гарднер довелось заключить целых два несчастливых брака, поняла чувства воспитательницы. Но что еще более удивительно, именно Брюс настоял хоть на какой-то церемонии. Вместо венчания было решено устроить ритуал на индейский манер, Аманда не протестовала. Хэлен с тоской подумала, что не может позволить себе присутствовать на женитьбе дорогих людей, но твердо решила, что обязательно купит для них подарок. Вести о Брюсе и Аманде несколько подняли настроение, Хэлен приободрилась и продолжила чтение.       Закончив с новостями, Абигаиль, как всегда деликатная, очень мягко подошла к самой болезненной теме своего послания. Она искренне переживала за подругу и страдала от того, что не может быть рядом и оказать необходимую поддержку:       «…Я уверена, что вам нечего боятся, душа моя. Вы еще молоды, у вас хорошее здоровье. Дитя придет, дайте срок, и любовь к нему заглушит боль потери. Хотя я уверена, что ваш страх не имеет оснований, вы можете сходить к врачу, чтобы он подтвердил то, что я знаю сердцем.       Вы не могли знать, что находитесь в положении. В Лексингтон вас привело сердце, и если и надо кого-то винить, так это нас – тех, о ком вы спешили позаботиться, забыв об опасности. Не вините себя и не изводите предположениями: если беда приключилась, значит, так было суждено. Помолитесь Богу, как я ежедневно молюсь о вас, и обязательно станет легче на душе.       Бедный Джон, как печально, что именно он не в силах утешить вас. А вы как всегда отказываетесь разделить с кем-то груз, свалившийся на плечи. Но как же мистер Хэйтем? Вы были близки, но вы едва упомянули его имя в своем послании…»       После упоминания о тамплиере, миссис Аммел невольно разозлилась и дальше читала невнимательно, небрежно пробегая глазами по строчкам:       «…не отчаивайтесь…надеюсь на скорую встречу…с нетерпением жду ответа…всегда ваша, мисс Абигаиль Фишер»

13 августа 1775.

      А после, на самом краю листа, приписка, написанная нервным неровным почерком. Подруга явно торопилась, когда писала эти слова:       «Не знаю почему, но Гэбриэл очень негативно отзывается о мистере Хэйтеме. Я не хотела вам писать, но прямо сейчас, только что, он приходил ко мне в весьма расстроенных чувствах. Он говорил невнятно, я едва уловила смысл путаных фраз: барон либо был пьян, либо чем-то сильно потрясен. Единственное, что удалось разобрать, так это то, что он в чем-то винит мистера Кенуэя. Пару раз он упоминал ваше имя. Гэбриэл грозился раскрыть правду, восстановить справедливость, говорил о возмездии. Не знаю, что это значит, но прошу на всякий случай: будьте осторожнее со своим странным другом».       Хэлен некоторое время тупо перечитывала последние строчки, словно от нее ускользал смысл. О чем говорил Гэбриэл: об их связи с Хэйтемом, или о каком-то деле тамплиеров, о чем-нибудь столь же гадком, как фальшивомонетничество? Стоит ли предупредить на всякий случай тамплиеров?       Немного подумав, Хэлли решила оставить все как есть. Во-первых, в одиночку Гэбриэл не сможет причинить Хэйтему или ордену вреда. Во-вторых, если магистр узнает об угрозах барона, то может решить, что с ним лучше покончить. Хотя Хэлен никогда не испытывала приязни к товарищу супруга, но и смерти ему не желала. К тому же в последнее время она не чувствовала полного доверия к тамплиерам: не давали покоя воспоминания о деле Джонсона, мошенничество тоже было непростительным. Девушка понимала, что не сможет разгадать загадки, связанные с делами могущественной организации, а Хэйтем ни за что не станет разъяснять. Но даже если объяснит, это не изменит главного: чего бы ни добивались, они шли к цели темными путями, а Хэлен не могла этого принять. Поэтому она отодвигала размышления о тамплиерах и их кознях на второй план. К счастью или к худу, но имелись и иные поводы для тревоги и забот.

***

      На следующий день, после обеда, Хэлен отправилась на рынок, чтобы присмотреть подарок для Аманды и Брюса. Несмотря ни на что, сердце за них радовалось, хотя эта радость была отравлена горечью. Думая о счастье родных, Хэлл проплакала до зари, сожалея о своей не сложившейся судьбе и невольно завидуя старикам. Она лишилась человека, в которого была безумно влюблена: при одной мысли о Конноре сердце сжималось с новой силой, так, что становилось трудно дышать. Судьба в том виновата или ее собственная глупость, но и Хэйтем был потерян, когда она произнесла ненавистную клятву у алтаря. Кроме того, сомнения касательно порядочности ордена вновь выбили почву испод ног. Еще в Монмуте она черпала силы из мысли, что сможет посвятить себя служению благородным идеалам и высшей цели, но трудно сохранить еще не окрепшую веру, когда воочию наблюдаешь за низкими делами и поступками.       Именно после того, как девушка разуверилась в ордене и отстранилась от Хэйтема, боль от потери ребенка охватила ее с новой силой. Раньше что-то всегда помогало отгородиться от нее: отсутствие мужа, война в Лексингтоне, надежда на лучшее и вера в тамплиеров. Теперь все это исчезло, и Хэлен осталась один на один со своим несчастьем.       Что еще ей дано было видеть? Бездыханное тело друга на земле, кровь мертвого бандита на руках и платье, смерти индейцев, смерти солдат, война и смерть, смерть, смерть… Она оперировала жуткие раны, убаюкивала умирающих, горела желанием отомстить ассассину или убить, одновременно умирая от страха увидеть вновь.       Даже ее брак, со стороны такой благополучный, на самом деле был не более чем фикцией, пустышкой. И эта пустота с каждым днем разрасталась в груди, грозя выжечь сердце, еще способное на чувства, дотла. Как скоро дружеские чувства и благодарность вытеснит слепая злость, ни на кого конкретно не направленная, но излитая именно на Джона? Сколько ночей, разделенных с нежеланным человеком, потребуется, чтобы возненавидеть любовь? Сколько еще она вынесет, до тех пор, пока сердце не окаменеет?       Она чувствовала себя эгоистичной и мелочной, но не могла заставить себя полюбить графа. Милый, заботливый, добрый Джон – он заслуживал лучшего.       «Если бы только я осталась в Англии, мы бы поженились, и я была бы счастлива, не зная иной жизни. Если бы только не встретила Коннора, если бы не потеряла ребенка, если бы не узнала о тамплиерах, если бы…», перечислять можно было до бесконечности. И хоть эти терзания были бессмысленными, Хэлен не могла не думать об этом.       «Я мечтала открыть Новый Свет, пережить приключения, стать мудрее, повзрослеть и встретить любовь, испытать что-то стоящее, ощутить жизнь по новому, иначе, по-настоящему. Меня манили тайны, я наивно верила, что именно мне суждено разгадать их. Что ж, все сбылось, все исполнилось, я получила именно то, что хотела. А теперь жажду только одного – все это забыть, ничего не знать, сбежать, скрыться от правды, снова стать маленькой мисс Фокс, спрятаться на коленях отца в теплых объятиях и в безопасности. Но даже если вернусь в Англию, это ничего не изменит», - на этом Хэлен оборвала себя, запрещая дальше погружаться в тоску. Та несчастной серой крысой сидела в сердце, вгрызалась в мозг, медленно истончая душевые силы. Устроиться в Нью-Йорке? – что же, она сделала это, но что теперь? Теперь ее ждет гулкое ужасающее ничто. Нужно найти выход и бороться, нужно жить, но где взять силы, как избавиться от пугающей пустоты внутри?       Сегодня Хэлен, следуя совету Абигаиль, посетила утреннюю службу, но стало только хуже. Она не почувствовала облегчения или боли, только лишь… безразличие и саму малую толику злости: если Бог существует, то явно оставил ее, но за что?! За ложь у алтаря, скупость прежней веры или греховные мысли о страсти? И вот, стоя среди прочих прихожан, миссис Аммел с жутким спокойствием осознала: ушла и вера. Она хотела бы упасть на колени в святом месте и расплакаться, облегчив страдания, но не смогла. Что ж, прекрасно, пусть будет так. Она все равно не собирается сдаваться, все равно склеит себя по кусочкам, справится в одиночку, ей никто не нужен.       Бесцельно блуждая по оживленным торговым улицам, Хэлен неожиданно остановилась у небольшого прилавка и со странным выражением лица посмотрела на его содержимое. В первую секунду она не поняла, что привлекло ее внимание: на прилавке лежали детские погремушки. Рядом стояла пышногрудая матрона с ребенком на руках и выбирала своему чаду подарок. Хэлл судорожно вздохнула, приоткрыв дрожащие губы, но не могла отвести взгляда. Улыбающийся краснощекий торговец тут же принялся нахваливать свой товар, размахивая перед носом рыжеволосой женщины погремушками.       - Молодая госпожа может быть уверена, у Томаса самые лучшие игрушки. Купите одну, и вторую я отдам даром. В подарок, в честь грядущего пополнения в семействе. - сказал торговец счастливым голосом, не представляя, какие муки испытывает стоящая перед ним дама с бледным мраморным лицом статуи, в обрамлении огненно-рыжих волос.       У Хэлен пересохло во рту, она попыталась было отказаться, но слова застряли в горле. Она думала о том, как найти силы разнести уличную лавочку и разбить каждую игрушку. Как только эта мысль пришла ей в голову, рядом с Хэлен тотчас возникла чья-то фигура. Тихим голосом неизвестный мужчина произнес:       - Этого не нужно. – он уверенно и ободряюще взял девушку за руку, но ледяной тон его голоса резко контрастировал с теплом сильной ладони. Чувствуя себя безвольной куклой не способной самостоятельно двигаться, Хэлл кое-как повернулась к своему спасителю. А мистер Хэйтем, скользнув по ней взглядом, быстро пошел прочь, увлекая растерянную леди за собой.       Невозможно описать, какое облегчение она испытала, поняв, что не одна. Хэйтем, и будь прокляты все его тайны и нечистые дела, как всегда оказался рядом в нужный момент. Девушка позволила этому необычному человеку вести себя прочь сквозь людской поток и множество улиц, подальше от злополучного места. Вспомнив свое недавнее обещание быть сильной, Хэлл подумала о простой женской радости - быть слабой, тем более с таким человеком, как он.       Они остановились в небольшом сквере среди опавших деревьев, где было безлюдно, и только тогда посмотрели друг на друга. Заглянув в омертвевшие голубые глаза, мужчина испытал острую жалость и невыносимое чувство вины. Если бы только он сумел удержать ее тогда в Бостоне, все было бы иначе.       Видя искренне сочувствие в его взгляде, Хэлен едва удержалась от того, чтобы заплакать. Прильнуть к чужой груди и разрыдаться, а весь мир подождет. Пусть Хэйтем делает, что угодно и все будет так, как он захочет, только бы не лишиться его поддержки. Но Хэлен все же смогла взять себя в руки и сохранить достоинство. Она мужественно вскинула голову и поджала губы, тщательно скрывая слабость.       - Вы были в церкви сегодня, - тихо сказал тамплиер, бросив мимолетный взгляд в ту сторону, где над крышами домов возвышался крест.       - Я ничего не почувствовала, - дивясь безразличию, звучащему в голосе, ответила Хэлен. Хэйтем смерил ее испытующим взглядом, но решил не продолжать тему.       - Вы зачем-то искали меня? – немного погодя спросила девушка, не без сожаления высвобождая руку из чужой ладони.       - Мы давно не виделись, - просто ответил Кенуэй, и хотя слова звучали тепло, он не улыбнулся.       - Уже да, - сказала Хэлл и, определив, где они находятся, неспешной походкой двинулась в сторону дома. Очевидно, что подарок для Аманды сегодня отыскать не удастся, к тому же ей захотелось побыть одной.       - Как-то вы предлагали помощь, - заговорил тамплиер, идя шаг в шаг с женщиной. Встретившись с ней взглядом, он откровенно добавил:       - Хэлен, вам нужно чем-то занять себя.       - Уж не хотите ли, чтобы я тоже стала мошенницей? – насмешливым голосом поинтересовалась Хэлен, досадуя, что тамплиер в два счета разгадал ее переживания.       - Как успехи вашего мужа в поимке Хики? – насмешливо поинтересовался Хэйтем. Джон действительно прилагал все усилия, чтобы изловить главного фальшивомонетчика города, но пока даже не вышел на след его подельников. Рыжеволосая девушка одарила брюнета обжигающим яростным взглядом.       - Как вы можете спокойно участвовать в такой низости?       - Я вовсе не участвую и совсем не одобряю, - Кенуэй пожал плечами.       - Но вы допускаете! – упрямо воскликнула Хэлен, повысив голос, и получила в ответ удивительно нежный взгляд серых глаз.       - Наконец-то вы становитесь прежней. Что же, если для этого вам нужно ненавидеть меня, я согласен. Только не душите ненавистью себя.       Хэлен закусила губу и опустила взгляд, чувствуя, как краска румянца заливает лицо.       - Мой муж положит конец делишкам Хики, - пробубнила она себе под нос, упрямо сдвинув брови. И скорее почувствовала, чем увидела, что Хэйтем едва заметно улыбнулся.       - Заключим пари? А победитель получит вас, - развлекаясь, предложил он и рассмеялся в голос, заметив вспышку негодования на ее лице.       - Вы, вы… - Хэлен никак не могла найтись с ответом. Она понимала, что над ней бессовестно подтрунивают, но и пропустить мимо ушей такое невозможно. И, в тоже время, она понимала, что Хэйтем делает это только для того, чтобы растормошить ее, вызволить из темницы апатии. Он рядом недолго, а она уже злится, смущается, краснеет, и на сердце становится легче.       - Я всего лишь тот, от которого вы бежите, - ответил за нее мистер Кенуэй, и печально улыбнулся, натолкнувшись на непонимающий взгляд спутницы. В памяти проступил далекий день первой встречи, когда Хэлл, такая же раздосадованная и смущенная, как сегодня, произнесла эти слова. Она совсем растерялась и нервным жестом заправила прядь волос за ухо, а Хэйтем, тем временем, остановился на пересечении улиц.       - У меня есть небольшой подарок, скорее совет: обернитесь, и хорошенько присмотритесь к тому, что увидите. - галантно поклонившись, магистр легко коснулся губами тыльной стороны ее руки и подарил ободряющую прощальную улыбку.       - До встречи, миссис Амелл.       Хэлен хотела поблагодарить его и бранить последними словами одновременно, тепло прощаться или проводить холодным молчанием. И она промолчала, правда не холодно, а растерянно и смущенно. Потеряв знакомый силуэт в толпе, она обернулась и недоверчиво взглянула на здание, которое увидела перед собой. А спустя какое-то время в ее глазах зажегся неподдельный интерес.

***

      Через пару месяцев неподалеку от портового квартала открылась таверна «Старый Лис». Новая владелица сменила название, отремонтировала главный зал, наняла бармена и поваров. Прежний хозяин продавал помещение за бесценок, так как война совсем расстроила его дела. Будучи совладелицей «Зеленого дракона», миссис Амелл была немного знакома с бизнесом подобного рода. Поразмыслив, она решила, что такое занятие все же лучше, чем ничего. Уличив ее в коммерческой деятельности, лондонские леди и джентльмены возопили бы от ужаса и отвращения, но какое теперь до них дело? Конечно, вначале девушка сомневалась, а потом долго советовалась с графом. Джон был счастлив, что любимая нашла хоть какое-то занятие - это определенно поможет ей справиться с накатившей депрессией. Хотя он и не знал истиной причины поведения супруги, зато прекрасно понимал, что она не создана для того, чтобы сидеть дома. Длительное безделье убивает ее, особенно если сопряжено с какой-то душевной мукой. Таким образом, Хэлен получила полную поддержку своих смелых идей. Правда, пришлось изрядно потрясти нотариуса, чтобы вспомнил о том, что перед ним не только графиня Аммел, но и наследница значительного состояния Фоксов.       Прежде всего, в дом наняли нового слугу: пожилой человек отчаянно нуждался в работе и согласился выполнять тяжелую работу, остальным хозяйством должна была заниматься Жанни. Хэлл упрямо продолжала помогать ей в свободное время, но в основном готовилась к открытию нового предприятия. Перед тем как непосредственно заняться таверной, она с головой ушла в изучение необходимых документов, на пару недель совершенно забыв обо всем остальном. А если сосредоточиться на деле, боль отступает и измученное сердце получает передышку.       Несмотря на то, что в «Старом Лисе» был бармен, Хэлен зачастую сама вставала за стойку, с любопытством примеряя новую роль, но обычно она, конечно, уделяла время бумажной работе, понимая, что таким делом нельзя заниматься спустя рукава. Теперь графиня жила в двух местах: иногда оставалась на работе, а иногда отдыхала дома. Благо, что таверна и новый особняк Аммелов находились всего в паре улиц друг от друга, только «Старый Лис» был ближе к центральной части порта. Это сделало забегаловку излюбленным местом окружных моряков и рыбаков. Дела шли медленно, но успешно, и Хэлен удивлялась, гадая, каким образом предыдущий владелец умудрился прогореть.       Поначалу она думала расширить заведение и начать сдавать комнаты на верхнем этаже в наем. Но, во-первых, комнат было немного, а во-вторых, девушка полюбила проводить там время в одиночестве. Помещения над «Старым Лисом» (кабинет, гостиная, спальня и ванная комната) стали ее личным пристанищем, крепостью, в которой она чувствовала себя полностью уверенной в себе хозяйкой положения.       К великой радости Аммелов Томас Хики не стал навещать давнюю знакомую на новом месте, а вот Хэйтем иногда заглядывал и искренне радовался, видя воодушевление знакомой. Если он и рассчитывал на теплый прием, то Хэлен даже не задумывалась о том, чтобы оправдать эти ожидания. Она целиком ушла в работу, заперев чувства на замок. Ее занимали последние новости и торговля, что угодно, но только не романтические чувства. Если отказ от них означал забвение боли, она готова была заплатить такую цену. Впрочем, она так и не отважилась сходить к доктору.       Тем временем в Нью-Йорк пришла ранняя зима. Снег выпадал редко, дул пронзительный холодный сухой ветер, холода все усиливались. По вечерам, возвращаясь домой из «Старого Лиса», Хэлен старалась не заглядывать в лица прохожих. На улицах было много людей, лишенных крыши над головой, голодных и озлобленных. Хуже всего было видеть перемазанные грязью худые личики детей. Эти измученные маленькие ангелочки были сиротами, бездомными или выходцами из бедных семей. Те, кто постарше занимались воровством, а самые младшие толпились у таверн и кабаков, в надежде выпросить немного еды. Работники «Старого Лиса» не раз пытались прогнать группу голодающих подальше, но Хэлен настояла на том, чтобы несчастным всегда отдавали остатки еды, а детишек попросила собираться на заднем дворе. Среди постоянных просителей была совсем маленькая девочка, которая держалась в стороне от остальных, но неизменно возвращалась к таверне. Ее темные волосы отливали медью и завивались смешными кудряшками, а маленький курносый носик всегда был красным от холода. Малютка была одета в неизменное поношенное пальтишко и серое платьице с рваным подолом. Вещи были велики, но других у нее, очевидно, не было. Она ничем не отличалась от других бедных ребятишек, только выглядела совсем уж маленькой, не больше четырех лет. Несколько раз Хэлен пыталась расспросить бедняжку о том, где та живет, но всегда получала одни и те же ответы: «я – Бэкка, живу с папой, он болеет».       Графиня не могла назвать причины, но именно эта девчушка запомнилась ей больше остальных. Ее узкие, чуть раскосые миндалевидные глаза теплого орехового цвета всегда были чуть прищурены. Бэкка смотрела на мир исподлобья, выглядела дикой и нелюдимой. Она избегала сверстников, а еще больше – ребят постарше, которые любили задирать маленьких. Не раз Хэлл хотела проследить за ней, в надежде выяснить, где она живет, так как появились серьезные опасения, что малютка - беспризорница. Однако смышленой девочке всегда удавалось скрыться в толпе или каком-нибудь темном переулке.       В декабре ударили новые морозы, трое суток беспрерывно валил снег, и Хэлен не на шутку забеспокоилась за судьбу ребенка. Бекка появилась только через несколько дней, когда непогода прекратилась, и холод немного отступил. Девочка была похожа на приведение: худенькая, бледная, со впалыми, воспаленными от снега глазами. В тот день миссис Аммел сидела в гостиной на втором этаже таверны вместе с Хэйтемом и пила горячий чай. Заметив любимицу в окно, она вскочила с места и, не помня себя от беспокойства, бросилась вниз. За спиной слышались торопливые шаги тамплиера, который провожал встревоженную леди изумленным взглядом. Хэлен выбежала на мороз прямо в домашнем платье и остановилась на крыльце, шумно дыша и выпуская изо рта облачка пара. При взгляде на продрогшую маленькую гостью у нее оборвалось сердце.       Кухарка как раз отдавала Бекке остатки обеда, а сейчас они обе с удивлением смотрели на взволнованную хозяйку «Старого Лиса». Позади Хэлл появился не менее пораженный Хэйтем, но, увидев девочку, он успокоился – все стало ясно.       А Хэлен с ужасом рассматривала ребенка, не понимая, как раньше могла спокойно отпускать малютку в неизвестность. На смену первому облегчению, пришел страх за жизнь Бекки. Первым желанием было подбежать к бродяжке и обнять, чтобы никогда больше не отпускать. Бекка ясно различила это намерение и с опаской попятилась назад, переведя взгляд на невозмутимого Хэйтема, силуэт которого высился за спиной рыжеволосой женщины.       - Подожди, - только и успела вымолвить Хэлен, делая несколько порывистых шагов к девочке, но та развернулась и побежала прочь. Хэлл без раздумий бросилась следом, будто от этого зависели жизнь и смерть. Возможно, так и было. Добравшись до узкого проулка между стенами домов, она разочаровано оглядела оживленную улицу, видневшуюся в конце переулка. Очевидно, что отыскать Бекку в такой плотной толпе невозможно, но Хэлен не готова была сдаться так просто. И если бы не чужая рука, легшая ей на плечо, она непременно бросилась бы искать дальше.       - Вы простудитесь, - мягко сказал Хэйтем, привлекая ее внимание. Хэлен только сейчас почувствовала жгучее касание холода и непроизвольно поежилась. Разочарованно вздохнув, она медленно пошла назад, сосредоточенно хмуря тонкие брови, но на полпути остановилась, отказываясь идти дальше.       - Это нельзя так оставлять, она же погибнет! Боже, но почему она убежала?! – воскликнула Хэлли, заламывая руки и чувствуя саднящую боль в груди. Хэйтем задумчиво осмотрел запорошенный снегом пустынный двор, благоразумно оставив попытки увести подругу насильно.       - Бродяжки никому не доверяют. Возможно, именно это спасает девочке жизнь, - ответил он, спокойно встретив полный ужаса взгляд.       - Но она сказала, что у нее есть отец, - выдохнула Хэлен, почти наяву увидев закоченевшее хрупкое тельце Бекки, которое случайно обнаружат через несколько недель.       - Я почти уверен, что она - беспризорница.       - Но почему она соврала?!       - Наверное, боится, что ее отправят в приют. Никому не нужным детям трудно верить в бескорыстное беспокойство взрослых, - брюнет пожал плечами, подчеркивая, что причина лжи не так важна. Хэлен в растерянности провела рукой по лбу, лихорадочно обводя взглядом округу. Что же делать, немедленно отправляться на поиски? Но где искать глупышку, как отыскать в большом оживленном городе?       - Не отчаивайтесь, она еще появится, - обнадеживающе улыбнувшись, уверил Хэйтем. Хэлен была благодарна мужчине за то, что он не спрашивает, почему для нее так важна судьба малышки. Бэкка была одной из многих, но именно ее умные блестящие глазки и худое бледное личико завоевали сердце миссис Аммел. Другие дети были старше и бродили группами, а по внешнему виду некоторых было видно, что за ними приглядывают. И только Бекка всегда была одинокой и выглядела заброшенной. Сердце Хэлл сжималось от жалости и надежды: в ней запоздало проснулись материнские чувства, пусть и не к родному чаду. С усилием взяв себя в руки, она решила прислушаться к разумным словам друга и последовала вслед за ним в таверну.       Однако Бекка не появилась ни на следующий день, ни через неделю. Расстроенная, Хэлл предполагала худшее, но Кенуэй был уверен, что с девочкой все хорошо. Наверняка она затаилась где-нибудь или нашла другую кормушку, которую посчитала более безопасной. Но, в любом случае, отсутствие ребенка приводило графиню в отчаяние, хотя в последнее время она повеселела, занятая делами таверны. Джону и Жанни Хэлен упорно ничего не рассказывала, и домочадцы могли только гадать о новых причинах ее беспокойства. Не раз она хотела умолять Кенуэя помочь найти беглянку, но гордость удержала ее от опрометчивого шага. Умом она понимала, что мистеру Хэйтему не под силу отыскать иголку в стоге сена, даже если бы он пожелал потратить время на поиски.

***

      Время шло, но Хэлен упрямо отказывалась забывать Бэкку, несмотря на высокую вероятность того, что малышка исчезла из ее жизни навсегда. Стоя рядом с Жанни и Джоном на рождественской службе она с закрытыми глазами горячо шептала слова, которое повторяла, как заклинание: «верни мне ее». Окружающим казалось, что девушка погружена в молитву, но она не умоляла, не просила, но требовала. Хэлл переживала за судьбу Бекки так, будто это было ее родное дитя, и если своего первенца она потеряла, ни разу не увидев, то за Бекку собиралась бороться до конца. Она перевернет весь город, если потребуется, но от своего не отступит.       Часами Хэлен ходила по улицам и самым темным переулкам в надежде увидеть знакомую маленькую фигурку. Наверное, в какой-то мере она была одержима безумным стремлением разыскать пропавшего ребенка. Это страстное желание выиграть у злой судьбы хотя бы одно сражение поднимало ее с кровати, заставляло онемевшие от холода ноги шевелиться и упрямо бродить по улицам до глубокого вечера. Графиня не ходила в церковь с осени, объявив покинувшему ее Богу своеобразную войну, и посещение рождественской службы не было ветвью мира, скорее наоборот: яростным бунтом и вызовом.       Но жизнь никогда не бывает настолько жестокой, насколько может. И хотя Хэлен уже почти перестала надеяться, небеса или простой случай вновь свели ее с маленькой бродяжкой. В зимнее ясное утро, Хэлл, одетая в бежевое длинное пальто и теплое темно-зеленое платье, неспешно прогуливалась по рынку, прилегающему к порту, ее внимание привлекли громкие голоса. Она невольно обернулась на шум и увидела группу раздосадованных патриотов в потертых мундирах. Но самое главное – один из раздраженных мужчин удерживал за шиворот потрепанного пальто Бекку. Одежда девочки выглядела еще более изношенной, чем в прошлый раз, а личико похудело так, что трудно было узнать, но Хэлен ни секунды не сомневалась в том, кого видит перед собой. Позабыв куда направлялась, она бросилась к военным с одной единственной целью: отобрать желанное сердцу сокровище. Вблизи Бекка выглядела еще ужаснее и, похоже, едва держалась на ногах, но все равно упрямо продолжала вырываться из хватки патриота. Ребенок что-то нечленораздельно пищал, яростно брыкаясь и размахивая кулачками.       - Какая маленькая, а уже воровка, - говорил солдат, - где твоя мама?       - Пуфти меня, профлятий янка! – будто не слыша вопроса, кричала Бекка смешным шепелявым голоском.       - Успокойся, иначе возьмем тебя под стражу, - пригрозил увалень, не зная, как еще утихомирить разбушевавшуюся бунтарку. Разумеется, он просто неловко шутил, по крайней мере, Хэлен очень на это рассчитывала.       - Она бездомная сирота, точно говорю. Надо отвести ее в приют, пусть они там сами разбираются, - сказал один из патриотов. Услышав это, Бекка яростно взвизгнула и изо всех сил пнула его в колено. Пострадавший мужчина вскрикнул и отошел на пару шагов.       - Никак не уймешься, бестия? Немедленно отдай то, что стащила, а то хуже будет, - грозным голосом спросил тот, что держал ее, и несколько раз энергично встряхнул.       - Нисего не отдам, пофлюги, профалиться фам на мефтье! Пуфти, не то убью! – не сдавалась Бекка, но ее голос начал предательски дрожать. К счастью, в этот момент к группе подошла Хэлен, внутренне поражаясь безразличию прохожих: те шли, будто ничего не происходило.       - Оставьте девочку в покое, офицер, - ледяным, но вежливым голосом обратилась Хэлен к одному из парней. К счастью, она хорошо разбиралась в званиях и рассчитывала, что уважительное обращение смягчит справедливый гнев военного. Патриоты подозрительно рассматривали пришелицу и свою пленницу пока отпускать не собирались.       - Это ваша дочь?       - Да, моя. Что она натворила, джентльмены? – непререкаемым тоном осведомилась Хэлен, не давая шанса сомневаться в своих словах. Бекка узнала неожиданную спасительницу и притихла, глядя на рыжеволосую даму с надеждой. А может у нее просто совсем не осталось сил сопротивляться.       - Мой паек и недельное жалование, - пожаловался один из патриотов.       - И пакет с важными документами. Наверное, ее лоялисты подослали, - плаксиво пожаловался другой, шмыгнув носом.       - Болван, - презрительно сплюнув под ноги, констатировал третий, щеголявший роскошной угольно-черной бородой, - я скорее поверю, что война закончится до весны, чем в твои бредни.       - Но она взяла пакет, - виноватым голосом возразил второй. Все это были рядовые солдаты, а девочку держал офицер, недоверчиво разглядывавший Хэлен. Игнорируя его взгляд, миссис Аммел присела на корточки рядом с Беккой и осторожно взяла ее за ручку. Ладошка девочки была ледяной, и Хэлен показалось, что с этим прикосновением из нее уходят тепло и жизнь.       - Нужно отдать господам то, что взяла, - тихим ласковым голосом сказала она, твердо глядя в глаза замершей воровке. Бекка упрямо сжала губы и зажмурилась.       - Иначе они не отпустят тебя. Отдай, и мы пойдем домой. Я дам тебе все, что только захочешь, - дрогнувшим голосом продолжала убеждать малютку Хэлен.       - Не хосю! Ты злая, как фсе они, ты отдафь меня ф приют, не хосю, не пойду, не будю-ю! - Бекка топнула ножкой и пронзительно зарыдала. Воспользовавшись тем, что внимание девочки отвлечено, Хэлен ловко запустила руки ей под пальто и выудила оттуда небольшую сумку и сверток бумаг. Молча протянув вещи замешкавшимся военным, она снова присела, намереваясь взять продрогшую малышку на руки, но тут вмешался офицер.       - Не так быстро, мэм. Если это ваш ребенок, как вы объясните, что она бегает по улицам без присмотра?       - Мы немного повздорили, и она убежала, где-то умудрившись испортить платье. Сами видите, какой у нее характер, - без зазрения совести соврала Хэлен, выпрямившись и с вызовом встретив взгляд офицера.       - Вы слишком молоды, чтобы быть матерью, - вмешался один из солдат, моментально получив возмущенный взгляд в ответ. Она - замужняя дама, ведущая коммерческие дела, как смеет этот солдафон судить о ее пригодности? С колотящимся сердцем, Хэлен искала нужные слова, но язык словно присох к горлу.       - Нам стоит отвести ее в приют: зима нынче суровая, чертенок не выживет на улице, - решил офицер, посмотрев на ревущую Бекку измученным усталым взглядом.       - Стойте! Если вы не верите мне, тогда пойдемте к капитану городской стражи. Он знает нас и подтвердит мои слова, - цепляясь за эту неожиданную идею как за последнюю искорку надежды, вымолвила Хэлен.       - В конце концов, если вы соврали, это будет уже его забота, - после недолгого раздумья, ответил патриот, - а нам действительно некогда заниматься сиротой.       С этими словами мужчина направился в сторону штаба городской стражи, а сослуживцы с неохотой последовали за ним. У них действительно были занятия поважнее, чем возня леди и девочки. Идя рядом с офицером и стараясь держаться ближе к Бекке, Хэлен безмолвно молилась, чтобы Джон поддержал безумную идею без вопросов. Бекка немного успокоилась: ее вели не в приют, а сбежать от глупых взрослых она успеет позже. Хотя офицер и согласился пойти к капитану стражи, все равно не позволил Хэлен взять девочку на руки. Графиня смотрела на него с негодованием, но внутренне радовалась, что перед ней ответственный и разумный человек. Быть может, стоит понравиться ему, тогда проблем будет меньше.       - Как проходит компания патриотов в Нью-Йорке? – непринужденным тоном поинтересовалась она, изобразив на губах вежливую улыбку.       - Пока все идет не плохо, - не слишком любезно ответил один из солдат.       - Где теперь Сэм Адамс и Пол Ревир? Я давно их не видела.       - Не могу знать… вы знакомы с вождями восстания? – ошеломленно переспросил офицер, взглянув на спутницу по-новому.       - Можно сказать, что мы друзья. В начале лета я провела некоторое время в Монмуте и даже присутствовала при взятии форта, - наслаждаясь вытянувшимся лицом собеседника, ответила Хэлен.       - А я все думал, откуда помню ваше лицо, миссис Хэлен, наша маленькая чудесная фея! – радостно воскликнул один из патриотов, - в Монмуте вы заштопали мне пузо, помните?       - Робб?! – в свою очередь изумилась Хэлл, с трудом узнав в бородаче, с обветренным покрасневшим от мороза лицом, человека, которому зашивала рану на животе. Борода старила его лет на десять, не удивительно, что она не узнала его с первого взгляда. Робб счастливо улыбнулся и от души пожал женщине руку, так что у нее затрещали суставы на пальцах.       - Я рад, что вы меня помните, - польщенно насупившись, сказал вояка, - но неужели это ваша дочка, миссис Аммел? – бесхитростно поинтересовался он, скосив глаза на сироту. Хэлен была рада видеть бывшего пациента живым и здоровым, но готова была проклясть тесноту мира. Теперь придется врать и изворачиваться подобно ужу на сковородке.       - По правде сказать, нет. Это дочь одной моей знакомой, которая поручила мне заботу о ней перед… - Хэлен недоговорила и, изобразив горесть на лице, печально посмотрела на ребенка. Солдаты понимающе закивали, отчего-то решив на этот раз поверить новой выдумке. Видимо знакомство с Адамсом и Роббом все же сослужили ей добрую службу. Тем не менее, они продолжили путь к намеченной цели, хотя обстановка порядком разрядилась. Хэлен почти не сомневалась в успехе затеянного предприятия, оставалось только надеяться, что Джонатан не подведет.       Оказавшись в здании, где располагался штаб городской стражи, Хэлен попросила одного их подчиненных мужа позвать капитана. Через несколько минут в приемную вышел растерянный Джон, который еще больше изумился, увидев жену в такой странной компании.       - А вы не сказали, что капитан стражи – ваш муж. С вами как всегда не соскучишься, - весело улыбаясь, хмыкнул Робб, и обратился уже к графу:       - Вы настоящий везунчик, мистер Аммел, у вас славная жена, - сказав это, он готов был пуститься в очередной рассказ о своем чудесном спасении, но Хэлен перебила его, выступила вперед и быстро выпалила:       - Джентльмены не верят, что Бекка доверена нам Элизой на воспитание. Правда, я сказала им, что она наша дочь, и это их, верно, только сильнее запутало. Представляете, негодница убежала от меня, когда мы гуляли по городу, и промышляла самым отъявленным воровством, пока не попалась в руки этих порядочных господ. Они собирались отвести ее в приют, но я подоспела вовремя, - не запнувшись ни на одном слове, рассказала Хэлен, сочиняя буквально на ходу и от души ненавидя себя за умение так хорошо лгать. Произнося наспех выдуманную легенду, она смотрела в лицо Аммела умоляющим тревожным взглядом. Граф некоторое время молча переводил взгляд с одного участника трагикомедии на другого, и каждая секунда ожидания была для Хэлен настоящей пыткой. Джон должен ее поддержать, просто не может предать!       - Разумеется, графиня сказала вам правду, - наконец сказал он, и в его зеленых глазах загорелись озорные искорки. Что ни говори, граф всегда питал слабость к шуткам и розыгрышам.       - Вот видите, - с вызовом добавила Хэлен, обернувшись к офицеру, испытывая небывалое внутренне ликование. Она знала, что Джонатан поддержит ее несмотря ни на что!       - В таком случае, думаю, наши дела здесь закончены, - пробормотал офицер, и Хэлл тот час же выхватила из его рук драгоценную ношу, подняв удивительно легкую девочку на руки. Бекка переводила умный, но затуманенный усталостью и голодом взгляд с одного взрослого на другого, но пока не решалась подавать голос.       - Извините за доставленное беспокойство, - сама вежливость, добавил Джон и повернулся к Бекке, с напускной строгостью взглянув на девочку:       - Что нужно сказать, Бекка?       - Плостите, - с явной неохотой пробурчала малышка. Под насмешливыми взглядами собравшихся мужчин она обвила ручонками шею своей спасительницы и спрятала личико в ее рыжих волосах. В это мгновение сердце Хэлл, вот уже много месяцев скованное льдом, растаяло, а на душу снизошел покой. Когда военные ушли, а Бекка забылась глубоким сном прямо на одной из скамеек приемной, граф обратился к жене с улыбкой:       - А теперь расскажите мне, кто такая Элиза? – явно веселясь, поинтересовался он, но Хэлл не могла вымолвить и слова. Со слезами на глазах она крепко обняла его и порывисто поцеловала, без слов выражая чувства. Она ощущала небывалую легкость, почти эйфорию, хотелось плакать и смеяться. Позже Хэлен рассказала Джону о том, как приметила маленькую попрошайку среди других ребят, как волновалась о ней и мечтала найти, сходя с ума от тревоги за судьбу сироты. Видя воодушевление супруги, граф Аммел не стал спорить и разрешил ей оставить Бекку себе. Он был счастлив видеть свет в голубых глазах Хэлен, впервые, за очень долгое время. Отведя ее в свой кабинет, он приказал слуге принести горячую похлебку и чай, а сам отправился по своим делам.

***

      Хэлен сидела на диване в кабинете Джона, держа спящую девочку на руках и не смея тревожить сон измученного ребенка. Господи, какая она маленькая и хрупкая, как забавно хмурит бровки во сне и поджимает пухлые губки. Теперь все ее беды позади, уж Хэлен об этом позаботится. Замечтавшись, женщина не заметила, как Бекка проснулась.       - Как тебя зовут? – вполне внятно спросила девочка, глядя на Хэлен внимательными карими глазками. Удивительно, но она перестала шепелявить, видимо, совсем успокоившись.       - Меня зовут Хэлен, - дрожащим голосом промолвила миссис Аммел, робко проводя пальцами по щечке девочки. Беспризорница в свою очередь погладила ладошкой огненные пряди волос девушки.       - А я Ребекка. У тебя красивые волосы. - ответила девчушка и на некоторое время задумалась, - Ты ведь не отведешь меня в приют?       - Нет, но если хочешь, мы… мы можем жить вместе, - неловко предложила Хэлен. На этот раз ребенок надолго замолчал, всерьез обдумывая предложение.       - Или я могу отвести тебя к твоему папе, - поспешно добавила Хэлл, чувствуя, как болезненно сжимается сердце в груди. Она не хотела расставаться со своим найденышем.       - Мой папа умер, - бесхитростно призналась Ребекка, доверительно прижавшись к женской груди, колупая пальчиками пуговицы своего пальто.       - Мне очень жаль, дитя. И… как давно?       - Не знаю, наверное, когда еще было тепло, - снова хмуря брови, ответила курчавая девочка.       - Где же ты жила все это время?       - Дома. Я - самостоятельная и взрослая, - важно заявила Бекка, гордо вскинув подбородок. - Но если ты хочешь, я буду жить с тобой. Ты хорошая, не то, что эти янки, папа говорил, они - злые. Но нужно забрать мои сокровища из старого дома. - помолчав, добавила она.       - Конечно, мы заберем, как только захочешь. А сейчас давай-ка поедим, - едва сдерживая слезы, прошептала Хэлл. Девочка набросилась на предложенную еду, словно не ела несколько дней. Вполне вероятно, что так оно и было. Разглядывая ее чумазое личико, растрепанные короткие волосы и рваную грязную одежду, графиня с ужасом размышляла о том, какой страшной смерти избежала невинная девочка.       - Почему ты плачешь? – спросила Ребекка, отрываясь от тарелки с похлебкой. Она смешно зажала ложку в кулачке и перемазалась супом, но выглядела уже лучше: робкий румянец проступил на скулах.       - От радости, - прошептала Хэлен и беспомощно улыбнулась.