Шелест листьев (Stirring the leaves)

«Не вытаскивай королеву бубен, парень, она побьет тебя, если сможет. Ты знаешь, королева червей — всегда верное дело. Сейчас мне кажется, что у тебя были прекрасные карты на твоем столе, Но ты хочешь только то, чего не можешь получить». The Eagles – Desperado

      Лиззи лежала в постели, которую приготовили для нее гномы. Девушка завернулась в теплое одеяло словно в кокон, пушистые шкуры щекотали руки каждый раз, когда она поворачивалась. Когда она только зашла в свою комнату, она хотела поскорее упасть в кровать, чувствуя себя безумно уставшей и объевшейся. Спать в одежде, прям как в дороге, не хотелось, поэтому Элизабет сначала вытащила шпильки из волос, которые стали очень кудрявыми из-за заплетания кос на мокрые волосы. Девушка несколько минут пыталась развязать платье, отчаянно дергая за ленты. Она лучше сдохнет, чем попросит снова помощи у Торина, ей хватило того позора. Поругавшись и повертевшись, она наконец-то смогла немного ослабить ленты, достаточно для того, чтобы вылезти из платья. После чего девушка кинула его на кресло и натянула длинную красивую ночную рубашку, заботливо оставленную на подушке. К сожалению, усердные попытки снять платье взбодрили ее. И теперь она лежала в теплой мягкой постели…. и совершенно не могла уснуть. Она вертелась и вертелась под одеялами, но неважно, насколько было удобно и тепло, сон все равно не приходил. Ей казалось, что прошло уже несколько часов, а она лежала и просто смотрела на потолок, на котором отражался свет от угасающего огня. Ее мысли были в беспорядке: она думала то о возвращении в свой мир, то об опасной дороге впереди, то о приятном вечере. И, кажется, она начала чувствовать что-то сродни сожалению от мысли, что после всего этого ей придется покинуть этот мир. Счастливые мысли о пире были вконец испорчены, когда она вспомнила слова Фаина Торину. За весь вечер он ни разу не покинул своего места, и, уже протрезвев, сейчас девушка думала о том, насколько же те слова про его дедушку могли задеть мужчину. И не начнет ли он жалеть о дружбе, что завязалась между ними? Если, конечно, их странные разговоры, долгие взгляды и крохотные улыбки, которые она могла иногда выдавить из него, могли считаться дружбой. Глубоко вздохнув, Лиззи снова перевернулась и уткнулась лицом в мягкую подушку. Она усердно пыталась убрать из головы все мысли о Торине и Средиземье и наконец-то уже заснуть. Пытаясь себя успокоить, девушка напомнила себе, что у нее есть еще, по крайней мере, несколько недель. Еще же осталось самое главное – вернуть гору, что, правда, тоже не очень подбадривало. Накрывшись с головой, Лиззи простонала, когда подумала о проблемах, что их ждут: Торин и его «драконовая болезнь», Битва Пяти Воинств, Смауг… Вдруг Лиззи услышала мелодию, которая сначала была такой тихой, что она могла и не заметить ее, будучи под одеялом. Это был красивый и низкий звук арфы, на которой играл кто-то явно с безупречным навыком, и этот кто-то был за соседней дверью.       Торин почувствовал чье-то присутствие в комнате, и его пальцы застыли на струнах. – Я разбудил тебя? – тихо спросил он, не поворачиваясь. – Нет, – мягко ответила Элизабет, стоя в дверном проеме. Он повернулся к ней лицом. Она стояла между дверьми, освещаемая тлеющими угольками в камине. Ее обычно золотые волосы выглядели сейчас огненно-красными. Они выглядели непривычно – лохматые волны и кудряшки из-за прически, а потом из-за беспокойных попыток уснуть. На ней была гномья ночная рубашка, которая доходила до лодыжек. Из-под ночнушки выглядывали голые ступни. Поверх она накинула теплую шкуру. – Я думал, ты устала, – сказал Торин, вспомнив, как она зевала под окончание пира. Они все уже давно нормально не спали из-за того, что пришлось ночью идти к злополучной лестнице, избегая преследования орков. – Ага, я устала, – она вздохнула, все еще стоя в проходе. Через тонкую ткань просвечивали очертания ее ног. – Наглядный пример закона Мёрфи: это самая удобная кровать в моей жизни, но… – она снова вздохнула и неуверенно посмотрела на него, прижимая шкуру крепче к телу. – Я могу посидеть с тобой немного? Мужчина поставил арфу, которая все это время упиралась ему в плечо. – Как хочешь, – сказал он, жестом указывая ей зайти. – Ты сыграешь еще? – любопытно спросила она, осторожно и неуверенно заходя в комнату. Он посмотрел на нее взглядом, в котором отчетливо читалось «нет». Он не придворный музыкант, и не играл по каждому капризу. Игра на арфе была для него словно очищением, когда мысли и эмоции сильно беспокоили мужчину. После пира он решил поиграть на арфе из-за напряжения по поводу их завтрашнего продолжения путешествия. Он обдумывал все варианты, что может пойти не так, а потом главная роль тревожных мыслей отвелась Элизабет и ее положению после событий этого вечера. Теперь она была официально членом клана гномов, но многие из них приняли ее с теплотой еще тогда, когда она начала интересоваться их культурой, несмотря на ее слова о том, что она уйдет после окончания похода. Торин наблюдал за ней весь вечер, смотрел, как она танцевала, смеялась, пила и пела, и он осознал, что местами она была даже больше гномом, чем он мог бы подумать раньше. Девушка действительно влилась к ним, и будет грустно видеть, как она уходит. Он знал, что все в отряде будут сильно по ней скучать. По его молчанию Элизабет поняла, что он не намерен играть. Она слегка улыбнулась ему и подошла к маленькому столу, на котором стоял графин с виски и несколько хрустальных стаканов. Торин наблюдал за тем, как она налила два стакана, и кивнул в благодарность, когда она протянула один ему. Их пальцы слегка соприкоснулись. Она села в низкое кресло, натягивая ночную рубашку на ноги и заворачиваясь в шкуру, несмотря на тепло в комнате. Они сидели молча, и, видимо, она пришла не за разговорами, а за компанией и уютом. Мужчина сделал глоток, наслаждаясь жжением в горле, и продолжил наблюдать за ней. Дубовый вкус алкоголя пришелся ему по душе. Девушка выглядела напряженной: он хорошо уже научился понимать язык ее тела, поэтому он знал, что она обнимает себя крепко руками, когда переживает из-за чего-то. А тот факт, что она не спала, несмотря на удобства и защищенность крепости, были еще одним доказательством, что она чем-то обеспокоена. С того момента, как они покинули Ривенделл, она плохо спала, переживая из-за событий в горах, до этого же она засыпала мгновенно даже на холодной твердой земле. Наконец, когда ее стакан был наполовину пуст, Элизабет заговорила, наблюдая за почти гипнотизирующем ее пламенем. – Я… я так хорошо провела время сегодня, – призналась она. Торин все еще не мог понять, из-за чего именно она переживает. – Мне, кажется, здесь нравится, Торин, – девушка посмотрела на него и неловко пожала плечами. – Ты еще не видела Эребор, эта крепость не сравнится с ним, – сказал мужчина, вспоминая ее реакцию, когда она впервые увидела архитектуру гномов. Девушка улыбнулась: – Я не это имела в виду, хотя если Эребор даже лучше, чем Эред Митрин, то он должен быть воистину великолепен, – Лиззи снова посмотрела на пламя, она тихонько начала постукивать пальцами по стеклу стакана, другая рука прикоснулась к украшению на шее. – Мне нравится здесь, в Средиземье. Теперь я официально Огнебородая, официально член семьи Ур. Кили зовет меня своей сестрой, и я… я люблю его и Фили так же, как своих братьев там, дома, – произнесла девушка, споткнувшись на некоторых словах. – Ты скучаешь по своему миру? – спросил Торин, понимая, насколько она чувствовала себя сейчас разорванной на два мира. Вероятно, ее желание вернуться в свой мир не было высечено на камне, как он думал ранее. – Иногда меньше, иногда больше, – с грустью произнесла она, выражение ее лица было задумчивым. – Конечно, я скучаю по своей семье и друзьям, но также скучаю по мелочам… хумусу, «Аббатству Даунтон», зубной пасте и чистой одежде, – произнесла девушка незнакомые ему слова. – Это как резкая внезапная боль, понимаешь? Вот я иду с вами, и потом бум… и я думаю о том, как покупаю детскую одежду на день рождения своей племянницы. Торин моргнул удивленно – этого он о ней еще не знал. – Ты тетя? – решил прояснить он. Лиззи промычала в ответ и кивнула, на ее лице появилась улыбка. – Мой старший брат женат и у него есть дочь, ей меньше года. Мужчина сделал глоток виски. Она всегда очень охотно рассказывала про политику и инженерное дело своего мира с самой их первой встречи, однако про себя девушка особо не рассказывала. – Ты очень мало рассказывала мне о своей прежней жизни там, – озвучил он свои мысли. – Ты никогда особо и не интересовался, – ответила Лиззи. С того момента, как они решили быть друзьями, они разговаривали не так много. Торин посмотрел на нее, намекая, что сейчас он не против послушать. – Может быть, в другой раз, – девушка слегка улыбнулась и покачала головой. Они снова замолчали, единственными звуками остались треск в камине и отпивание алкоголя из красивых стаканов. Торин сидел в кресле, положив руки на подлокотники. Он рассматривал девушку: опять же, как это было и с вечерним платьем, видеть ее в гномьей ночной рубашке было ужасно непривычно. И хотя сейчас Элизабет была прикрыта больше, чем когда надевала некоторую одежду из своего мира, все равно видеть девушку в таком виде было несколько личным, учитывая, что они были одни вдвоем в комнате. Окажись он в такой ситуации с другой женщиной, он бы боялся, что та пытается принудить мужчину к женитьбе, зайдя к нему в комнату посреди ночи. За ним бегало несколько женщин как за принцем Эребора и лордом залов в Эред Луин, но он никогда не отвечал взаимностью на их чувства и не позволял им сближаться с ним. Однако он знал, что Элизабет ничего такого не замышляла. Каким-то образом она стала самой важной женщиной в его жизни, не считая его сестры, и она определенно была его первой женщиной-другом. Мужчина улыбнулся, когда подумал о своей сестре и ее волевом характере. Если Дис и Элизабет встретились бы, он бы не смог выиграть ни в одном споре. Элизабет нахмурилась, и на ее лице читалась задумчивость. Пламя отражалось в ее глазах, из-за чего было сложно прочитать ее мысли. На ее лбу виднелась глубокая морщинка. – Выглядишь встревоженной, – спустя несколько минут сказал он. Он словно разбудил ее от размышлений. Девушка моргнула несколько раз и повернулась к нему лицом, пытаясь спрятать свои эмоции. – Просто… думаю о моем появлении в обществе гномов, – произнесла Лиззи с какой-то уж очень хрупкой улыбкой на лице. Торин не был уверен, что она говорит полностью правду. – Ты хорошо справилась, – честно сказал он. – Не всем я понравилась, – самокритично произнесла девушка. – За день ты расположила к себе двух самых влиятельных людей в этой крепости, и подружилась с леди Аммой. Я бы сказал, это впечатляет, – сказал Торин. – Ты настоящий дипломат, надеюсь, мне никогда не придется быть против тебя, – добавил он, поднимая бокал в ее честь. Лиззи искренне улыбнулась, но затем она опять нахмурилась, опуская взгляд. – Давай, расскажи мне, что тебя беспокоит, – твердо произнес мужчина, и фраза была больше похожа на приказ, чем на просьбу. Он устал от ее встревоженного вида. Элизабет тяжело вздохнула и посмотрела ему в глаза. – Ты считаешь, что твоему дедушке было бы стыдно из-за того, что ты разрешил мое принятие? – наконец-то произнесла она то, что ее мучило. Торин моргнул. Он не ожидал, что слова гнома из Железноруких распространились настолько, что дошли и до нее. – Не обращай внимания на слова Фаина, Элизабет, – мягко сказал Торин, хоть это было причиной не только ее задумчивости. Когда мужчина сидел за столом, он долго пытался вспомнить, когда же он стал настолько терпимым к людям, чтобы не возражать принятию их в клан. Это было не характерно для членов королевской семьи у гномов. В конце концов, Торин пришел к выводу, что это все было последствием общения с Элизабет и его работой в деревнях людей. Это и сделало его более открытым, в отличие от его отца и деда. – Ты не ответил на вопрос, – пробормотала девушка, теребя пальцами ткань ночной рубашки. Теперь настала очередь Торина тяжело вздыхать, и он продумал ответ, прежде чем произнести его. – И деду, и отцу никогда бы не было стыдно за мои решения, если из-за этого никто не пострадал. Они бы знали, что у меня были на это причины, – медленно произнес он. Лиззи кивнула и снова посмотрела ему в глаза. – Но? – спросила она, посчитав, что он не договорил. – Но… – неохотно добавил Торин, думая о том, заденут ли ее его слова, – если бы они были живы сейчас, они бы не согласились ни с принятием, ни с одобрением этого, вне зависимости от моего мнения, – прямо сказал он. До разрушения Эребора он полностью разделял их мнения касаемо людей, возможность принятия человека была безумной и неуважительной по отношению к их культуре. Однако, каким-то образом, Элизабет стала исключением. – Понятно, – сказала девушка, кивнув слишком резко. Она снова отвела взгляд и начала теребить рубашку. Потом вдруг она заговорила: – Но это тебя беспокоит? Делать то, чего твой дедушка не желал бы? Мужчина снова тяжело вздохнул: ее вопросы как стрелы попадали в суть проблемы. Да, Торин думал о том, что его действия могут выглядеть как неуважение к своему деду и отцу, раз он шел против их устоев, которым было уже тысячи лет. И в какой-то момент он понял, что именно нежелание быть как его отец и дед, убедило его принимать собственные решения. Точно так же, как он отчаянно не желал следовать написанному пути его литературной версии в мире девушки. Это был его собственный путь. – Элизабет, ты должна понять, что к концу своей жизни мой дед… был не совсем в себе, что даже я не всегда мог увидеть в нем того гнома, что был раньше, – тихо начал объяснять Торин, не зная, насколько подробно ей стоит рассказывать. Пока он говорил, он вспомнил все те изменения, что произошли с его дедом из-за растущего богатства Эребора. Когда близкий человек отвернулся от сына и внуков и повернулся к горам золота. – Еще до разрушения Эребора сокровища… поработили его. – Драконова болезнь, – тихо произнесла Лиззи, ее глаза широко раскрылись, пока она слушала его. – Да, – мужчина провел рукой по подбородку и слегка покачал головой, углубляясь в воспоминания. Как бы сильно он не уважал и не чтил своего деда, у него не было никакого желания становиться как он, и поэтому он будет принимать свои собственные решения вне зависимости от желаний мертвых. – Ты не представляешь, каково это смотреть, как кто-то разрушается, видеть, как безумие превращает его в прах. Девушка заметно вздрогнула, опустив взгляд. – И я правда надеюсь, что я никогда и не узнаю, – еле слышно произнесла она, после чего покачала головой и посмотрела на Торина. – Что произошло? Торин сделал глоток виски, прежде чем начать говорить: – Потеря Эребора была большим ударом для него, но он смог сосредоточиться на людях, их безопасности, пока мы бродили по диким землям, – Торин вспомнил, как его дед желал помочь каждому мужчине, женщине, ребенку, что смогли спастись из Эребора. – Чувствую снова «но», – произнесла она, когда он затих. – Но, – продолжил он, его голос был серьезным, – пока мы искали жилье, он обезумел идеей вернуть Морию, зная о залежах митрила там. Он настоял на том, чтобы мы собрали отряд, чтобы вернуть Морию, не слушая, что Эред Луин был намного безопасней, – Торин резко встал, сжав стакан и сделав два шага в сторону камина, от внезапности Элизабет испугалась. У него ушло много времени, чтобы понять, что он был зол на своего деда. Зол из-за его эгоизма и решения повести людей на погибель. Зол, что он погиб, оставив его одного, молодого гнома, править, сделав его наследником не только разрушенного королевства, но и заложником клятвы мести и возвращения их богатств. Торин был зол, что ему пришлось сдаться в борьбе за Морию во время битвы при Азанулбизаре, зная при этом, что его отец и дед хотели бы, чтобы он сражался до последней капли гномьей крови до тех пор, пока Мория бы не была возвращена. Но он же, как новый король, решил отступить и спасти людей, оставив Морию позади. Столько гномов потеряло жизнь в безнадежной битве впустую. Часть него была возмущена жадностью Трора, которая привела Смауга. Он должен был быть сильнее, он должен был бороться с драконовой болезнью. Однако эти чувства было не сравнить со злобой и обидой, которые Торин чувствовал по отношению к себе. Он думал, что тогда, в тот ужасный день, он сделал хоть что-то полезное, убив Азога. Он думал, что потерянные жизни его людей были хотя бы отомщены. А когда он увидел Азога после Мглистых Гор, он понял, что он все-таки не отомстил за смерть своей семьи, друзей и сородичей, и мужчина почувствовал острую боль своего промаха. Этим утром, стояв перед дверьми Эред Митрин, он действительно думал променять безопасность на шанс убить этого монстра, даже если бы это закончилось и его смертью. Только голос Элизабет вернул его к холодному рассудку. Он посмотрел тогда на нее, стоящую с Фили и Кили рядом с их отрядом, и осознал, что он нужнее живым, чем мертвым. – Знаешь, – медленно начала девушка, осторожно разглядывая его после его резкого вскакивания, – … некоторые могут сравнить твое решение вернуть Эребор с желанием Трора вернуть Морию, – осторожно произнесла она, отчего он застыл. – У тебя есть все для нормальной жизни в Эред Луин, тебе не нужно рисковать, сражаясь с драконом. Мужчина повернулся и посмотрел на нее. В его голове была каша. Схожесть и вправду пугала, он не думал об этом раньше. – Это другое, – резко произнес он, и его голос звучал так, будто он старался убедить больше себя. – Правда? – Лиззи подняла бровь. – Эребор – наша родина, – твердо сказал он, посмотрев на нее. – Мория тоже была родиной гномов, – в ответ сказала она. – Древней и давно разрушенной родиной. И я, конечно, хотел бы увидеть ее однажды восстановленной, но Эребор – это настоящее и будущее нашего народа, – настаивал Торин, сев обратно в кресло. Его поза была напряженной, и он сел, положив руки на подлокотники, будто он сидит на троне. Мория, может быть, и была первыми залами гномов, залами самого Дурина, но то время прошло. Эребор был единственной их надеждой, если они хотят вернуть величие гномов, вызволить их из нищеты и тяжестей, в которых они оказались. – Это королевство, в котором они нуждаются, – закончил Торин. Элизабет поставила стакан и наклонилась вперед, уперевшись локтями в колени. Он посмотрела на мужчину, и ее взгляд был взволнованным. – Это не то, что ты говорил в Бэг Энде, – напомнила она ему, она явно была настроена спорить. – Ты сказал, что огромные богатства твоего народа могут лежать без защиты там, если Смауг мертв, и ты вернешь то, что по праву твое. – Золото – это наследие моего народа, оно наше по праву, и это неоспоримо, – твердо сказал он, ему не нравились ее намеки, будто он думает только о золоте. – Эребор – сердце королевств гномов в этом мире, включая горы золота, что лежат там… только с горой мы можем начать процветать, – его тон был запредельно серьезным. Гномы имели полное право вернуть гору, вернуть Аркенстон, который являлся символом божественного права на правление рода Дурина, символом, который был потерян во время нападения Смауга, символ, который он был намерен вернуть. – Эребор – наш дом, и это самое главное. – Хорошо, – медленно произнесла девушка, а потом серьезно на него посмотрела. – Потому что если ты собираешься вернуть гору, то у тебя должны быть правильные причины. Ни гордость, ни жадность, ни желание поквитаться с драконом, – строго сказала Лиззи. – Если все, что ты хочешь, это золото, то я могу тебе пообещать, что больше разбогатеешь, если повернешь прямо сейчас назад в Эред Луин… и плевать на судьбу Средиземья, мне все равно, – почти бормоча добавила она. Он задумался над ее словами про то, что гордость, жадность и месть не должны быть причиной его похода, если он хочет, чтобы все закончилось успешно. Ему стало несколько неловко из-за ее слов, так как гордость и месть были одними из причин. Ведь Смауг убил сотни его людей и заслужил смерти, а сами гномы опустились на дно нищеты, что было сильным ударом для их гордости. А восстановить ее можно было лишь только вернув королевство. Что касается жадности, то золото Эребора принадлежало ему и его народу по праву. Причем тут жадность, если это и так должно быть его? Это никогда не было вопросом – возвращать Эребор или нет. Это было чем-то, что необходимо сделать вне зависимости от всего. Даже если это казалось невозможным. Это было тяжелым наследием его расы. Король видел, как величие его народа сравняли с землей. Он не будет смотреть, как страдают его люди, терпя срам правления рода Дурина. Он будет королем, который увидит возрождение прежнего величия. Эребор был их спасением. – Правильные причины, – он начал медленно. – Я делаю это для Фили и Кили, для нашего народа. Они заслуживают лучшей жизни и лучшего дома, именно ради них я готов рисковать и сражаться со злом. Лиззи не выглядела убежденной. Она нервно кусала нижнюю губу. – Гору необходимо вернуть, Элизабет. До встречи с тобой я думал, что это невозможно, и мог лишь оплакивать наш дом, но у меня появилась надежда, когда Гэндальф дал мне карту и ключ, а ты убедила в том, что успех возможен, – сказал Торин. Он наклонился в ее сторону, желая ее убедить, что его мотивировала не жажда золота. – Ты не понимаешь, Элизабет, карта и ключ пришли ко мне вопреки всему, и если я этого не сделаю – никто не сделает. Торин замолчал, когда она начала качать головой. Ее лицо было бледным. – Отец и дед проиграли не только из-за золота, Трор подчинился соблазну сокровищ, но я не такой, я не такой, – попытался он ее убедить, избавить ее от сомнений. – Я увижу, как наше королевство восстановится. Она все еще качала головой, кусая губу. Она выглядела так, будто сейчас заплачет. – Элизабет? – спросил он и наклонился ближе, пытаясь понять, что с ней. В ее голове была внутренняя борьба. – Ты… ты не прав, знаешь, – наконец сказала она неуверенно, ее голос дрожал. – Прости, что? – потребовал он, в его груди появилось нехорошее чувство, что девушка сейчас расскажет что-то из ее знаний, что-то такое, что разрушит его надежду на спасение. – Т-ты… – Что, Элизабет? Девушка сжала губы и посмотрела на потолок. Она выглядела измученной. Лиззи глубоко и прерывисто вздохнула, прежде чем ответить, и посмотрела на него. Она боялась того, что ей предстояло сказать. – У тебя появится драконова болезнь, и ты… ты… сойдешь с ума, как Трор, – произнесла она тихо. Ее голос звучал грустно и виновато. Ее слова ранили в сердце словно ледяной кинжал. Он понимал, что в его семье была слабость к безумию, к жажде золота. Но это было жутко слышать от нее, от той, которая знает будущее, что он падет перед болезнью, которая заставила его деда вести бессчетное количество людей на погибель. – Ты знаешь это, – на выдохе произнес мужчина, не веря, что она скрывала такие вещи, и при этом рассказала, что он вернет гору и станет королем, что дало ему уверенность в этом походе. Он снова встал и провел слегка дрожащей рукой по бороде. – И ты не думала мне рассказать? – прорычал он. – Я говорю тебе сейчас, – в защиту сказала она. – Что еще ты скрываешь? – потребовал Торин, начинающий срываться из-за таких новостей. – Не делай меня во всем виноватой! – резко ответила девушка, отказываясь поддаваться его гневу. – Я буду скрывать то, что считаю нужным, мне не следовало и это тебе говорить. – Нет… нет, это не может быть правдой, – сказал он и подошел к камину. Руки его деда были в крови их сородичей, которые потеряли жизни на битве при Азанулбизаре. Она и так сказала, что Фили и Кили должны погибнуть во время похода в истории, что она знает. Значит ли это, что их смерть будет на его плечах из-за безумия, что поглотит его. Он не позволит этому произойти. – Нет, я сильнее, я не позволю этому случиться, – прорычал он, смотря на пламя. – Хорошо, потому что я тоже не позволю этому случиться, – уверенно сказала Элизабет, вставая и подходя к нему, оставив шкуру на кресле. Она заглянула ему в глаза. – Гэндальф перенес меня сюда, чтобы спасти род Дурина, и мне все равно, если мне придется тащить тебя, орущего и пинающегося, с края безумия, но я не позволю тебе пасть, ты меня слышишь? Торин моргнул, удивленный ее внезапной твердостью и близостью. Несмотря на ее лохматые волосы и скромную ночную рубашку, она внезапно напомнила ему грозного мстящего воина. Лиззи моргнула и опустила взгляд: женщина в ней вернулась обратно. – Ты говорил, что нужно победить зло, но зло – это не всегда дракон или орк на варге, – продолжила она, стоя в нескольких сантиметрах от него. – Это зло, с которым ты сталкиваешься на поле сражения с мечом в руке, но есть еще сражения, которые происходят здесь, – произнесла она и, подняв руку, прикоснулась мягкими кончиками пальцев к его виску, – и здесь, – добавила она и опустила руку ему на сердце. – А если в этих сражениях нельзя победить? – спросил он с почти незаметной дрожью в голосе. Дракон был материален, и он мог с ним сразиться в прямом смысле. Сражение, в котором он победит или проиграет, будет жить или умрет с честью. Но болезнь, безумие… На кону этого сражения стояла жизнь близких людей, не только твоя. Торин не хотел этого признавать, но в далеких уголках его разума он был напуган. Ее улыбка была грустной. – Победить можно, ты преодолеешь это в конце… но я постараюсь сделать все, чтобы ты вообще не поддался этой напасти, – пообещала Лиззи и глубоко вздохнула. – Слушай, я сделаю все возможное, чтобы спасти тебя, Торин, но я не справлюсь одна – ты тоже должен постараться и спасти себя сам, тебе предстоит сражаться, – в ее голосе звучали приказные нотки, и девушка снова посмотрела в его глаза. Рука Торина на автомате накрыла ее руку на своем сердце. На нем была только рубаха, и он чувствовал тепло от ее руки через ткань . – Ты назначила себя моим спасителем? – спросил он, и его голос все еще немного дрожал после этого откровения. – Да, – твердо произнесла она. Элизабет смотрела ему в глаза, а ее рука была такой теплой под его ладонью. Он смотрел в ее серые как пепел глаза и думал о том, как бы все было, если бы не она. Информация о том, что болезнь его настигнет, потеря племянников, чего он бы не выдержал, даже если бы стал Королем-под-горой, как она и обещала. Такая победа была бы пустой и ненужной без своих близких. На него внезапно накатила благодарность за ее присутствие и помощь, и это чувство было сильнее гнева. Он наклонился вперед и, не думая, прикоснулся губами к ее лбу. – Спасибо, – на выдохе прошептал Торин, почти касаясь ее кожи. Когда он выпрямился, он заметил, как Лиззи испугалась от этого проявления привязанности с его стороны. Ее рот был слегка приоткрыт, а глаза были непривычно большими. Девушка моргнула, на ее щеках появился румянец. Заметив, что ей неловко, Торин отошел, от чего ее рука опустилась обратно. Мужчина подумал, что ей стало холодно, когда девушка обняла себя руками, и поэтому накинул ей на плечи шкуру, что она оставила на кресле. Она стояла и не шевелилась, наблюдая за его движениями. – Иди поспи, – сказал он и убрал руки с ее плеч. – Это будет полезно – завтра утром мы отправляемся в дорогу. Элизабет кивнула, а потом очень смущенно на него посмотрела. – А ты… ты сыграешь для меня еще раз? – попросила она. Торин засомневался: все, что он хотел после их разговора, это обдумать все наедине, продумать пути решения. Хотя драконова болезнь не была чем-то, для чего можно было придумать план спасения. Тут нужно было просто быть сильным. Он знал, что у него вряд ли получится нормально поспать из-за мыслей, несмотря на комфорт и безопасность вокруг. – Пожалуйста? – добавила она, заметив его сомнения. Мужчина понял, что он не может ей отказать, и кивнул. Элизабет села обратно в кресло, завернувшись в шкуру так, что только глаза выглядывали. Он начал играть, и прошло всего несколько минут, как ее веки опустились. Музыка унесла ее в сон. Торин продолжил играть, слушая глубокое дыхание этой странной, но, без сомнения, сильной женщины, которая свернувшись лежала рядом с ним. И он молча благодарил Махала за ее присутствие в Средиземье.